Шивокс, в речи которого звучал совсем иной акцент, вздрогнул.
— Отпустите-ка меня, — спокойно приказал пленник. Речь и манеры Возвышенных пользовались немалым уважением в Вонарской Республике. Пораженные солдаты автоматически повиновались. Лицо второго секретаря Шивокса покрыл багровый румянец. Неизвестный сорвал вуаль, открыв нижнюю часть своего угловатого, чисто выбритого лица. Когда же он снял и шляпу, стало заметно, что золотистый тон кожи резко обрывается чуть ниже линии светлых волос. Густая, выгоревшая на солнце шевелюра, не знавшая парфюмерии, несомненно, не могла принадлежать ни одному авескийцу. Теперь все узнали хорошо знакомое лицо.
— Чаумелль! — пробормотал кто-то из солдат со смесью досады и веселья в голосе. — Снова шуточки Чаумелля. — Капрал покраснел, но не смог сдержать смешка. Пресловутые выходки заместителя второго секретаря Ренилла во Чаумелля приятно разнообразили скучноватую жизнь в казармах. Ледяной взгляд второго секретаря Шивокса заставил его вытянуться по стойке «смирно».
— Не будете ли вы столь любезны, чтобы пояснить смысл этой маленькой шарады? — Шивоксу более или менее удалось овладеть своим голосом, но лицо оставалось багровым. — Это намеренное оскорбление или попытка шутить?
— Разве бы я осмелился… — пробормотал Ренилл с той аристократической небрежностью, которая не могла не вызвать ярости в его непосредственном начальнике по Управлению гражданскими делами Авескии.
— Просветите же нас, если изволите!
— Не сомневаюсь, вашего внимания не миновало, что улицы перед резиденцией забиты взбудораженной толпой горожан. Авескийский костюм дал мне возможность беспрепятственно проникнуть сюда.
— Весьма изобретательно. Приношу свои поздравления. Вы достигли в этой роли такого совершенства, что едва ли можно назвать это простым маскарадом. В трудную минуту верх берут естественные инстинкты, не так ли? — язвительно усмехнулся второй секретарь Шивокс.
Если стрела и достигла цели, по лицу Ренилла во Чаумелля этого сказать было нельзя. Он давно сделал себя неуязвимым для подобных намеков. Ренилл принадлежал к одной из старейших аристократических семей Вонара. Не только официальная отмена титулов, но даже скандал, связанный с безумным решением его неукротимого прадеда Сисквина во Чаумелля жениться на авескийской княжне не нанес существенного ущерба престижу его рода. Кроме того, фанатичная приверженность потомков Сисквина вонарским хорошим манерам и моральным нормам практически смыли пятно старого мезальянса. В конце концов, княжна есть княжна, а северные авескийцы почти так же светлокожи, как вонарцы. Можно было бы и вовсе забыть о выходке предка, если бы следы ее не проявлялись время от времени на лицах некоторых членов семьи. Эти черные с зелеными искрами глаза, этот тонкий горбатый авескийский нос… Ренилл во Чаумелль унаследовал и то, и другое. Соотечественники, как правило, старались не замечать его недостатков, но их снисходительность не встречала видимых признаков благодарности.
— Немногим из нас, вонарцев, — сердечно продолжал Шивокс, — пришел бы в голову столь хитрый план. Воображение людей запада слишком прямолинейно. Тем более мало кто мог бы столь превосходно привести его в исполнение, но тут, конечно, природные данные в вашу пользу. Несомненно, узколобым догматикам подобный обман мог бы показаться недостойным джентльмена, но, что бы ни говорили, ваш успех вне подражания.
— Обман, Шивокс? — Ренилл недоуменно взглянул на своего начальника.
— Я подразумеваю эти ссылки на доставленное вами сообщение… таинственную клятву… короче, эту наглую ложь, столь типичную для туземцев.
— Второй секретарь, извольте заметить, что я говорил чистую правду, столь же искренне, как и вы, когда угрожали выколоть мне глаза, что является прямым нарушением всех заключенных договоров. Как, интересно узнать, вы намеревались объяснить столь жестокое нарушение международных соглашений протектору? Вы полагаете, он одобрил бы его? Или лучше считать, что слухи об этом происшествии не должны дойти до во Трунира?
— Это ребячество, Чаумелль…— Второй секретарь Шивокс ни на миг не поколебался в своей уверенности. — Я стремился внушить повиновение желтолицему, которого имел основания считать мятежником. Вы ведь не думаете, что я собирался привести угрозу в исполнение? Однако к делу. Оставим любительский театр и предрассудки прежней аристократии. — Шивокс с заметным усилием подавил вспышку гнева и нацепил снисходительную улыбку. — Маскарад ваш, бесспорно, забавен, но едва ли необходим. С тем же успехом вы могли посвятить свой досуг изучению зулайсанских похоронных обрядов либо другим столь же важным исследованиям. Вряд ли протектор сегодня найдет время для встречи с вами.
— Я здесь по его вызову. — Ренилл извлек из складок зуфура тот самый документ, который предъявлял страже у ворот. На бумаге стояла подпись и печать Бреве во Трунира, вонарского резидента-протектора туземного государства Кандерул. Шивокс бросил на бумагу беглый взгляд и тут же распорядился:
— Следуйте за мной.
Спасая остатки своего авторитета, второй секретарь не оглядываясь направился вверх по лестнице. Ренилл неторопливо двинулся ему вслед. Солдаты у подножия лестницы сдержанно пересмеивались.
Поднявшись наверх, они прошли по темному душному коридору в приемную протектора. Секретарь, увидев документ, скрылся на несколько секунд за дверью и тут же появился снова, пригласив их войти. Переступив порог, Ренилл принял прямую осанку вонарца. Бесить второго секретаря Шивокса казалось неплохим развлечением, но с протектором — дело иное. В святыне во Трунира царил полумрак и было относительно прохладно: окна в глубоких нишах скрывались за плетеными из тростника шторами, пропускающими воздух, с высокого потолка свисали огромные опахала. У стены притаился на корточках туземец-опахальщик — нибхой. Он то и дело натягивал веревку, заставляя плетеные веера плавно раскачиваться. В остальном меблировка комнаты была строго выдержана в вонарском стиле. Сам протектор во Трунир восседал за огромным письменным столом — сухощавый, но крепкий пожилой мужчина с кожей, обожженной авескийским солнцем. Лицо с мрачно поджатыми губами покрывали преждевременные морщины, узкая челюсть и высокий нахмуренный лоб выдавали в нем холерика. При виде костюма, в котором явился помощник второго секретаря, он чуть поднял бровь, но ничем не выразил неудовольствия — скорее наоборот.
— Интересная идея, Чаумелль, — заметил во Трунир не без одобрения.
— Главное, дала желаемый результат, сэр, — отозвался Ренилл, скрывая удивление. Как правило, протектор не отличался терпимостью к эксцентричности в поведении и одежде.
— Прошли по улицам без задержки?
— Да, и доставил вам письмо. — Ренилл протянул ему запечатанный пакет.
— От кого?
— От моего дяди, сэр, из Бевиаретты.
— Понятно. — Во Трунир положил письмо в корзину для входящих. — А с бездельниками у ворот проблем не возникло?
Они приняли меня за своего, сэр.
Губы Шивокса изогнулись в усмешке.
— Хорошо. Очень хорошо. — Одобрительный тон протектора насторожил обоих посетителей. — А если бы пришлось с ними заговорить, это не выдало бы вас?
— Сэр?
— Их наречие, местный жаргон — вы ведь им владеете, кажется?
— В Авескии говорят на четырех десятках диалектов, протектор. Никто, насколько мне известно, не владеет всеми сразу. — Заметив нетерпение собеседника, он коротко заключил: — Мне знакомы пять или шесть, бегло говорю на трех.
— В том числе и на местном жаргоне?
— На кандерулезском? Король языков. Я знаю его с детства.
— Отлично.
Снова неожиданная реакция. Обычно интерес заместителя второго секретаря к местным языкам, истории и культуре рассматривался как забавное, хотя и несколько неприличное чудачество. Но только не сегодня. Ренилл настороженно поклонился.
— Садитесь, я сейчас расскажу, зачем вызывал вас, — приказал протектор. — Вы тоже, Шивокс. Вам следует об этом знать.
Пока они усаживались, шум, доносящийся с улицы, стал явственнее.
— С самого утра они там гомонят и препятствуют движению, — заметил во Трунир. — Не знает ли кто-нибудь из вас, из-за чего такой шум?
Шивокс пожал плечами.
— Из-за убитых астромагов, — отозвался Ренилл. — Зулайсанцы думают, что это наша работа.
— Можно ли, не погрешив против истины, утверждать, что зулайсанцы вообще думают? — поинтересовался Шивокс.
— Столь откровенное попрание Учения угрожает самой целостности Касты, — заметил Ренилл. — Так, по крайней мере, полагают наиболее ретивые из наших граждан. Соответственно, они раздражены.
Вонарец, недавно прибывший в Авескию, — как, впрочем, и большинство постоянно живущих здесь представителей запада — не понял бы его. Но двое его слушателей, в силу должности обязанные разбираться в делах туземного населения, прекрасно понимали, в чем дело.
Авескийские астромаги, читающие волю богов, записанную на небесном своде знаками созвездий в миг рождения каждого младенца, определяли принадлежность новорожденного к той или иной касте, на всю жизнь помещая человека в определенные рамки и обеспечивая ему то или иное положение в обществе. Человеку запада такая жесткая предопределенность казалась грубым варварством. Однако в глазах авескийцев симметрия и правильность кастового порядка с его строгой геометрической красотой препятствовала вторжению в жизнь смертоносного влияния хаоса. Абсолютное подчинение воле богов, выраженное в строжайшей социальной иерархии, представляло духовную победу личности. Астромаги, способные читать Знаки богов, служили незаменимыми проводниками и переводчиками. Поэтому совершившееся ночью убийство трех наиболее выдающихся астромагов выглядело угрозой основам общества, покушением на стержень жизни каждого человека.
— И кто мог пойти на такое святотатство, как не бездушные западные захватчики? — продолжал Ренилл. — Они считают, что мы рады бы лишить их духовной основы, что мы посягаем на их национальную самобытность. Иногда мне кажется, что тут они правы.
— Ну вот, снова за старое. Эй, парень! — окликнул Шивокс молчаливого нибхоя. — Принеси-ка нам мыльницу.
Ренилл продолжал, словно не замечая, что его прервали:
— Они боятся, что…
— Худшие из них — дьяволы, — перебил во Трунир. — Лучшие — те, что получили образование на западе — набиты моралью, и вдвое опаснее худших. А большинство — овцы, которых пасут либо те, либо другие.
— Попросту говоря — точь-в-точь как мы, — пробормотал Ренилл.
— Точь-в-точь как некоторые из нас, — не без юмора поправил Шивокс.
— И кто же гонит их сейчас? — спросил протектор. — Кто привел их на грань бунта?
— Эти их проклятые шаманы, — предположил Шивокс. — Эти головорезы, которых здесь называют жрецами. Эти кровожадные желторожие…
— ВайПрадхи, — сухо закончил Ренилл. Авескийское слово переводилось на вонарский как «сыны». Так называли себя жрецы алчного местного божества, известного как «Аон-отец». Некоторые особенно жуткие и отвратительные элементы его культа были в последние двадцать лет запрещены вонарскими властями.
— Совершенно верно, — подытожил во Трунир. — ВайПрадхи. Зашевелились в последнее время. Снуют день и ночь, помешивая варево в горшке. И не без успеха. Мятеж в Уллури возглавляли почитатели Лона. Бунт в Садах Ксан-су — на каждой стене мелом нацарапаны эмблемы ВайПрадхов — знакомые вам уштры. Нападение на поместье Несса во Игне, когда вырезали всю его семью — та же история. Восстание на плантациях Цветов Света — всего в трех днях пути от Бевиаретты вашего дядюшки, Чаумелль — снова ВайПрадхи.
— А может, и убийство астромагов? — предположил Ренилл.
— Чтобы свалить на нас, — кивнул Шивокс. — Типично туземное коварство.
— Возможно, однако не доказано, — возразил во Трунир. — Как бы то ни было, с каждым днем все больше случаев насилия, по всему Кандерулу беспорядки, и прежде всего здесь, в ЗуЛайсе.
— Это неизбежно, — пожал плечами Ренилл. — Мы живем в тени Крепости.
Огромный храм, известный как ДжиПайндру, Крепость Богов, оправдывал свое название, возвышаясь грозно и неприступно в самом сердце раскаленного города. Время его основания было окутано легендами и мифами. Ни один пришелец с запада до сих пор не проник в его твердыню. Прежде, как говорили местные сказания, под его крышей возжигались огни многим богам. С веками, однако, младшие боги и богини ушли в небытие. Удалились Хрушиики и Нуумани, и с ними непобедимый Арратах, справедливый Абхиадеш и прочие. Остался только Аон-отец, Исток и Предел, единственная Истина. ДжиПайндру теперь принадлежал только ему.
— Нынешний КриНаид — самый невыносимый на нашей памяти, — заметил во Трунир.
Определить, когда сменялся КриНаид, представлялось невозможным. Само имя, символизирующее теснейшую связь с Аоном-отцом, пришло из глубины веков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Отпустите-ка меня, — спокойно приказал пленник. Речь и манеры Возвышенных пользовались немалым уважением в Вонарской Республике. Пораженные солдаты автоматически повиновались. Лицо второго секретаря Шивокса покрыл багровый румянец. Неизвестный сорвал вуаль, открыв нижнюю часть своего угловатого, чисто выбритого лица. Когда же он снял и шляпу, стало заметно, что золотистый тон кожи резко обрывается чуть ниже линии светлых волос. Густая, выгоревшая на солнце шевелюра, не знавшая парфюмерии, несомненно, не могла принадлежать ни одному авескийцу. Теперь все узнали хорошо знакомое лицо.
— Чаумелль! — пробормотал кто-то из солдат со смесью досады и веселья в голосе. — Снова шуточки Чаумелля. — Капрал покраснел, но не смог сдержать смешка. Пресловутые выходки заместителя второго секретаря Ренилла во Чаумелля приятно разнообразили скучноватую жизнь в казармах. Ледяной взгляд второго секретаря Шивокса заставил его вытянуться по стойке «смирно».
— Не будете ли вы столь любезны, чтобы пояснить смысл этой маленькой шарады? — Шивоксу более или менее удалось овладеть своим голосом, но лицо оставалось багровым. — Это намеренное оскорбление или попытка шутить?
— Разве бы я осмелился… — пробормотал Ренилл с той аристократической небрежностью, которая не могла не вызвать ярости в его непосредственном начальнике по Управлению гражданскими делами Авескии.
— Просветите же нас, если изволите!
— Не сомневаюсь, вашего внимания не миновало, что улицы перед резиденцией забиты взбудораженной толпой горожан. Авескийский костюм дал мне возможность беспрепятственно проникнуть сюда.
— Весьма изобретательно. Приношу свои поздравления. Вы достигли в этой роли такого совершенства, что едва ли можно назвать это простым маскарадом. В трудную минуту верх берут естественные инстинкты, не так ли? — язвительно усмехнулся второй секретарь Шивокс.
Если стрела и достигла цели, по лицу Ренилла во Чаумелля этого сказать было нельзя. Он давно сделал себя неуязвимым для подобных намеков. Ренилл принадлежал к одной из старейших аристократических семей Вонара. Не только официальная отмена титулов, но даже скандал, связанный с безумным решением его неукротимого прадеда Сисквина во Чаумелля жениться на авескийской княжне не нанес существенного ущерба престижу его рода. Кроме того, фанатичная приверженность потомков Сисквина вонарским хорошим манерам и моральным нормам практически смыли пятно старого мезальянса. В конце концов, княжна есть княжна, а северные авескийцы почти так же светлокожи, как вонарцы. Можно было бы и вовсе забыть о выходке предка, если бы следы ее не проявлялись время от времени на лицах некоторых членов семьи. Эти черные с зелеными искрами глаза, этот тонкий горбатый авескийский нос… Ренилл во Чаумелль унаследовал и то, и другое. Соотечественники, как правило, старались не замечать его недостатков, но их снисходительность не встречала видимых признаков благодарности.
— Немногим из нас, вонарцев, — сердечно продолжал Шивокс, — пришел бы в голову столь хитрый план. Воображение людей запада слишком прямолинейно. Тем более мало кто мог бы столь превосходно привести его в исполнение, но тут, конечно, природные данные в вашу пользу. Несомненно, узколобым догматикам подобный обман мог бы показаться недостойным джентльмена, но, что бы ни говорили, ваш успех вне подражания.
— Обман, Шивокс? — Ренилл недоуменно взглянул на своего начальника.
— Я подразумеваю эти ссылки на доставленное вами сообщение… таинственную клятву… короче, эту наглую ложь, столь типичную для туземцев.
— Второй секретарь, извольте заметить, что я говорил чистую правду, столь же искренне, как и вы, когда угрожали выколоть мне глаза, что является прямым нарушением всех заключенных договоров. Как, интересно узнать, вы намеревались объяснить столь жестокое нарушение международных соглашений протектору? Вы полагаете, он одобрил бы его? Или лучше считать, что слухи об этом происшествии не должны дойти до во Трунира?
— Это ребячество, Чаумелль…— Второй секретарь Шивокс ни на миг не поколебался в своей уверенности. — Я стремился внушить повиновение желтолицему, которого имел основания считать мятежником. Вы ведь не думаете, что я собирался привести угрозу в исполнение? Однако к делу. Оставим любительский театр и предрассудки прежней аристократии. — Шивокс с заметным усилием подавил вспышку гнева и нацепил снисходительную улыбку. — Маскарад ваш, бесспорно, забавен, но едва ли необходим. С тем же успехом вы могли посвятить свой досуг изучению зулайсанских похоронных обрядов либо другим столь же важным исследованиям. Вряд ли протектор сегодня найдет время для встречи с вами.
— Я здесь по его вызову. — Ренилл извлек из складок зуфура тот самый документ, который предъявлял страже у ворот. На бумаге стояла подпись и печать Бреве во Трунира, вонарского резидента-протектора туземного государства Кандерул. Шивокс бросил на бумагу беглый взгляд и тут же распорядился:
— Следуйте за мной.
Спасая остатки своего авторитета, второй секретарь не оглядываясь направился вверх по лестнице. Ренилл неторопливо двинулся ему вслед. Солдаты у подножия лестницы сдержанно пересмеивались.
Поднявшись наверх, они прошли по темному душному коридору в приемную протектора. Секретарь, увидев документ, скрылся на несколько секунд за дверью и тут же появился снова, пригласив их войти. Переступив порог, Ренилл принял прямую осанку вонарца. Бесить второго секретаря Шивокса казалось неплохим развлечением, но с протектором — дело иное. В святыне во Трунира царил полумрак и было относительно прохладно: окна в глубоких нишах скрывались за плетеными из тростника шторами, пропускающими воздух, с высокого потолка свисали огромные опахала. У стены притаился на корточках туземец-опахальщик — нибхой. Он то и дело натягивал веревку, заставляя плетеные веера плавно раскачиваться. В остальном меблировка комнаты была строго выдержана в вонарском стиле. Сам протектор во Трунир восседал за огромным письменным столом — сухощавый, но крепкий пожилой мужчина с кожей, обожженной авескийским солнцем. Лицо с мрачно поджатыми губами покрывали преждевременные морщины, узкая челюсть и высокий нахмуренный лоб выдавали в нем холерика. При виде костюма, в котором явился помощник второго секретаря, он чуть поднял бровь, но ничем не выразил неудовольствия — скорее наоборот.
— Интересная идея, Чаумелль, — заметил во Трунир не без одобрения.
— Главное, дала желаемый результат, сэр, — отозвался Ренилл, скрывая удивление. Как правило, протектор не отличался терпимостью к эксцентричности в поведении и одежде.
— Прошли по улицам без задержки?
— Да, и доставил вам письмо. — Ренилл протянул ему запечатанный пакет.
— От кого?
— От моего дяди, сэр, из Бевиаретты.
— Понятно. — Во Трунир положил письмо в корзину для входящих. — А с бездельниками у ворот проблем не возникло?
Они приняли меня за своего, сэр.
Губы Шивокса изогнулись в усмешке.
— Хорошо. Очень хорошо. — Одобрительный тон протектора насторожил обоих посетителей. — А если бы пришлось с ними заговорить, это не выдало бы вас?
— Сэр?
— Их наречие, местный жаргон — вы ведь им владеете, кажется?
— В Авескии говорят на четырех десятках диалектов, протектор. Никто, насколько мне известно, не владеет всеми сразу. — Заметив нетерпение собеседника, он коротко заключил: — Мне знакомы пять или шесть, бегло говорю на трех.
— В том числе и на местном жаргоне?
— На кандерулезском? Король языков. Я знаю его с детства.
— Отлично.
Снова неожиданная реакция. Обычно интерес заместителя второго секретаря к местным языкам, истории и культуре рассматривался как забавное, хотя и несколько неприличное чудачество. Но только не сегодня. Ренилл настороженно поклонился.
— Садитесь, я сейчас расскажу, зачем вызывал вас, — приказал протектор. — Вы тоже, Шивокс. Вам следует об этом знать.
Пока они усаживались, шум, доносящийся с улицы, стал явственнее.
— С самого утра они там гомонят и препятствуют движению, — заметил во Трунир. — Не знает ли кто-нибудь из вас, из-за чего такой шум?
Шивокс пожал плечами.
— Из-за убитых астромагов, — отозвался Ренилл. — Зулайсанцы думают, что это наша работа.
— Можно ли, не погрешив против истины, утверждать, что зулайсанцы вообще думают? — поинтересовался Шивокс.
— Столь откровенное попрание Учения угрожает самой целостности Касты, — заметил Ренилл. — Так, по крайней мере, полагают наиболее ретивые из наших граждан. Соответственно, они раздражены.
Вонарец, недавно прибывший в Авескию, — как, впрочем, и большинство постоянно живущих здесь представителей запада — не понял бы его. Но двое его слушателей, в силу должности обязанные разбираться в делах туземного населения, прекрасно понимали, в чем дело.
Авескийские астромаги, читающие волю богов, записанную на небесном своде знаками созвездий в миг рождения каждого младенца, определяли принадлежность новорожденного к той или иной касте, на всю жизнь помещая человека в определенные рамки и обеспечивая ему то или иное положение в обществе. Человеку запада такая жесткая предопределенность казалась грубым варварством. Однако в глазах авескийцев симметрия и правильность кастового порядка с его строгой геометрической красотой препятствовала вторжению в жизнь смертоносного влияния хаоса. Абсолютное подчинение воле богов, выраженное в строжайшей социальной иерархии, представляло духовную победу личности. Астромаги, способные читать Знаки богов, служили незаменимыми проводниками и переводчиками. Поэтому совершившееся ночью убийство трех наиболее выдающихся астромагов выглядело угрозой основам общества, покушением на стержень жизни каждого человека.
— И кто мог пойти на такое святотатство, как не бездушные западные захватчики? — продолжал Ренилл. — Они считают, что мы рады бы лишить их духовной основы, что мы посягаем на их национальную самобытность. Иногда мне кажется, что тут они правы.
— Ну вот, снова за старое. Эй, парень! — окликнул Шивокс молчаливого нибхоя. — Принеси-ка нам мыльницу.
Ренилл продолжал, словно не замечая, что его прервали:
— Они боятся, что…
— Худшие из них — дьяволы, — перебил во Трунир. — Лучшие — те, что получили образование на западе — набиты моралью, и вдвое опаснее худших. А большинство — овцы, которых пасут либо те, либо другие.
— Попросту говоря — точь-в-точь как мы, — пробормотал Ренилл.
— Точь-в-точь как некоторые из нас, — не без юмора поправил Шивокс.
— И кто же гонит их сейчас? — спросил протектор. — Кто привел их на грань бунта?
— Эти их проклятые шаманы, — предположил Шивокс. — Эти головорезы, которых здесь называют жрецами. Эти кровожадные желторожие…
— ВайПрадхи, — сухо закончил Ренилл. Авескийское слово переводилось на вонарский как «сыны». Так называли себя жрецы алчного местного божества, известного как «Аон-отец». Некоторые особенно жуткие и отвратительные элементы его культа были в последние двадцать лет запрещены вонарскими властями.
— Совершенно верно, — подытожил во Трунир. — ВайПрадхи. Зашевелились в последнее время. Снуют день и ночь, помешивая варево в горшке. И не без успеха. Мятеж в Уллури возглавляли почитатели Лона. Бунт в Садах Ксан-су — на каждой стене мелом нацарапаны эмблемы ВайПрадхов — знакомые вам уштры. Нападение на поместье Несса во Игне, когда вырезали всю его семью — та же история. Восстание на плантациях Цветов Света — всего в трех днях пути от Бевиаретты вашего дядюшки, Чаумелль — снова ВайПрадхи.
— А может, и убийство астромагов? — предположил Ренилл.
— Чтобы свалить на нас, — кивнул Шивокс. — Типично туземное коварство.
— Возможно, однако не доказано, — возразил во Трунир. — Как бы то ни было, с каждым днем все больше случаев насилия, по всему Кандерулу беспорядки, и прежде всего здесь, в ЗуЛайсе.
— Это неизбежно, — пожал плечами Ренилл. — Мы живем в тени Крепости.
Огромный храм, известный как ДжиПайндру, Крепость Богов, оправдывал свое название, возвышаясь грозно и неприступно в самом сердце раскаленного города. Время его основания было окутано легендами и мифами. Ни один пришелец с запада до сих пор не проник в его твердыню. Прежде, как говорили местные сказания, под его крышей возжигались огни многим богам. С веками, однако, младшие боги и богини ушли в небытие. Удалились Хрушиики и Нуумани, и с ними непобедимый Арратах, справедливый Абхиадеш и прочие. Остался только Аон-отец, Исток и Предел, единственная Истина. ДжиПайндру теперь принадлежал только ему.
— Нынешний КриНаид — самый невыносимый на нашей памяти, — заметил во Трунир.
Определить, когда сменялся КриНаид, представлялось невозможным. Само имя, символизирующее теснейшую связь с Аоном-отцом, пришло из глубины веков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54