– Лучше бы мы на Джигу Виртуоза сходили. У него скрипка по-настоящему смеется и разговаривает. У нее даже лицо есть!
– У кого лицо?
– У скрипки!
– Какое еще лицо? Зачем лицо, если обычная скрипка может ТАК? Ты не слышала, что ли?
– А у меня слуха нет, – с достоинством возвестила блондинка. – Я с лицом хочу…
Подруга, впившись зубами в свежеприобретенный пирожок, вздернула брови.
Над зданием с колоннами, откуда все еще выходили люди, бежали строгие, без лишних завитушек, буквы: «Время волшебной музыки. Единственный концерт оркестра Бьюна Веретено». За основательной филармонией тянулся к облакам легкомысленный с виду многоэтажный дом, смахивающий на хрупкий витраж из стекла и дерева. Через деревянный каркас были пропущены магические стержни, заставляющие поверхности слегка мерцать. Ночью, наверное, красиво…
– Вот звону будет, коли брякнется! – восхищенно заметили рядом.
Я покосился на лысоватого мужика с потрепанной туристской картой в руках и огромным полупустым рюкзаком, парашютом повисшим за его плечами.
– Кто брякнется?
– Дом! – охотно подсказал турист. – Небось бесстрашные люди в нем живут.
– Как это – брякнется? – с недоумением переспросил я.
– Ну магия исчезнет, и…
– Как магия может исчезнуть?
Он внимательнее вгляделся в меня и догадливо кивнул:
– А! Да ты небось сам из этих… Где уж тебе понять!
Я оскорбился.
Он доверительно потянулся ко мне, дурашливо приставив ладонь ко рту, и, ехидно кося желтоватыми выпуклыми глазенками, внушительно пробормотал вполголоса:
– Да будет вам известно, господин маг, безотказной не бывает даже магия. А как насчет случая в прошлом году? Бирюзовый-то мост упал? Как «слепой вихрь» прошел, так и бряк! Вот так-то вот! – А затем, не дожидаясь ответа, вежливо кивнул и двинулся прочь, сверяясь с картой. Солнце радостно бликовало на его лысой макушке.
Наверное, на площади дворца Белой Королевы у этого типа исполнятся все желания разом.
Центральные и главные улицы крупных городов похожи друг на друга, как бывают похожи люди, наполняющие эти улицы, – причесаны, украшены, ухожены. А за фасадами спрятана своя жизнь, со своими радостями и горестями. Как везде. И как только здесь.
Кое-где улочки были такими узкими, что жители стоящих друг против друга домов могли по утрам здороваться с соседями за руку. Сюда не протискивались машины, и поэтому мостовая сохранилась со старых времен, когда дорогу выкладывали многоугольниками из камня. Каждый камень звучал по-своему, и каждая улочка напевала прохожим собственную мелодию.
На тех улицах, что пошире, размещали мелкие магазинчики, торгующие в основном продуктами и сувенирами (от центра было не так далеко, как могло показаться). Еще здесь попадались крошечные кафе.
Я бы даже сказал, что слишком часто попадались… В последние час-другой мой нос все однозначнее выводил к очередному кафе или забегаловке, якобы неожиданно возникающим на пути.
Придется уступить.
Расположившись за столиком кафе снаружи, я принялся за еду, одновременно наблюдая за прохожими. Прямо напротив ютилась лавка, выдающая себя за антикварную, хотя даже беглого взгляда на выставленные на ее витрине вещи хватало, чтобы угадать наличие на них незаметных надписей: «Сделано в провинции Лонь» или что-нибудь в этом духе.
Посетителей в лавке хватало, и время от времени дверной колокольчик мелодично тренькал, выпуская очередного растяпу с горящими глазами, прижимающего к груди пакет с псевдотуарской вазой или почти подлинной статуэткой из кургана Белчуг.
– Ой, смотри, смотри!
Высокий темнокожий худощавый парень и хрупкая беленькая, как подснежник, девушка замедлили шаги перед витриной. Как и все туристы, они выглядели слегка нелепо и взбалмошно. В одной руке камера, в другой карта, на шее сумка с уже приобретенным барахлом. Не замечая никого вокруг, они улыбались друг другу. В общем, туристы как туристы. Явно из Черных территорий. Парень, вероятно, родился на западе, где преобладали такие темнокожие и светлоглазые дылды. А девочка, скорее всего, южанка. И оба наверняка из провинции, никто в метрополии уже не наденет куртку с такими дурацкими нашивками от сглаза.
Парень состроил гримасу, указывая на что-то лежащее на витрине, и девушка засмеялась. Звонко и беспечно. Эти двое были по уши поглощены друг другом, не видя, что привлекают внимание не только случайных безразличных прохожих.
Паренек сделал пару шагов в сторону, изготовив камеру, чтобы снять подружку на фоне разноцветной витрины. И поначалу не заметил, что девочка больше не смеется, а смотрит обеспокоенно за его спину. Лишь поймав в видоискатель ее растерянное лицо, парень оглянулся, обнаружив позади пятерых разновеликих типов в темных куртках с пестрыми значками.
Ну понятно. Как же без местного колорита в лице стандартного набора уродов!
Узость здешних улиц позволяла слышать любой разговор на противоположной стороне дороги. Да и эти пятеро даже не думали понижать голоса. Скорее напротив, всячески старались оказаться в центре внимания.
– Ну, ты, грязнорожий, чего проход перегородил приличным людям? Понаехали тут. Соскребай после них…
– А девочка-то ничего, умытая. Такой и мы не побрезгуем.
– Слышь, ты, чумазый, вали в сторону, пока дышишь…
Паренек с камерой выпрямился, глядя на обидчиков надменно и тревожно. Камеру он перехватил так, чтобы удобнее было бить. Жаль, что дорогущая игрушка весит гораздо меньше банального булыжника.
Девушка скользнула за его плечо, уцепившись за локоть, и потянула:
– Пойдем! Пойдем же…
Что паренек процедил сквозь зубы, не разобрать, но пятеро аборигенов вскинулись. Тот, что самый плечистый, выбросил руку, и камера едва не поменяла хозяина.
Законный владелец камеры потащил ее назад, но как раз в этот момент тип в грязной куртке, один из окруживших невезучую парочку, прихватил замешкавшуюся девушку за талию. Та вскрикнула. Ее кавалер, забыв о камере, резко развернулся. Если бы его глаза умели метать молнии, то нападавшим пришлось бы несладко. А так они лишь заухмылялись. Самый щуплый победно вскинул добытую камеру. Сработала вспышка, выпустив ослепительно сверкнувшую птицу.
Прохожие беспокойно скользили взглядами и быстро проходили мимо с каменными лицами. Изнутри антикварной лавки выглядывали посетители, перемещаясь вдоль витрины и не решаясь выйти. Будто рыбины в аквариуме.
А еще говорят, что у Белых в городах тишь да гладь. Оно и понятно, если делать вид, что ничего не происходит…
Я аккуратно отодвинул свою тарелку локтем. Сотворив пять черных звездочек, положил их на левую ладонь, прищурился, беря всех пятерых недоумков в прицел, и методично сщелкнул все звездочки каждому в лоб.
Реакция была мгновенной.
– Эй! – озадаченно воскликнул Плечистый. – А они-то где?
– …! – Грязный нецензурно выругался. От брани декоративные вьюнки над входом в лавку разом сморщились и опали. – Куда делись? Только что же тут стояли…
Его сосед тер глаза. Остальные принялись ошалело размахивать руками, словно пытаясь схватить воздух перед собой. Изрядно потускневшая, но все еще заметная птица-вспышка всполошенно отлетела вверх.
Парень и девочка мигом смекнули, что происходит, и не стали тратить время даром. Парень выхватил свою камеру у испуганно вякнувшего Щуплого и, увлекая подружку за руку, бросился наутек.
Я тоже не стал мешкать. Паутина сторожких заклинаний трепетала в воздухе. Они реагировали даже на мелкое колдовство. Сейчас сюда заявится кто-нибудь проверять, что вызвало беспокойство Сети. А объясняться мне не хотелось.
Пятеро возле антикварной лавки уже пришли в себя и переругивались друг с другом. Мои черные звездочки плясали у них перед носами. Если заклинание не снимут, оно продержится пару дней. И на пару дней город может быть спокоен – новых объектов для своей травли эти уроды не заметят, даже если те станут танцевать прямо перед ними. К сожалению, более сильное заклятие требует изменения личности и вмешательства в суть человека. А на это у меня права нет.
А есть ли у тебя право вообще так поступать? – мелькнуло смутное раздражение где-то на изнанке подсознания. Это же нечестно… Ты маг, они – нет. Слишком легко совершать благородные поступки, когда это тебе ничего не стоит, верно?
Подумаешь!..
Остаток времени я потратил на бесцельное шатание по городу и к точке рандеву явился в срок. Уже практически стемнело, а свет реклам, витрин и фонарей менял цвета до неузнаваемости. Кафе возле Галереи вольных художников напоминало стеклянный фонарь с прозрачными витражными узорами на стеклах, а люди, роившиеся возле него, словно насекомые, влетали внутрь, метались между стенками и вылетали обратно в выстуженные сумерки.
Леану я увидел первым. Она пришла на пару минут раньше и остановилась в дверях кафе, всматриваясь в лица. Желтое стекло спутало гамму ее одежды, но не узнать ее было невозможно.
Я ускорил шаг, однако все равно не успел. Обменявшись парой слов с подошедшим официантом, Леана развернулась и вышла наружу, зябко поеживаясь в своем не по погоде тонком свитере.
– Ленка!
Она обернулась резко, словно готовясь отразить нападение. И выражение ее лица в отсветах фонарей показалось мне напряженным и испуганным. Впрочем, оно тут же смягчилось.
– Трой…
– Извини, я опоздал.
– Нет, это я поторопилась. Часы у меня, как всегда, спешат…
В подтверждение ее слов, перекрывая гул машин и голосов, донесся мелодичный перелив боя курантов, расположенных на башне через дорогу. Мы слушали его, вглядываясь друг в друга. Выжидающе, осторожно, будто пробуя тонкий лед.
Прошло два года. Срок небольшой и одновременно бесконечный.
Она укоротила свои длинные волосы, шея обнажилась, и оттого казалось, что осанка ее стала более горделивой и уверенной. А может, уверенности ей прибавили события, случившиеся за это время, когда из девчонки с красками она превратилась в профессиональную и востребованную художницу.
– Я… я рада тебя снова видеть, – негромко произнесла Ленка. Ледок хрустнул и пошел трещинами. Плеснулась черная ледяная вода. Все еще ледяная.
Не все так просто.
– Лен…
– Погоди… – Она снова вздрогнула от холода. Тонкий свитерок и джинсы не грели. – Ты не против, если мы начнем официальную часть чуть позже? Минут через десять? Я не успела закончить одно срочное дело… Выскочила, чтобы тебя перехватить… – Она запнулась.
– Да, – с некоторым облегчением отозвался я. – Конечно.
– Это здесь же. В Галерее…
На дверях Галереи висело объявление: «Администрация приносит свои извинения, но в связи с подготовкой новой экспозиции Галерея временно закрыта. Ждем вас десятого числа».
Рыжеватая девушка возле входа надевала пальто. Глянула на меня с любопытством, едва заметно улыбнулась.
– Лен, тебя искал какой-то человек, – проговорила рыжая, набрасывая на шею полосатый шарф. – Я сказала, что ты будешь позже…
– Да, спасибо, – отозвалась Леана рассеянно.
– Он еще сказал…
– Саня, потом, – отмахнулась Леана, и рыжая Саня озадаченно вздернула брови и адресовала мне вопросительный взгляд.
В Галерее пахло деревом, скипидаром, красками и сандалом. Сверху доносился едва слышный разговор и смех, но Ленка повела меня в другую сторону. Через главный зал, освещенный лишь несколькими точечными источниками света. Почти все полотна на стенах накрывали чехлы, но даже по фрагментам я иногда угадывал давно знакомую «Летнюю рощу», или «Изумрудных стрекоз», или «Рыбу-ключ»… Старина «Зеленый грифон» презрительно щурился на стене напротив.
Привет, беззвучно сказал я ему. Грифон остался прежним. А Ленка изменилась. Но что в ней стало другим, кроме прически, мне еще предстояло узнать. Или не узнать…
– Ты так на меня смотришь…
– Просто вспоминаю, какая ты.
– Теперь я другая.
– Вижу.
Она незнакомым жестом отодвинула челку со лба. Косынка на шее шевельнулась, и под ней сверкнуло пурпурно-красным. Я пригляделся и озадачился.
Под косынкой у Ленки притаился простенький кулон – красный полудрагоценный камешек с заключенным в его сердцевине заклинанием защиты от проникновения . В мысли ли, в чувства ли… Безделушка. Любой грамотный маг пробьет эту защиту как бумагу. Чтобы создать полноценную завесу, требуется магия высшего уровня, и стоить такой оберег будет бешеных денег. Вряд ли это по карману пусть даже перспективной художнице. И взамен она купила этот кулон… Зачем?
Потому что не доверяет тебе. Или боится.
Очень весело.
Не выдержав, я взял ее за руку. Пальцы ее дрогнули, она застыла, распахнув глаза, и сразу же обмякла.
– Лен, это же я…
Мы ловили воспоминания друг друга как бабочек. Стараясь накрыть ладонью и не повредить, прислушиваясь к щекотным прикосновениям.
– А помнишь, как мы ездили на Ветродуй? – И в памяти распускалась изумрудная зелень весенних предгорий, и натянутая струна канатной дороги с сиденьями в виде разных птиц, отчего издалека казалось, что странная стая послушной вереницей летит к вершине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82