- Нет, не
дождетесь.
- Ой, неужели не дождусь? - издевательски спросил Лысый. -
Спасибо. А вот нянечка твоей ясельной группы, ненароком скормившая
маленькому Гагику кусок битого стекла, а потом, вместо того, чтобы
вызвать "скорую помощь", никому ничего не сказала? Неужели она не
стоит пули? Или ты забыл, как все удивлялись, почему Гагик вдруг
исчез, и почему нянечки ходили испуганные почти целую неделю?
- Я... я не помню.
- Естественно. А в садике, в старшей группе, не припомнишь ли,
как пропал твой красивый венгерский свитер? Тебе свитер было не жаль,
но все почему-то подумали, что взял Женя, и папа его так за это
поучил, что Женя на всю жизнь стал заикой, а свитер потом видели на
сыне воспитательницы, который ходил в другой садик. Не помнишь? Ну,
может не пулю ей, но пару раз по темечку прикладом не повредило бы, а?
В школе же...
- Не надо, - глухо пробормотал Аршак.
- Ну почему же? Не волнуйся, я не о тебе. Помнишь, в третьем
классе ваш учитель, заслуженный, между прочим, медаль имеет, не
разрешил Сергею выйти из класса, а вывел к доске и издевался над ним
долго, пока тот не обмочился под веселый и радостный смех всего
класса. У сергея на этой почве началось нервное расстройство, теперь
он лечится в клинике каждый год. Ты этого, конечно не знаешь, потому
что он остался на второй год и был вами немедленно забыт. А ваш
заслуженный учитель? Как он добивался правильной осанки и послушания?
Привязывал непосед к стульям, клал на голову мешочек с песком, и если
он, мешочек, падал, бил линейкой по пальчикам. Ну так что - пуля? Или
штыком его, садиста?
- Так же нельзя!
- Вот те на! Почему же это нельзя? А усатого можно? Он тебя бил?
Издевался? Ему-то от тебя мелочь сущая требуется...
Аршак опустил глаза. Он стоял спиной к парапету и не видел, как
воздушный шар, все уменьшаясь, летел прямо на замок, но превращаясь в
точку, он с каждым мигом светился все ярче и ярче.
Когда наконец Аршак, не зная, что сказать, поднял глаза,
ослепительная вспышка за его спиной вдруг превратила лицо Лысого в
яркую луну, а потом в глазах все померкло. Через секунду свирепый
грохот прижал их друг к другу, а когда все прошло, полуоглохший Аршак
обернулся и вскрикнул - на месте дворца дымилась воронка, а города не
было вовсе - и только багровый, быстро темнеющий шар вспухал над ним.
- Ничего, - просипел голос сзади, - мы построим новый город.
Аршак, пораженный этими неуместными словами, повернул голову - и
не поверил своим глазам. На месте Лысого оказался Кошкодав-Ракоед
собственной гадской персоной. Аршак снова глянул на город и похолодел
- никаких следов разрушений! Замок, дома, безоблачное небо...

ПРАЗДНИК

Комнату, обитую коврами, он узнал сразу же, как только очнулся.
Неизбежно Кошкодав-Ракоед привалился к столику и жрал, давясь и исходя
слюной, что-то очень похожее на окурки - небольшие мятые цилиндрики.
Аршака замутило. "Хочу домой, хочу домой, хочу домой. Вот сейчас
раскрою глаза и увижу, как тетя пилит дядю, Миша смотрит футбол, а
клара играет на скрипке что нибудь из "Айрон Мэйден". Сейчас
проснусь..."
Кошкодав-Ракоед доел, утер слюнявый рот ладонью и, осоловело
выкатив глаза, неожиданно и очень пронзительно рыгнул.
- Выпустите меня отсюда, - тихо попросил Аршак, - я ничего не
знаю.
"Знаешь, знаешь, - сказал внутренний голос, - только за карман
держись крепче!"
- Знаешь, знаешь, - эхом отозвался Кошкодав-Ракоед.
Аршак напрягся. Если сейчас он полезет к нему в карман, то
коленом в челюсть и...
Бу-ум - донеслось издалека.
- Второй залп, - поднял палец Кошкодав-Ракоед, - вот-вот начнется
карнавал. Пошли на балкон!
Балкон выходил на площадь. По ее периметру стояли большие статуи.
Под бело-зелеными потеками голубиных экскриментов лиц не было видно,
но по фуражке старого образца Аршак догадался, что это выстроились
юные отцы-основатели.
- Почему нет людей? - спросил Аршак. - Где жители города?
- Они где-то здесь, неподалеку.
И тут ухнул фейерверк. Ракеты, шутихи, петарды взмыли в яркое
полуденное небо, с треском и шипением закрутились огненные колеса. Шум
и грохот стоял неимоверный. В дневном свете почти не были видны, лишь
пыльные дымные трассы исчиркали безоблачный небосвод. Когда Аршак
опустил голову, в глазах зарябило: сотни, тысячи людей плясали, водили
хороводы, играли в ручеек, пели, собравшись в кружки вокруг баянистов,
гитаристов и одинокого арфиста. Над толпой реяли разноцветные
воздушные шары, вдруг зашагали на ходулях пестро разодетые мужчины и
женщины...
Балкон находился невысоко, приблизительно на уровне второго
этажа. Иногда сюда залетали ленты серпантина, порывы ветра несли
конфетти, обрывки газет и куски перфолент. К балкону притопала на
ходулях румяная женщина с большим бантом в волосах и в огромной пышной
юбке, какие Аршаку доводилось видеть только на старых картинах.
Женщина кинула им розу, промахнулась, показала язык, а потом,
повернувшись, нагнулась и задрала юбку, обнажив тугие телеса в розовых
панталонах. Сильно перегнувшись вперед, она потеряла равновесие и
кувыркнулась, ходулями кверху, прямо на восторженно взвывшую толпу.
Аршак заметил, как подскочили к ней несколько ряженых в масках,
затормошили, женщина громко смеялась и отмахивалась.
Аршак смотрел на суматошное веселье, и чем больше смотрел, тем
тоскливее становилось у него на душе. Вскоре толпа казалась ему на
одно знакомое усатое лицо.
Заиграли трубы, бухнули барабаны, толпа взялась за руки и
бесконечной змеей пошла, скручиваясь и раскручиваясь, по площади,
дружно выделывая коленца под нехитрый, но навязчивый мотив тарантеллы.
Круги сходились и расходились, головы, словно нанизанные на четки,
проплывали под балконом...
Музыка стала фальшивить, цепь распалась на фрагменты, танцоры
устали. Некоторые вышли из круга и сидели, привалившись к пьедесталам
юных отцов. Карнавал выдыхался.
Тихий гул, шедший сверху, нарастал. И вдруг высоко над площадью с
ревом прошли один за другим боевые вертолеты - в зелено-коричневых
камуфляжных пятнах, с гроздьями ракет на пилонах. Днище каждого
вертолета украшала огромная, выведенная белой краской буква. "Т...
А..." - начал читать Аршак, и сразу же получилось: "ТАНЦУЮТ ВСЕ!"
Вертолет с восклицательным знаком шел чуть левее колонны. Над площадью
он вильнул хвостом, развернулся и ушел обратно, скрывшись за башнями
замка.
Призыв всколыхнул всех. Снова грянули трубы, арфист опрокинул
инструмент и, превратив его в батут, закувыркался в воздухе, толпа
задергалась... Карнавал возгорелся с новой силой.
Аршаку это стало надоедать. Он медленно пошел к двери, обернулся
- Кошкодаву до него не было дела: ходульные разыгрывали в центре
площади какой-то не очень понятный, но очень непристойный спектакль, и
он, теребя усы, ел их глазами, бормоча: "Ай да я, ай да я!"
Набившие оскомину коридоры уже не казались таинственным
лабиринтом. Переходы и лестницы чередовались, этажи различались цветом
обоев. Вот он нашел ковровую комнату, затем быстро спустился на два
этажа и несколько минут стоял перед разодранным проемом в нишу, откуда
несся еле слышный скрип велосипедной цепи.
Войти туда он не решился. Постоял - и пошел дальше. А через
несколько шагов побежал, забираясь все выше и выше. Этажей через пять
в коридорах стали появляться окна, а затем и широкие двери. Они вели
на опоясывающую замок баллюстраду. Голубой в черный горошек коридор
вывел к переходу между башнями. На узкой площадке разгуливали голуби,
у противоположной башни стоял вертолет.

ДРУГ

Аршак повернул обратно. А через несколько минут понял, что
заблудился и запутался в последовательностях цвета и узора обоев.
Красный коридор вывел к зашторенному проему. Аршак дернул за
толстую, всю в узлах веревку - штора с грохотом ушла вверх.
В пятой комнате перед телевизором сидел Миша и азартно стучал
кулаком по колену.
Аршак бросился к нему и больно ударился о толстое стекло.
- Миша, Миша! - он забарабанил кулаком по прозрачной броне, но
двоюродный брат не слышал. - Миша, выведи меня отсюда... прошептал
Аршак и распластался по стеклу.
И тут Михаил поднялся с места, подошел к телевизору и протянул
руку к выключателю. В тот же миг комната, телевизор, Михаил съежились,
сошлись в яркую точку, а точка, померцав, угасла.
Аршак попятился от огромного слепого экрана телевизора. Медленно
поползла вниз шторка. И он пошел, опустив голову...
Он устал, страшно хотелось пить... И тут послышался голос. За
дверью кто-то негромко напевал.
Аршак подошел к двери, постучал и раскрыл, уверенный, что сейчас
навстречу ему выйдет Кошкодав-Ракоед. Но он ошибся.
Помещение - большая ванная комната. У зеркала спиной к двери
сидел человек и брился опасной бритвой.
Заметив движение в зеркале, бреющийся обернулся и, вздев бровь,
отложил бритву.
- Так-так, - сказал выбритый незнакомец.
У него было странное лицо с темными полосами загара. Казалось, по
этому лицу проехалась машина и оставила след шины. Незнакомец обтерся
полотенцем, взял с полки над зеркалом большой флакон с одеколоном,
брезгливо понюхал, зажмурил глаза, потом немного отлил в ладонь и
прошелся по щекам и подбородку. Где-то Аршак его видел, но никак не
мог вспомнить - где?
- Ты еще здесь? - удивился он Аршаку.
Аршак, ожидая неизбежного подвоха, молчал.
- Что, начался шабаш?
Догадавшись, что речь идет о карнавале, Аршак кивнул.
- Так, значит еще минут шестьдесят-семьдесят будут трястись.
Танцуют все! А ты почему не танцуешь?
- Не хочу, - угрюмо ответил Аршак.
Услышав его голос, незнакомец вздрогнул, вскочил с места и,
подбежав, внимательно посмотрел на него.
- Меня зовут Николай, - медленно и внятно произнес он. - А тебя
как зовут? Назови свое имя.
Не отвечая, Аршак подошел к крану, прополоснул стакан и только
напившись, сказал:
- Меня зовут Аршак.
Николай отшатнулся. Потом схватил Аршака за плечи, встряхнул.
- Как ты сюда попал? Где дверь? Бежим отсюда!
- Ничего я не знаю, - сердито огрызнулся Аршак, высвобождая
плечо.
- Эх, и тебя заполучили! Вот невезение! Теперь этот хрен усатый
нам устроит... Ты сказал ему, где дверь?
- Нет. Какая дверь? В Аэндор?
- Какой к черту Аэндор!? Он к нам прорывается, к нам, понимаешь,
здесь всех сожрал, а теперь за нас возьмется. Наворочал тут, накрутил,
а у самого только одно на уме - жрать, жрать, жрать...
Речь Николая стала бессвязной. Он говорил, брызгая слюной и дыша
крепким запахом одеколона:
- Он ищет дверь, чтобы пройти сквозь нее, тогда его не
остановить, тогда он у нас покушает вволю, и все остальные тоже - хоть
и единосущи, но каждый хочет урвать лучший кусок себе...
- А почему они все это терпят - перебил его Аршак.
- Кто?
- Ну, столько народа...
Николай вытаращил на него глаза, огляделся и странным шепотом
сказал:
- Здесь, кроме него, никого больше нет.
Аршака забил озноб. Зуб не попадал на зуб, трясущимися руками он
поплотнее запахнул на себе куртку. Николай, не обращая на него
внимания, шептал, скосив глаза на пол:
- Я сам ни хрена не понимаю, только слышал где-то про птицу, да
про по... поликлон, вот как эта зараза называется, а птица, понимаешь,
она вроде как сюда прорывается, а он туда, к нам, а у нас своих таких
хватает, схавают его с потрохами и фамилии не спросят, вот он, сучий
потрох, силу здесь набирает, пошустрит у нас, и к себе, на своих
сучатах отъедается, а нам отсюда сваливать надо вместе, одеколон - и
тот дерьмо, вода вонючая, надо вниз прорываться, вниз, чердаком вниз,
а там и стены труха, картинки хреновы, звездолеты-дристолеты...
Озноб мгновенно прошел, Аршак выпрямился.
- Я знаю, - вскричал он, - я этот звездолет в клочья разодрал,
там дверь квадратная!
Николай заплакал.
- Неужели нашел? Господи, да что мы здесь... Деру отсюда!
- Так это и есть та дверь, которую усатый ищет?
- Нужна она ему очень, - сплюнул Николай на кафельный пол. - Он
зеркало ищет, зеркало и есть дверь.
- А вот этого не следовало говорить, - раздался голос за спиной
Аршака.
Его он сразу узнал. Похожий на сиповатое клекотание
Кошкодава-Ракоеда, но немно глуховатый голос не так давно вещал ему
про Аэндорский трон, про дядю на троне и про все остальное. Но только
сейчас Аршак разглядел обладателя голоса - плотного человека с тяжелым
лицом, абсолютно не похожего на владетеля замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13