Ткнув
пальцем, он назначил человека, который должен был защищать
меня. Видимо, эта процедура была обычным делом в племени.
Назначенный, помощник вождя, тот, который командовал избившей
меня компанией, молодой воин по имени Гушлук-Тигробой, не
выразил большого энтузиазма по этому поводу. Потирая следы,
оставленные на его теле моими кулаками, он неохотно вышел
вперед и, отстегнув ножны меча и кинжала, положил оружие на пол
перед собой. Так же поступили и остальные сидящие в первых
рядах воины.
Воцарилась тишина, и Кхосутх объявил, что желает выслушать
доводы в пользу того, что человек по имени Исау Каирн(надо было
отдать должное правильному произношению вождя) не должен быть
принят в племя.
Само собой, таких аргументов было целое море. С полдюжины
воинов вскочили со своих мест и разом заговорили, перейдя
вскоре на крик. Гушлук говорил одновременно с ними, безуспешно
пытаясь разом представить контраргументы всем спорщикам. Я сник
и понял, что ело плохо. Но оказалось, что это только начало.
Мало-помалу Гушлук разговорился, вошел в роль, его глаза
заблестели -- он исступленно и уверенно доказывал остальным их
неправоту. Судя по его энтузиазму и обилию аргументов в мою
пользу, можно было подумать, что мы с ним просто друзья с
детства.
Отдельного обвинителя назначено не было. Каждый, кто
хотел, мог взять слово. И если Гушлуку удавалось разбить его
доводы, то еще один голос присоединялся к голосам в мою пользу.
Все новые и новые воины присоединялись к нам. Крики Тхаба, рев
Гхора и страстные речи моего заступника слились в едином
потоке, и вскоре почти все воины выступили в мою защиту.
x x x
Не повидав совет Котхов наяву, невозможно вообразить себе
это зрелище. Это был настоящий базар, бедлам, сумасшедший дом.
Одновременно звучали от трех до пяти сотен голосов, но один --
никогда. Как Кхосутх умудрялся хоть что-то понимать -- осталось
для меня загадкой. Но он явно держал руку на пульсе спора,
восседая на своем каменном троне, словно мрачный бог,
осматривающий подвластный ему мир.
В обычае откладывать в сторону оружие был свой смысл. Спор
нередко переходил в скандал. Начинались переходы на личности,
поминались близкие и дальние родственники, всплывали давние
обиды. Слов не хватало, в дело шли кулаки. Руки привычно
тянулись к поясам, где обычно висело оружие. Время от времени
вождю приходилось подавать голос, призывая спорщиков соблюдать
хотя бы видимость порядка.
Напрасно я пытался следить за ходом дискуссии. Многие
аргументы как за меня, так и против были лишены не только
строгой логики, но и вообще какого бы то ни было смысла.
Оставалось лишь ждать, чем кончится дело.
Ко всему прочему, спорящие частенько уходили в сторону от
темы, а вернувшись, не могли вспомнить, на чьей они стороне.
Казалось, конца этому не будет, ибо пыл воинов не ослабевал. В
полночь они все так же яростно спорили, без устали крича и
вцепляясь руками в бороды оппонентов.
Женщины не принимали участия в обсуждении. После полуночи
они стали потихоньку расходиться, уводя с собой детей. В конце
концов на верхних скамьях осталась лишь одна худенькая фигурка.
Это была Альтха, следившая (или пытавшаяся следить) за ходом
споров с неподдельным интресом.
Я сам уже давно бросил это дело. Гушлуку моя помощь была
не нужна, он и сам отлично держал оборону. Гхор подбежал к
трону вождя и умолял Кхосутха позволить ему свернуть ко!-кому
из особо упорных спорщиков шею.
В общем, на мой взгляд, все это больше всего напоминало
митинг в сумасшедшем доме. В конце концов, не обращая внимания
на шум и на то, что решается моя судьба, я начал клевать носом
и вскоре крепко заснул, предоставив доблестным воинам-Котхам
драть глотки и бороды друг друга, а планете Альмарик нстись по
своей орбите под вечными звездами, которым не было никакого
дела до людей ни на Земле, ни на других планетах.
На рассвете Тхаб затряс меня за плечо и проорал прямо в
ухо:
-- Мы победили! Ты станешь членом племени, если поборешь
Гхора!
-- Я сверну ему шею. -- пробормотал я и снова уснул.
Глава IV
Так началась моя жизнь среди людей Альмарика. Я, начавший
свой путь по этой планете голым дикарем, поднялся на одну
ступень эволюции, став варваром. Ведь племя Котхов было
варварским племенем, несмотря на все их шелка, стальные клинки
и каменную крепость. Сегодня на Земле нет народа, стоящего с
ними на одной ступени развития. И никогда не было. Но об этом
позже. Сначала я расскажу вам о моем поединке с
Гхором-Медведем.
С меня сняли оковы и поместили на жительство в одну из
башен -- до моего выздоровления. Я все еще был пленником. Котхи
приносили мне еду и воду, а также перевязывали мою рану на
голове, которая не была столь серьезной по сравнению с теми,
что нанесли мне дикие звери, и которые заживали сами собой,
безо всякого лечения. Но племя желало, чтобы к поединку я был
абсолютно здоров и мог на равных сразиться с Гхором, чтобы
доказать мое право стать одним из Котхов. Если же я проиграю
поединок, то, судя по рассказам и впечатлению от Гхора,
проблем, что со мной делать дальше, не будет. Шакалы и грифы
позаботятся о том, что от меня останется.
Большинство Котхов относилось ко мне безразлично. Лишь
Тхаб-Быстроногий проникся искренним расположением к моей
персоне. За время, которое я провел взаперти в башне, я не
видел ни Кхосутха, ни Гхора, ни Гушлука, ни Альтху.
Не могу припомнить более утомительного и тоскливого
периода в моей жизни. Я ничуть не боялся предстоящей встречи с
Гхором. Не то чтобы я был заранее уверен в победе -- просто мне
столько приходилось рисковать жизнью, что страх за собственную
шкуру почти выветрился из моей души. Прожить долгие месяцы
свободным, как дикая пантера, и вдруг оказаться запертым в
каменном мешке, лишенным свободы передвижения и свободы выбора.
Если бы это заключение продлилось еще чуть дольше, боюсь, я не
выдержал бы и попытался сбежать, либо обретя таким образом
свободу, либо погибнув при этой попытке. Но во вем этом была и
положительная сторона: раздражение и злость не давали мне
расслабиться, так что я всегда был в форме и готов к любым
переделкам.
Пожалуй, на Земле нет людей, настолько сильных и в любую
минуту готовых к бою, как обитатели Альмарика. Конечно, они
живут жизнью дикарей, полной опасностей, сражений с хищниками и
с другими племенами. Но все же это жизнь людей. Я же долгое
время жил как дикий зверь.
Коротая время в башне, я вспомнил об одном чемпионе Европы
по борьбе, который, в шутку повозившись со мной, назвал меня
самым сильным человеком в мире. Посмотрел бы он сейчас на меня,
пленника крепости Котх! Я уверен, что сейчас я без труда
переломил бы этого чемпиона о колено, порвал бы его могучие
мышцы, словно гнилые тряпки, и перебил кости, как трухлявые
доски. Что касается скорости, то вряд ли даже самый
тренированный земной бегун был бы в состоянии соперничать с
тигриной энергией, затаившейся в моих суставах и сухожилиях.
И несмотря на все это, я понимал, что мне придется
полностью выложиться, только лишь чтобы устоять против бешеного
натиска моего противника, действительно изрядно походившего на
пещерного медведя.
Тхаб-Быстроногий поведал мне о кое-каких победах Гхора.
Такого послужного списка я еще не встречал. Жизненный путь
этого великана был отмечен переломанными конечностями,
свернутыми шеями и сломанными позвоночниками его противников.
Никто еще не смог устоять против него в схватке без оружия;
правда, кое-кто утверждал, что Логар-Костолом был ему ровней.
Логар, как я узнал, был вождем Тхугров -- племени,
враждебного Котхам. Все племена на Альмарике враждовали друг с
другом, человечество оказалось расколотым на бесчисленное
количество обособленных групп, постоянно воевавших между собой.
Вождя Тхугров прозвали Костоломом за его недюжинную силу.
Отобранный мной кинжал был его любимым оружием, выкованным, по
словам Тхаба, неким сверхъестественным кузнецом. Тхаб называл
это существо "горкха", и я обнаружил, что они очень напоминают
гномов -- хозяев металлов из древних германских мифов моей
родной планеты.
От Тхаба я много узнал о его народе и обо всей планете, но
об этом я расскау позже. Итак, настал, наконец, тот день, когда
ко мне в башню пришел Кхосутх и, осмотрев ои раны, нашел их
вполне излеченными, а меня -- полностью готовым к поединку за
честь быть принятым в его племя.
x x x
В вечерних сумерках меня вывели на улицу Котха. Я с
интересом оглядывал окружающие меня могучие стены домов. В этом
городе все было выстроено на века, с большим запасом прочности
и мощности, но без единого намека на украшения. Наконец мои
конвоиры привели меня к некоторому подобию стадиона или театра
-- овальной площадке у внешней стены, вокруг которой
поднимались широкие ступени каменной лестницы, служившие
сиденьями для зрителей. Центральная площадка поросла невысокой
густой травой, наподобие футбольного поля. Нечто вроде сети
окружало арену, без сомнения, для того, чтобы уберечь головы
соперников от чересчур сильного прикладывания к каменным
трибунам. Вся площадка была хорошо освещена несколькими
факелами.
Зрители уже заняли свои места: мужчины у самой арены,
женщины и дети -- на верхних ступенях. Среди моря лиц я с
удовлетворением заметил знакомое лицо Альтхи, заинтересованно
смотревшей на меня своими черными глазами.
Тхаб провел меня на арену, а сам, вместе с
остальнымивоинами, остался за сеткой. Я живо вспомнил кулачные
бои, подпольно проводимые там, на Земле, в похожих условиях --
на голой земле, в неверном свете, без перчаток... Глянув в
черное, полное ярких звезд небо, чья красота никогда не
переставала поражать меня, я вдруг от души расхохотался. Нет,
подумать только! Я, Исау Каирн, должен сейчас потом и кровью
доказать свое право на существование в мире, о котором никто на
моей родной планете даже не подозревает.
С другой стороны арены к сетке подошла вторая группа
воинов. В центре шел Гхор-Медведь, живо подлезший под сетку и
огласивший стадион дикимвоплем, придя в ярость от того, что я
опередил его и появился на ринге первым.
Встав на возвышающийся над первым рядом помост, Кхосутх
взял в руку копье и, размахнувшись, метнул его в землю.
Проследив короткий полет глазами и увидев, как копье вонзилось
в траву, мы с Гхором кинулись друг на друга -- две горы мышц,
полные силы и желания победить.
На нас не было никакой одежды, кроме узкой набедренной
повязки. Правила поединка были просты: запрещалось наносить
удары как кулаком, так и раскрытой ладонью, локтями, коленями;
также запрещалось пинаться, кусаться и царапаться. Все
остальное было разрешено.
Когда мохнатая туша впервые навалилась на меня, я подумал,
что Гхор, пожалуй, был посильнее Логара. Лишенный своего
привычного оружия -- кулаков, -- я терял главное преимущество
перед противником.
Гхор был настоящей грудой железных мускулов; к тому же он
двигался с быстротой огромной кошки. Привычный к таким
поединкам, он владел множеством приемов, о которых я не знал. В
довершение ко всему, его голова так плотно сидела на плечах, на
короткой толстой шее, что было бесполезно пытаться свернуть ее.
Меня спасли только упорство и выносливость, полученные за
время жизнь в диких холмах. Кроме того, на моей стороне было
преимущество в скорости и ловкости.
О самом поединке можно сказать немногое. Казалось, что
время прекратило свое движение, остановилось, превратившись в
неподвижную, скрытую кровавой пеленой вечность. Стояла
абсолютная тишина, нарушаемая лишь нашим хриплым дыханием,
потрескиванием факелов да звуком скользящих по траве босых ног.
Наши силы были почти равны, что делало невозможной быструю
развязку. Дело было не в том, чтобы уложить соперника на
лопатки, как это принято в соревнованиях на Земле. Нет, здесь
состязание шло да тох пор, пока один или оба противника не
рухнут замертво на землю, прекратив сопротивление.
До сих пор меня бросает в дрожь, когда я вспоминаю о том,
каких усилий воли и боевого духа стоила эта схватка. В полночь
мы все еще стояли, уперевшись друг в друга плечами. Казалось,
что весь мир утонул в каком-то кровавом тумане. Все тело
превратилось в сплошной сгусток напряжения и боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
пальцем, он назначил человека, который должен был защищать
меня. Видимо, эта процедура была обычным делом в племени.
Назначенный, помощник вождя, тот, который командовал избившей
меня компанией, молодой воин по имени Гушлук-Тигробой, не
выразил большого энтузиазма по этому поводу. Потирая следы,
оставленные на его теле моими кулаками, он неохотно вышел
вперед и, отстегнув ножны меча и кинжала, положил оружие на пол
перед собой. Так же поступили и остальные сидящие в первых
рядах воины.
Воцарилась тишина, и Кхосутх объявил, что желает выслушать
доводы в пользу того, что человек по имени Исау Каирн(надо было
отдать должное правильному произношению вождя) не должен быть
принят в племя.
Само собой, таких аргументов было целое море. С полдюжины
воинов вскочили со своих мест и разом заговорили, перейдя
вскоре на крик. Гушлук говорил одновременно с ними, безуспешно
пытаясь разом представить контраргументы всем спорщикам. Я сник
и понял, что ело плохо. Но оказалось, что это только начало.
Мало-помалу Гушлук разговорился, вошел в роль, его глаза
заблестели -- он исступленно и уверенно доказывал остальным их
неправоту. Судя по его энтузиазму и обилию аргументов в мою
пользу, можно было подумать, что мы с ним просто друзья с
детства.
Отдельного обвинителя назначено не было. Каждый, кто
хотел, мог взять слово. И если Гушлуку удавалось разбить его
доводы, то еще один голос присоединялся к голосам в мою пользу.
Все новые и новые воины присоединялись к нам. Крики Тхаба, рев
Гхора и страстные речи моего заступника слились в едином
потоке, и вскоре почти все воины выступили в мою защиту.
x x x
Не повидав совет Котхов наяву, невозможно вообразить себе
это зрелище. Это был настоящий базар, бедлам, сумасшедший дом.
Одновременно звучали от трех до пяти сотен голосов, но один --
никогда. Как Кхосутх умудрялся хоть что-то понимать -- осталось
для меня загадкой. Но он явно держал руку на пульсе спора,
восседая на своем каменном троне, словно мрачный бог,
осматривающий подвластный ему мир.
В обычае откладывать в сторону оружие был свой смысл. Спор
нередко переходил в скандал. Начинались переходы на личности,
поминались близкие и дальние родственники, всплывали давние
обиды. Слов не хватало, в дело шли кулаки. Руки привычно
тянулись к поясам, где обычно висело оружие. Время от времени
вождю приходилось подавать голос, призывая спорщиков соблюдать
хотя бы видимость порядка.
Напрасно я пытался следить за ходом дискуссии. Многие
аргументы как за меня, так и против были лишены не только
строгой логики, но и вообще какого бы то ни было смысла.
Оставалось лишь ждать, чем кончится дело.
Ко всему прочему, спорящие частенько уходили в сторону от
темы, а вернувшись, не могли вспомнить, на чьей они стороне.
Казалось, конца этому не будет, ибо пыл воинов не ослабевал. В
полночь они все так же яростно спорили, без устали крича и
вцепляясь руками в бороды оппонентов.
Женщины не принимали участия в обсуждении. После полуночи
они стали потихоньку расходиться, уводя с собой детей. В конце
концов на верхних скамьях осталась лишь одна худенькая фигурка.
Это была Альтха, следившая (или пытавшаяся следить) за ходом
споров с неподдельным интресом.
Я сам уже давно бросил это дело. Гушлуку моя помощь была
не нужна, он и сам отлично держал оборону. Гхор подбежал к
трону вождя и умолял Кхосутха позволить ему свернуть ко!-кому
из особо упорных спорщиков шею.
В общем, на мой взгляд, все это больше всего напоминало
митинг в сумасшедшем доме. В конце концов, не обращая внимания
на шум и на то, что решается моя судьба, я начал клевать носом
и вскоре крепко заснул, предоставив доблестным воинам-Котхам
драть глотки и бороды друг друга, а планете Альмарик нстись по
своей орбите под вечными звездами, которым не было никакого
дела до людей ни на Земле, ни на других планетах.
На рассвете Тхаб затряс меня за плечо и проорал прямо в
ухо:
-- Мы победили! Ты станешь членом племени, если поборешь
Гхора!
-- Я сверну ему шею. -- пробормотал я и снова уснул.
Глава IV
Так началась моя жизнь среди людей Альмарика. Я, начавший
свой путь по этой планете голым дикарем, поднялся на одну
ступень эволюции, став варваром. Ведь племя Котхов было
варварским племенем, несмотря на все их шелка, стальные клинки
и каменную крепость. Сегодня на Земле нет народа, стоящего с
ними на одной ступени развития. И никогда не было. Но об этом
позже. Сначала я расскажу вам о моем поединке с
Гхором-Медведем.
С меня сняли оковы и поместили на жительство в одну из
башен -- до моего выздоровления. Я все еще был пленником. Котхи
приносили мне еду и воду, а также перевязывали мою рану на
голове, которая не была столь серьезной по сравнению с теми,
что нанесли мне дикие звери, и которые заживали сами собой,
безо всякого лечения. Но племя желало, чтобы к поединку я был
абсолютно здоров и мог на равных сразиться с Гхором, чтобы
доказать мое право стать одним из Котхов. Если же я проиграю
поединок, то, судя по рассказам и впечатлению от Гхора,
проблем, что со мной делать дальше, не будет. Шакалы и грифы
позаботятся о том, что от меня останется.
Большинство Котхов относилось ко мне безразлично. Лишь
Тхаб-Быстроногий проникся искренним расположением к моей
персоне. За время, которое я провел взаперти в башне, я не
видел ни Кхосутха, ни Гхора, ни Гушлука, ни Альтху.
Не могу припомнить более утомительного и тоскливого
периода в моей жизни. Я ничуть не боялся предстоящей встречи с
Гхором. Не то чтобы я был заранее уверен в победе -- просто мне
столько приходилось рисковать жизнью, что страх за собственную
шкуру почти выветрился из моей души. Прожить долгие месяцы
свободным, как дикая пантера, и вдруг оказаться запертым в
каменном мешке, лишенным свободы передвижения и свободы выбора.
Если бы это заключение продлилось еще чуть дольше, боюсь, я не
выдержал бы и попытался сбежать, либо обретя таким образом
свободу, либо погибнув при этой попытке. Но во вем этом была и
положительная сторона: раздражение и злость не давали мне
расслабиться, так что я всегда был в форме и готов к любым
переделкам.
Пожалуй, на Земле нет людей, настолько сильных и в любую
минуту готовых к бою, как обитатели Альмарика. Конечно, они
живут жизнью дикарей, полной опасностей, сражений с хищниками и
с другими племенами. Но все же это жизнь людей. Я же долгое
время жил как дикий зверь.
Коротая время в башне, я вспомнил об одном чемпионе Европы
по борьбе, который, в шутку повозившись со мной, назвал меня
самым сильным человеком в мире. Посмотрел бы он сейчас на меня,
пленника крепости Котх! Я уверен, что сейчас я без труда
переломил бы этого чемпиона о колено, порвал бы его могучие
мышцы, словно гнилые тряпки, и перебил кости, как трухлявые
доски. Что касается скорости, то вряд ли даже самый
тренированный земной бегун был бы в состоянии соперничать с
тигриной энергией, затаившейся в моих суставах и сухожилиях.
И несмотря на все это, я понимал, что мне придется
полностью выложиться, только лишь чтобы устоять против бешеного
натиска моего противника, действительно изрядно походившего на
пещерного медведя.
Тхаб-Быстроногий поведал мне о кое-каких победах Гхора.
Такого послужного списка я еще не встречал. Жизненный путь
этого великана был отмечен переломанными конечностями,
свернутыми шеями и сломанными позвоночниками его противников.
Никто еще не смог устоять против него в схватке без оружия;
правда, кое-кто утверждал, что Логар-Костолом был ему ровней.
Логар, как я узнал, был вождем Тхугров -- племени,
враждебного Котхам. Все племена на Альмарике враждовали друг с
другом, человечество оказалось расколотым на бесчисленное
количество обособленных групп, постоянно воевавших между собой.
Вождя Тхугров прозвали Костоломом за его недюжинную силу.
Отобранный мной кинжал был его любимым оружием, выкованным, по
словам Тхаба, неким сверхъестественным кузнецом. Тхаб называл
это существо "горкха", и я обнаружил, что они очень напоминают
гномов -- хозяев металлов из древних германских мифов моей
родной планеты.
От Тхаба я много узнал о его народе и обо всей планете, но
об этом я расскау позже. Итак, настал, наконец, тот день, когда
ко мне в башню пришел Кхосутх и, осмотрев ои раны, нашел их
вполне излеченными, а меня -- полностью готовым к поединку за
честь быть принятым в его племя.
x x x
В вечерних сумерках меня вывели на улицу Котха. Я с
интересом оглядывал окружающие меня могучие стены домов. В этом
городе все было выстроено на века, с большим запасом прочности
и мощности, но без единого намека на украшения. Наконец мои
конвоиры привели меня к некоторому подобию стадиона или театра
-- овальной площадке у внешней стены, вокруг которой
поднимались широкие ступени каменной лестницы, служившие
сиденьями для зрителей. Центральная площадка поросла невысокой
густой травой, наподобие футбольного поля. Нечто вроде сети
окружало арену, без сомнения, для того, чтобы уберечь головы
соперников от чересчур сильного прикладывания к каменным
трибунам. Вся площадка была хорошо освещена несколькими
факелами.
Зрители уже заняли свои места: мужчины у самой арены,
женщины и дети -- на верхних ступенях. Среди моря лиц я с
удовлетворением заметил знакомое лицо Альтхи, заинтересованно
смотревшей на меня своими черными глазами.
Тхаб провел меня на арену, а сам, вместе с
остальнымивоинами, остался за сеткой. Я живо вспомнил кулачные
бои, подпольно проводимые там, на Земле, в похожих условиях --
на голой земле, в неверном свете, без перчаток... Глянув в
черное, полное ярких звезд небо, чья красота никогда не
переставала поражать меня, я вдруг от души расхохотался. Нет,
подумать только! Я, Исау Каирн, должен сейчас потом и кровью
доказать свое право на существование в мире, о котором никто на
моей родной планете даже не подозревает.
С другой стороны арены к сетке подошла вторая группа
воинов. В центре шел Гхор-Медведь, живо подлезший под сетку и
огласивший стадион дикимвоплем, придя в ярость от того, что я
опередил его и появился на ринге первым.
Встав на возвышающийся над первым рядом помост, Кхосутх
взял в руку копье и, размахнувшись, метнул его в землю.
Проследив короткий полет глазами и увидев, как копье вонзилось
в траву, мы с Гхором кинулись друг на друга -- две горы мышц,
полные силы и желания победить.
На нас не было никакой одежды, кроме узкой набедренной
повязки. Правила поединка были просты: запрещалось наносить
удары как кулаком, так и раскрытой ладонью, локтями, коленями;
также запрещалось пинаться, кусаться и царапаться. Все
остальное было разрешено.
Когда мохнатая туша впервые навалилась на меня, я подумал,
что Гхор, пожалуй, был посильнее Логара. Лишенный своего
привычного оружия -- кулаков, -- я терял главное преимущество
перед противником.
Гхор был настоящей грудой железных мускулов; к тому же он
двигался с быстротой огромной кошки. Привычный к таким
поединкам, он владел множеством приемов, о которых я не знал. В
довершение ко всему, его голова так плотно сидела на плечах, на
короткой толстой шее, что было бесполезно пытаться свернуть ее.
Меня спасли только упорство и выносливость, полученные за
время жизнь в диких холмах. Кроме того, на моей стороне было
преимущество в скорости и ловкости.
О самом поединке можно сказать немногое. Казалось, что
время прекратило свое движение, остановилось, превратившись в
неподвижную, скрытую кровавой пеленой вечность. Стояла
абсолютная тишина, нарушаемая лишь нашим хриплым дыханием,
потрескиванием факелов да звуком скользящих по траве босых ног.
Наши силы были почти равны, что делало невозможной быструю
развязку. Дело было не в том, чтобы уложить соперника на
лопатки, как это принято в соревнованиях на Земле. Нет, здесь
состязание шло да тох пор, пока один или оба противника не
рухнут замертво на землю, прекратив сопротивление.
До сих пор меня бросает в дрожь, когда я вспоминаю о том,
каких усилий воли и боевого духа стоила эта схватка. В полночь
мы все еще стояли, уперевшись друг в друга плечами. Казалось,
что весь мир утонул в каком-то кровавом тумане. Все тело
превратилось в сплошной сгусток напряжения и боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28