Экое легкомыслие! Давеча он, Валамир, кладовки все обследовал — ни одного мешка не нашел! В банке на донышке зерна белого, да в кульке — стручки из теста. И все! А если голод? На чем продержимся?
Планы дед развивал титанические. Склонял Сигизмунда превратить “светелку” в кладовую. Мол, комната хорошая — он, Валамир, удостоверился. Крыс там нет, мышей не водится, сухо. Чем не кладовая? Мешок пшеницы поставить — как минимум. Сладкой муки — мешок. Соли — мешок. Макарон — мешка три! (Уважал старый вандал макароны.) Ну и окороков накоптить, рыбки заготовить… чтоб под рукой. Чтоб хранилось. Супермаркет супермаркетом, а так оно вернее.
Слушал Сигизмунд деда Валамира и чувствовал: все слабее душой ему противится. Не забыл еще 1991-й год, славное веселое времечко путча. Как с утра зачитали по всем каналам обращение ГКЧП, так и ломанул многоопытный советский народ в магазины — за солью, спичками и мукой. Было, было…
А деньги? Ведь принеси Лиутару дань такими деньгами — он же уши отрежет и в задницу их тебе засунет! И прав будет военный вождь! Бумажки! Сколько лет жил, никогда такой дури не видел! А вот на старости привелось. Вы бы еще листья осенние за деньги считали! Сколько живет такая бумажка?
Так ярился Валамир.
А Сигизмунд слушал и мысленно с ним соглашался.
Старый советский рубль — он долго жил. Еще в 80-е годы ходили рубли, выпущенные в начале 60-х. Тут по весне нашел в мокром снегу трешку 1972-го года выпуска. И ничего ведь с ней, заразой, не сделалось! Да… Впору вместе со старым вандалом об утрате благочиния закручиниться.
Утратилось, утратилось безвозвратно советское благочиние…
И неблагочиние — в лице “Сайгона” — тоже.
Хлеб — 14 копеек стоил и 16. За 12 изредка появлялся мокрый ржаной. Батон был по 22 копейки и по 26 — этот считался дорогим. В начале перестройки появился вдруг длинный батон по 50 копеек, его никто не брал — дорого.
Молоко 16 копеек за литр. Масло — 3 рубля 60 копеек. Сакральное и незабвенное четыре-двенадцать и три-шестьдесят-две — водка. Вынь да положь! Пиво — 22 копейки маленькая кружка. 44 — большая. Если очередь отстоишь.
Авторучка — 35 копеек. Килограмм кофе — 20 рублей. А до того был — четыре.
Вот и я говорю, подхватывал Валамир. Один серп за мешок зерна можно купить — в сытый год. Седло со сбруей — за тот же мешок, но в год голодный. Меч — за раба, если раб очень хороший. А не очень — так и за двух рабов. Смотреть надобно, какой меч и какой раб. Лошадь — тоже. Пахотная дешевле, боевая — дорого. Вол — как две пахотные лошади. Но и жрет зато!
Свиней выгодно разводить. Мороки с ними немного. Следить только надо, чтобы в чужой роще желуди не жрали. На второй раз поймают чужую свинью — убьют и правы будут. А на первый раз — не трожь! Вот такой закон.
Корова очень нужна. Но с коровой хлопотно. Можно коз держать. У него, у Валамира, три козы в хозяйстве.
— Теперь уже две, — поправил Сигизмунд. — Одна Анахрону душу отдала.
— Две, три — неважно. Главное — козы! От козьего молока — сила! Козье мясо в Вальхалле герои едят. Козлы — животные Вотана, вот так-то.
Целую песнь во славу козлов сложил Валамир.
Молоко ныне порошковое и на вкус гадкое. Выдумали — с долгим сроком хранения! А ведь там консерванты. Пишут, будто нет. А программа “Советы домохозяйкам” — Сигизмунд в машине иной раз по радио слушал — обратное утверждает.
Вот представь себе только, Сигисмундс, гнул свое Валамир, отправился наш военный вождь Лиутар на охоту. К тебе в дом по дороге заехал, истомленный. Пить хочет, силы подкрепить. Чем ты потчевать его станешь? Пакет выдашь?
— Да нет, — растерянно отвечал Сигизмунд, — в кружку ему налью.
— А в кружку откуда нальешь? — хитро щурился дед. — Из пакета? Так он тебя хорошо если на смех поднимет. Хоть с позором да живой останешься — и ладно. А то ведь и зарубить может сгоряча. Решит, что насмехаешься.
А в хуз войдет к тебе военный вождь! А ты ему вместо достойного седалища — эдакую “тубаретку”!
Последнее слово дед произносил по-русски и с особенным ядом в голосе.
Сигизмунд вел эти беседы с большим удовольствием. Стареете, Сигизмунд Борисович, ох стареете!
Один из таких разговоров был прерван звонком Натальи. Кстати, озо дед тоже не одобрял. Хочешь сказать что-нибудь человеку — так оторви задницу, войди к нему в хуз гостем и степенно побеседуй. А так издалека — что кричать! Дети малые так по огородам кричат.
Вика объясняла Сигизмунду:
— Они придают эмоциям куда больше значения, чем мы. Они даже считают, что человек думает не головой.
— А каким же местом? — пораженно спросил Сигизмунд и улыбнулся намекающе.
Вика паскудных намеков не поддержала.
— Грудью. Они гораздо более эмоциональны, чем ты думаешь. Для них не видеть собеседника — значит фактически не общаться. Без обмена эмоциями вообще никакого разговора быть не может.
Для экс-супруги Натальи отсутствие визуального контакта препятствием не являлось: своими эмоциями она легко прошибала телефонную линию.
— Ты чего не звонишь? Почему я обязательно должна тебе звонить?
— Я звоню.
— Что-то не слышно.
— У тебя все занято.
— Хотел бы — дозвонился бы. Другие же дозваниваются.
Пауза. Сигизмунд решил пойти ва-банк. Ему хотелось поскорее закончить этот суетный разговор и вернуться к неспешной беседе о благочинии. Эти беседы его расслабляли.
— Ну так что звонишь? — спросил он Наталью.
— Ты о сыне-то хоть вспоминаешь?
— Да.
— В общем так. Мне завтра надо уйти часов на пять.
— А теща? — вякнул Сигизмунд.
— Что теща? Почему чуть что — теща? — взъярилась Наталья. — У ребенка есть отец или нет? Почему я должна постоянно просить мою мать? Мне уже стыдно…
— Слушай, а ты за Евгения-то замуж еще не вышла?
Наталья сделала вид, что не расслышала вопроса.
— Завтра у Евгения лекция. В закрытом обществе. Туда допускают только продвинутых.
— Пойти хочешь, что ли? — осведомился Сигизмунд, неосмотрительно зевнув.
— Не твое дело! Чтоб завтра в одиннадцать забрал Ярополка.
— Я не могу. Я завтра занят.
— Ты всегда занят. Пускай ребенок у отца побудет.
— Я не могу. У меня совеща… люди! Тут, — добавил он.
— Слушай, что ты как маленький! Лясы точить с кем ни попадя — у него время есть! Знаю я твоих “людей”! Не попрыгаешь лишний раз со своей лысой в койке — не умрешь!
— Знаешь что? — грозно начал Сигизмунд.
— Не знаю! — отрезала Наталья. — Чтоб в одиннадцать…
— Да сыро же! Что мне с ним — пять часов по улицам гулять? А у меня дома ему скучно…
— Своди его куда-нибудь. В музей. И покормить не забудь. И носки посмотри, чтоб не сырые… Я смену дам. В пять вечера я к тебе заеду и заберу его. Будь дома. И чтоб никаких “людей”!
И не дожидаясь ответа, положила трубку.
* * *
Сигизмунд никогда не был яростным посетителем музеев, поэтому самая идея Вики провести день в Эрмитаже вызвала у него кислый привкус во рту. В последний раз он был в Эрмитаже школьником. Тогда еще посетителям выдавали мягкие уродливые тапочки. Тапочки лежали кучей в большом деревянном ящике возле гардероба. Надо было долго рыться, чтобы найти пару хотя бы сходных. Все они были чудовищно больших размеров. Это чтоб не портились прекрасные паркетные полы.
Скользя тапочками и поминутно спотыкаясь, школьники брели за бравой экскурсоводкой. Девочки в передних рядах что-то серьезно записывали в блокнотики, а мальчики толпились сзади и хихикали, показывая пальцами на голозадый античный пантеон.
Тащили их через Георгиевский, Тронный и прочие парадные залы, через галерею Двенадцатого Года, а далее — под строгими взорами генералов — к совсем уж скучному зальчику, набитому помпезным немецким фарфором.
В буфет их не пустили, но зато после похода удалось попить воды из автомата. Автомат, железный друг детворы, шумно извергал из чрева газировку с лимонным сиропом. Газировка стоила три копейки. Без сиропа одна. Но без сиропа не так вкусно. Пили из одного стакана под дружное кудахтанье двух тетушек из родительского комитета, сопровождавших экскурсию. Тетушки сулили беспечным школьникам немедленное заражение бытовым сифилисом. Школьники хихикали. Что такое бытовой сифилис, в классе не знал никто. Смутно догадывались, что что-то неприличное.
Больше Сигизмунду ничего в Эрмитаже не запомнилось.
И уж никак не мог предположить Сигизмунд, что второе его посещение Эрмитажа ознаменуется столь странными обстоятельствами.
После разговора с Натальей Сигизмунд долго плакался Виктории. Советовался, в какой музей сводить Ярополка. А Вика вдруг загорелась. Предложила всем вместе посетить Эрмитаж. Мол, давно она, Вика, собирается старого вандала в Эрмитаж стаскать.
— Зачем? — изумился Сигизмунд.
— Не знаю, — отводя глаза, призналась Виктория, — но очень хочется. Что-то в этом есть…
Стараясь не думать об абсурдности происходящего, Сигизмунд наутро загрузил в машину Валамира с Викой и поехал к дому Натальи. Дед в бисерном хайратнике, с седыми косами, глядел сурово. То и дело задавал Виктории вопросы — краткие, деловые. Вика, как могла, отвечала.
— Подождите в машине, — попросил Сигизмунд. — Я скоро.
Поднялся в квартиру. Ярополк был уже готов к выходу. Облачен в курточку и кроссовки. Рядом лежал полиэтиленовый пакетик со сменными носками, бананом и трансформером.
— Что так долго? Ребенок уже вспотел! — встретила Наталья Сигизмунда.
— Ладно, давай. Пошли, Ярополк.
— Мешок возьми. Дома переодень ему носки. И пол у тебя вечно грязный, и собака блохастая… Ярополк, после собачки обязательно помой руки, слышишь?
Ярополк топтался на месте. Он явно приготовился ныть.
Сигизмунд ухватил его за крошечную лапку, потащил за собой. Ярополк, загребая ногами, покорно побрел.
— Мы куда? В луна-парк? — спросило чадо.
— Нет. Мы пойдем смотреть сокровища.
— А “данкин” там есть?
— “Данкин” — это у нас хво? — осведомился Сигизмунд.
— “Данкин” — ну, это многое, — снисходительно пояснил Ярополк. — Это чупа-кэпс, например, или динозавры… Ну, разные серии… Летучие фишки, например. Наклейки прикольные такие!
— А, — сказал Сигизмунд. — Нет, “данкина” там нет.
Больше они ни о чем переговорить не успели. Сигизмунд усадил Ярополка на заднее сиденье, рядом с дедом. Вандал с любопытством оглядел мальчика. Пощекотал заскорузлым пальцем. Поинтересовался у Сигизмунда, не суннус ли это.
— Суннус, суннус, — отозвался Сигизмунд. Опять “единичка” не с первого раза завелась.
Валамир что-то сказал Вике. Та ответила.
— О чем это он? — не оборачиваясь, спросил Сигизмунд.
— Любопытствует, от кого ребенок — от меня или от Аськи, — хихикнула Вика.
— И что ты ему сказала?
— Сказала, что от другой жены. Мол, та жена тебе не угодила, ты ее отослал. И приданое вернул.
— Приданое! Да она у меня полдома утащила, — проворчал Сигизмунд.
Валамир проговорил что-то явно осуждающе.
— Говорит, негоже отсылать жену, которая рожает таких хороших мальчишек, — поведала Вика. — Бесхозяйственно это.
— Скажи ему, что она — дерзкая, глупая, расточительная баба. Капитал мой растратила. На авантюру подбила дурацкую. Из-за нее на бирже прогорел.
— Сам ему такое говори! — озлилась Вика.
Ярополк, дичась, отодвинулся от деда Валамира как можно дальше. Его пугала непонятная речь и страшный облик.
Старый вандал вдруг развеселился. Сказал (Вика перевела):
— Боится…
И сделал Ярополку “козу”.
— Гайтила, гайтила, — приговаривал он при этом.
— Чего он? — спросил Ярополк громко.
— Это дедушка Валамир, — пояснил Сигизмунд несколько запоздало. — Он так шутит.
— А че у него косы?
— У них дома все так носят.
— Че, все-все? И дедушки, и бабушки?
— Даже солдаты.
— А кэпсы там есть?
— Нет.
Ярополк на время утратил интерес к деду. Потребовал трансформера. Начал трансформировать из робота в самолет, оторвал руку, надулся. Потом его затошнило.
— Вика, отбери у него трансформер… Блин, где тут припарковаться-то…
* * *
В Эрмитаже изменилось почти все. Исчезли автоматы с газировкой. Впрочем, памятуя о “бытовом сифилисе”, теперь он и сам не стал бы поить Ярополка водой из общего стакана.
За вход содрали такую сумму, что Сигизмунд содрогнулся. С деда взяли еще дороже. Валамир Гундамирович выглядел безнадежным иностранцем. Выдать его за гражданина Российской Федерации не представлялось возможным, а паспорт с пропиской забыли дома.
К изумлению Сигизмунда, Вика свернула не в сторону помпезной лестницы, ведущей к сонму голозадых богов-олимпийцев — туда направлялось подавляющее большинство посетителей — а в какой-то непритязательный коридорчик, обитый фанерой. Уверяла, что там куда как интереснее.
Действительно, в коридорчике вскоре обнаружился стол с контролершей. Та оборвала билеты и посоветовала посмотреть Пазырыкские курганы. Это слово ничего не сказало Валамиру и Сигизмунду, Ярополка подвигло спросить: “Это что, там пузыри показывают?”, зато Вика просто подпрыгнула от восторга. Сигизмунд удивлялся все больше и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Планы дед развивал титанические. Склонял Сигизмунда превратить “светелку” в кладовую. Мол, комната хорошая — он, Валамир, удостоверился. Крыс там нет, мышей не водится, сухо. Чем не кладовая? Мешок пшеницы поставить — как минимум. Сладкой муки — мешок. Соли — мешок. Макарон — мешка три! (Уважал старый вандал макароны.) Ну и окороков накоптить, рыбки заготовить… чтоб под рукой. Чтоб хранилось. Супермаркет супермаркетом, а так оно вернее.
Слушал Сигизмунд деда Валамира и чувствовал: все слабее душой ему противится. Не забыл еще 1991-й год, славное веселое времечко путча. Как с утра зачитали по всем каналам обращение ГКЧП, так и ломанул многоопытный советский народ в магазины — за солью, спичками и мукой. Было, было…
А деньги? Ведь принеси Лиутару дань такими деньгами — он же уши отрежет и в задницу их тебе засунет! И прав будет военный вождь! Бумажки! Сколько лет жил, никогда такой дури не видел! А вот на старости привелось. Вы бы еще листья осенние за деньги считали! Сколько живет такая бумажка?
Так ярился Валамир.
А Сигизмунд слушал и мысленно с ним соглашался.
Старый советский рубль — он долго жил. Еще в 80-е годы ходили рубли, выпущенные в начале 60-х. Тут по весне нашел в мокром снегу трешку 1972-го года выпуска. И ничего ведь с ней, заразой, не сделалось! Да… Впору вместе со старым вандалом об утрате благочиния закручиниться.
Утратилось, утратилось безвозвратно советское благочиние…
И неблагочиние — в лице “Сайгона” — тоже.
Хлеб — 14 копеек стоил и 16. За 12 изредка появлялся мокрый ржаной. Батон был по 22 копейки и по 26 — этот считался дорогим. В начале перестройки появился вдруг длинный батон по 50 копеек, его никто не брал — дорого.
Молоко 16 копеек за литр. Масло — 3 рубля 60 копеек. Сакральное и незабвенное четыре-двенадцать и три-шестьдесят-две — водка. Вынь да положь! Пиво — 22 копейки маленькая кружка. 44 — большая. Если очередь отстоишь.
Авторучка — 35 копеек. Килограмм кофе — 20 рублей. А до того был — четыре.
Вот и я говорю, подхватывал Валамир. Один серп за мешок зерна можно купить — в сытый год. Седло со сбруей — за тот же мешок, но в год голодный. Меч — за раба, если раб очень хороший. А не очень — так и за двух рабов. Смотреть надобно, какой меч и какой раб. Лошадь — тоже. Пахотная дешевле, боевая — дорого. Вол — как две пахотные лошади. Но и жрет зато!
Свиней выгодно разводить. Мороки с ними немного. Следить только надо, чтобы в чужой роще желуди не жрали. На второй раз поймают чужую свинью — убьют и правы будут. А на первый раз — не трожь! Вот такой закон.
Корова очень нужна. Но с коровой хлопотно. Можно коз держать. У него, у Валамира, три козы в хозяйстве.
— Теперь уже две, — поправил Сигизмунд. — Одна Анахрону душу отдала.
— Две, три — неважно. Главное — козы! От козьего молока — сила! Козье мясо в Вальхалле герои едят. Козлы — животные Вотана, вот так-то.
Целую песнь во славу козлов сложил Валамир.
Молоко ныне порошковое и на вкус гадкое. Выдумали — с долгим сроком хранения! А ведь там консерванты. Пишут, будто нет. А программа “Советы домохозяйкам” — Сигизмунд в машине иной раз по радио слушал — обратное утверждает.
Вот представь себе только, Сигисмундс, гнул свое Валамир, отправился наш военный вождь Лиутар на охоту. К тебе в дом по дороге заехал, истомленный. Пить хочет, силы подкрепить. Чем ты потчевать его станешь? Пакет выдашь?
— Да нет, — растерянно отвечал Сигизмунд, — в кружку ему налью.
— А в кружку откуда нальешь? — хитро щурился дед. — Из пакета? Так он тебя хорошо если на смех поднимет. Хоть с позором да живой останешься — и ладно. А то ведь и зарубить может сгоряча. Решит, что насмехаешься.
А в хуз войдет к тебе военный вождь! А ты ему вместо достойного седалища — эдакую “тубаретку”!
Последнее слово дед произносил по-русски и с особенным ядом в голосе.
Сигизмунд вел эти беседы с большим удовольствием. Стареете, Сигизмунд Борисович, ох стареете!
Один из таких разговоров был прерван звонком Натальи. Кстати, озо дед тоже не одобрял. Хочешь сказать что-нибудь человеку — так оторви задницу, войди к нему в хуз гостем и степенно побеседуй. А так издалека — что кричать! Дети малые так по огородам кричат.
Вика объясняла Сигизмунду:
— Они придают эмоциям куда больше значения, чем мы. Они даже считают, что человек думает не головой.
— А каким же местом? — пораженно спросил Сигизмунд и улыбнулся намекающе.
Вика паскудных намеков не поддержала.
— Грудью. Они гораздо более эмоциональны, чем ты думаешь. Для них не видеть собеседника — значит фактически не общаться. Без обмена эмоциями вообще никакого разговора быть не может.
Для экс-супруги Натальи отсутствие визуального контакта препятствием не являлось: своими эмоциями она легко прошибала телефонную линию.
— Ты чего не звонишь? Почему я обязательно должна тебе звонить?
— Я звоню.
— Что-то не слышно.
— У тебя все занято.
— Хотел бы — дозвонился бы. Другие же дозваниваются.
Пауза. Сигизмунд решил пойти ва-банк. Ему хотелось поскорее закончить этот суетный разговор и вернуться к неспешной беседе о благочинии. Эти беседы его расслабляли.
— Ну так что звонишь? — спросил он Наталью.
— Ты о сыне-то хоть вспоминаешь?
— Да.
— В общем так. Мне завтра надо уйти часов на пять.
— А теща? — вякнул Сигизмунд.
— Что теща? Почему чуть что — теща? — взъярилась Наталья. — У ребенка есть отец или нет? Почему я должна постоянно просить мою мать? Мне уже стыдно…
— Слушай, а ты за Евгения-то замуж еще не вышла?
Наталья сделала вид, что не расслышала вопроса.
— Завтра у Евгения лекция. В закрытом обществе. Туда допускают только продвинутых.
— Пойти хочешь, что ли? — осведомился Сигизмунд, неосмотрительно зевнув.
— Не твое дело! Чтоб завтра в одиннадцать забрал Ярополка.
— Я не могу. Я завтра занят.
— Ты всегда занят. Пускай ребенок у отца побудет.
— Я не могу. У меня совеща… люди! Тут, — добавил он.
— Слушай, что ты как маленький! Лясы точить с кем ни попадя — у него время есть! Знаю я твоих “людей”! Не попрыгаешь лишний раз со своей лысой в койке — не умрешь!
— Знаешь что? — грозно начал Сигизмунд.
— Не знаю! — отрезала Наталья. — Чтоб в одиннадцать…
— Да сыро же! Что мне с ним — пять часов по улицам гулять? А у меня дома ему скучно…
— Своди его куда-нибудь. В музей. И покормить не забудь. И носки посмотри, чтоб не сырые… Я смену дам. В пять вечера я к тебе заеду и заберу его. Будь дома. И чтоб никаких “людей”!
И не дожидаясь ответа, положила трубку.
* * *
Сигизмунд никогда не был яростным посетителем музеев, поэтому самая идея Вики провести день в Эрмитаже вызвала у него кислый привкус во рту. В последний раз он был в Эрмитаже школьником. Тогда еще посетителям выдавали мягкие уродливые тапочки. Тапочки лежали кучей в большом деревянном ящике возле гардероба. Надо было долго рыться, чтобы найти пару хотя бы сходных. Все они были чудовищно больших размеров. Это чтоб не портились прекрасные паркетные полы.
Скользя тапочками и поминутно спотыкаясь, школьники брели за бравой экскурсоводкой. Девочки в передних рядах что-то серьезно записывали в блокнотики, а мальчики толпились сзади и хихикали, показывая пальцами на голозадый античный пантеон.
Тащили их через Георгиевский, Тронный и прочие парадные залы, через галерею Двенадцатого Года, а далее — под строгими взорами генералов — к совсем уж скучному зальчику, набитому помпезным немецким фарфором.
В буфет их не пустили, но зато после похода удалось попить воды из автомата. Автомат, железный друг детворы, шумно извергал из чрева газировку с лимонным сиропом. Газировка стоила три копейки. Без сиропа одна. Но без сиропа не так вкусно. Пили из одного стакана под дружное кудахтанье двух тетушек из родительского комитета, сопровождавших экскурсию. Тетушки сулили беспечным школьникам немедленное заражение бытовым сифилисом. Школьники хихикали. Что такое бытовой сифилис, в классе не знал никто. Смутно догадывались, что что-то неприличное.
Больше Сигизмунду ничего в Эрмитаже не запомнилось.
И уж никак не мог предположить Сигизмунд, что второе его посещение Эрмитажа ознаменуется столь странными обстоятельствами.
После разговора с Натальей Сигизмунд долго плакался Виктории. Советовался, в какой музей сводить Ярополка. А Вика вдруг загорелась. Предложила всем вместе посетить Эрмитаж. Мол, давно она, Вика, собирается старого вандала в Эрмитаж стаскать.
— Зачем? — изумился Сигизмунд.
— Не знаю, — отводя глаза, призналась Виктория, — но очень хочется. Что-то в этом есть…
Стараясь не думать об абсурдности происходящего, Сигизмунд наутро загрузил в машину Валамира с Викой и поехал к дому Натальи. Дед в бисерном хайратнике, с седыми косами, глядел сурово. То и дело задавал Виктории вопросы — краткие, деловые. Вика, как могла, отвечала.
— Подождите в машине, — попросил Сигизмунд. — Я скоро.
Поднялся в квартиру. Ярополк был уже готов к выходу. Облачен в курточку и кроссовки. Рядом лежал полиэтиленовый пакетик со сменными носками, бананом и трансформером.
— Что так долго? Ребенок уже вспотел! — встретила Наталья Сигизмунда.
— Ладно, давай. Пошли, Ярополк.
— Мешок возьми. Дома переодень ему носки. И пол у тебя вечно грязный, и собака блохастая… Ярополк, после собачки обязательно помой руки, слышишь?
Ярополк топтался на месте. Он явно приготовился ныть.
Сигизмунд ухватил его за крошечную лапку, потащил за собой. Ярополк, загребая ногами, покорно побрел.
— Мы куда? В луна-парк? — спросило чадо.
— Нет. Мы пойдем смотреть сокровища.
— А “данкин” там есть?
— “Данкин” — это у нас хво? — осведомился Сигизмунд.
— “Данкин” — ну, это многое, — снисходительно пояснил Ярополк. — Это чупа-кэпс, например, или динозавры… Ну, разные серии… Летучие фишки, например. Наклейки прикольные такие!
— А, — сказал Сигизмунд. — Нет, “данкина” там нет.
Больше они ни о чем переговорить не успели. Сигизмунд усадил Ярополка на заднее сиденье, рядом с дедом. Вандал с любопытством оглядел мальчика. Пощекотал заскорузлым пальцем. Поинтересовался у Сигизмунда, не суннус ли это.
— Суннус, суннус, — отозвался Сигизмунд. Опять “единичка” не с первого раза завелась.
Валамир что-то сказал Вике. Та ответила.
— О чем это он? — не оборачиваясь, спросил Сигизмунд.
— Любопытствует, от кого ребенок — от меня или от Аськи, — хихикнула Вика.
— И что ты ему сказала?
— Сказала, что от другой жены. Мол, та жена тебе не угодила, ты ее отослал. И приданое вернул.
— Приданое! Да она у меня полдома утащила, — проворчал Сигизмунд.
Валамир проговорил что-то явно осуждающе.
— Говорит, негоже отсылать жену, которая рожает таких хороших мальчишек, — поведала Вика. — Бесхозяйственно это.
— Скажи ему, что она — дерзкая, глупая, расточительная баба. Капитал мой растратила. На авантюру подбила дурацкую. Из-за нее на бирже прогорел.
— Сам ему такое говори! — озлилась Вика.
Ярополк, дичась, отодвинулся от деда Валамира как можно дальше. Его пугала непонятная речь и страшный облик.
Старый вандал вдруг развеселился. Сказал (Вика перевела):
— Боится…
И сделал Ярополку “козу”.
— Гайтила, гайтила, — приговаривал он при этом.
— Чего он? — спросил Ярополк громко.
— Это дедушка Валамир, — пояснил Сигизмунд несколько запоздало. — Он так шутит.
— А че у него косы?
— У них дома все так носят.
— Че, все-все? И дедушки, и бабушки?
— Даже солдаты.
— А кэпсы там есть?
— Нет.
Ярополк на время утратил интерес к деду. Потребовал трансформера. Начал трансформировать из робота в самолет, оторвал руку, надулся. Потом его затошнило.
— Вика, отбери у него трансформер… Блин, где тут припарковаться-то…
* * *
В Эрмитаже изменилось почти все. Исчезли автоматы с газировкой. Впрочем, памятуя о “бытовом сифилисе”, теперь он и сам не стал бы поить Ярополка водой из общего стакана.
За вход содрали такую сумму, что Сигизмунд содрогнулся. С деда взяли еще дороже. Валамир Гундамирович выглядел безнадежным иностранцем. Выдать его за гражданина Российской Федерации не представлялось возможным, а паспорт с пропиской забыли дома.
К изумлению Сигизмунда, Вика свернула не в сторону помпезной лестницы, ведущей к сонму голозадых богов-олимпийцев — туда направлялось подавляющее большинство посетителей — а в какой-то непритязательный коридорчик, обитый фанерой. Уверяла, что там куда как интереснее.
Действительно, в коридорчике вскоре обнаружился стол с контролершей. Та оборвала билеты и посоветовала посмотреть Пазырыкские курганы. Это слово ничего не сказало Валамиру и Сигизмунду, Ярополка подвигло спросить: “Это что, там пузыри показывают?”, зато Вика просто подпрыгнула от восторга. Сигизмунд удивлялся все больше и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62