Работа очень старая, но заклятие все еще держит надежно. Придется повозиться. Но недолго. Желание обрести наконец свободу было так велико, что, по-моему, я бы без особых усилий вскрыл и Королевские Печати.
Плюнули напоследок в стены черные стрелки. Воздух наполнился привкусом проклятия. Замки щелкнули и поддались. Толкнув люк рукой, я ощутил движение. Что-то сверху посыпалось и перекатилось. Хлынул ослепительный свет. Одуряюще пахнуло теплом и свежим воздухом.
Свобода…
На самом деле свет едва сочился из каких-то неразличимых щелей, и здесь царила зыбкая полутьма. Затхлый воздух пах тленом, полиролью и мышами. А тепло вскоре сменилось тянущим, каменным холодом. Люк замкнулся и стал неразличим даже для магического взора, но оттуда явственно и неприятно сквозило.
Но все равно здесь было прекрасно. Прекрасны многочисленные картины в пыльных мешковинах, трогательно прислонившиеся друг к дружке. И превосходна старомодная мебель, сгрудившаяся по углам. И изумительны осколки разбившегося сервиза, самоцветами рассыпанные по полу. И великолепны старинные… ну хорошо, просто старые сундуки, наверняка таящие в своих недрах невероятные сокровища… И величественно уже настоящее старинное, тусклое зеркало прямо напротив в темной, треснувшей раме.
А девушка, отражающаяся в нем, просто невозможно восхитительна. Фея в бальном платье.
– Ты очень странно смотришь, – сказала восхитительная девушка настороженно. – И выглядишь ты странно… Чудовищно.
Наваждение схлынуло. Дрогнули и рассыпались призрачные силуэты в зеркале. Там отражались мы оба, сидящие на полу. Настоящие. Испачканные, взъерошенные, в порванной одежде. Лица покрыты потеками крови и грязи. Глаза ввалились от усталости. Только мы, и больше никто.
– Сколько мы уже валяемся здесь? Несколько минут или вечность?
– Что? – машинально переспросил я, вглядываясь в блеклую зеркальную поверхность. Треснувшая рама струилась, перетекая в смутные узоры. Настоящее Зеркало?.. Впрочем, какая разница. За последние пару дней я насмотрелся на редкостные диковины на сто лет вперед.
– Ты выглядишь чудовищно, – слабо улыбнувшись, повторила Ксения. – Как и положено настоящему герою. Тебя, кажется, угораздило совершить подвиг, вытаскивая нас оттуда. Расскажешь как?
– Кто знает путь, найдет и дверь, – процитировал я, отворачиваясь и радуясь тому, что здесь все-таки достаточно темно.
Никто никогда не узнает, чем заплачено за билет на выход. И уж тем более это не должна знать Ксения. Ни про то, как я полз обратно, исходя слюной и слезами… Как чистился, давясь от отвращения, прежде чем идти к ней. Ни про то, что было до… Собственное малодушие, пусть и минутное, забыть не так легко, но придется попробовать.
Ксения несколько мгновений молча смотрела на меня. Взгляд ее был осязаем и горяч. Обжечься можно.
– Не хочешь отвечать, – констатировала она наконец задумчиво. – Значит, есть что рассказать.
Я поднялся на ноги и прошелся по помещению, огибая мебель. Под подошвами захрустело стекло. Резкие звуки были неприятны, а движения причиняли боль, но сидеть пришпиленным вопросительным взглядом было еще труднее.
– Здесь когда-то была комната ритуалов, – сообщил я, рассматривая почти неразличимый узор, вырезанный на каменной стене. – А потом его превратили в… чулан. Варвары.
– Трой, ты светишься.
– Чего? – удивился я, невольно оборачиваясь.
Ксения по-прежнему сидела на полу, глядя на меня снизу вверх. На мгновение мне снова померещились складки пышной юбки вечернего платья, сверкающего драгоценностями. Но нет, это всего лишь кусок мятого полотна с россыпью фарфоровой крошки возле ее коленей.
– Искришься, – продолжила Ксения непонятным тоном. – Ты полон силой до краев. Еще немного, и она расплескается вокруг.
– Ну… был момент, когда я смог восстановить резерв, – сознался я, припоминая неистовое, почти животное счастье утоленной жажды. – Разве это плохо?
– Не знаю… – Уголки ее губ дрогнули, и она медленно отвела глаза. – Я чувствую привкус твоей силы… Она пугает.
– Она помогла нам выжить, – напомнил я сумрачно.
– Пойдем отсюда, – предложила Ксения, вставая. – А то скоро мы раскиснем и рухнем где-нибудь по дороге. Надо хоть посмотреть, куда на этот раз нас занесло… Снова дверь, – с отвращением простонала она через несколько секунд. – Ненавижу двери…
Когда-то в Черных пределах…
Что за бес убедил Виккера поселиться в этих трущобах? – в сердцах размышлял Корнил, аккуратно огибая очередную зловонную лужу. Не иначе старческая склонность к оригинальности, в просторечии именуемая маразмом…
Хотя это он напрасно. Кем-кем, а маразматиком этот древний Черный маг, сильно смахивающий на угрюмую черепаху, не был. Корнил с наслаждением вспомнил, как вкусно тот совладал с витым узлом. И как легко начертал золотой излом.
Налетевший с запада сухой, горячий ветер ожег щеки палящим крошевом мелкого песка. Забренчали невидимые колокольцы. Вдоль узкой улочки, похожей на ущелье, потянуло гарью, пряностями и падалью. В изысканно цветущих плесенью древних лужах заплескалось отражение почти полной луны.
Ну и местечко… Корнил брезгливо полюбовался на потускневшую и взявшуюся отчетливыми трещинками кожу дорогих ботинок. И тоскливо оценил расстояние до поворота, за которым осталась машина. Старый маразматик… то бишь глубокоуважаемый древний Черный маг Виккер, по прозвищу Молчун, ненавидел современную технику. Вот вонь и грязищу он терпел, а машины – нет.
Улица была длинная, тесная и необитаемая. Соседей маг тоже не выносил. Между близко стоящими глиняными строениями тьма скопилась густая, твердая, только что кусками не сыпалась…
Хотя… Что это там за копошение? Наверняка кого-нибудь бьют. Здесь всегда кого-то бьют. И хорошо еще, если заплутавшего мертвяка…
Ностальгическая ухмылка помимо воли тронула губы.
Отвлекшись, Корнил наступил-таки в очередную кляксу грязи и с чувством выругался. И словно эхом послышалась приглушенная брань, просочившаяся в сквозину между домами.
– …Кусается, гаденыш!.. Надо было по башке лупить сильнее… Хопп сказал, чтобы не до смерти, а только поучить… Эй, эй!!
Всплеск силы был коротким и беспомощным. Как зов о помощи. Корнил замер на одной ноге, поведя носом. А потом ринулся между стен, мельком смахивая тенета обживших щель мракожоров.
Пахнуло жаром. Сразу за целыми домами начинались развалины и пустырь, где беспрепятственно ходили суховеи. Далеко за пустошью снова вздымал остроконечные небоскребы город, ночью казавшиеся роями светляков, но до освещенного жилья еще нужно было добежать.
Кажется, малец не успел. Или ему не дали.
В кирпичной, полуобвалившейся коробке без крыши, на пятачке, среди разбросанных и бьющих лучами в разные стороны фонарей скорчился мальчишка лет восьми. Его окружали подростки постарше. В стороне громоздилось стадо мотоциклов и потрепанный «кентавр».
– …Тебе говорили, не смей так делать! Говорили?!
Пацан содрогнулся от явно не первого удара ботинком под ребра. За пределами рассеченного световыми линиями многоугольника взметнулись и опали смутные тени. У замешкавшегося неподалеку Корнила стали дыбом волосы. Не от страха, а от мгновенного электрического разряда.
– Ну вот! – стонуще возмутился один из подростков. – Он опять! Ты заметил? Не смей, ведьмак мелкий!!
Корнил осатанел:
– А ну! – и, позабыв про дорогой костюм и давно изменившийся статус, ринулся в бой разъяренным носорогом.
Запахло сухой грозой. И засверкало тоже.
Чуть позже, уже дома, Корнил с удовольствием рассказывал:
– Представляешь? Он ставил защитников ! Почти настоящих… Да у меня в его возрасте таких сроду не получалось!.. Я буквально ошалел, когда увидел. И думаю, малыш вряд ли сам знал, что творит. Наверняка из потомственных…
Мила скупо улыбалась, изучая съежившегося найденыша. Тот так и сидел в углу, куда его еле затащил Корнил с помощью телохранителя. Поначалу-то спасенный мальчик оцепенел и позволил увести себя в машину, но достать его оттуда оказалось сложно. Они вдвоем еле выволокли визжащего и кусающегося мальчишку.
– Как думаешь, – тихо произнесла Мила, – откуда он такой?
– Да мало ли… Объявим в розыск… А пока поживет с нами. Небось прокормим? Дела пошли в гору, сама знаешь. Виккер так и сказал, что времена меняются и скоро мне быть главой Семьи.
– У тебя своих четверо, – напомнила жена.
– Это наверняка из местных, – не слушая ее, размышлял вслух Корнил.
Притихший найденыш и впрямь походил на большинство здешней детворы – в мешковатой одежде с чужого плеча, бритый налысо, смуглый до черноты, но при этом зеленоглазый. Вон как зыркает. Только что не светятся гляделки.
Корнил смотрел через раскрытую на причал дверь. По широким, плоским ступеням поднимались двое мальчишек. Остановились, переговариваясь и оглядываясь вниз, где в играющей блестками воде качались яхты. Один постарше – высокий, коренастый. Другой ниже ростом, худощавый.
– Я понимаю, что срок оказался слишком велик. – Человек сидящий в кресле напротив, производил странное впечатление скованности и одновременно вальяжности. Он уже знал себе цену, но еще не привык к ней.
– Прошел почти год, – хмуро заметил Корнил.
– Возможно, оно стоило того, чтобы ждать так долго.
– Надеюсь. Вас рекомендовали люди, которым я доверяю… Хотя до того дня ваше имя было мне неизвестно.
Человек в кресле невесело улыбнулся. Звали его Стоян Лев, хотя кое-кто уже одарил его кличкой Ловчий. За дело, надо думать.
– Я потратил много времени, потому что поначалу пошел по неверному пути… Боюсь, вы сами сбили меня с толку. Пришлось основательно поработать, чтобы найти верные исходные точки…
Корнил перевел внимательный взгляд на собеседника. Померещилось, что тот сейчас добавит что-нибудь о дополнительных расходах. Но Ловчий всего лишь сообщал сухие факты, ставя заказчика в известность о мельчайших нюансах.
– …В конце концов я нашел. Возьмите.
Скромная, без ярлыков и надписей, папка легла между ними. Весьма раскормленная бумагами, надо заметить. Корнил откинул обложку, вчитываясь в строгие строчки. И почти сразу же, не удержавшись, воскликнул:
– Это невозможно! – и осекся, молча вбирая в себя написанное, как сухая губка воду.
Ловчий никак не отреагировал на возглас, наблюдая, как двое мальчишек на ступеньках азартно заспорили, размахивая руками. Тот, что повыше, – темнокожий, крепкий. Тот, что пониже – загорелый, но значительно светлее цветом кожи и волос.
– Он изменился, – негромко заметил Ловчий, когда Корнил закрыл папку и положил сверху ладонь, будто опасаясь, что ее содержимое сейчас разбежится по комнате.
Даже не уточняя, было понятно, о ком идет речь.
– Да…
– Вы ведь поняли все еще до того, как обратились ко мне?
– Примерно за год.
– Раньше… – проницательно возразил Ловчий, прищурив свои странные, льдистые глаза.
– Когда стали отрастать волосы, мы уже засомневались, а когда стал сходить загар… Он много времени провел на улице, под солнцем. Такой загар остается надолго даже у светлокожих…
– Итого – два с лишним года. Почему вы сразу не рассказали?
– Вы не понимаете… – Корнил покачал головой, даже не задумываясь, отчего он, обычно недоверчивый, так откровенен с этим человеком. – К тому моменту мы уже успели ввести его в Круг, приняли в Семью, наняли преподавателя…
Ловчий выжидательно смотрел на Корнила, но тот умолк. Чужаку не объяснишь, что произошло. И почему даже старый шаман во время Ритуала ничего не заподозрил. Корнил сам поторопился настоять на проведении Ритуала. Парнишка оказался настолько перспективным, что было жаль напрасно терять время…
Кто знал, что так повернется?
– Вы хотели, чтобы я опроверг ваши опасения? – В прозорливости Ловчему не откажешь. Как и в самоуверенности. – Тогда вам надо было найти сыщика похуже…
Но ему еще учиться и учиться выдержке. Потому что догадки его не поспевают за словами. Еще не договорив, он уже оборвал сам себя и снова поправился:
– Вы нанимали! Так вот отчего ждали так долго… Многих?
– Семерых. По настоянию Круга… Мы уж стали надеяться, что никто ничего так и не узнает и доказательств не будет. К сожалению, мы наткнулся на вас.
Ловчий вдруг легко улыбнулся. Он явно не оскорбился. Да и на что? Только что сказанное было комплиментом.
– Они действительно из Белых? – Корнил провел по папке ладонью.
– Если бы вы подняли реестр Белых и сравнили формулу сил, то вы бы и сами нашли его родственников. Стоколы старинная семья. Его родители погибли оба, но куда исчез ребенок, не знал никто… Кстати, это единственное, что мне не удалось прояснить. Я не знаю, как он попал в западные земли… – Ловчий недовольно потер впалую щеку. Вздохнул и добавил: – Зато могу рассказать, как бедняге пришлось выживать среди «клещей» у Жаба. Тоже почти два года.
– Почитаю на досуге.
– Пропавшему ребенку было шесть лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Плюнули напоследок в стены черные стрелки. Воздух наполнился привкусом проклятия. Замки щелкнули и поддались. Толкнув люк рукой, я ощутил движение. Что-то сверху посыпалось и перекатилось. Хлынул ослепительный свет. Одуряюще пахнуло теплом и свежим воздухом.
Свобода…
На самом деле свет едва сочился из каких-то неразличимых щелей, и здесь царила зыбкая полутьма. Затхлый воздух пах тленом, полиролью и мышами. А тепло вскоре сменилось тянущим, каменным холодом. Люк замкнулся и стал неразличим даже для магического взора, но оттуда явственно и неприятно сквозило.
Но все равно здесь было прекрасно. Прекрасны многочисленные картины в пыльных мешковинах, трогательно прислонившиеся друг к дружке. И превосходна старомодная мебель, сгрудившаяся по углам. И изумительны осколки разбившегося сервиза, самоцветами рассыпанные по полу. И великолепны старинные… ну хорошо, просто старые сундуки, наверняка таящие в своих недрах невероятные сокровища… И величественно уже настоящее старинное, тусклое зеркало прямо напротив в темной, треснувшей раме.
А девушка, отражающаяся в нем, просто невозможно восхитительна. Фея в бальном платье.
– Ты очень странно смотришь, – сказала восхитительная девушка настороженно. – И выглядишь ты странно… Чудовищно.
Наваждение схлынуло. Дрогнули и рассыпались призрачные силуэты в зеркале. Там отражались мы оба, сидящие на полу. Настоящие. Испачканные, взъерошенные, в порванной одежде. Лица покрыты потеками крови и грязи. Глаза ввалились от усталости. Только мы, и больше никто.
– Сколько мы уже валяемся здесь? Несколько минут или вечность?
– Что? – машинально переспросил я, вглядываясь в блеклую зеркальную поверхность. Треснувшая рама струилась, перетекая в смутные узоры. Настоящее Зеркало?.. Впрочем, какая разница. За последние пару дней я насмотрелся на редкостные диковины на сто лет вперед.
– Ты выглядишь чудовищно, – слабо улыбнувшись, повторила Ксения. – Как и положено настоящему герою. Тебя, кажется, угораздило совершить подвиг, вытаскивая нас оттуда. Расскажешь как?
– Кто знает путь, найдет и дверь, – процитировал я, отворачиваясь и радуясь тому, что здесь все-таки достаточно темно.
Никто никогда не узнает, чем заплачено за билет на выход. И уж тем более это не должна знать Ксения. Ни про то, как я полз обратно, исходя слюной и слезами… Как чистился, давясь от отвращения, прежде чем идти к ней. Ни про то, что было до… Собственное малодушие, пусть и минутное, забыть не так легко, но придется попробовать.
Ксения несколько мгновений молча смотрела на меня. Взгляд ее был осязаем и горяч. Обжечься можно.
– Не хочешь отвечать, – констатировала она наконец задумчиво. – Значит, есть что рассказать.
Я поднялся на ноги и прошелся по помещению, огибая мебель. Под подошвами захрустело стекло. Резкие звуки были неприятны, а движения причиняли боль, но сидеть пришпиленным вопросительным взглядом было еще труднее.
– Здесь когда-то была комната ритуалов, – сообщил я, рассматривая почти неразличимый узор, вырезанный на каменной стене. – А потом его превратили в… чулан. Варвары.
– Трой, ты светишься.
– Чего? – удивился я, невольно оборачиваясь.
Ксения по-прежнему сидела на полу, глядя на меня снизу вверх. На мгновение мне снова померещились складки пышной юбки вечернего платья, сверкающего драгоценностями. Но нет, это всего лишь кусок мятого полотна с россыпью фарфоровой крошки возле ее коленей.
– Искришься, – продолжила Ксения непонятным тоном. – Ты полон силой до краев. Еще немного, и она расплескается вокруг.
– Ну… был момент, когда я смог восстановить резерв, – сознался я, припоминая неистовое, почти животное счастье утоленной жажды. – Разве это плохо?
– Не знаю… – Уголки ее губ дрогнули, и она медленно отвела глаза. – Я чувствую привкус твоей силы… Она пугает.
– Она помогла нам выжить, – напомнил я сумрачно.
– Пойдем отсюда, – предложила Ксения, вставая. – А то скоро мы раскиснем и рухнем где-нибудь по дороге. Надо хоть посмотреть, куда на этот раз нас занесло… Снова дверь, – с отвращением простонала она через несколько секунд. – Ненавижу двери…
Когда-то в Черных пределах…
Что за бес убедил Виккера поселиться в этих трущобах? – в сердцах размышлял Корнил, аккуратно огибая очередную зловонную лужу. Не иначе старческая склонность к оригинальности, в просторечии именуемая маразмом…
Хотя это он напрасно. Кем-кем, а маразматиком этот древний Черный маг, сильно смахивающий на угрюмую черепаху, не был. Корнил с наслаждением вспомнил, как вкусно тот совладал с витым узлом. И как легко начертал золотой излом.
Налетевший с запада сухой, горячий ветер ожег щеки палящим крошевом мелкого песка. Забренчали невидимые колокольцы. Вдоль узкой улочки, похожей на ущелье, потянуло гарью, пряностями и падалью. В изысканно цветущих плесенью древних лужах заплескалось отражение почти полной луны.
Ну и местечко… Корнил брезгливо полюбовался на потускневшую и взявшуюся отчетливыми трещинками кожу дорогих ботинок. И тоскливо оценил расстояние до поворота, за которым осталась машина. Старый маразматик… то бишь глубокоуважаемый древний Черный маг Виккер, по прозвищу Молчун, ненавидел современную технику. Вот вонь и грязищу он терпел, а машины – нет.
Улица была длинная, тесная и необитаемая. Соседей маг тоже не выносил. Между близко стоящими глиняными строениями тьма скопилась густая, твердая, только что кусками не сыпалась…
Хотя… Что это там за копошение? Наверняка кого-нибудь бьют. Здесь всегда кого-то бьют. И хорошо еще, если заплутавшего мертвяка…
Ностальгическая ухмылка помимо воли тронула губы.
Отвлекшись, Корнил наступил-таки в очередную кляксу грязи и с чувством выругался. И словно эхом послышалась приглушенная брань, просочившаяся в сквозину между домами.
– …Кусается, гаденыш!.. Надо было по башке лупить сильнее… Хопп сказал, чтобы не до смерти, а только поучить… Эй, эй!!
Всплеск силы был коротким и беспомощным. Как зов о помощи. Корнил замер на одной ноге, поведя носом. А потом ринулся между стен, мельком смахивая тенета обживших щель мракожоров.
Пахнуло жаром. Сразу за целыми домами начинались развалины и пустырь, где беспрепятственно ходили суховеи. Далеко за пустошью снова вздымал остроконечные небоскребы город, ночью казавшиеся роями светляков, но до освещенного жилья еще нужно было добежать.
Кажется, малец не успел. Или ему не дали.
В кирпичной, полуобвалившейся коробке без крыши, на пятачке, среди разбросанных и бьющих лучами в разные стороны фонарей скорчился мальчишка лет восьми. Его окружали подростки постарше. В стороне громоздилось стадо мотоциклов и потрепанный «кентавр».
– …Тебе говорили, не смей так делать! Говорили?!
Пацан содрогнулся от явно не первого удара ботинком под ребра. За пределами рассеченного световыми линиями многоугольника взметнулись и опали смутные тени. У замешкавшегося неподалеку Корнила стали дыбом волосы. Не от страха, а от мгновенного электрического разряда.
– Ну вот! – стонуще возмутился один из подростков. – Он опять! Ты заметил? Не смей, ведьмак мелкий!!
Корнил осатанел:
– А ну! – и, позабыв про дорогой костюм и давно изменившийся статус, ринулся в бой разъяренным носорогом.
Запахло сухой грозой. И засверкало тоже.
Чуть позже, уже дома, Корнил с удовольствием рассказывал:
– Представляешь? Он ставил защитников ! Почти настоящих… Да у меня в его возрасте таких сроду не получалось!.. Я буквально ошалел, когда увидел. И думаю, малыш вряд ли сам знал, что творит. Наверняка из потомственных…
Мила скупо улыбалась, изучая съежившегося найденыша. Тот так и сидел в углу, куда его еле затащил Корнил с помощью телохранителя. Поначалу-то спасенный мальчик оцепенел и позволил увести себя в машину, но достать его оттуда оказалось сложно. Они вдвоем еле выволокли визжащего и кусающегося мальчишку.
– Как думаешь, – тихо произнесла Мила, – откуда он такой?
– Да мало ли… Объявим в розыск… А пока поживет с нами. Небось прокормим? Дела пошли в гору, сама знаешь. Виккер так и сказал, что времена меняются и скоро мне быть главой Семьи.
– У тебя своих четверо, – напомнила жена.
– Это наверняка из местных, – не слушая ее, размышлял вслух Корнил.
Притихший найденыш и впрямь походил на большинство здешней детворы – в мешковатой одежде с чужого плеча, бритый налысо, смуглый до черноты, но при этом зеленоглазый. Вон как зыркает. Только что не светятся гляделки.
Корнил смотрел через раскрытую на причал дверь. По широким, плоским ступеням поднимались двое мальчишек. Остановились, переговариваясь и оглядываясь вниз, где в играющей блестками воде качались яхты. Один постарше – высокий, коренастый. Другой ниже ростом, худощавый.
– Я понимаю, что срок оказался слишком велик. – Человек сидящий в кресле напротив, производил странное впечатление скованности и одновременно вальяжности. Он уже знал себе цену, но еще не привык к ней.
– Прошел почти год, – хмуро заметил Корнил.
– Возможно, оно стоило того, чтобы ждать так долго.
– Надеюсь. Вас рекомендовали люди, которым я доверяю… Хотя до того дня ваше имя было мне неизвестно.
Человек в кресле невесело улыбнулся. Звали его Стоян Лев, хотя кое-кто уже одарил его кличкой Ловчий. За дело, надо думать.
– Я потратил много времени, потому что поначалу пошел по неверному пути… Боюсь, вы сами сбили меня с толку. Пришлось основательно поработать, чтобы найти верные исходные точки…
Корнил перевел внимательный взгляд на собеседника. Померещилось, что тот сейчас добавит что-нибудь о дополнительных расходах. Но Ловчий всего лишь сообщал сухие факты, ставя заказчика в известность о мельчайших нюансах.
– …В конце концов я нашел. Возьмите.
Скромная, без ярлыков и надписей, папка легла между ними. Весьма раскормленная бумагами, надо заметить. Корнил откинул обложку, вчитываясь в строгие строчки. И почти сразу же, не удержавшись, воскликнул:
– Это невозможно! – и осекся, молча вбирая в себя написанное, как сухая губка воду.
Ловчий никак не отреагировал на возглас, наблюдая, как двое мальчишек на ступеньках азартно заспорили, размахивая руками. Тот, что повыше, – темнокожий, крепкий. Тот, что пониже – загорелый, но значительно светлее цветом кожи и волос.
– Он изменился, – негромко заметил Ловчий, когда Корнил закрыл папку и положил сверху ладонь, будто опасаясь, что ее содержимое сейчас разбежится по комнате.
Даже не уточняя, было понятно, о ком идет речь.
– Да…
– Вы ведь поняли все еще до того, как обратились ко мне?
– Примерно за год.
– Раньше… – проницательно возразил Ловчий, прищурив свои странные, льдистые глаза.
– Когда стали отрастать волосы, мы уже засомневались, а когда стал сходить загар… Он много времени провел на улице, под солнцем. Такой загар остается надолго даже у светлокожих…
– Итого – два с лишним года. Почему вы сразу не рассказали?
– Вы не понимаете… – Корнил покачал головой, даже не задумываясь, отчего он, обычно недоверчивый, так откровенен с этим человеком. – К тому моменту мы уже успели ввести его в Круг, приняли в Семью, наняли преподавателя…
Ловчий выжидательно смотрел на Корнила, но тот умолк. Чужаку не объяснишь, что произошло. И почему даже старый шаман во время Ритуала ничего не заподозрил. Корнил сам поторопился настоять на проведении Ритуала. Парнишка оказался настолько перспективным, что было жаль напрасно терять время…
Кто знал, что так повернется?
– Вы хотели, чтобы я опроверг ваши опасения? – В прозорливости Ловчему не откажешь. Как и в самоуверенности. – Тогда вам надо было найти сыщика похуже…
Но ему еще учиться и учиться выдержке. Потому что догадки его не поспевают за словами. Еще не договорив, он уже оборвал сам себя и снова поправился:
– Вы нанимали! Так вот отчего ждали так долго… Многих?
– Семерых. По настоянию Круга… Мы уж стали надеяться, что никто ничего так и не узнает и доказательств не будет. К сожалению, мы наткнулся на вас.
Ловчий вдруг легко улыбнулся. Он явно не оскорбился. Да и на что? Только что сказанное было комплиментом.
– Они действительно из Белых? – Корнил провел по папке ладонью.
– Если бы вы подняли реестр Белых и сравнили формулу сил, то вы бы и сами нашли его родственников. Стоколы старинная семья. Его родители погибли оба, но куда исчез ребенок, не знал никто… Кстати, это единственное, что мне не удалось прояснить. Я не знаю, как он попал в западные земли… – Ловчий недовольно потер впалую щеку. Вздохнул и добавил: – Зато могу рассказать, как бедняге пришлось выживать среди «клещей» у Жаба. Тоже почти два года.
– Почитаю на досуге.
– Пропавшему ребенку было шесть лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82