Возможно, вас преследовали, или вы не сумели найти себе место для ночлега. Позвольте предложить вам остаться здесь до первой стражи.
Я медленно поднялся, боясь резкими движениями напугать девушку. Мне вдруг сделалось совестно за то, что я такой большой и могучий, уже одно это и то, что я был неодет, могло до смерти напугать мою ночную гостью. Впрочем, что же ей было нужно?..
Отступив к окну, я нашел кувшин с водой, вылил немного в таз и умылся. По правде говоря, в предшествующий вечер мы с Раймоном, его приятелями, придворными и уже приехавшими на турнир гостями изрядно повеселились, устраивая состязание, кто больше выпьет, и сейчас я был пьян. Пьян, но не до такой степени, чтобы пригласить к себе благородную деву из рыцарского рода и забыть об этом! Вино еще играло в моей крови, но новые обстоятельства и ощущение исходившей от девушки опасности окончательно протрезвили меня. Я подошел к сундуку, где держу платья, и вынул из него теплый плащ, которым теперь собирался воспользоваться как постелью. Плащ я расстелил на сундуке и только тут опомнился, что даже не предложил гостье вина. Поспешно я отошел в угол комнаты, где у меня стоял небольшой бочонок сладкого каркассонского, которое так любили дамы. Помнится, я обнаружил его в винном погребе и, не взирая на попытки графского виночерпия остановить меня, вытащил этот трофей на свет божий и, отбиваясь от мешающей мне стражи, допер до своей берлоги. Бочонок я приволок три дня назад, но, судя по весу, сейчас он был наполовину пуст, впрочем, это скорее вина моего оруженосца Мигеля, нежели моя. Вновь вернувшись к сундуку, я извлек оттуда выигранный в прошлом году золотой турнирный кубок Бордо и подошел со всем этим к Марии. Аккуратно отвернув пробку и наклонив бочонок, я налил вина и с поклоном подал его гостье.
– Не желаете ли... – начал было я, но она только всплеснула руками.
– Но почему же вы не пьяны? Ведь мне сказали, что вы должны были быть совершенно пьяны! – точно в беспамятстве зашептала она, трясясь всем телом. – Они же мне обещали!..
От неожиданности я отхлебнул из кубка и тупо уставился на прекрасную донну, заливающуюся слезами в моей постели. Получалось так, что моя гостья рассчитывала на то, что я буду пьян. Зачем? Мысли мешались...
Я поставил бочонок и кубок на пол и хотел уже вернуться к своему сундуку, как вдруг Мария остановила меня, поспешно схватив за руку. От этого прикосновения кровь застучала в висках, а сердце забилось, словно разбуженная внезапной молнией птица.
– Постойте, сэр рыцарь, я сейчас, – она порывисто перекрестилась и вытянулась на ложе, закрыв лицо руками. – Вот!
Я медлил. Только глупцы и лгуны могут говорить, что знают, что делать с девушкой, когда она украдкой прокрадывается в комнату мужчины. То есть, будь это обыкновенная служанка, прачка или дочка простолюдина – вопросов не возникло бы. Но обесчестить благородную донну?..
– Ну, что же вы! Начинайте! – чуть ли не завизжала донна Мария. – Делайте свое дело, или вы не мужчина?!
Не говоря ни слова и едва сдерживая неподобающий смех, я лег на свой сундук и слушал какое-то время дыхание девушки. Наконец Марии надоело лежать с закрытыми глазами, выставляя напоказ свое прикрытое тонкой рубашкой тело, и она натянула на себя покрывало. Я лежал, затаив дыхание и слушая тишину.
Девушка оказалась здесь не случайно, а значит, очень скоро за ней должен был кто-то явиться. Это наводило на недобрые мысли. Конечно, следовало вывести ее отсюда. Но куда? На потеху дежурившим лучникам? Опять же – в какой бы щекотливой ситуации ни оказался я сам, я не мог дать этому делу огласку и скомпрометировать тем самым благородную девицу, оказавшуюся в моей постели в эту лунную ночь.
Я почувствовал, что Мария смотрит на меня, но не понял, осуждала она меня за бездействие, была ли разочарована, или, наоборот, обрадована, что ее ночное приключение столь благоразумно закончилось.
– А где ваш меч? – вдруг спросила она.
– Меч? – не понял я. – Неужели вы хотите уподобить себя благородной Изольде, а меня Тристану, между которыми, согласно легенде, лежал меч? Но хочу заметить вам, что они спали в шатре, на ложе из душистых трав, где Тристан, будь он менее благородным рыцарем, мог бы перейти грань дозволенного. В то время как меч служил преградой его действиям. Мы же находимся на разных постелях и...
– Найди свой меч, потому что сейчас он тебе понадобится, – сквозь зубы прошипела Мария.
– Они ворвутся сюда? – Я протянул руку и взял со стены висевший надо мной меч.
– Ворвутся, как только я закричу.
– Вы собираетесь кричать?
– Я должна кричать, но вы можете помешать мне в этом. Например, можно заткнуть мне рот... – Мария села на постели, в лунном свете ее лицо напоминало лик мадонны из аббатства Святого Иоанна.
– Мешать в чем-то даме, тем более таким образом? Кричите, если хотите.
– Вы не понимаете, они все равно ворвутся сюда, даже если я не закричу. Они, должно быть, уже устали стоять под дверью. И... и я слышу их.
– Ваш отец и братья, которые должны были прибыть в Тулузу раньше вас?
– Да.
– Часто они заставляют вас заниматься подобным?
– Три раза, но прежде это происходило в нашем доме, когда у нас останавливались на ночлег благородные рыцари и трубадуры. Сначала отец напаивал их, потом я увлекала гостей к себе в комнату, позже, когда мы уже почти... ну... в общем, когда наша одежда была в беспорядке, прибегали братья. О, мне больно об этом говорить, они кричали, пугали гостя, так что он отдавал им все деньги, украшения, оружие, коня и даже иногда одежду. Но дом моего отца недавно сгорел, я думаю, его поджег кто-то из ограбленных нами гостей.
– Немудрено, – я усмехнулся, хотя бродившие в моей голове мысли были не из веселых.
– В ту ночь, когда мы с вами познакомились, о, это была не случайная встреча. Мы уже несколько дней выслеживали свиту наследника и видели, как вы, оставив всех, пошли в кабак с этим странным названием. Не знаю, как и выговорить.
– «Тулузская дырка», – помог я ей.
– Напавший на меня простолюдин и его друг были слугами моего отца. Все было подстроено от начала и до конца. Мне так стыдно. Мы рассчитывали, что я уже тогда сумею как-нибудь навязаться вам, и тогда они сумеют разыграть свое представление, но вас вдруг призвали в замок. Не представляете, как был рассержен отец. Тем не менее он не отказался от своего решения ограбить именно вас, так как считал теперь это делом чести. Он решил, что раз уж мы познакомились, то вы уже не посмеете утверждать обратное, а признав, что вы знаете меня, придется соглашаться и с остальным. Мой отец – прекрасный охотник, я не могла ему противоречить. Саг мое трудное было то, что вы жили в замке, а значит, нам предстояло действовать на чужой территории, что добавляло риска. Но помог турнир. Сейчас в замке много пришлого люда, отец и братья представились садоводами, прибывшими в замок для украшения его перед турниром... Они и провели меня в замок, сюда, к вам. Отец сказал, что, уходя с пира, вы едва переставляли ноги и уж точно ничего не соображаете и сразу же наброситесь на меня.
– Но почему ваш отец решил охотиться именно на меня? – Я испытывал жгучее желание схватить ее за волосы и, вытащив в одной рубашке в коридор замка, бросить там, но ситуация забавляла меня, заставляя кровь быстрее бежать по жилам.
– Вы служите наследнику, вы богаты и на ваши деньги мы сможем отстроить замок заново.
– Прекрасно. Но почему же вы все это рассказываете мне?
– Потому что никогда прежде я не была в столь... столь... ужасной ситуации. Потому что раньше они не бросали меня наедине с мужчиной. Я только заманивала в комнату. Я немного владею мечом и рукопашным боем. Отец обещал мне, что я буду иметь дело с Раймо-ном младшим, с которым я бы, безусловно, справилась. Но вы!.. Нет, это слишком позорно, рассказывать такое. Вчера сразу же после пира двое моих братьев пробрались туда, переодевшись в слуг, Поль, старший брат, сказал, что это даже хорошо, если вы лишите меня девственности, потому что в этом случае они смогут подать на вас в суд и...
– Понятно.
В этот момент в коридоре и вправду завозились, под дверью появилась полоска неровного света факела. Я вскочил с сундука и, оказавшись рядом с донной Марией, одним движением стащил ее с ложа прямо на каменный пол. В следующее мгновение рядом с моим лицом просвистела оперенная стрела и врезалась в стену с трещиной. Я вскочил, размахивая перед собой длинным мечом. Лучник не успел во второй раз натянуть тетиву, как я подрезал ему ноги, бросаясь в самую гущу толпы. Кто-то швырнул в меня факелом, на секунду я ослеп. Мгновенная боль пронзила бедро, я зарычал, хватая кого-то руками и со всей силы кидая в стену. По характерному звуку я понял, что мой обидчик получил по заслугам. В следующий момент я прыгнул за сундук, еще недавно служивший мне постелью, и, подняв его, обрушил на моих обидчиков. На шум и крики со всех сторон уже летели лучники и дежурившие на этаже копейщики и мечники. Пара ударов сердца, и мои гостьи оказались в кольце направленных на них стрел.
Моя комната располагалась рядом с покоями графа и его сына, где всегда было довольно стражи.
При этом согласно приказу Раймона я лично отбирал воинов стражи, все они были моими давними знакомыми или даже учениками, так что я мог самостоятельно решить, что делать с попавшейся мне шайкой. Отправить в тюремный подвал или отпустить, велев страже навешать им по дороге тулузских гостинцев. Что я, несомненно, и сделал бы, не привлекая внимания властей.
Но в этот раз обстоятельства были не за меня. Расталкивая лучников, в комнату прошел сам Раймон Тулузский. Одетый в длинную белую рубаху, с растрепанными волосами и мечом в руке, он осмотрел стоящих на коленях людей, потрогал пульс на шее убитого мной лучника. Подошел к постели, рядом с которой, скорчившись, лежала Мария, и, присвистнув, посмотрел в мою сторону.
– Этот человек похитил мою дочь, – начал оправдываться старый рыцарь. – Вот она, мое сокровище! Прошу защиты и милосердия, мой господин. Я, Гийо де Гамурет из Прованса, присягаю, что Анри Горгулья похитил мою дочь из гостиницы, где мы остановились, и, притащив ее сюда, лишил невинности. Подобное преступление должно как минимум караться четвертованием мерзавца. Его же состояние по праву должно перейти к моей несчастной дочери и ее ребенку, если после этой ночи у нее родится ребенок. Мой сеньор, вы же сами все видите, они оба не одеты, она в слезах, сама обстановка обличает этого злодея, насильника и вероломца. Он...
– Так все и было? – Маленький Раймон смотрел на меня своими серыми стальными глазами.
Превозмогая боль в ноге и зажимая рукой рану, я опустился на одно колено.
– Если бы я похитил девицу и притащил ее в замок, должно быть, кто-нибудь из офицеров стражи мог видеть нас.
– Днем он выходил в город, но, прискакав в замок, успел к началу пира. Мессен Анри был один! – не дожидаясь позволения, вступились за меня сразу же несколько голосов.
– Если бы я похитил донну Марию, ее отец и братья, во имя чести благородной девицы, были бы обязаны пуститься в погоню, и при этом они, без сомнения, должны были сообщить стражникам суть дела и принудить их проверить мои покои и арестовать меня.
– Все эти люди прошли в замок как слуги, нанятые для украшения завтрашнего турнира, – сообщил офицер стражи. – Я видел их днем и поставил метки на их руках, чтобы пустить затемно, как обычно приходят такого рода работники, но никто из них при этом не назвался рыцарем и не предъявил гербов.
– Но моя дочь?! – Гийо де Гамурет упал на колени и попытался подползти к Тулузскому, но охрана тут же встала между ними. На тыльной стороне обеих ладоней рыцаря были знаки допущенных в замок простолюдинов.
– Твоя дочь будет осмотрена лекарями графини, – Раймон смерил всю ватагу уничижающим взглядом. – Я назначаю судебное разбирательство на завтра, и если только выяснится, что вы проникли сюда с целью опорочить честь моего телохранителя или замыслили убить кого-нибудь из моей семьи, – пеняйте на себя. Но если Анри хотя бы отчасти виновен в том, в чем вы его обвиняете, он также понесет наказание.
С этими словами повелитель Тулузы вышел прочь, не оглянувшись на нас.
Монарший суд
На следующий день паж пригласил меня проследовать в большой зал, где должен был проходить суд. Из всех участников ночной заварушки я единственный не был арестован, к тому же меня осмотрел личный лекарь графа и наложил повязку с отборнейшими травами и бальзамами. Тем не менее на суд меня должны были сопровождать стражи.
Я переоделся в синее сюрко с черными и золотыми вышивками, красные штаны и черные сапоги с рыцарскими шпорами. В качестве украшения я надел только золотую трехрядную цепь, купленную в позапрошлом году в день именин графини. Мой оруженосец опоясал меня мечом и помог надеть на плечи длинный плащ иоаннитов, который в некотором роде ставил меня на одну ступеньку с хозяином и его сыном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Я медленно поднялся, боясь резкими движениями напугать девушку. Мне вдруг сделалось совестно за то, что я такой большой и могучий, уже одно это и то, что я был неодет, могло до смерти напугать мою ночную гостью. Впрочем, что же ей было нужно?..
Отступив к окну, я нашел кувшин с водой, вылил немного в таз и умылся. По правде говоря, в предшествующий вечер мы с Раймоном, его приятелями, придворными и уже приехавшими на турнир гостями изрядно повеселились, устраивая состязание, кто больше выпьет, и сейчас я был пьян. Пьян, но не до такой степени, чтобы пригласить к себе благородную деву из рыцарского рода и забыть об этом! Вино еще играло в моей крови, но новые обстоятельства и ощущение исходившей от девушки опасности окончательно протрезвили меня. Я подошел к сундуку, где держу платья, и вынул из него теплый плащ, которым теперь собирался воспользоваться как постелью. Плащ я расстелил на сундуке и только тут опомнился, что даже не предложил гостье вина. Поспешно я отошел в угол комнаты, где у меня стоял небольшой бочонок сладкого каркассонского, которое так любили дамы. Помнится, я обнаружил его в винном погребе и, не взирая на попытки графского виночерпия остановить меня, вытащил этот трофей на свет божий и, отбиваясь от мешающей мне стражи, допер до своей берлоги. Бочонок я приволок три дня назад, но, судя по весу, сейчас он был наполовину пуст, впрочем, это скорее вина моего оруженосца Мигеля, нежели моя. Вновь вернувшись к сундуку, я извлек оттуда выигранный в прошлом году золотой турнирный кубок Бордо и подошел со всем этим к Марии. Аккуратно отвернув пробку и наклонив бочонок, я налил вина и с поклоном подал его гостье.
– Не желаете ли... – начал было я, но она только всплеснула руками.
– Но почему же вы не пьяны? Ведь мне сказали, что вы должны были быть совершенно пьяны! – точно в беспамятстве зашептала она, трясясь всем телом. – Они же мне обещали!..
От неожиданности я отхлебнул из кубка и тупо уставился на прекрасную донну, заливающуюся слезами в моей постели. Получалось так, что моя гостья рассчитывала на то, что я буду пьян. Зачем? Мысли мешались...
Я поставил бочонок и кубок на пол и хотел уже вернуться к своему сундуку, как вдруг Мария остановила меня, поспешно схватив за руку. От этого прикосновения кровь застучала в висках, а сердце забилось, словно разбуженная внезапной молнией птица.
– Постойте, сэр рыцарь, я сейчас, – она порывисто перекрестилась и вытянулась на ложе, закрыв лицо руками. – Вот!
Я медлил. Только глупцы и лгуны могут говорить, что знают, что делать с девушкой, когда она украдкой прокрадывается в комнату мужчины. То есть, будь это обыкновенная служанка, прачка или дочка простолюдина – вопросов не возникло бы. Но обесчестить благородную донну?..
– Ну, что же вы! Начинайте! – чуть ли не завизжала донна Мария. – Делайте свое дело, или вы не мужчина?!
Не говоря ни слова и едва сдерживая неподобающий смех, я лег на свой сундук и слушал какое-то время дыхание девушки. Наконец Марии надоело лежать с закрытыми глазами, выставляя напоказ свое прикрытое тонкой рубашкой тело, и она натянула на себя покрывало. Я лежал, затаив дыхание и слушая тишину.
Девушка оказалась здесь не случайно, а значит, очень скоро за ней должен был кто-то явиться. Это наводило на недобрые мысли. Конечно, следовало вывести ее отсюда. Но куда? На потеху дежурившим лучникам? Опять же – в какой бы щекотливой ситуации ни оказался я сам, я не мог дать этому делу огласку и скомпрометировать тем самым благородную девицу, оказавшуюся в моей постели в эту лунную ночь.
Я почувствовал, что Мария смотрит на меня, но не понял, осуждала она меня за бездействие, была ли разочарована, или, наоборот, обрадована, что ее ночное приключение столь благоразумно закончилось.
– А где ваш меч? – вдруг спросила она.
– Меч? – не понял я. – Неужели вы хотите уподобить себя благородной Изольде, а меня Тристану, между которыми, согласно легенде, лежал меч? Но хочу заметить вам, что они спали в шатре, на ложе из душистых трав, где Тристан, будь он менее благородным рыцарем, мог бы перейти грань дозволенного. В то время как меч служил преградой его действиям. Мы же находимся на разных постелях и...
– Найди свой меч, потому что сейчас он тебе понадобится, – сквозь зубы прошипела Мария.
– Они ворвутся сюда? – Я протянул руку и взял со стены висевший надо мной меч.
– Ворвутся, как только я закричу.
– Вы собираетесь кричать?
– Я должна кричать, но вы можете помешать мне в этом. Например, можно заткнуть мне рот... – Мария села на постели, в лунном свете ее лицо напоминало лик мадонны из аббатства Святого Иоанна.
– Мешать в чем-то даме, тем более таким образом? Кричите, если хотите.
– Вы не понимаете, они все равно ворвутся сюда, даже если я не закричу. Они, должно быть, уже устали стоять под дверью. И... и я слышу их.
– Ваш отец и братья, которые должны были прибыть в Тулузу раньше вас?
– Да.
– Часто они заставляют вас заниматься подобным?
– Три раза, но прежде это происходило в нашем доме, когда у нас останавливались на ночлег благородные рыцари и трубадуры. Сначала отец напаивал их, потом я увлекала гостей к себе в комнату, позже, когда мы уже почти... ну... в общем, когда наша одежда была в беспорядке, прибегали братья. О, мне больно об этом говорить, они кричали, пугали гостя, так что он отдавал им все деньги, украшения, оружие, коня и даже иногда одежду. Но дом моего отца недавно сгорел, я думаю, его поджег кто-то из ограбленных нами гостей.
– Немудрено, – я усмехнулся, хотя бродившие в моей голове мысли были не из веселых.
– В ту ночь, когда мы с вами познакомились, о, это была не случайная встреча. Мы уже несколько дней выслеживали свиту наследника и видели, как вы, оставив всех, пошли в кабак с этим странным названием. Не знаю, как и выговорить.
– «Тулузская дырка», – помог я ей.
– Напавший на меня простолюдин и его друг были слугами моего отца. Все было подстроено от начала и до конца. Мне так стыдно. Мы рассчитывали, что я уже тогда сумею как-нибудь навязаться вам, и тогда они сумеют разыграть свое представление, но вас вдруг призвали в замок. Не представляете, как был рассержен отец. Тем не менее он не отказался от своего решения ограбить именно вас, так как считал теперь это делом чести. Он решил, что раз уж мы познакомились, то вы уже не посмеете утверждать обратное, а признав, что вы знаете меня, придется соглашаться и с остальным. Мой отец – прекрасный охотник, я не могла ему противоречить. Саг мое трудное было то, что вы жили в замке, а значит, нам предстояло действовать на чужой территории, что добавляло риска. Но помог турнир. Сейчас в замке много пришлого люда, отец и братья представились садоводами, прибывшими в замок для украшения его перед турниром... Они и провели меня в замок, сюда, к вам. Отец сказал, что, уходя с пира, вы едва переставляли ноги и уж точно ничего не соображаете и сразу же наброситесь на меня.
– Но почему ваш отец решил охотиться именно на меня? – Я испытывал жгучее желание схватить ее за волосы и, вытащив в одной рубашке в коридор замка, бросить там, но ситуация забавляла меня, заставляя кровь быстрее бежать по жилам.
– Вы служите наследнику, вы богаты и на ваши деньги мы сможем отстроить замок заново.
– Прекрасно. Но почему же вы все это рассказываете мне?
– Потому что никогда прежде я не была в столь... столь... ужасной ситуации. Потому что раньше они не бросали меня наедине с мужчиной. Я только заманивала в комнату. Я немного владею мечом и рукопашным боем. Отец обещал мне, что я буду иметь дело с Раймо-ном младшим, с которым я бы, безусловно, справилась. Но вы!.. Нет, это слишком позорно, рассказывать такое. Вчера сразу же после пира двое моих братьев пробрались туда, переодевшись в слуг, Поль, старший брат, сказал, что это даже хорошо, если вы лишите меня девственности, потому что в этом случае они смогут подать на вас в суд и...
– Понятно.
В этот момент в коридоре и вправду завозились, под дверью появилась полоска неровного света факела. Я вскочил с сундука и, оказавшись рядом с донной Марией, одним движением стащил ее с ложа прямо на каменный пол. В следующее мгновение рядом с моим лицом просвистела оперенная стрела и врезалась в стену с трещиной. Я вскочил, размахивая перед собой длинным мечом. Лучник не успел во второй раз натянуть тетиву, как я подрезал ему ноги, бросаясь в самую гущу толпы. Кто-то швырнул в меня факелом, на секунду я ослеп. Мгновенная боль пронзила бедро, я зарычал, хватая кого-то руками и со всей силы кидая в стену. По характерному звуку я понял, что мой обидчик получил по заслугам. В следующий момент я прыгнул за сундук, еще недавно служивший мне постелью, и, подняв его, обрушил на моих обидчиков. На шум и крики со всех сторон уже летели лучники и дежурившие на этаже копейщики и мечники. Пара ударов сердца, и мои гостьи оказались в кольце направленных на них стрел.
Моя комната располагалась рядом с покоями графа и его сына, где всегда было довольно стражи.
При этом согласно приказу Раймона я лично отбирал воинов стражи, все они были моими давними знакомыми или даже учениками, так что я мог самостоятельно решить, что делать с попавшейся мне шайкой. Отправить в тюремный подвал или отпустить, велев страже навешать им по дороге тулузских гостинцев. Что я, несомненно, и сделал бы, не привлекая внимания властей.
Но в этот раз обстоятельства были не за меня. Расталкивая лучников, в комнату прошел сам Раймон Тулузский. Одетый в длинную белую рубаху, с растрепанными волосами и мечом в руке, он осмотрел стоящих на коленях людей, потрогал пульс на шее убитого мной лучника. Подошел к постели, рядом с которой, скорчившись, лежала Мария, и, присвистнув, посмотрел в мою сторону.
– Этот человек похитил мою дочь, – начал оправдываться старый рыцарь. – Вот она, мое сокровище! Прошу защиты и милосердия, мой господин. Я, Гийо де Гамурет из Прованса, присягаю, что Анри Горгулья похитил мою дочь из гостиницы, где мы остановились, и, притащив ее сюда, лишил невинности. Подобное преступление должно как минимум караться четвертованием мерзавца. Его же состояние по праву должно перейти к моей несчастной дочери и ее ребенку, если после этой ночи у нее родится ребенок. Мой сеньор, вы же сами все видите, они оба не одеты, она в слезах, сама обстановка обличает этого злодея, насильника и вероломца. Он...
– Так все и было? – Маленький Раймон смотрел на меня своими серыми стальными глазами.
Превозмогая боль в ноге и зажимая рукой рану, я опустился на одно колено.
– Если бы я похитил девицу и притащил ее в замок, должно быть, кто-нибудь из офицеров стражи мог видеть нас.
– Днем он выходил в город, но, прискакав в замок, успел к началу пира. Мессен Анри был один! – не дожидаясь позволения, вступились за меня сразу же несколько голосов.
– Если бы я похитил донну Марию, ее отец и братья, во имя чести благородной девицы, были бы обязаны пуститься в погоню, и при этом они, без сомнения, должны были сообщить стражникам суть дела и принудить их проверить мои покои и арестовать меня.
– Все эти люди прошли в замок как слуги, нанятые для украшения завтрашнего турнира, – сообщил офицер стражи. – Я видел их днем и поставил метки на их руках, чтобы пустить затемно, как обычно приходят такого рода работники, но никто из них при этом не назвался рыцарем и не предъявил гербов.
– Но моя дочь?! – Гийо де Гамурет упал на колени и попытался подползти к Тулузскому, но охрана тут же встала между ними. На тыльной стороне обеих ладоней рыцаря были знаки допущенных в замок простолюдинов.
– Твоя дочь будет осмотрена лекарями графини, – Раймон смерил всю ватагу уничижающим взглядом. – Я назначаю судебное разбирательство на завтра, и если только выяснится, что вы проникли сюда с целью опорочить честь моего телохранителя или замыслили убить кого-нибудь из моей семьи, – пеняйте на себя. Но если Анри хотя бы отчасти виновен в том, в чем вы его обвиняете, он также понесет наказание.
С этими словами повелитель Тулузы вышел прочь, не оглянувшись на нас.
Монарший суд
На следующий день паж пригласил меня проследовать в большой зал, где должен был проходить суд. Из всех участников ночной заварушки я единственный не был арестован, к тому же меня осмотрел личный лекарь графа и наложил повязку с отборнейшими травами и бальзамами. Тем не менее на суд меня должны были сопровождать стражи.
Я переоделся в синее сюрко с черными и золотыми вышивками, красные штаны и черные сапоги с рыцарскими шпорами. В качестве украшения я надел только золотую трехрядную цепь, купленную в позапрошлом году в день именин графини. Мой оруженосец опоясал меня мечом и помог надеть на плечи длинный плащ иоаннитов, который в некотором роде ставил меня на одну ступеньку с хозяином и его сыном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39