Просто надеялся, что если разговор пойдет в открытую, то Железякин что-то скажет по существу дела. Нет, ну не то чтобы проговорится, но мы хоть узнали бы, чего он хочет. Но увы – после его визита мы в таком же тумане, как раньше. Разве что стало ясно, что к этому делу действительно причастна его шайка.
– А то, что вы говорили насчет правоохранительных органов и все такое – это правда?
– Не совсем. Это я ему сказал с умыслом, чтобы в какой-то мере обезопасить себя и вас на тот случай, если бы он решил с нами расправиться физически. То есть мы уже как бы не являемся единственными обладателями опасной для него информации. Хотя погодите... Если убийство в поезде – его рук дело, то следующей жертвой может стать профессор Петрищев. Надеюсь, еще не очень поздно – давайте-ка позвоним инспектору Столбовому, чтобы присмотрели за профессором.
Рука детектива потянулась к телефону, но тот зазвонил сам. Василий чуть вздрогнул и поднял трубку.
– Василий, это ты? – раздался знакомый голос. – Теперь-то ты можешь меня выслушать, или у тебя снова дела?
– Вообще-то и дела тоже, – недовольно ответил Дубов. – Но если вкратце, то давай.
– Если вкратце, то слышал ли ты о покойнике в Прилаптийском поезде?
– Да, что-то где-то мельком, – стараясь не выдать волнения, небрежно ответил Василий. – Неопознанный труп с фальшивым паспортом.
– Теперь уже опознанный, – хмыкнуло в трубке. – Установлено, что это некто Кунгурцев, профессор каких-то там наук, из Питера.
– Очень странно, – протянул Василий, украдкой глянув на Серапионыча. – А я слышал, будто покойник – мафиози, павший жертвой очередной «разборки» с конкурентами.
– Не слышал насчет разборки, – ответил осведомитель, – но за профессором уже давно охотились люди Железякина. Вот, собственно, и все, что мне известно.
– Ну, спасибо тебе, я еще не знаю, займусь ли этим делом, но информация ценная, – поблагодарил детектив. – Если чего разузнаешь, тут же сообщай. – Василий положил трубку.
– Что-то по нашему делу? – нетерпеливо спросил доктор.
– Да, – вздохнул сыщик. – И насколько далеко мы могли бы уже продвинуться вперед, если бы я выслушал его вчера или хотя бы нынче утром... Профессор Кунгурцев, профессор Кунгурцев... Где-то я слышал эту фамилию, и совсем недавно!
– По-моему, не далее как вчера в «Жаворонках», – припомнил Серапионыч. – Как раз когда мы грибы чистили. Баронесса что-то о нем говорила. Вернее, о его археологических раскопках.
– Значит, расспросим баронессу, – подытожил Василий. – Я еще не знаю, что за всем этим кроется, но чувствую, что нас ждут удивительные сюрпризы и захватывающие приключения!
– Василий Николаич, вы собирались позвонить инспектору Столбовому, -напомнил доктор.
– Да-да, сейчас позвоню. – Василий извлек из-под телефона блокнот и раскрыл его на букве "С".
* * *
Степан Степанович Петрищев надел очки и раскрыл записную книжку на букве "С". Подсел к столику, на котором стоял телефон, снял трубку. Поднес палец к диску, затем отдернул, будто от огня. Встал, прошелся по полутемной комнате, машинально поправил покосившийся скелет какого-то далекого пращура.
– Нет, надо, надо, – сказал профессор то ли пращуру, то ли самому себе. Он вернулся к телефону и решительно набрал номер. Раздался длинный гудок, а за ним еще несколько. – Значит, не судьба, – с облегчением вздохнул профессор и собрался было положить трубку, но тут на другом конце провода что-то щелкнуло.
– Слушаю вас, – раздался приятный женский голос.
– Добрый вечер, Тамара Михайловна. Извините, если разбудил.
– А, вечер добрый, Степан Степаныч. Рада вас слышать. Что-то случилось?
– Случилось, – ответил профессор Петрищев, но тут чья-то рука в темной кожаной перчатке легла на телефон.
* * *
Ресторан «Три яйца всмятку» принадлежал Феликсу Железякину и, подобно своему владельцу, имел по меньшей мере два лица: вечером он преображался в злачное заведение, где спускали неправедно заработанные денежки самые темные личности Кислоярска, но зато днем представлял собой обычную харчевню, где можно было вкусно и недорого пообедать. Вот за обедом-то здесь обычно и собиралась компания добрых знакомых, проводивших трапезу за приятной и интересной беседой.
Однако на сей раз Василий Дубов пришел сюда на пол часа раньше обычного – он собирался до прихода остальных завсегдатаев приватно побеседовать с баронессой Хелен фон Ачкасофф. Ну и, само собой, первым делом детектив поинтересовался, что известно баронессе о профессоре Кунгурцеве.
– А вы что же, Василий Николаич, тоже решили заняться археологией? -засмеялась баронесса. На что Дубов совершенно спокойно, даже обыденно ответил:
– Нет, я устанавливаю причины его смерти.
– Как? Разве он умер?! – вскричала госпожа Хелена.
– Кунгурцев скончался несколько дней назад от огнестрельных ран в поезде Кислоярск – Прилаптийск, – сообщил детектив. – И он же, по всей очевидности, выкинул из окна ту дискету, что обнаружил Владлен Серапионыч.
– Как же это возможно, – потрясенно лепетала баронесса. – Кто мог поднять руку на ученого...
– Между прочим, при нем обнаружили фальшивые документы, – напомнил Василий. – Надеюсь, вы понимаете, уважаемая баронесса, что все это неспроста. Поэтому я хотел бы, чтобы вы сообщили мне, что вам известно о делах и связях профессора Кунгурцева в Кислоярске. Вы говорили, что он вел археологические раскопки на каком-то городище?
– На Гороховом. Это как раз неподалеку от «Жаворонков» – если не сворачивать, а ехать дальше по шоссе, то слева, вдали от дороги, виден холм. Это и есть Горохово городище. Но там он был со своими студентами лет двадцать назад.
Василий что-то записал в блокнот.
– И что они там нашли?
– Насколько мне известно, в основном ценности, имеющие чисто научное значение. В то время я занималась в историческом кружке при Доме пионеров, и наш руководитель пригласил Кунгурцева на очередное занятие. Как сейчас помню, профессор демонстрировал нам всякие черепки и каменные топоры и очень увлекательно о них рассказывал.
– Но не мог ли он обнаружить на этом Гороховом городище нечто, скажем так, более материально ценное?
– Вряд ли, – уверенно ответила баронесса. – Тем более что профессор был там не один, и если бы они что-то накопали, то это раньше или позже стало бы известно. Дело в том, что на городище находилась столица одного древнего кисляцкого княжества... Впрочем, вас эти сведения, кажется, не очень волнуют.
– Нет-нет, еще как волнуют! – деланно завозражал Василий. – Просто сейчас меня куда больше волнует гибель Кунгурцева. Кстати, приезжал ли он в наши края после той экспедиции?
– Да, приезжал и после, – чуть помедлив, произнесла баронесса. – Лет восемь тому обратно, но уже один. Тогда он разыскивал старинные захоронения и обращался ко мне как к специалисту по древнейшей истории нашего края.
– А вам известно что-то об этих захоронениях?
Баронесса ненадолго задумалась, видимо, прикидывая, что говорить, а что нет.
– Если вкратце, то древние кисляки имели обычай хоронить своих правителей в курганах, где устраивались особые гробницы. Тело усопшего специально обрабатывали, хотя и не совсем на египетский манер, но оно тоже неплохо сохранялось. Забальзамированные останки укладывали в каменный гроб, а сердце, считавшееся по их поверьям средоточием души, хоронили отдельно, в сосуде наподобие кувшина, иногда даже в особом помещении. – Как всегда, когда баронесса начинала говорить на историко-археологические темы, в ее глазах загорался радостный блеск, и даже люди, далекие от науки, увлеченно слушали. Однако Василий, памятуя, что в любой момент в зале могут появиться сотрапезники, был вынужден прервать едва начавшуюся лекцию:
– Извините, госпожа Хелена, но меня в настоящий момент более интересуют исследования профессора Кунгурцева.
– Ну, я ему подсказала только общее направление, где чисто теоретически можно было отыскать более-менее сохранившиеся и даже не разграбленные гробницы, – чуть обиженно сказала баронесса, – так как точных мест ни я, ни кто другой не знает. К счастью, а то бы от них давно бы уже ничего не осталось. Но Кунгурцев обладает... обладал, – вздохнула госпожа Хелена, – удивительной интуицией, и ему удалось довольно скоро открыть одно необычайно ценное захоронение.
– Ценное? – чуть не подпрыгнул на стуле Василий.
– О да! – с азартом подхватила баронесса, – Профессор обнаружил гробницу некоего весьма знатного правителя. Там сохранилась и мумия, и останки его слуг и домашних животных, и уникальный барельеф, символизирующий бренность всего земного.
– Вы его видели?
– Что, барельеф? Нет, только фотографию, сделанную самим Кунгурцевым. И вообще, место находки держится в тайне, о нем знают хорошо если два-три человека.
– Отчего так? – удивился Василий.
– Ну, тут много причин, – пожала плечами баронесса. – Если все узнают, где находится курган, то придется ставить постоянную охрану, а средств на нее, разумеется, никто выделять не станет. Насколько я знаю, барельеф остался в гробнице, мумию Кунгурцев увез в Питер для исследований, а предметы домашней утвари, которыми покойного снабдили на тот свет, хранятся в Кислоярском музее.
Дубов украдкой глянул на часы – вот-вот могли появиться их сотрапезники, а ему еще нужно было о многом порасспросить баронессу.
– Но, может быть, вы хотя бы знаете людей, кому известно местонахождение гробницы? – понизил голос Василий. – Поймите, это важно прежде всего ради их же безопасности. Очень возможно, что убийство Кунгурцева как-то связано с его археологическими разысканиями.
– Могу назвать только одного, – немного подумав, совсем тихо ответила баронесса. – Анахорет, любитель костей...
– Петрищев?
– Да, он один сопровождал Кунгурцева в его экспедиции, а затем забрал кости слуг и животных к себе в филиал. Я предполагаю ваш следующий вопрос, – невесело улыбнулась госпожа Хелена. – Были ли найдены в гробнице изделия из золота и драгоценных камней, и если да, то сколько в них килограммов или каратов?
– Вы угадали, – вздохнул Дубов. – Только зря иронизируете, дорогая баронесса – я прекрасно понимаю, что исторические и художественные ценности нельзя мерить на караты. Но, похоже, вокруг этого дела крутятся типы, которых любые ценности интересуют лишь постольку, поскольку их можно превратить в зеленые бумажки.
Василий глянул на входную дверь – обычно в это время приходил бизнесмен Ерофеев, а при нем вести столь важную беседу было бы, конечно, невозможно. К счастью, в дверях никто не появлялся, но зато поблизости от столика крутилась официантка – вне всякого сомнения, осведомительница Железякина. Ну и, конечно же, ей не давало покоя, что клиенты уже пол часа сидят за столиком и ничего не заказывают.
– Пожалуйста, принесите чаю, – попросил Василий. Официантка с недовольным видом удалилась – из-за столь ничтожного заказа она лишалась возможности подслушать важный разговор, за который Железякин мог ее неплохо поблагодарить.
– Вот с ценностями самое странное, – сказала Хелен фон Ачкасофф. – В описи найденных в гробнице предметов значится лишь золотой гребень с оригинальным орнаментом, оставленный в волосах мумии правителя. И все.
– И вы полагаете...
– Нет-нет, здесь могут быть самые разные объяснения. Золотые изделия обычно клали вне гроба, и если в усыпальнице уже до профессора побывали воры, то они забрали все драгоценности, но в гроб не полезли, потому гребень и сохранился. Весьма вероятно, что никаких драгоценностей не было изначально – точную дату захоронения установить не удалось, а у кисляцких правителей в течение нескольких веков был обычай не класть в гробницу драгоценности. Это, как я понимаю, было вызвано экономическим упадком. Потом традицию возобновили, но, возможно, именно в той гробнице никакого золота не было изначально.
– То есть, госпожа Хелена, я так понимаю, что Кунгурцев ничего драгоценного в гробнице не нашел, но вопрос как бы остался открытым, -подытожил Василий. – И есть некие заинтересованные лица, которые полагают или даже уверены, что профессор что-то скрывает. Ведь не зря же он приехал в Кислоярск инкогнито?
– Ну ладно, – решилась баронесса, – но только пускай это останется между нами. Я, извините, совсем не жажду героически последовать за профессором Кунгурцевым. Дело в том, что он и раньше бывал тут, как вы выражаетесь, инкогнито. Кажется, года два или три назад. Как-то я иду по улице, а навстречу – профессор, только при огромной бороде и с рыжей копной на голове. А на самом деле бороды он никогда не носил, а волосы у него были седые. Я уж хотела поздороваться, но он отвернулся и быстро прошмыгнул мимо. Я подумала, что, наверное, обозналась, но вечером профессор мне позвонил, извинился и попросил никому не говорить о своем приезде.
– Почему?
– Я его тоже спросила – почему. А он ответил, что приехал отдохнуть от шумной питерской жизни и не хочет стать добычей репортеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60