вставать и дальше или так сойдет?
Лерга шла, глядя себе под ноги, и сдавленно ругалась: голова от непомерного количества воткнутых в узел шпилек уже начинала немилосердно ныть, что с ней будет к вечеру, Лерга даже представить себе боялась. Платье с непривычки путалось между ногами, то и дело приходилось с чертыханьем расправлять подол. Проклятый левый глаз и не подумал перестать чесаться, а, успокоенный магией, сменил зверское щипание на унылый непрерывный зуд. Словом, куда ни кинь…
– И что мне сейчас положено делать? – со вздохом покоряясь неизбежности, спросила дисцития.
Ристания ей не нравилась. Всегда спокойная и невозмутимая, чародейка нервно перебирала тонкими пальцами в воздухе всю дорогу, напряженно щуря глаза. Дважды одернула плащ, дважды поправила ремешок сумки на плече. Ее явно что-то беспокоило, но, немного зная ведьму, Лерга готова была поручиться: она скорее умрет, чем признается, что именно. Приходилось молча терпеть, внутренне закипая в унисон.
– Тебе? – Чародейка задумчиво помолчала и решилась: – Дойти со мной до стражи у ворот, пройти следом и встать возле них. Рядом не иди. Дождись, пока войду, и иди на кухню. У них там вечно все с ног сбиваются, так что лишнюю пару рук они не прогонят, не беспокойся.
– А почему рядом нельзя? – не поняла Лерга. – Ну или хотя бы следом?
– Потому что нельзя! – резко ответила Ристания, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. (Лерга не стала настаивать – самой было не по себе.) – Ах, да. И колдовать не вздумай!
Дисцития пожала плечами. Могла бы и не говорить: яснее ясного, что творить волшбу прямо во дворце – все равно что махать красной тряпкой перед носом взъяренного быка.
Поравнявшись с постом стражников у высоких распахнутых ворот, ведущих в королевский сад, Ристания словно преобразилась: величественно расправила плечи, небрежно уронила за спину шелковый капюшон черного плаща и расплескала по плечам пряди длинных прямых волос. Стражники, узнав, пугливо отшатнулись и, наградив парой угрюмых взглядов, пропустили через ворота. Незамеченная Лерга шмыгнула следом, встала неподалеку и, послушная указаниям, пропустила Ристанию вперед одну.
Чтобы бессильно пожалеть об этом уже через несколько мгновений.
Вчера чародейку здесь встречали как посланную богами святую.
Сегодня – как распроклятую пособницу дьявола.
Богомерзкую ведьму, по которой давно плачет горькими слезами осиновый костер.
Лорды и рыцари, отвешивавшие ей церемониальные поклоны, едва убирались с дороги, брезгливо подбирая торчащие позади хвостами шпаги, чтобы тех даже походя не коснулся черный шелк, стекающий с ее плеч. Дамы брезгливо кривились, словно завидели дохлую мышь на собственном туалетном столике в любимом будуаре. Ребятня пугливо шарахалась в сторону, к юбкам суеверно крестящихся и сплевывающих через левое плечо нянек.
Лерга сдавленно выругалась и поняла, почему ведьма запретила ей колдовать.
Потому что очень хотелось.
Раскатить бы этих самодовольных фатов силовой волной по кустам, чтобы выбирались полчаса, исцарапанные и в разодранных камзолах, а на страшилищ в пышных юбках опрокинуть бы ведро с помоями! Чтобы знали свое место!
Ну или хотя бы идти рядом. И делить пополам эту волну ненависти и презрения. Ведь одной такое не выдержать…
Но Ристания шла. Спокойно и невозмутимо, как будто и не обращая внимания на испепеляющие взгляды и даже не пытаясь отвечать тем же. Не замедляя и не убыстряя шага, с самым отсутствующим видом, какой только можно было напустить на себя под взглядами сотен ненавидящих глаз.
Не колдовала, понимая: этой толпе любая толика силы все равно что капля крови для доведенной до бешенства стаи хищников. Разорвут.
Лерга впилась ногтями в ладони, не чувствуя боли. Время тянулось ржавым смычком по перетянутой струне.
Шаг, другой…
– Вас приглашают на Совет Десяти, – с вынужденной почтительностью склонился в поклоне королевский гонец.
Ристания небрежно кивнула, легко взбегая по ступеням и скрываясь во дворце.
Лерга выругалась так грязно, как никогда раньше.
На кухне Лергу и впрямь приняли с распростертыми объятиями: вчера за прислугой следить было некому, все вокруг его величества хлопотали, так что слуги, не будь дураки, скоренько с работы дунули в ближайшую корчму, где и просидели до утра. А может, и сейчас сидят, если только не выкинули их с раскачкой. Да и прочие, мающиеся с похмелья, подспорьем в работе были сомнительным.
Так что раздобревшая на королевских харчах добродушная кухарка тут же вручила Лерге передник, платок на голову и засадила чистить картошку. Нельзя сказать, чтобы у дисцитии это хорошо получалось: она из всех колюще-режущих предметов признавала только клинки, болты и стрелы, так что кухонный нож в ее руках был чем-то новеньким. Но дородную старуху не столько волновал результат ее усилий, сколько возможность посплетничать. Тем более что Лерга слушательницей оказалась отменной, ибо сама понятия не имела, что говорить.
– Вот такочки Региса-то нашего и протравили, супостаты окаянные, – сокрушалась кухарка. – Вот еще вчерашеньки живой ходил, супчику мне горохового приказал сготовить – больно он охоч был до супчика-то, а нынечки все! Нету соколика нашего… Чтобы им, ведьмам треклятым, и на том свете икалося!
Речь бабки была не только невероятным сочетанием всех возможных и большей части невозможных ошибок, но еще и каким-то неперевариваемым сплавом из всех трех существующих диалектов одновременно. Понять ее с первого раза, не вслушиваясь в каждое слово, было невозможно.
– Да разве ж он уже умер? – неуверенно заикнулась Лерга.
– А! – презрительно махнула рукой старуха. – Не умер, так еще сутки помучается, а конец всё один. Ты, деточка, на энтих дурней-лекарей-то не надейся, они тебе всякого на уши навешают, лишь бы руку загребушшую поглубже в карман сунуть. А я одно знаю точно: ведьма, она хоть и сволочь, но дело свое знает. Коли траванула – так наверняка! И думать тут нечего.
«Патриотизм хлещет изо всех щелей!» – мрачно отметила Лерга, с отвращением глядя на нож. С ним она как-то не сработалась. Да и уже успевшая набиться под ногти грязь воодушевления не прибавляла.
– Одно хорошо, – продолжала тем временем кухарка, – хоть одну уже и шукати не надо, сама на двор с повинной пришла. На Совет ее потащили.
– А зачем? – напряглась Лерга.
– Знамо дело зачем, – степенно отозвалась кухарка, выливая в чан ведро воды, – судить да рядить будут – правая или виноватая. Хотя вот по мне, так чего тут судить?! Ясно же, як белый день!
Лерга предпочла оставить без комментариев это сомнительное утверждение, отложила затупившийся нож и задала последний вопрос:
– А что с ведьмами теперь будет?
Кухарка добродушно пожала плечами:
– Да чего будет? Когда эту осудят, так посадят пока в застенок какой-нито пытошный, а как вторую поймают, так и сожгут на одном костре. Для етой – как ее? – еканомии! Дров-то у нас ноныче мало, еле-еле печь протопить хватает, еще чего – добро на мракобесий энтих тратить!
Лерга решительно сжала губы.
– Если осудят. И если поймают!
ГЛАВА 2
Единая (а уж тем более единая и малоблагородная) цель способна объединить под одним флагом самую разношерстную компанию. Эту истину Лерга усвоила еще в первые годы своего обучения в Обители, когда она на пару со старшекурсником таскала пока еще не проверенные, но недосписанные вовремя контрольные работы из учительской. Таскал-то, конечно, только он, а она на стреме стояла, но уж страху-то натерпелась…
Да и разница между двумя мальчишками-коридорными, молоденькой девицей из камеристок и новенькой помощницей кухарки не так уж велика! Во всяком случае, в найденное мальчишками окно, выходящее прямо в зал заседаний, все четверо уставились с одинаковым любопытством, забыв про недометенный ковер в коридоре, небрежно брошенное прямо на кровать платье госпожи и пустое ведро, с которым Лергу вообще-то отправили за водой.
Смотрели. Слушали.
Главный советник устало откинулся в кресле и сделал мелкий нервный глоточек из высокого хрустального бокала с водой. Совет шел вот уже четверть часа, успел изрядно издергать всем десятерым нервы, но с мертвой точки так и не сдвинулся.
Обвиняемая стояла посреди зала с таким независимым и чуть ехидным видом, как будто ее не судили, а просто расспрашивали. Неторопливо, обстоятельно и приветливо, как расспрашивают дальнего родственника о жизни за столом в корчме со жбаном пивка в обнимку.
Впрочем, изначальный статус ведьмы уже существенно пошатнулся, ибо все обвинения она успешно отражала еще даже до того, как они оглашались вслух. В форме непринужденной беседы.
– Пыталась ли обвиняемая в покушении на королевскую жизнь дисцития выйти с вами на связь со вчерашнего вечера? – уныло проскрипел обвинитель, отчаявшись добиться от чародейки вразумительных ответов на вопросы, как она впервые узнала Лергу и зачем потащила ее во дворец.
Ристания отвечала подробно, вежливо и обстоятельно, но совершенно неинформативно. В духе: «Слушай, а как ты вообще умудряешься спать, не снимая часов?!» – «Э-э-э… Ну понимаешь, расстилаю постель, умываюсь, кладу руку и сплю, собственно!»
– Нет, не пыталась, – качнула головой ведьма. – Иначе…
– Что – иначе?! – хищно подался вперед присутствовавший там же Леагр.
– Иначе дала бы ей совет, – холодно отозвалась Ристания. – Не тратить зря нервы и время, а объяснить, что произошло вчера ночью в королевской спальне. Хотя бы мне.
– Ну, что произошло вчера ночью в королевской спальне, мы и так знаем, – расплылся в мерзкой ухмылочке обвинитель.
– Неужели? – вскинула точеную бровь чародейка. (Лицо собеседника искривилось в оскале ненависти.) – Не просветите ли?
– Покушение на митьесскую корону! – потеряв терпение, рявкнул он.
– Какая незадача, – притворно покачала головой ведьма, – а я-то, наивная, считала, что корона хранится не в спальне короля, а в сокровищнице!
– Это неуважение к суду! – крикнул сорвавшийся с места Леагр.
Главному советнику пришлось повелительно махнуть рукой, чтобы он сел на место. Еще не хватало устроить здесь дурацкий балаган всей толпой. Как будто одной этой чародейки мало!
– А за что его уважать? – тихо и горько хмыкнула Ристания. – За то, что десять самых важных в королевстве людей, цвет общества, собрались в душном зале, чтобы устроить допрос с пристрастием единственной ведьме?
– Допроса с пристрастием еще не было, – зашипел разъяренной гадюкой со своего места угомонившийся было маг. – Но я предлагаю его устроить! Хотя бы с телепатией!
– Домн Леагр, она свидетельница, а не преступница, – негромко напомнил светник.
– Но у нас есть подозрения!
– Какие?
– Вчера в ее опочивальне кто-то пытался пробиться к кристаллу связи!
– И?.. – напряглась чародейка.
– И при моей попытке принять вызов, чтобы узнать, кто это и чего он хочет, неизвестный тут же прервал связь! – возмущенно договорил Леагр.
Ристания нехорошо прищурилась. Пахнуло озоном.
– Домн Леагр, а не знаете ли вы, что, согласно законам Митьессы, ни один маг не имеет права прослушивать разговоры или даже прикасаться к кристаллу другого без личного разрешения короля?
– Но ведь король без сознания!
– И это уже достаточно веский повод, чтобы нарушать законы?!
Мага пришлось успокаивать его ближайшим соседям посредством чувствительных тычков в бока. Тот поворчал еще и затих.
Советник вздохнул.
– Знаете ли вы, домна, каким образом удалось подозреваемой покинуть королевскую опочивальню, словно растворившись прямо на глазах у четырех стражников, которые уверяют, что не спускали с нее глаз?
– Она ведьма.
– Да, но дворец в некоторой степени защищен придворным магом от недозволенной магии, – возразил Советник.
– Тогда я бы вам посоветовала спросить у господина придворного мага, как удалось подозреваемой покинуть королевскую опочивальню, словно растворившись прямо на глазах у четырех стражников, которые уверяют, что не спускали с нее глаз, – язвительно повторила за ним Ристания.
Господина придворного мага так и передернуло. Советник мрачно сдвинул брови и еще раз глотнул воды.
Что-то было не так. Что-то было неправильно. Вот только поймать бы за хвост, что…
Обвинитель. Яростный и придирчивый, как обычно. Даже после сотни судов неспособный увидеть какую-нибудь ситуацию с разных сторон. На редкость однобокое зрение… Впрочем, для обвинителя иного и не требуется.
Домн Леагр. Брезгливо скривившийся, склонный к истерикам и то и дело срывающийся на крик. Мужского достоинства в нем не было ни на медяк, что ему в общем-то прощалось за недюжинные, как говорили, магические способности. Впрочем, и престиж оных также здорово пошатнулся с полгода назад. Малоприятный тип, словом.
Четыре встрепанные головы в окне. Слуги, как обычно. Еще, пожалуй, не было ни одного Совета, который не стал бы достоянием не в меру ретивых и любопытных прислужников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56