– Я уже сделала для нее все, что могла. Ей нужен ты.
Скованно и неловко, ковыляя на негнущихся ногах, точно побитый щенок, молодой воин побрел за старой ведуньей. Весь маленький отряд собрался на поляне перед костром. Кимбелин сидела чуть поодаль от остальных, заламывая руки от тревоги. Как выяснилось, мать Харле умудрилась-таки извлечь меч из груди юной жрицы. Кеовульф держал девушку на руках, а Абеляр метался туда-сюда, точно взволнованный муж, когда жена рожает. Увидев Халя, он глухо зарычал – с такой ненавистью и яростью, что юноше стало даже страшновато. В глазах Халя стояла темнота, мир кругом сливался в одно смутное пятно. Даже Брид, всегда представавшая ему светлым лучом, теперь стала какой-то темно-лиловой. Ведь она больше не была его Брид.
Он так толком и не понимал всего произошедшего, но даже если и впрямь гнусное действо свершила именно Морригвэн – воспользовалась-то она все равно телом Брид. И вот теперь изменница покоилась на руках Кеовульфа.
Халь подошел к огню.
– Как она? – хриплым от слез голосом спросил он. – Будет жить – или я убил ее?
Сейчас, пребывая в этой бездне горя, он был предельно честен с собой и окружающими. Да, он совершил худшее преступление.
– Не знаю, – признался Кеовульф. – Вообще-то я повидал немало ран. Такой удар должен был неминуемо ее прикончить. И все же она жива.
– Тс-с. – Старуха приложила палец к губам. – Это нечто неизмеримо большее, нежели обычная рана. Это сплошная магия. Я не верю, что Великая Мать позволила бы, чтобы одно из ее орудий обратилось против высшей жрицы, когда бы в том не было крайней необходимости. Возможно, рана не такова, какой кажется, – ведь на самом деле Халь убил не Брид, а Морригвэн.
Пип яростно затряс головой.
– Нелепость какая-то! Морригвэн уж сколько месяцев, как скончалась… Хотя что-то здесь и вправду не так. Он весь передернулся, вспоминая пережитое.
– Халь, в Брид и впрямь было что-то очень и очень странное, – начал он, все еще не отнимая ладони от повязки на руке.
Торопясь, захлебываясь словами, паренек попытался пересказать диковинные события, произошедшие в покоях Ирвальда.
– Тсс! Не шумите. Потише! – попросила мать Харле, гладя девушку по голове. – Халь, ты ей нужен. Утешь ее, успокой. Возьми ее за руку.
Хотя все внутренности у него сводило резкой судорогой, молодой воин заставил себя взять безжизненную руку Брид. Теперь, когда ярость улетучилась, а вместе с ней – и рожденная ею сила, даже такое простое движение причинило ему острую боль в месте перелома. Девушка чуть пошевелилась, тело ее закостенело от мучительного спазма.
– Оберегайте ее, следите, чтобы ей было тепло, – посоветовала ведунья. – А я сделала все, что могла.
Халь хотел было протестовать, хотел молить старуху, чтобы она осталась, но, обернувшись, обнаружил, что мать Харле уже исчезла. Старая ива на другом конце поляны раскачивалась и махала ветвями, словно от сильного ветра, хотя остальные деревья стояли спокойно.
Кеовульф бережно передал Брид Халю. Молодой торра-альтанец сел, скрестив ноги, точно качал малое дитя. Просторный плащ окутывал его и его возлюбленную. По щекам юноши струились слезы.
– О, Брид, – пробормотал он. – Я люблю тебя больше всего на свете – и все-таки никогда уже не смогу взглянуть на тебя прежними глазами.
Абеляр сжал кулаки, пылая ненавистью.
– Нельзя подпускать его к ней. Он не имеет права находиться рядом с Брид. Подумайте, что он с ней сделал!
– Полегче, Абеляр, полегче, – хладнокровно отозвался Кеовульф. – Вспомни, ведь Морригвэн сама все подстроила именно таким образом. Насколько мы можем судить, она рассчитывала, что ревность Халя заставит его поднять против нее меч. Наверняка она знала: когда он пронзит чашу, Брид вернется. И так оно и вышло. Так что Халь не сделал ничего плохого. Он спас ей жизнь – а не отнял.
– На практике, может, оно и так. Но ведь он стремился убить ее. Все из-за его мелочной ревности, – прорычал Абеляр.
– Мелочной? Гм, не знаю, как бы отреагировал я сам, обнаружь Кибелию в объятиях другого.
– Но это был всего-навсего религиозный обряд, – возразил Абеляр. – Как мог он ревновать?
– Да полно тебе, Абеляр! – не выдержал Пип. – Не станешь же ты всерьез утверждать, будто для ревности не было повода!
Молодому воину приятно было слышать, что друзья встают на его защиту. Однако сам себе прощения он не находил. Ведь Абеляр прав. Кто бы ни находился на поляне с Харле – Брид или Морригвэн, он, Халь, метил в грудь Брид. Вот что самое гнусное. Пристыженный, опозоренный, он не мог придумать ни единого способа загладить содеянное.
Чувство вины заглушило ярость, истощило силы юноши. Он все клонился к земле и наконец тяжело сполз на траву, скорчившись рядом с возлюбленной. Через некоторое время до сознания его смутно, точно сквозь вату, донеслись радостные крики Пипа, возвещавшие о том, что нашлись кони Хардвина и Ренауда. Но, должно быть, потом Халь снова заснул. Проснулся же резко, рывком. Брид кричала и звала на помощь. Все остальные тоже проснулись и подбежали к ним.
– Халь, – стонала несчастная, – Халь, отвези меня домой. Отвези меня к Керидвэн. Отвези меня домой… – Она еще некоторое время бормотала что-то неразборчивое, а потом вдруг выкрикнула: – Я должна рассказать ей про Каргу – она так страдает… страдает…
– О, силы небесные! – воскликнул Абеляр. – Должно быть, Морригвэн томится в застенках Абалона! – Лицо его побелело. – Мы должны выполнить просьбу Брид.
– Сир! – Пип с готовностью отсалютовал Халю. – Я нашел свою лошадь, а также коней Хардвина и Ренауда. Тайна и Чернокнижник мертвы, а остальные разбежались. Поезжайте на моей кобылке – она у меня смирненькая, так что вы сможете повезти Брид. А я позабочусь о принцессе, – с надеждой добавил он, радостно улыбаясь.
– Нет, Пип. Абеляр прав. Нельзя доверять Брид мне – ведь я ее предал.
Абеляр удовлетворенно кивнул, но потом повернулся к Кеовульфу:
– Я тоже не справлюсь, всадник из меня никудышный. Придется тебе.
– Согласен, – кивнул калдеанский рыцарь. – Но, Пип, и думать не смей, что тебе доверят принцессу. Она слишком ценна для нас!
Халь с тяжелым сердцем поднял свой меч – и немедленно на него накатила дурнота. Хотя древнее оружие все еще заряжало его энергией, он более не мог владеть им. Он поднял этот клинок на Брид – и в ушах все еще звенела торжествующая песнь напившегося крови рунного меча. Сжав зубы от боли, Халь убрал клинок в отделанные мехом ножны и тут заметил почти на самом острие маленькую зазубринку – но не придал ей значения, а передал оружие на хранение Кеовульфу.
Приторочив к седлу Чашу Онда и беспрестанно жуя ивовую кору, чтобы облегчить боль, Халь посадил Кимбелин позади себя и пустился в дорогу. Кеовульф вез Брид, бережно держа ее на груди. Голова раненой бессильно болталась у его плеча. Так они ехали четыре дня, и за это время Пип успел много раз во всех подробностях поведать каждому желающему небывалую историю их заточения в замке барона Кульфрида и кровопролитных жертвоприношений, совершенных безумным сыном барона, Ирвальдом.
Рассказ мальчика немало озадачил Халя, хотя молодому воину было трудно думать – стоны Брид становились все громче, гортаннее, бедняжка, не приходя в сознание, начала вырываться и извиваться от боли. Кеовульфу делалось все труднее везти ее, а потому на четвертый день отряд рано встал на ночлег. Огонь развели побольше – ночи были холодными.
Под утро Кеовульф окликнул молодого торра-альтанца:
– Халь, она приходит в себя.
Юноша подошел поближе. Юная жрица и впрямь звала его, протягивая к нему руки.
– Халь… Халь… – задыхаясь, простонала она. – Халь, какая боль… ты и представить себе не можешь… Одолжи мне частицу твоей силы. Я была в Иномирье. Что произошло? Халь, почему ты не обнимешь меня? Что случилось? Что со мной?
Молодой воин попятился, отошел в глубокую тень, обрамлявшую круг яркого света костра. На душе было темно и уныло. Казалось, только здесь, в тени, ему и место. Отныне он принадлежит миру трусливо бегущих теней. Несколько мгновений юноша даже думать ни о чем не мог – лишь переживал всю полноту мук ревности и вины. Наконец рассудок все же возобладал над чувствами. Халь взял из седельной сумки чашу и отнес ее Брид. Девушка изумленно взглянула на нее.
– Чаша Онда! – прохрипела младшая жрица. – Но только погляди на нее! Какая дыра! Но это же невозможно: чаша сделана из того же металла, что и рунный меч. Ее ничем не пробьешь.
Столь долгая речь утомила ее, бедняжке не хватало дыхания.
– Пробьешь – рунным мечом. Абеляр, расскажи ей, – промолвил Халь с тихой покорностью судьбе.
– Охотно!
Голос лучника сочился ядом.
– Нет, Халь, не покидай меня, – взмолилась Брид.
– Я должен, – возразил ее жених. – Когда ты все услышишь, то первая не захочешь, чтобы я и близко к тебе подходил.
Не в силах слушать, что скажет его возлюбленная, узнав всю правду, он вновь отступил в тень и невидящим взором уставился на спрятанный в ножны рунный меч, притороченный к седлу Кеовульфа. Глядел – но не видел: перед глазами стояло лишь все то же ненавистное видение, Харле и Брид. Через некоторое время, вернувшись к осознанию окружающего, Халь вспомнил о зазубрине на лезвии меча, но снова не удосужился поразмыслить, что она означает. Юноша с головой ушел в созерцание собственных несчастий и все не мог отделаться от образа возлюбленной, отдающейся зверю.
Плечо и рука по-прежнему ныли, но этому Халь даже радовался: его не оставляло жуткое ощущение, что если не проверять постоянно руку, она возьмет да исчезнет. Видать, здорово подкосил его тот кошмар, в котором Кеовульф ампутировал его руку.
Брид в ужасе зарыдала. Халь отвернулся, краем глаза уловив какое-то движение в еще более густой тени. Кимбелин, все эти дни державшаяся тише воды, ниже травы, внимательно глядела на него, склонив голову набок. Молодой воин улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ. Такая прекрасная, такая чуткая, она, казалось, жаждала его общества. Принцесса была обворожительна, но Халь знал: он не любит ее. Что ж, тем лучше – зато и боли она ему не причинит. С ней он никогда не испытает этой душераздирающей боли оскверненной любви. Она никогда не возбудит в нем этой ревности, ревности, что выворачивает внутренности и толкает на самые чудовищные преступления.
Ободренная улыбкой торра-альтанца, Кимбелин подошла ближе.
– Великая Мать никогда не простит меня, – промолвил Халь, радуясь, что хоть кто-то готов выслушать его исповедь.
– Не стоит так винить себя, – сочувственно покачала головой принцесса. – Вспомни, что она натворила. Ни один кеолотианец не потерпел бы, чтобы его женщина совершила этакую гнусность.
Халь мрачно кивнул. Кимбелин казалась ему прекраснее обычного. Голос ее звучал так мягко, волосы были аккуратно расчесаны и уложены, хотя избавиться от грязи, облепившей одежду, принцесса так и не смогла.
Она улыбнулась ему.
– Если с кем тут и обошлись нечестно, так это с тобой. Не поверил же ты и в самом деле в этот фокус-покус, будто ее душа временно поменялась с кем-то местами.
Кимбелин залилась серебристым смехом.
– Напротив, вполне поверил, – сухо возразил Халь, хотя лицо его потемнело. Вся эта история звучала и впрямь малоправдоподобно.
Кимбелин коснулась его плеча.
– Она же простая крестьянка. Чего еще от такой ожидать?
Принцесса еще немного придвинулась к Халю. Дыхание ее было таким свежим и сладким…
Остальные их спутники уже седлали лошадей, собираясь ехать дальше. Халь галантно повел Кимбелин к своему скакуну.
– Я просто хочу знать, почему она выбрала Харле. Неужели нельзя было использовать в магическом обряде меня?
– Тоже мне, магический обряд! Самое обычное скотство! Я же все видела.
Они поскакали дальше через лес, держа курс на запад, к побережью. Почему-то от ощущения теплого тела, прильнувшего к его спине, Халю становилось чуть легче.
– Ненавижу плавать на кораблях! – громко пожаловалась Кимбелин. – Почему нам нельзя ехать сушей, через Ваалаку?
– Простите, но морем до Фароны куда ближе и быстра, – объяснил Кеовульф. – Кроме того, приближаться к Торра-Альте слишком опасно. Как вы помните, король Рэвик отдал ее овиссийцам, а ведь вас похитил именно Тапвелл. Нет-нет, лучше не привлекать к себе излишнего внимания, пока не доберемся до Фароны. Кто знает, вдруг на вас готовится очередная засада?
– Через Торра-Альту ехать нельзя ни за что, – вмешался Пип. Из-за раны он держал уздечку одной рукой. – Я же вам рассказывал: на службе у барона Кульфрида был один овиссиец – тощий верзила, который тайком встречался с Всадником и Пальцем. Не говоря уж о самом Пальце! – Глаза паренька сверкали от возбуждения. – Палец, тот самый, что взял нас с Броком в плен.
– Он был среди тех людей, которых я отдал на попечение Тапвелла? – осведомился Халь, на миг даже забывая о своих несчастьях. Кусочек головоломки наконец встал на свое место. – Ну конечно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Скованно и неловко, ковыляя на негнущихся ногах, точно побитый щенок, молодой воин побрел за старой ведуньей. Весь маленький отряд собрался на поляне перед костром. Кимбелин сидела чуть поодаль от остальных, заламывая руки от тревоги. Как выяснилось, мать Харле умудрилась-таки извлечь меч из груди юной жрицы. Кеовульф держал девушку на руках, а Абеляр метался туда-сюда, точно взволнованный муж, когда жена рожает. Увидев Халя, он глухо зарычал – с такой ненавистью и яростью, что юноше стало даже страшновато. В глазах Халя стояла темнота, мир кругом сливался в одно смутное пятно. Даже Брид, всегда представавшая ему светлым лучом, теперь стала какой-то темно-лиловой. Ведь она больше не была его Брид.
Он так толком и не понимал всего произошедшего, но даже если и впрямь гнусное действо свершила именно Морригвэн – воспользовалась-то она все равно телом Брид. И вот теперь изменница покоилась на руках Кеовульфа.
Халь подошел к огню.
– Как она? – хриплым от слез голосом спросил он. – Будет жить – или я убил ее?
Сейчас, пребывая в этой бездне горя, он был предельно честен с собой и окружающими. Да, он совершил худшее преступление.
– Не знаю, – признался Кеовульф. – Вообще-то я повидал немало ран. Такой удар должен был неминуемо ее прикончить. И все же она жива.
– Тс-с. – Старуха приложила палец к губам. – Это нечто неизмеримо большее, нежели обычная рана. Это сплошная магия. Я не верю, что Великая Мать позволила бы, чтобы одно из ее орудий обратилось против высшей жрицы, когда бы в том не было крайней необходимости. Возможно, рана не такова, какой кажется, – ведь на самом деле Халь убил не Брид, а Морригвэн.
Пип яростно затряс головой.
– Нелепость какая-то! Морригвэн уж сколько месяцев, как скончалась… Хотя что-то здесь и вправду не так. Он весь передернулся, вспоминая пережитое.
– Халь, в Брид и впрямь было что-то очень и очень странное, – начал он, все еще не отнимая ладони от повязки на руке.
Торопясь, захлебываясь словами, паренек попытался пересказать диковинные события, произошедшие в покоях Ирвальда.
– Тсс! Не шумите. Потише! – попросила мать Харле, гладя девушку по голове. – Халь, ты ей нужен. Утешь ее, успокой. Возьми ее за руку.
Хотя все внутренности у него сводило резкой судорогой, молодой воин заставил себя взять безжизненную руку Брид. Теперь, когда ярость улетучилась, а вместе с ней – и рожденная ею сила, даже такое простое движение причинило ему острую боль в месте перелома. Девушка чуть пошевелилась, тело ее закостенело от мучительного спазма.
– Оберегайте ее, следите, чтобы ей было тепло, – посоветовала ведунья. – А я сделала все, что могла.
Халь хотел было протестовать, хотел молить старуху, чтобы она осталась, но, обернувшись, обнаружил, что мать Харле уже исчезла. Старая ива на другом конце поляны раскачивалась и махала ветвями, словно от сильного ветра, хотя остальные деревья стояли спокойно.
Кеовульф бережно передал Брид Халю. Молодой торра-альтанец сел, скрестив ноги, точно качал малое дитя. Просторный плащ окутывал его и его возлюбленную. По щекам юноши струились слезы.
– О, Брид, – пробормотал он. – Я люблю тебя больше всего на свете – и все-таки никогда уже не смогу взглянуть на тебя прежними глазами.
Абеляр сжал кулаки, пылая ненавистью.
– Нельзя подпускать его к ней. Он не имеет права находиться рядом с Брид. Подумайте, что он с ней сделал!
– Полегче, Абеляр, полегче, – хладнокровно отозвался Кеовульф. – Вспомни, ведь Морригвэн сама все подстроила именно таким образом. Насколько мы можем судить, она рассчитывала, что ревность Халя заставит его поднять против нее меч. Наверняка она знала: когда он пронзит чашу, Брид вернется. И так оно и вышло. Так что Халь не сделал ничего плохого. Он спас ей жизнь – а не отнял.
– На практике, может, оно и так. Но ведь он стремился убить ее. Все из-за его мелочной ревности, – прорычал Абеляр.
– Мелочной? Гм, не знаю, как бы отреагировал я сам, обнаружь Кибелию в объятиях другого.
– Но это был всего-навсего религиозный обряд, – возразил Абеляр. – Как мог он ревновать?
– Да полно тебе, Абеляр! – не выдержал Пип. – Не станешь же ты всерьез утверждать, будто для ревности не было повода!
Молодому воину приятно было слышать, что друзья встают на его защиту. Однако сам себе прощения он не находил. Ведь Абеляр прав. Кто бы ни находился на поляне с Харле – Брид или Морригвэн, он, Халь, метил в грудь Брид. Вот что самое гнусное. Пристыженный, опозоренный, он не мог придумать ни единого способа загладить содеянное.
Чувство вины заглушило ярость, истощило силы юноши. Он все клонился к земле и наконец тяжело сполз на траву, скорчившись рядом с возлюбленной. Через некоторое время до сознания его смутно, точно сквозь вату, донеслись радостные крики Пипа, возвещавшие о том, что нашлись кони Хардвина и Ренауда. Но, должно быть, потом Халь снова заснул. Проснулся же резко, рывком. Брид кричала и звала на помощь. Все остальные тоже проснулись и подбежали к ним.
– Халь, – стонала несчастная, – Халь, отвези меня домой. Отвези меня к Керидвэн. Отвези меня домой… – Она еще некоторое время бормотала что-то неразборчивое, а потом вдруг выкрикнула: – Я должна рассказать ей про Каргу – она так страдает… страдает…
– О, силы небесные! – воскликнул Абеляр. – Должно быть, Морригвэн томится в застенках Абалона! – Лицо его побелело. – Мы должны выполнить просьбу Брид.
– Сир! – Пип с готовностью отсалютовал Халю. – Я нашел свою лошадь, а также коней Хардвина и Ренауда. Тайна и Чернокнижник мертвы, а остальные разбежались. Поезжайте на моей кобылке – она у меня смирненькая, так что вы сможете повезти Брид. А я позабочусь о принцессе, – с надеждой добавил он, радостно улыбаясь.
– Нет, Пип. Абеляр прав. Нельзя доверять Брид мне – ведь я ее предал.
Абеляр удовлетворенно кивнул, но потом повернулся к Кеовульфу:
– Я тоже не справлюсь, всадник из меня никудышный. Придется тебе.
– Согласен, – кивнул калдеанский рыцарь. – Но, Пип, и думать не смей, что тебе доверят принцессу. Она слишком ценна для нас!
Халь с тяжелым сердцем поднял свой меч – и немедленно на него накатила дурнота. Хотя древнее оружие все еще заряжало его энергией, он более не мог владеть им. Он поднял этот клинок на Брид – и в ушах все еще звенела торжествующая песнь напившегося крови рунного меча. Сжав зубы от боли, Халь убрал клинок в отделанные мехом ножны и тут заметил почти на самом острие маленькую зазубринку – но не придал ей значения, а передал оружие на хранение Кеовульфу.
Приторочив к седлу Чашу Онда и беспрестанно жуя ивовую кору, чтобы облегчить боль, Халь посадил Кимбелин позади себя и пустился в дорогу. Кеовульф вез Брид, бережно держа ее на груди. Голова раненой бессильно болталась у его плеча. Так они ехали четыре дня, и за это время Пип успел много раз во всех подробностях поведать каждому желающему небывалую историю их заточения в замке барона Кульфрида и кровопролитных жертвоприношений, совершенных безумным сыном барона, Ирвальдом.
Рассказ мальчика немало озадачил Халя, хотя молодому воину было трудно думать – стоны Брид становились все громче, гортаннее, бедняжка, не приходя в сознание, начала вырываться и извиваться от боли. Кеовульфу делалось все труднее везти ее, а потому на четвертый день отряд рано встал на ночлег. Огонь развели побольше – ночи были холодными.
Под утро Кеовульф окликнул молодого торра-альтанца:
– Халь, она приходит в себя.
Юноша подошел поближе. Юная жрица и впрямь звала его, протягивая к нему руки.
– Халь… Халь… – задыхаясь, простонала она. – Халь, какая боль… ты и представить себе не можешь… Одолжи мне частицу твоей силы. Я была в Иномирье. Что произошло? Халь, почему ты не обнимешь меня? Что случилось? Что со мной?
Молодой воин попятился, отошел в глубокую тень, обрамлявшую круг яркого света костра. На душе было темно и уныло. Казалось, только здесь, в тени, ему и место. Отныне он принадлежит миру трусливо бегущих теней. Несколько мгновений юноша даже думать ни о чем не мог – лишь переживал всю полноту мук ревности и вины. Наконец рассудок все же возобладал над чувствами. Халь взял из седельной сумки чашу и отнес ее Брид. Девушка изумленно взглянула на нее.
– Чаша Онда! – прохрипела младшая жрица. – Но только погляди на нее! Какая дыра! Но это же невозможно: чаша сделана из того же металла, что и рунный меч. Ее ничем не пробьешь.
Столь долгая речь утомила ее, бедняжке не хватало дыхания.
– Пробьешь – рунным мечом. Абеляр, расскажи ей, – промолвил Халь с тихой покорностью судьбе.
– Охотно!
Голос лучника сочился ядом.
– Нет, Халь, не покидай меня, – взмолилась Брид.
– Я должен, – возразил ее жених. – Когда ты все услышишь, то первая не захочешь, чтобы я и близко к тебе подходил.
Не в силах слушать, что скажет его возлюбленная, узнав всю правду, он вновь отступил в тень и невидящим взором уставился на спрятанный в ножны рунный меч, притороченный к седлу Кеовульфа. Глядел – но не видел: перед глазами стояло лишь все то же ненавистное видение, Харле и Брид. Через некоторое время, вернувшись к осознанию окружающего, Халь вспомнил о зазубрине на лезвии меча, но снова не удосужился поразмыслить, что она означает. Юноша с головой ушел в созерцание собственных несчастий и все не мог отделаться от образа возлюбленной, отдающейся зверю.
Плечо и рука по-прежнему ныли, но этому Халь даже радовался: его не оставляло жуткое ощущение, что если не проверять постоянно руку, она возьмет да исчезнет. Видать, здорово подкосил его тот кошмар, в котором Кеовульф ампутировал его руку.
Брид в ужасе зарыдала. Халь отвернулся, краем глаза уловив какое-то движение в еще более густой тени. Кимбелин, все эти дни державшаяся тише воды, ниже травы, внимательно глядела на него, склонив голову набок. Молодой воин улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ. Такая прекрасная, такая чуткая, она, казалось, жаждала его общества. Принцесса была обворожительна, но Халь знал: он не любит ее. Что ж, тем лучше – зато и боли она ему не причинит. С ней он никогда не испытает этой душераздирающей боли оскверненной любви. Она никогда не возбудит в нем этой ревности, ревности, что выворачивает внутренности и толкает на самые чудовищные преступления.
Ободренная улыбкой торра-альтанца, Кимбелин подошла ближе.
– Великая Мать никогда не простит меня, – промолвил Халь, радуясь, что хоть кто-то готов выслушать его исповедь.
– Не стоит так винить себя, – сочувственно покачала головой принцесса. – Вспомни, что она натворила. Ни один кеолотианец не потерпел бы, чтобы его женщина совершила этакую гнусность.
Халь мрачно кивнул. Кимбелин казалась ему прекраснее обычного. Голос ее звучал так мягко, волосы были аккуратно расчесаны и уложены, хотя избавиться от грязи, облепившей одежду, принцесса так и не смогла.
Она улыбнулась ему.
– Если с кем тут и обошлись нечестно, так это с тобой. Не поверил же ты и в самом деле в этот фокус-покус, будто ее душа временно поменялась с кем-то местами.
Кимбелин залилась серебристым смехом.
– Напротив, вполне поверил, – сухо возразил Халь, хотя лицо его потемнело. Вся эта история звучала и впрямь малоправдоподобно.
Кимбелин коснулась его плеча.
– Она же простая крестьянка. Чего еще от такой ожидать?
Принцесса еще немного придвинулась к Халю. Дыхание ее было таким свежим и сладким…
Остальные их спутники уже седлали лошадей, собираясь ехать дальше. Халь галантно повел Кимбелин к своему скакуну.
– Я просто хочу знать, почему она выбрала Харле. Неужели нельзя было использовать в магическом обряде меня?
– Тоже мне, магический обряд! Самое обычное скотство! Я же все видела.
Они поскакали дальше через лес, держа курс на запад, к побережью. Почему-то от ощущения теплого тела, прильнувшего к его спине, Халю становилось чуть легче.
– Ненавижу плавать на кораблях! – громко пожаловалась Кимбелин. – Почему нам нельзя ехать сушей, через Ваалаку?
– Простите, но морем до Фароны куда ближе и быстра, – объяснил Кеовульф. – Кроме того, приближаться к Торра-Альте слишком опасно. Как вы помните, король Рэвик отдал ее овиссийцам, а ведь вас похитил именно Тапвелл. Нет-нет, лучше не привлекать к себе излишнего внимания, пока не доберемся до Фароны. Кто знает, вдруг на вас готовится очередная засада?
– Через Торра-Альту ехать нельзя ни за что, – вмешался Пип. Из-за раны он держал уздечку одной рукой. – Я же вам рассказывал: на службе у барона Кульфрида был один овиссиец – тощий верзила, который тайком встречался с Всадником и Пальцем. Не говоря уж о самом Пальце! – Глаза паренька сверкали от возбуждения. – Палец, тот самый, что взял нас с Броком в плен.
– Он был среди тех людей, которых я отдал на попечение Тапвелла? – осведомился Халь, на миг даже забывая о своих несчастьях. Кусочек головоломки наконец встал на свое место. – Ну конечно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82