А мы разработали способы поддержания баланса… то есть, если энтропию одновременно и увеличивать, и уменьшать, то линия может безболезненно принимать и отрывать от себя части других линий — в том числе материальные предметы, энергию из других линий — и оставаться при этом относительно стабильной.
— То есть…
То есть, мы может поддерживать межлинейную и даже межвременную торговлю, устраивать, например, чисто исследовательские линии, в которых собирались бы гении из других миров, чисто производственные — в которых сгоняли бы пролетариат с чисто исследовательских и курортных… полигоны — на которых можно испытывать самое разрушительное оружие… Хочешь поприсутствовать при взрыве гигатонной бомбы в атмосфере… или лучше — в гидросфере? Зрелище — незабываемое, планета — в пыль!
Женщина передернула плечами, Пилот тоже вздрогнул.
— Да. Так вот, сейчас у нас примерно две тысячи производственных миров, с десяток заповедных, примерно столько же — научных, и — самое главное, ради чего все это, собственно, и затевалось, — полсотни так называемых чистых линий.
— Чистых?
— Мы не вмешиваемся в их развитие. Почти не вмешиваемся. Единственное вмешательство — это если там кто-нибудь близко подходит к открытию парапривода — тогда приходится аккуратно его… отвлекать.
— Уничтожать?
— Ну, зачем же уничтожать, тем более, что обычно это или одна из ипостасей меня… и тебя, разумеется, или просто очень умный человек. Иногда удается переключить его интересы на что-нибудь другое, иногда приходится фальсифицировать результаты, иногда, если ничего не помогает — действительно, приходится и убивать.
— И как результаты?
— О! На одной из линий космические корабли уже достигли планет-гигантов, на Марсе процветает колония, на Венере пробуют перестраивать атмосферу. В общем, прогресс идет.
— А отрицательные?
— Ну разумеется. Несколько линий погибли в войнах, некоторые пострадали из-за таких, как ты… несмотря на всю охрану с нашей стороны. Десяток-другой просто тихо угасли… О чем ты задумался?
— О суете мирской. — Пилот вздохнул. — Как представлю, что все наши войны, усилия, жертвы — все напрасно…
Но почему же напрасно? — искренне возмутилась Контактер. — Теперь вы… ты присоединишься к нашему союзу, мы получим еще одного… члена сообщества, и неплохой кусок территории, хоть даже и поврежденной. Так что выбрось из головы вредные мысли, отдохни, понаслаждайся жизнью, а потом — и за работу. Миров на наш век хватит.
Она рассмеялась — весело и заразительно, и Пилот тоже не удержался от улыбки.
Роботележка тем временем подвезла что-то зеленоватое в высоких запотевших фужерах, полную тарелку крохотных бутербродов, испускающих креветочный запах, и снова куда-то умчалась.
— Пошла за новой одеждой, — прокомментировала Контактер. — Ну, это надолго. Мы можем пока заняться чем-нибудь полезным. Что там у нас сегодня?..
С этими словами женщина первой протянула руку к столику, сделала глоток и зажмурилась от удовольствия.
— Не знаю, как это называется, но вкусно! — звонко рассмеялась она. — Присоединяйся!
Пилот с удовольствием съел несколько удивительно вкусных и питательных кругляшков с тарелки, запил чем-то напоминающим легкое вино с абсолютно незнакомым вкусом и непередаваемым невесомым ароматом — жизнь сразу же перестала казаться потерянной, а война — проигранной, а в следующий момент он чуть было не подавился бутербродом.
Контактер, небрежно сбросив свой ППК на шезлонг, решительно двинулась к бассейну. Сильные стройные ноги плавно переходили в округлый зад, талия казалась гибкой и пружинистой, кожа — гладкой до блеска, и Пилот, разрываясь между застрявшим бутербродом и ошеломляющим зрелищем, чуть не задохнулся.
— Давай, присоединяйся! — весело крикнула ему женщина с бортика.
— А…
— А, брось условности! Здесь все свои!
Она поднялась на вышку, изогнулась в полете и почти без всплеска вошла в искрящуюся брызгами воду.
Со странным чувством Пилот стащил с себя комбинезон, вдохнул побольше воздуха и мягко соскользнул с бортика.
Вода оказалась теплой и абсолютно безвкусной, будто дистиллированной — впрочем, скорее всего, так оно и было. Глубина бассейна была метров десять, и дно, покрытое каким-то асссиметричным орнаментом, просматривалось без труда.
Так же хорошо просматривалась сквозь совсем уж тонкий слой воды и роскошная грудь его спутницы.
— Как вода? — невинно поинтересовалась она. — Поныряем?
Они парили в прозрачной невесомой жидкости, словно в воздухе, и Пилот, не чувствовавший себя так хорошо вот уже несколько недель, совершенно расслабился и забыл обо всем. Женщина играла с ним в традиционно-женскую игру — то мелькала, соблазнительно изогнувшись, перед самым носом, то вроде бы случайно раскрывалась перед ним на неуловимое мгновение и тут же, вскинувшись, словно щука, уходила на дно, то небрежно задевала грудью его спину или выброшенную в сторону ладонь. Видно было, что такая игра нравится ей самой, а закончилось это тем, чем и должно было закончиться — Пилот улучил момент, поднырнул, схватил ее за ноги и утащил под воду.
Выскользнув из его объятий, женщина заговорщически прижала палец к губам, махнула рукой, словно бы приглашая следовать за ней, поплыла к борту — и неожиданно Пилот заметил узкий черный зев спрятанного под карнизом отверстия. Женщина грациозно скользнула в темноту, Пилот осторожно двинулся следом — края дыры оказались гладкими, отверстие расширилось, и через несколько секунд он выдохнул в темной пещере с тускло освещенным мелким озером под ногами.
Женщина оказалась рядом, и дыхание ее было подозрительно прерывистым, кожа — горячей, губы — обжигающими, и тело ее прижималось к нему. Пилот окончательно потерял контроль над собой.
Некоторое время они барахтались на дне, постепенно зверея, женщина стонала и извивалась, принимая его в себя, обвивала его ногами, запрокидывая голову, царапала — и с благодарностью принимала его укусы… а когда все кончилось — прижалась к груди и положила голову ему на плечо.
— Так хорошо мне еще никогда не было… — пробормотал полностью опустошенный Пилот.
— Естественно, мой дорогой, — лениво отозвалась Контактер. — Ты и я — это одно и то же, и мы оба в любой момент знаем, кто из нас чего хочет…
Она небрежно скользнула рукой по его животу, дотронулась очень нежно — сначала рукой, затем языком где-то внизу, Пилот снова почувствовал все нарастающее желание — и на этот раз женщина запрыгнула на него сверху, и несколько минут буйствовала, изгибаясь, как лоза на ветру, то задевая грудью его губы, то обжигая поцелуями, и Пилот снова взорвался в неудержимом экстазе — и снова опомнился, нежно обнимая подругу.
Их новая одежда и новая порция напитков — на этот раз густо розовых, дожидались на столиках у шезлонгов. Пилот почему-то избегал смотреть в глаза своей спутнице, и заметив это, она обняла его снова, мягко и беспокойно.
— Что у тебя на душе?
— У меня… — пробормотал Пилот. — У меня такое чувство, будто я занимался любовью с самим собой.
Женщина рассмеялась.
— Вот глупости! Это во-первых, во-вторых, у нас здесь все позволено, а в-третьих… тебе сколько осталось?
— Лет восемь, — насторожился Пилот.
— Вот, а мне — год. Максимум — полтора. Есть ли у нас время задумываться о том… о чем не стоит задумываться?
— Как — полтора? А как же регулирование энтропии, поддержание линий в жизнеспособном состоянии…
— Экономически выгодных линий, my dearling. Только экономически — или чем-нибудь еще — выгодных. Моя, к сожалению, к таковым не относится. Из нее сделали полигон. Так что пойдем лучше ко мне и займемся чем-нибудь полезным…
Эпизод 17
Море мерно лизало пляж мелкими волнами, над головою сияли яркие южные звезды, горизонт, обозначенный разноцветными огнями санаториев и пансионатов, казался далеким и близким одновременно… и было просто прекрасно снова чувствовать себя молодым и беззаботным, наслаждаться чистым воздухом, морем, тишиной… и чувствовать в своей ладони мягкую и теплую руку девушки.
Он знал, что это всего лишь сон, и что до нелепой и глупой до обидного размолвки оставалось менее суток — знал, и наслаждался каждой секундой воспоминания.
Они гуляли по ночному пляжу, говорили друг другу всякие глупости, смеялись — и целовались, целовались самозабвенно и отвлеченно, не обращая внимания на попадающиеся время от времени такие же счастливые парочки.
Впрочем, те вели себя точно так же.
А потом была лесенка с широкими перилами, горячие губы девушки, гибкие ноги и прерывистое дыхание, шепот и нервная дрожь, стон и обжигающая волна любви.
А потом они снова гуляли по узкой полоске ракушек у самого прибоя, девушка со смехом искала "куриного бога", прикладывала к уху ракушки — «а почему эта шипит, а эта не шипит?»… «ой, а этот… нет, тоже без дырки, брось его в воду…»
Он размахнулся и что было силы швырнул злополучный камешек в волны.
Огромный фонтан воды поднялся в небо, грохот ударил в уши, и едва слышная музыка, доносящаяся из какого-то пансионата, так же внезапно превратилась в тоскливое завывание сирены.
Пилот проснулся — мгновенно, и, еще не очень соображая, схватился за пистолет.
Женщина тоже вскочила и, не раздумывая, бросилась к коммуникатору.
— Воздушная тревога! — заголосил вдруг тот. — Неизвестные объекты в опасной близости! Всем приготовиться к отражению атаки! Повторяю, всем приготовиться к отражению воздушной атаки с воздуха!
Сирена не умолкала.
— Пойдем! — женщина торопливо натягивала белье. — Не одевайся, все равно натягивать ППК. Быстрей, быстрей!
Не задавая лишних сейчас вопросов и не выпуская пистолета из рук, Пилот бросился следом.
Они пробежали по каким-то коридорам, смешиваясь с толпой таких же полу— или совсем раздетых сонных обитателей базы, кто-то больно заехал какой-то бесформенной железякой Пилоту в бок, кого-то он сам зацепил пистолетом — и наконец очутились в огромном ангаре с уже наполовину открытой аркой выхода.
Люди, на ходу затягивая ППК, запрыгивали в кабины истребителей… а вот дальше начиналось непонятное, для Пилота, по крайней мере — натянув шлемы и опустив рамы ложементов, летчики замирали в неподвижности, а машины, наоборот, начинали проявлять все признаки разумной жизни — закрывали фонари, проверяли рули, закрылки и прочие движущиеся части, по очереди поднимались на метр над бетоном пола и рулили к выходу.
Пилот недоуменно перевел взгляд на свою спутницу, та так же недоуменно — «ну, чего медлишь?» — взглянула на него… и внезапно грубо выругалась.
— Я совсем забыла… — произнесла она, прикусив губу. — Ты же не наложил нашу матрицу!
— Ну да… — Пилот еще не до конца понял ситуацию.
— …Значит, и летать на наших машинах ты не сможешь!
— Тьфу!
Наступила пауза — тягучая и бессмысленная, только все так же тревожно и тоскливо выла сирена, спокойно и методично, словно на учениях, взлетали истребители, и людей в ангаре становилось все меньше и меньше.
— А что у вас за особенности? — немного виновато спросил Пилот.
— Особенности? — не поняла женщина. — Ах, да. Ну, прежде всего, другая система управления. Вы использовали сенсорные перчатки и проекцию лазером на дно зрачка. А мы проецируем прямо в мозг… и оттуда же берем управляющий сигнал.
— Ничего себе! Так это уже не пилоты, это киборги какие-то!
— Зачем же так презрительно? — возмутилась Контактер. — В остальном они нормальные люди… такие же, как и я.
— А что… — начал было Пилот и вдруг взгляд его упал на зажатый истребителями в самый угол странный, но явно летательный аппарат. Узкий корпус, куцые крылья, огромные сопла сзади и пасти воздухозаборников спереди что-то явно напоминали. — А это еще что?
— Это? Трофей с какой-то отсталой линии. Атмосферник. Движок то ли водородный, то ли даже керосиновый. И система управления примитивная — ручка. На нем никто даже летать не умеет. А что?
— Да так, — протянул Пилот. — Просто моя матрица содержит сведения о таком аппарате.
Кресло оказалось даже удобнее, чем рассказали фальшивые воспоминания матрицы, ручка управления легла в ладонь и как будто стала ее продолжением, а сектор газа словно прирос к левой руке. Единственным существенным недостатком системы управления «трофея» была необходимость постоянно переводить взгляд с лобового стекла на приборы.
Женщина поцеловало его на прощание, сама опустила светофильтр шлема и быстро отбежала в сторону.
По сравнению с мягким гулом магнитодинамических двигателей истерический визг турбин показался оглушительным. Самолет вздрогнул и мягко двинулся вперед — прямо по желтой пунктирной линии. Стены туннеля мелькали все быстрее и наконец слились в одну мутную серую полосу, круглый и яркий просвет впереди вдруг взорвался ослепительным днем, Пилот осторожно взял ручку на себя — и даже с некоторым удивлением отметил мягкость, с которой истребитель оторвался от бетона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— То есть…
То есть, мы может поддерживать межлинейную и даже межвременную торговлю, устраивать, например, чисто исследовательские линии, в которых собирались бы гении из других миров, чисто производственные — в которых сгоняли бы пролетариат с чисто исследовательских и курортных… полигоны — на которых можно испытывать самое разрушительное оружие… Хочешь поприсутствовать при взрыве гигатонной бомбы в атмосфере… или лучше — в гидросфере? Зрелище — незабываемое, планета — в пыль!
Женщина передернула плечами, Пилот тоже вздрогнул.
— Да. Так вот, сейчас у нас примерно две тысячи производственных миров, с десяток заповедных, примерно столько же — научных, и — самое главное, ради чего все это, собственно, и затевалось, — полсотни так называемых чистых линий.
— Чистых?
— Мы не вмешиваемся в их развитие. Почти не вмешиваемся. Единственное вмешательство — это если там кто-нибудь близко подходит к открытию парапривода — тогда приходится аккуратно его… отвлекать.
— Уничтожать?
— Ну, зачем же уничтожать, тем более, что обычно это или одна из ипостасей меня… и тебя, разумеется, или просто очень умный человек. Иногда удается переключить его интересы на что-нибудь другое, иногда приходится фальсифицировать результаты, иногда, если ничего не помогает — действительно, приходится и убивать.
— И как результаты?
— О! На одной из линий космические корабли уже достигли планет-гигантов, на Марсе процветает колония, на Венере пробуют перестраивать атмосферу. В общем, прогресс идет.
— А отрицательные?
— Ну разумеется. Несколько линий погибли в войнах, некоторые пострадали из-за таких, как ты… несмотря на всю охрану с нашей стороны. Десяток-другой просто тихо угасли… О чем ты задумался?
— О суете мирской. — Пилот вздохнул. — Как представлю, что все наши войны, усилия, жертвы — все напрасно…
Но почему же напрасно? — искренне возмутилась Контактер. — Теперь вы… ты присоединишься к нашему союзу, мы получим еще одного… члена сообщества, и неплохой кусок территории, хоть даже и поврежденной. Так что выбрось из головы вредные мысли, отдохни, понаслаждайся жизнью, а потом — и за работу. Миров на наш век хватит.
Она рассмеялась — весело и заразительно, и Пилот тоже не удержался от улыбки.
Роботележка тем временем подвезла что-то зеленоватое в высоких запотевших фужерах, полную тарелку крохотных бутербродов, испускающих креветочный запах, и снова куда-то умчалась.
— Пошла за новой одеждой, — прокомментировала Контактер. — Ну, это надолго. Мы можем пока заняться чем-нибудь полезным. Что там у нас сегодня?..
С этими словами женщина первой протянула руку к столику, сделала глоток и зажмурилась от удовольствия.
— Не знаю, как это называется, но вкусно! — звонко рассмеялась она. — Присоединяйся!
Пилот с удовольствием съел несколько удивительно вкусных и питательных кругляшков с тарелки, запил чем-то напоминающим легкое вино с абсолютно незнакомым вкусом и непередаваемым невесомым ароматом — жизнь сразу же перестала казаться потерянной, а война — проигранной, а в следующий момент он чуть было не подавился бутербродом.
Контактер, небрежно сбросив свой ППК на шезлонг, решительно двинулась к бассейну. Сильные стройные ноги плавно переходили в округлый зад, талия казалась гибкой и пружинистой, кожа — гладкой до блеска, и Пилот, разрываясь между застрявшим бутербродом и ошеломляющим зрелищем, чуть не задохнулся.
— Давай, присоединяйся! — весело крикнула ему женщина с бортика.
— А…
— А, брось условности! Здесь все свои!
Она поднялась на вышку, изогнулась в полете и почти без всплеска вошла в искрящуюся брызгами воду.
Со странным чувством Пилот стащил с себя комбинезон, вдохнул побольше воздуха и мягко соскользнул с бортика.
Вода оказалась теплой и абсолютно безвкусной, будто дистиллированной — впрочем, скорее всего, так оно и было. Глубина бассейна была метров десять, и дно, покрытое каким-то асссиметричным орнаментом, просматривалось без труда.
Так же хорошо просматривалась сквозь совсем уж тонкий слой воды и роскошная грудь его спутницы.
— Как вода? — невинно поинтересовалась она. — Поныряем?
Они парили в прозрачной невесомой жидкости, словно в воздухе, и Пилот, не чувствовавший себя так хорошо вот уже несколько недель, совершенно расслабился и забыл обо всем. Женщина играла с ним в традиционно-женскую игру — то мелькала, соблазнительно изогнувшись, перед самым носом, то вроде бы случайно раскрывалась перед ним на неуловимое мгновение и тут же, вскинувшись, словно щука, уходила на дно, то небрежно задевала грудью его спину или выброшенную в сторону ладонь. Видно было, что такая игра нравится ей самой, а закончилось это тем, чем и должно было закончиться — Пилот улучил момент, поднырнул, схватил ее за ноги и утащил под воду.
Выскользнув из его объятий, женщина заговорщически прижала палец к губам, махнула рукой, словно бы приглашая следовать за ней, поплыла к борту — и неожиданно Пилот заметил узкий черный зев спрятанного под карнизом отверстия. Женщина грациозно скользнула в темноту, Пилот осторожно двинулся следом — края дыры оказались гладкими, отверстие расширилось, и через несколько секунд он выдохнул в темной пещере с тускло освещенным мелким озером под ногами.
Женщина оказалась рядом, и дыхание ее было подозрительно прерывистым, кожа — горячей, губы — обжигающими, и тело ее прижималось к нему. Пилот окончательно потерял контроль над собой.
Некоторое время они барахтались на дне, постепенно зверея, женщина стонала и извивалась, принимая его в себя, обвивала его ногами, запрокидывая голову, царапала — и с благодарностью принимала его укусы… а когда все кончилось — прижалась к груди и положила голову ему на плечо.
— Так хорошо мне еще никогда не было… — пробормотал полностью опустошенный Пилот.
— Естественно, мой дорогой, — лениво отозвалась Контактер. — Ты и я — это одно и то же, и мы оба в любой момент знаем, кто из нас чего хочет…
Она небрежно скользнула рукой по его животу, дотронулась очень нежно — сначала рукой, затем языком где-то внизу, Пилот снова почувствовал все нарастающее желание — и на этот раз женщина запрыгнула на него сверху, и несколько минут буйствовала, изгибаясь, как лоза на ветру, то задевая грудью его губы, то обжигая поцелуями, и Пилот снова взорвался в неудержимом экстазе — и снова опомнился, нежно обнимая подругу.
Их новая одежда и новая порция напитков — на этот раз густо розовых, дожидались на столиках у шезлонгов. Пилот почему-то избегал смотреть в глаза своей спутнице, и заметив это, она обняла его снова, мягко и беспокойно.
— Что у тебя на душе?
— У меня… — пробормотал Пилот. — У меня такое чувство, будто я занимался любовью с самим собой.
Женщина рассмеялась.
— Вот глупости! Это во-первых, во-вторых, у нас здесь все позволено, а в-третьих… тебе сколько осталось?
— Лет восемь, — насторожился Пилот.
— Вот, а мне — год. Максимум — полтора. Есть ли у нас время задумываться о том… о чем не стоит задумываться?
— Как — полтора? А как же регулирование энтропии, поддержание линий в жизнеспособном состоянии…
— Экономически выгодных линий, my dearling. Только экономически — или чем-нибудь еще — выгодных. Моя, к сожалению, к таковым не относится. Из нее сделали полигон. Так что пойдем лучше ко мне и займемся чем-нибудь полезным…
Эпизод 17
Море мерно лизало пляж мелкими волнами, над головою сияли яркие южные звезды, горизонт, обозначенный разноцветными огнями санаториев и пансионатов, казался далеким и близким одновременно… и было просто прекрасно снова чувствовать себя молодым и беззаботным, наслаждаться чистым воздухом, морем, тишиной… и чувствовать в своей ладони мягкую и теплую руку девушки.
Он знал, что это всего лишь сон, и что до нелепой и глупой до обидного размолвки оставалось менее суток — знал, и наслаждался каждой секундой воспоминания.
Они гуляли по ночному пляжу, говорили друг другу всякие глупости, смеялись — и целовались, целовались самозабвенно и отвлеченно, не обращая внимания на попадающиеся время от времени такие же счастливые парочки.
Впрочем, те вели себя точно так же.
А потом была лесенка с широкими перилами, горячие губы девушки, гибкие ноги и прерывистое дыхание, шепот и нервная дрожь, стон и обжигающая волна любви.
А потом они снова гуляли по узкой полоске ракушек у самого прибоя, девушка со смехом искала "куриного бога", прикладывала к уху ракушки — «а почему эта шипит, а эта не шипит?»… «ой, а этот… нет, тоже без дырки, брось его в воду…»
Он размахнулся и что было силы швырнул злополучный камешек в волны.
Огромный фонтан воды поднялся в небо, грохот ударил в уши, и едва слышная музыка, доносящаяся из какого-то пансионата, так же внезапно превратилась в тоскливое завывание сирены.
Пилот проснулся — мгновенно, и, еще не очень соображая, схватился за пистолет.
Женщина тоже вскочила и, не раздумывая, бросилась к коммуникатору.
— Воздушная тревога! — заголосил вдруг тот. — Неизвестные объекты в опасной близости! Всем приготовиться к отражению атаки! Повторяю, всем приготовиться к отражению воздушной атаки с воздуха!
Сирена не умолкала.
— Пойдем! — женщина торопливо натягивала белье. — Не одевайся, все равно натягивать ППК. Быстрей, быстрей!
Не задавая лишних сейчас вопросов и не выпуская пистолета из рук, Пилот бросился следом.
Они пробежали по каким-то коридорам, смешиваясь с толпой таких же полу— или совсем раздетых сонных обитателей базы, кто-то больно заехал какой-то бесформенной железякой Пилоту в бок, кого-то он сам зацепил пистолетом — и наконец очутились в огромном ангаре с уже наполовину открытой аркой выхода.
Люди, на ходу затягивая ППК, запрыгивали в кабины истребителей… а вот дальше начиналось непонятное, для Пилота, по крайней мере — натянув шлемы и опустив рамы ложементов, летчики замирали в неподвижности, а машины, наоборот, начинали проявлять все признаки разумной жизни — закрывали фонари, проверяли рули, закрылки и прочие движущиеся части, по очереди поднимались на метр над бетоном пола и рулили к выходу.
Пилот недоуменно перевел взгляд на свою спутницу, та так же недоуменно — «ну, чего медлишь?» — взглянула на него… и внезапно грубо выругалась.
— Я совсем забыла… — произнесла она, прикусив губу. — Ты же не наложил нашу матрицу!
— Ну да… — Пилот еще не до конца понял ситуацию.
— …Значит, и летать на наших машинах ты не сможешь!
— Тьфу!
Наступила пауза — тягучая и бессмысленная, только все так же тревожно и тоскливо выла сирена, спокойно и методично, словно на учениях, взлетали истребители, и людей в ангаре становилось все меньше и меньше.
— А что у вас за особенности? — немного виновато спросил Пилот.
— Особенности? — не поняла женщина. — Ах, да. Ну, прежде всего, другая система управления. Вы использовали сенсорные перчатки и проекцию лазером на дно зрачка. А мы проецируем прямо в мозг… и оттуда же берем управляющий сигнал.
— Ничего себе! Так это уже не пилоты, это киборги какие-то!
— Зачем же так презрительно? — возмутилась Контактер. — В остальном они нормальные люди… такие же, как и я.
— А что… — начал было Пилот и вдруг взгляд его упал на зажатый истребителями в самый угол странный, но явно летательный аппарат. Узкий корпус, куцые крылья, огромные сопла сзади и пасти воздухозаборников спереди что-то явно напоминали. — А это еще что?
— Это? Трофей с какой-то отсталой линии. Атмосферник. Движок то ли водородный, то ли даже керосиновый. И система управления примитивная — ручка. На нем никто даже летать не умеет. А что?
— Да так, — протянул Пилот. — Просто моя матрица содержит сведения о таком аппарате.
Кресло оказалось даже удобнее, чем рассказали фальшивые воспоминания матрицы, ручка управления легла в ладонь и как будто стала ее продолжением, а сектор газа словно прирос к левой руке. Единственным существенным недостатком системы управления «трофея» была необходимость постоянно переводить взгляд с лобового стекла на приборы.
Женщина поцеловало его на прощание, сама опустила светофильтр шлема и быстро отбежала в сторону.
По сравнению с мягким гулом магнитодинамических двигателей истерический визг турбин показался оглушительным. Самолет вздрогнул и мягко двинулся вперед — прямо по желтой пунктирной линии. Стены туннеля мелькали все быстрее и наконец слились в одну мутную серую полосу, круглый и яркий просвет впереди вдруг взорвался ослепительным днем, Пилот осторожно взял ручку на себя — и даже с некоторым удивлением отметил мягкость, с которой истребитель оторвался от бетона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24