– Да уж…
Ристания с мирной улыбкой на губах по-кошачьи мягко поднялась из-за стола, подошла к пылающему камину и, взяв с полки флакон с каким-то маслом, уронила три капли на раскаленный металл. Запахло елью. Ристания обернулась к угрюмо забившейся в кресло Лерге:
– Ну так что? Вина предложить?
– Зачем? – опешила та.
– Горе горькое заливать, – пояснила Ристания и рассмеялась, глядя на изумленное лицо девушки. – Ну что ж, значит, все не так уж страшно. Рассказывай, красавица!
Женщина взяла с комода деревянный гребень и принялась расчесывать длинные вьющиеся волосы, скользившие между редкими зубьями текучей водой.
Лерга недовольно попыхтела пару минут, но не выдержала и рассказала. Вообще-то жаловаться было не в привычках дисцитиев, а уж тем более Лерги, так что никому больше, кроме Ристании, она бы никогда не стала ничего говорить. Но эта женщина – большое исключение. Из всех правил.
Ристания никогда ее не жалела, никогда не гладила по головке, утешая. От нее невозможно было дождаться сострадания и согласного возмущения. Но она всегда умела дать совет. Повернуть ситуацию той стороной, с какой Лерга ее никак не могла увидеть. Хотя порой с этой самой стороны сама Лерга смотрелась далеко не лучшим образом.
Вот и сейчас, молча выслушав раздраженный рассказ, Ристания отложила гребень в сторону и лишь пожала плечами:
– Ну а чего ты хотела? Один из великих минусов коллективного образования. Торжество разума в том и состоит, чтоб уживаться с теми, кто его не имеет.
Лерга невольно усмехнулась:
– Хорошо сказано.
– Хорошо, да не мной, – отмахнулась женщина. – Хотя это и неважно.
Лерга тяжело вздохнула и поднялась с кресла, увидев на столе мешочек с сухими лепестками белоцвета. Наколдовать две чашки с кипятком для дисцитии двенадцатого года обучения – это даже не магия, а так, машинальный взмах рукой.
– Что я опять сделала не так?
– А вот это уже вопрос по делу! – оживилась Ристания, с благодарным кивком принимая горячую чашку. – Объясни мне, неразумной, зачем было вставать в позу? Не могла по-человечески объяснить?
– По-человечески? Да они бы и слушать не стали! Дурни, что с них возьмешь!
– Ты высокого мнения об однокурсниках, – чуть иронично подметила Ристания.
– Какого заслуживают!
– Видишь ли, в том и твоя ошибка. – Женщина задумчиво отставила слишком горячий напиток и отбросила с глаз непослушную прядь волос. – Дурень – это член большого и могущественного племени, чье влияние на историю было определяющим. Ссориться с этим племенем неразумно.
– А что, уподобиться им? – раздосадованно откликнулась уже остывающая Лерга. – Безумцы!
– Мир полон безумцев, – отрезала Ристания. – Если не хочешь на них смотреть – запрись в своей комнате и разбей зеркало!
Лерга, подсознательно ощущая, что собеседница права, расстроенно подтянула колени к груди и опустила на них подбородок. Побултыхала настоем в чашке. Опять она оказалась главным отрицательным персонажем!
– А что я должна была сказать?
Ристания, исподволь наблюдавшая за девушкой из-под кружева черных ресниц, торопливо согнала с губ чуть наметившуюся удовлетворенную улыбку.
– Видишь ли, объяснять сложную проблему тем, кто не отмечен излишним умом, нужно не так, как правильно, а так, как им будет понятно. Это ложь во благо.
– Например?
– Например, что тебе стоило сказать, что домна директора сегодня нет в Обители – уехал по вызову в Совет, так что идти к нему нет смысла, проще мирно дождаться окончания пары? Или что магистр просил тебя передать курсу, что он сегодня не придет, но велел отсидеть все занятие в кабинете и самостоятельно изучить следующий параграф учебника? Да мало ли что можно придумать! Было бы желание.
Лерга задумчиво кивнула:
– Да, пожалуй. Жаль только, что теперь нам это уже не поможет.
– Почему? – искренне удивилась женщина.
– Потому что зачет мы уже заочно провалили, – мрачно пояснила дисцития. – Во всяком случае, так он нам сказал.
Ристания сокрушенно покачала головой:
– О боги, ну когда же ты научишься видеть не ситуацию, а перспективу!
– Зачем? – подозрительно нахмурилась Лерга.
– Затем, что в таком ракурсе большинство неразрешимых проблем выглядят сущей ерундой, – терпеливо объяснила Ристания. – Ведь что вам сказал магистр? Что еще пара таких занятий – и можете готовиться к пересдаче. Так кто вам мешает воспользоваться этими двумя, чтобы крутануть барабан судьбы и оценок в другую сторону? Если, конечно, кое-кто не станет снова глупить.
Лерга подняла на нее удивленные глаза, подумала и решительно прищурилась, не скрывая скривившихся в многообещающей улыбке губ:
– О нет! Я не любительница наступать на одни и те же грабли и наслаждаться фейерверком.
Ветер глухо подвывал во дворе, порой влетая в отворенное окно и лохматя страницы учебников, шалил, забрасывая в комнату горсти пожухлых осенних листьев, нападавших с утра. Полуденное солнце обиженно отворачивалось от наглухо задернутых штор.
– Сочинения – не моя стезя! – с досадой заключила Лерга, раздраженно отбрасывая порядком покусанное с противоположного конца перо. Встала, не находя себе места прошлась по комнате взад-вперед и снова плюхнулась на стул, одарив тоскливейшим из взглядов плод полуторачасовых мучений.
«С точки зрения материалистической метамагии теория абсолютной энергоемкости и энергозависимости не имеет прав на существование», – криво и прерывисто, со многими перечеркиваниями вещал пергамент. Еще полстраницы подобных деревянных рассуждений Лерга только что решительно и безжалостно перечеркнула крест-накрест.
Сочинительство и все с ним связанное никогда не вызывало у дисцитии прилива нездорового энтузиазма, а уж когда и тема звучит, словно встопорщивший все свои колючки еж, то вообще пора заняться поисками веревки, мыла и прочего. Самокритичность в высшей форме.
Что поделаешь, концепция мировой причинно-следственной связи всего сущего мало волновала молодую каштаново-волнистую голову Лерги. Когда тебе семнадцать лет, за окном в прощальном теплом вальсе кружат терпко-золотистые листья, а руке не терпится сжать в ладони рукоять новой рапиры, мысли имеют привычку разлетаться быстрее вспугнутых кошачьей тенью воробьев. И лететь совсем не в сторону философских изысканий.
Мрачные мысли о собственной бездарности еще не успели толком развернуться в голове Лерги, как визгливо-обиженный звон в коридоре заставил ее вскочить и резко распахнуть дверь комнаты, машинально материализовывая шпагу в руке. Мало ли кто?
В длинном, сером и холодном, словно пищевод давно умершего дракона, коридоре стояла Вьита, дисцития на год старше Лерги. Исказившееся в нечеловеческой гримасе лицо девушки криво отражалось в торопливо осыпающемся серебряными брызгами на пол зеркале. По руке тоненькой извилистой линией текла кровь, капая с пальцев.
– Ненавижу!
– Кого? – деловито вмешался Глерг, любивший во всем точность.
Еще несколько дисцитиев, высунувшиеся на звон, торопливо закрыли двери. Связываться с Вьитой себе дороже. Таких профессиональных страдалиц еще свет не видывал. Она умела найти повод для слез и мучений в чем угодно. Найти, любовно оглядеть со всех сторон, раздуть до невообразимых размеров и страдать в свое удовольствие!
– Всех!!! – истерично выкрикнула девушка, резко оборачиваясь и с удовлетворением оглядывая своего единственного благодарного слушателя.
Но слушателю такое пристальное внимание не польстило, и он поспешил отговориться неотложными делами, торопливо захлопывая дверь комнаты и заговаривая ее на семи переменных.
– Что за революция в яслях? – недовольно поинтересовалась Лерга, без особой радости обнаружив, что, кроме нее, разбираться с Вьитой некому.
– Ты ничего не понимаешь! – оскорбленно отозвалась дисцития, с отрепетированной патетичностью отворачиваясь.
– Почему?
– Ты еще многого не знаешь в этой жизни!
– Зато я знаю нужное, – с какой-то спокойной уверенностью, истоков которой она и сама не понимала, отозвалась Лерга. – Зачем мне остальное?
Вьита обернулась и посмотрела на нее не то уважительно, не то удивленно. А потом, словно сломавшись, судорожно ухватилась рукой за стену и тоскливо простонала:
– Он меня обманывает.
Лерга иронично вскинула черные полукрылья бровей. Кто такой очередной «он», она и понятия не имела. У Вьиты они менялись еженедельно: дольше выдерживать склочный характер девушки не мог никто.
– Ну и что?
– Как – что? Ты что, не слышала? Он меня об-ма-ны-ва-ет!!!
– Тоже мне, беда! – фыркнула дисцития. – Мужчины обманывают чаще, женщины – лучше. Не вижу проблемы. Если обманывает – значит, еще хоть во что-то ставит. Если бы плевал – говорил бы правду, не задумываясь о последствиях.
Вьита заинтересованно подняла голову. В этом ракурсе она еще не смотрела на проблему.
– Ты правда так думаешь?
– Я? Я думаю, что хватит сидеть на каменном полу в коридоре, – решительно сказала Лерга, поднимая коллегу с пола и взглядом распахивая дверь своей комнаты. – Если, конечно, у тебя нет заветной мечты подхватить воспаление всего на свете!
Вьита не сопротивляясь позволила отбуксировать себя в кресло, перевязать кровоточащую руку и даже послушно сделала глоток из насильно впихнутой в ладонь чашки с зельем. Поморщилась, с профессиональным любопытством сделала еще один и отставила чашку.
– Что это?
Лерга лениво скользнула взглядом по рубиновому оттенку напитка.
– Ринница. Лугоцветная.
– Разве она лекарственная? – удивилась Вьита.
– Все травы лекарственные, – отмахнулась дисцития. – Если только правильно подобрать под них болезнь.
Вьита фыркнула, но пить не стала. Помолчала. Глухо шелестел ветер, врываясь в приоткрытое окно.
– Знаешь, это больно, когда тебя обманывают.
– Догадываюсь, – лаконично согласилась Лерга.
– А когда обманывает любимый человек – вдвойне больно.
– Это еще не повод разбивать руки в кровь о зеркала. – Осторожный прищур.
– А что делать?
Лерга пожала плечами. Кто не может выйти замуж – женит других. Кто ни разу не влюблялся – слывет куда большим знатоком сердечных метаний, чем десять раз разочаровавшийся в очередной великой и теперь-то уж точно настоящей любви. Советовать легко, поди-ка последуй этим советам…
– Не терять голову. Кто знает, вдруг жизнь еще захочет тебя по ней погладить? Да и потом, каждого человека в жизни ждет одна большая любовь. Только большинство почему-то предпочитают разменивать ее на множество мелких.
Вьита подняла на нее глаза. Непривычно серьезные и бездонно-грустные.
– А если это и была та единственная большая?
– Тогда не отпускай.
– Как?
– Ну… Например, прекрати обращать на него внимание.
Вьита саркастически хмыкнула:
– Ну-ну, чудесная парочка! Он меня обманывает, а я не обращаю на него внимания! Пари держу, нас ждет великое будущее!
– Не исключено, – серьезно кивнула Лерга. – Жизнь обожает парадоксы и противоречия. Она сама по сути своей – один великий и неразрешимый парадокс. Ведь чем меньше ты обращаешь на него внимания, тем больше он – на тебя.
Вьита задумчиво скользнула взглядом по Лерге, по столу, по валяющемуся на полу перу и медленно, словно пробуя каждое слово на вкус, проговорила:
– Странная ты какая-то стала. Еще с лета, с этого ведьмовского фестиваля…
– Ну уж какая есть!
– Ладно, я пойду. – Вьита медленно выбралась из мягких объятий кресла. – Еще зеркало собрать надо.
Дверь с едва слышным скрипом закрылась. Лерга сидела неподвижно и невидящим взглядом смотрела на стол. Только что она приобрела если не друга, то союзника точно. И главное, какой ценой? Чашкой зелья да тремя фразами. Правда, вовремя сказанными фразами…
– Если у человека есть шанс стать твоим другом, никогда не позволяй ему превратиться во врага! – говорила Ристания.
– Почему? – недоуменно переспросила тогда Лерга.
– Потому что это недальновидно. Своих врагов надо знать лучше, чем саму себя, и держать к себе ближе, чем лучших друзей. Если же у тебя врагов целый полк, то это становится потенциально проблематичным.
– Дальновидно, недальновидно, – ворчала дисцития. – Я же не машина, чтобы просчитывать все варианты сразу!
– А это и не расчет. Просто интуиция пополам с наблюдательностью.
– Зачем они мне?! Если клинок острый и рука верная, то количество врагов – это уже дело десятое!
Ристания весело и искренне расхохоталась, здорово обидев этим Лергу.
– Вот уж топорный подход к делу! Лерга, ты же девушка! Разве можно быть такой прямолинейной? Просто человек-перпендикуляр какой-то!
– А что? – обиженно отозвалась дисцития.
– А то. – Ристания с трудом подавила смех. – Скажи мне. сколько вас сейчас учится на курсе?
– Десять.
– Десять… Да, немного. Ну, предположим, до окончания отсеются еще двое. Восемь. Сколько лет существует Обитель?
Лерга с сомнением пожевала губами:
– Ну… Три века… Пять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56