Приступая к еде, Вебер спросил:
– Так о чём вы там говорили перед моим приходом? До моих ушей донеслось что-то об идиотах, выбирающих военную службу. Странно слышать это от тебя, Яна. Ты же закончила Норд-Пойнт, а потом три года служила в ВКС.
– Три с половиной, – уточнила она. – А на следующий же день после присвоения суб-лейтенантского звания подала рапорт о переводе в Астроэкспедицию. Но речь не об этом. Мы обсуждали кадровую политику Корпуса. Алекс считает несправедливым, что мы вербуем лётчиков с других планет, вместо того чтобы брать свою молодёжь – выпускников наших космических колледжей.
– Целиком и полностью поддерживаю его, – кивнул Вебер. – К сожалению, наше начальство считает иначе, оно не желает нянчиться с новичками.
– Но меня же взяли... – робко заметил я.
– С тобой случай особый, – сказала Топалова. – Ты закончил колледж уже полностью подготовленным лётчиком; ты обладаешь тем зрелым мастерством, которое обычно приходит лишь с годами. Не подумай, что я льщу тебе, я констатирую факт. Я летала с тобой, я видела тебя в работе. Ты не демонстрировал ничего сверхъестественного, не производил головокружительных трюков, которые так любят смаковать в кино и на виртуальных симуляторах, но которым нет места в реальности. Ты просто делал своё дело, ты управлял кораблём спокойно и уверенно, как опытный профессионал. Вчера вечером я просматривала запись полёта, это моя обязанность как первого пилота, – так вот, за все четыре часа ты не совершил ни единой ошибки, даже самой мелкой и незначительной.
– Короче, ты самородок, – подхватил Вебер. – И вот что я тебе скажу: если твой первый успех не вскружит тебе голову, как это часто случается со слишком одарёнными ребятами, если ты и дальше будешь работать над собой, то в будущем можешь стать лётчиком экстра-класса, какие появляются лишь раз на десять или двадцать лет. Таким, как кэп Павлов. Таким, какими были коммодор Йенсен и адмирал Шнайдер.
От неожиданности я поперхнулся и закашлялся. Топалова нахмурилась, а по губам Вебера скользнула беззаботная улыбка.
– Кажется, ты шокирован сравнением со Шнайдером? А зря. Человеческая личность многогранна, и нельзя рассматривать её только под одним углом. Тем более такую незаурядную личность, как Бруно Шнайдер. Да, он был фашистом. Но это ни в коей мере не перечёркивает того, что он был величайшим пилотом своего времени... И вот ещё что. Если при наших старших всплывёт имя адмирала Шнайдера, постарайся воздержаться от резко негативных характеристик типа «фашизм», «путч», «хунта» и тому подобного. Иначе можешь попасть в неловкую ситуацию.
– Почему?
Вебер небрежно передёрнул плечами:
– Да потому, что верхушка Корпуса кишмя кишит его бывшими соратниками. Как ты думаешь, что случилось с участниками мятежа после его провала? Да, лидеров посадили в тюрьму, некоторые ещё не отбыли свой срок. Часть старших и младших офицеров просто отправили в отставку. Рядовой и сержантский состав, за некоторым исключением, амнистировали – они ведь, по сути, лишь исполняли приказы начальства. Но оставалась ещё прослойка военнослужащих, которые чересчур увязли в заговоре, чтобы получить полную амнистию, но и не заслуживали на тюрьму или увольнение. Поэтому им предложили перевестись из Военно-Космических Сил в Астроэкспедицию, где их политические взгляды не могли принести особого вреда обществу. Большинство, разумеется, согласилось – в их числе и наш кэп.
– Павлов? – потрясённо переспросил я.
– Да, представь себе. Я сам был поражён, когда узнал о его прошлом. – Тут Вебер понизил голос почти до шёпота. – Но и это ещё не всё. Говорят, что и наш начштаба, сам адмирал Фаулер, был причастен к заговору! Точных подтверждений этому нет, всё жутко засекречено, однако его перевод в Корпус подозрительно совпадает по времени с переводом других мятежников.
«О, боже! – подумал я. – О, дьявол!..»
Теперь я начал понимать подлинные причины головокружительного старта моей лётной карьеры. И не скажу, что мне это нравилось...
7
Вскоре после завтрака меня вызвали к старшему помощнику для оформления всех необходимых документов. Старпом Крамер был лейтенантом-командором, вторым по должности и званию после Томассона, но ему ни при каких условиях не грозило стать капитаном корабля. В этой части лётного устава Астроэкспедиция следовала порядкам, принятым в гражданском флоте: старший помощник был администратором, он занимался внутренними делами корабля и не имел никакого отношения к его управлению. Шкиперу наследовали лётчики в соответствии со штатным расписанием должностей, а старпом так и оставался старпомом, и его продвижение по службе как правило выражалось в переводе на аналогичную должность на более крупном судне или на штабную работу – тоже административного плана. Но, помимо своих основных обязанностей, старший помощник исполнял ещё одну важную функцию – противовеса капитанской власти. В критических ситуациях он мог отменить любое решение шкипера, которое считал ошибочным, он даже имел право сместить капитана с должности и назначить на его место первого пилота или старшего навигатора. В истории нашей Астроэкспедиции были известны лишь считанные случаи, когда старпомы прибегали к таким экстраординарным мерам, и во всех этих случаях дисциплинарные комиссии признавали их действия правомерными и обоснованными.
Лейтком Крамер оказался весьма приятным человеком, и с первой же минуты мы с ним отлично поладили. Впрочем, такая уж работа у старпома – ладить с экипажем. Он немного побеседовал со мной на разные темы, чтобы составить обо мне предварительное мнение, затем мы занялись документами. Первым делом я ознакомился с приказом командира бригады о моём зачислении на службу с присвоением звания суб-лейтенанта (тут меня поджидал очередной сюрприз: Павлов самолично повысил мой пилотский класс до третьего). Дальше последовали разнообразные ведомости от интендантской службы – о постановке меня на довольствие по категории О2, о выделении каюты, о положенном мне обмундировании и так далее. Потом было распоряжение начальника медсанчасти, предписывавшее мне пройти комплексный медицинский осмотр в главной клинике Корпуса, и направление на добрую дюжину прививок.
А на закуску я получил бланк анкеты, подобной тем, которые уже не раз заполнял, подавая заявление в гражданские космические компании, но куда более детальной. Помимо стандартных, там были такие пункты, как кулинарные вкусы, хобби, предпочтения в спорте, кино и литературе и даже любимые цвета. Кроме семейного положения и наличия детей (я указал «холост, бездетен»), также спрашивалось, с кем я живу, и в качестве вариантов предлагалось – собственная семья, родители, другие родственники, друг, подруга. После некоторых колебаний я вписал имя Элис Тёрнер, обозначив её как подругу – в конце концов, это слово имеет широкий смысл.
Но окончательно меня добили две соседствующие графы: «Сексуальная ориентация» и «Отношение к сексуальным меньшинствам». Растерянно моргнув, я обратился к старпому:
– А мне всегда казалось, что это является сугубо личным делом каждого гражданина Октавии.
– Так оно и есть, – невозмутимо кивнул Крамер. – Ни ориентация служащего, ни его воззрения по данному вопросу не влияют на его карьеру. Однако мы должны знать о них во избежание неприятных эксцессов. Служба в Астроэкспедиции имеет свою специфику, и это нельзя не учитывать. Исследуя Дальний Космос, мы зачастую проводим в полёте по несколько месяцев кряду. В таких условиях корабль становится замкнутым автономным мирком, и очень важно поддерживать в нём нормальную психологическую атмосферу. Поэтому у нас нет запрета на близкие отношения между членами экипажа, тогда как в военном флоте это подпадает под определение неуставных взаимоотношений. Если в Корпусе служат муж и жена, друг и подруга... гм, пара друзей или подруг, мы определяем их на один корабль. Комплектуя вахты и специальные подразделения, мы учитываем ваши анкетные данные, в частности, и по тем пунктам, которые вас так смутили. Вот, например, младший сержант Каминская, бортпроводница, которая обычно дежурит на мостике с Первой группой, бисексуальна – ей нравятся как мужчины, так и женщины. Она этого не скрывает – впрочем, скрыть подобное на корабле невозможно. Если вас это смущает, я изменю график её вахт.
– Меня это совсем не смущает, – сказал я. И после некоторых колебаний уточнил: – В женщинах не смущает. А что касается мужчин, то... нельзя сказать, что к таким мужчинам я отношусь враждебно или с отвращением. Нет, никакого сознательного предубеждения. Просто в их обществе мне немного неуютно.
– Быть может, – предположил Крамер, смерив меня оценивающим взглядом, – причина в вашей привлекательной внешности. Бывало такое, что с вами пытались заигрывать?
– Бывало, – признался я, в который уже раз досадуя, что лицом пошёл в свою мать-актрису. – И чувствовал я себя прескверно.
– Да, вас можно понять. Тогда попробуем сформулировать вашу позицию по данному вопросу следующим образом: «Ситуационно обусловленное, но лишённое агрессии неприятие мужского гомо– и бисексуализма, при полной толерантности к женскому». Вас это устраивает?
– Целиком и полностью. Я бы не выразился точнее.
– Тогда так и напишите, – посоветовал старпом. – Слово в слово.
Я написал. А по поводу собственной ориентации меня так и подмывало спросить у Крамера, как называется мужчина, которого влечёт к «розовым» девушкам, но потом я рассудил, что это будет чересчур, и решительно указал «гетеро».
Когда я расправился с анкетой, старший помощник отправил меня к капитану Павлову, который находился в рубке командующего – фрегат «Марианна», как я уже и сам догадался, был бригадным флагманом.
Ответив кивком на моё приветствие, Павлов сказал:
– Присаживайтесь, пилот. Шкипер Томассон скоро освободится, мы соберём в кают-компании свободных от вахты офицеров и по всей форме представим вас как нового члена команды. Вы довольны?
Я замялся.
– Да, сэр, я доволен, но...
– «Но»? – нахмурился он, внимательнее присмотревшись ко мне. – Что с вами, суб-лейтенант? Вы, кажется, не в своей тарелке, хотя, по идее, должны сиять от радости и прыгать до потолка. В чём дело?
Я глубоко вдохнул, набираясь смелости.
– Капитан, сэр! Я... я знаю... то есть, мне известно... В общем, я думаю, что вы знаете, кто я такой.
Лицо Павлова помрачнело, как грозовая туча. Добрую минуту он просидел молча, уставившись в стол, затем поднял на меня тяжёлый взгляд и заговорил:
– Так, ясно. И я угадываю ход ваших мыслей. – Он подался вперёд, облокотившись на стол. – Теперь слушай внимательно, парень, что я тебе скажу. Твой отец был фашист. Уяснил? Повторять не надо? Но всё же повторю: он был фашист. Не как Гитлер – тот был нацист; а как Муссолини, Франко, Пиночет, М’буту и Асланбеков. Ты хорошо учился в школе и колледже и должен знать эти имена. Фашистом можно назвать и генерала-президента Чанга. Режим, который он установил на Тянь-Го, имеет глубоко национальную специфику, но в его фундамент заложены те же принципы, которых придерживался адмирал Шнайдер. Хотел бы ты жить на такой планете? Сомневаюсь. С виду ты гораздо умнее того молодого глупца, каким был я семнадцать лет назад, когда уверовал в бредовые идеи твоего отца. Не думаю, что он дурачил нас, он был свято убеждён, что мир можно сделать лучше при помощи насилия и принуждения. Он был опасным идеалистом, и для Октавии большое счастье, что наш путч провалился, что нашу хунту разогнали. Я и сейчас не в восторге от существующей системы власти, однако понимаю, что ничего лучшего мы не заслуживаем. Мы – в смысле весь наш народ, который каждые четыре года выбирает себе такое правительство. А любые попытки силой навязать обществу высокие идеалы неизбежно обречены на кровь и слёзы. Так что никаких сантиментов к памяти твоего отца я не питаю.
Жестом велев мне оставаться на месте, Павлов обошёл стол, передвинул одно из кресел и уселся напротив меня.
– Теперь поговорим о тебе. Ты, видно, вбил себе в голову, что тебя взяли в Астроэкспедицию из-за того, что ты – сын Бруно Шнайдера?
– А разве это не так?
– Нет, не так. Вернее, не совсем так. Хотя должен признать, что определённую роль это сыграло, но... Давай расскажу всё по порядку. Позавчера меня вызвал адмирал Фаулер и сообщил, что собирается провести эксперимент. Лучший выпускник и такое прочее – словом, то, что я говорил тебе при нашей первой встрече. В ответ я возразил ему, что это не в наших правилах, а если и менять правила, то для эксперимента нужно отобрать не одного, а группу лучших выпускников. Тогда адмирал выложил всю правду – о том, как ему позвонил шеф Гонсалес и рассказал о твоих затруднениях...
– Гонсалес из «Интерстара»? – вырвалось у меня. Мне было известно, что словом «шеф» в ВКС принято называть главных старшин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51