Зибелинг отговаривал ее, считая, что она подвергает себя опасности. Но это лишь рассердило ее, и она уехала, взяв с собой маленького сына. Вскоре она погибла; он был уверен, что ее убили, хотя доказательств не отыскали. Судьба их сына осталась неизвестной — погиб ли он, или подвергся депортации вместе с остальными гидранами, которые как пыль по ветру рассеялись по всей Федерации.
Зибелинг видел тело жены, но что произошло с сыном, осталось тайной. Никто из гидранов не мог сообщить ему ничего по этому поводу, а представители участвовавших в депортации синдикатов — тем более. Зибелингу так и не удалось найти хоть какой-то след.
— (Он клянет себя, он уверен, что потерял их только потому, что не поехал с ними, и за то еще, что он… человек. Помнишь тот стеклянный шарик, который ты взял?) — Я тихо улыбнулся, Джули этого не заметила. — (Он принадлежал его жене и их сыну. Шарик настроен на восприятие энергии гидранов. Только очень близкое к ним существо способно изменить изображение в этом шарике, и тебе это удалось. Ты постоянно напоминаешь ему о его трагедии, заставляешь его переживать все вновь, потому что ты очень похож…)
— На моего сына? — вслух сказал Зибелинг, обрушив стену внешнего молчания.
Джули замерла, побледнела, а затем залилась краской, сожалея о том, что сделала.
— Черт побери, Джули! — начал Зибелинг. Это был голос не разгневанного, а глубоко страдающего, раненного в самое сердце человека. Он не закончил фразы.
Между ними натянулась напряженная нить внутреннего контакта, и на этот раз не у дел оказался я. Железная хватка, которой Зибелинг сдавил себя, внезапно ослабла, почти против его воли. Он вновь обернулся ко мне. Я вжался в угол, желая провалиться сквозь землю. Я не хотел знать или слышать его слов, объяснений и причин того, что я…
— Когда я понял, что мне не вернуть сына, — вслух произнес Зибелинг, — я хотел выбросить из головы все, абсолютно все. Я утратил веру и перестал жить… Это продолжалось долго… — Он смотрел на меня, как будто видел впервые. Я почувствовал, что те воспоминания, которые я похитил у него, закипают в моем и в его сознании. — Пока транспортники не предложили мне заняться исследованиями по псионике, чтобы помогать псионам, — этого никто до меня не делал. Потом мне попался молодой уголовник из Старого города с телепатической амнезией, который все говорил и делал невпопад, пока я не выгнал его, сам не понимая почему… Возможно, я винил тебя в том, что ты напоминаешь мне те страшные вещи, о которых я хотел забыть. Потому что существует удивительное сходство. Твои глаза и твой возраст поразительно совпадают…
Тут я вспомнил один странный разговор между нами в институте.
— Нет, вы ошибаетесь. У меня никогда не было родных, и всем на меня всегда было плевать.
— Но ты не уверен в этом. Ты говорил, что не можешь вспомнить…
— Я все прекрасно помню. Я всегда был сам по себе. — Моя внутренняя защита поднялась по тревоге: Зибелинг толкал меня на край черной пропасти моей памяти, в глубине которой копошилось нечто чудовищное и отвратительное.
— (Перестаньте, не надо.)
— (Докажи это.) — Его слова бухали у меня в голове, как тяжелые колокола.
Я должен был избавиться от него, и слова здесь бесполезны. Я продемонстрировал ему то, что мог, — обрывки сцен моей жизни, которые должны были навсегда похоронить его сумасшедшее подозрение:
— (Я никогда не был частью ваших воспоминаний!)
Я показал, что значило выживать в Старом городе: достаточно правды, чтобы пресечь все возможные вопросы с его стороны, и, наконец, самое сокровенное — полыхающий огонь, пепел и страшные крики… Я вновь посмотрел на Зибелинга. Он пробормотал:
— Да, я ошибся… Прости…
Он внутренне содрогнулся от тех картин, которые предстали перед ним.
Однако то, что я продемонстрировал, на самом деле ничего не доказывало. Я уже раскаивался в том, что позволил ему увидеть так много, и опустил глаза. И не мог смотреть на Джули.
— Прости, — повторил Зибелинг, пожалуй, слишком быстро. Он испытал облегчение. Он искренне хотел поверить в то, что я не могу быть его сыном. Он был рад, что я не его сын. Эти мысли полностью занимали его: он был доволен, что те кошмары, свидетелем которых он стал, не пришлись на долю его сына, и его совершенно не трогало, что все это произошло со мной. — Ты, ублюдок, да я лучше подохну, чем признаю себя твоим сыном!
Я снова резко поднялся в кровати.
— Значит, ты так и не нашел его? Подумать только, ведь, возможно, ему пришлось жить в грязи, возможно, он стал рабом, выкапывающим руду в какой-нибудь дыре, только потому что кому-то не понравилось его лицо. Я очень надеюсь, что ты никогда его не найдешь!
Зибелинг залепил мне пощечину. Джули смотрела на нас, как на сумасшедших.
— Я нисколько не ошибся в тебе, — проговорил, наконец, Зибелинг. Он резко развернулся и вышел. Джули была так потрясена, что, не в состоянии выдержать, молча вышла вслед за Зибелингом.
— (Я желаю, чтобы ты никогда его не нашел!) — яростно кинул я ему вдогонку перед тем, как свалиться в постель. Я долго лежал, и грудь моя разрывалась от боли.
Глава 11
Я уже преодолел половину склона холма, когда колени сдались. Мне почти удалось сделать вид, что именно здесь я намеревался присесть. С этого места открывалась неплохая панорама, если исключить из нее предпортовое поселение, о котором мне совершенно не хотелось думать. Я старался выбросить из головы комнату с белыми стенами, где я знал каждую трещинку на потолке; охранников с шахт в увеселительном заведении внизу, которые, казалось, только и ждут, чтобы опознать клеймо на моей руке; псионов, мечтающих разоблачить чужие секреты; порт и вообще все, что относится к человеческой цивилизации.
…Сейчас я был свободен от всего этого, пусть хоть на час, и ближайшей моей целью было покорение вершины холма. Но под неумолимым грузом усиленного в полтора раза притяжения я как будто полз, и мне никогда не удалось бы преодолеть этот путь без палки в руке и без помощи Дира Кортелью. Он приходил ко мне, когда мог вырваться и «чтобы убежать от собственных мыслей», как он выразился.
— В следующий раз, — произнес Дир, проследив за моим взглядом и прочитав мою мысль.
— Да, конечно, — ответил я вслух, потому что, как и большинство псионов, он не привык молчать или получать ответы на вопросы еще до того, как задаст их традиционным путем. В этом заключалась причина того, почему люди-псионы не практикуют мысленные сцепки. Я вытер со лба пот рукавом куртки-парки, чувствуя, как холодный весенний воздух остужает разгоряченную кожу лица.
Если только следующий раз наступит… Я позаботился о том, чтобы Дир не прочитал эту мысль и не узнал то, что уже знал я: прошлой ночью на Синдер прибыл Рубай.
Я старался не думать об этом, хотя бы сейчас. Мне было хорошо с человеком, у которого все дома и который ничего от меня не хотел. Дир присел рядом со мной. Я лег, опершись на локти; мягкая, уже достаточно выросшая трава была как бархат. Сквозь зеленые с золотом листочки деревьев светилось бесконечное небо.
От мысли о его глубине и необъятности у меня закружилась голова. И все мои чувства обострились в этот момент сильнее, чем когда-либо в жизни. Никогда мне не доводилось оказаться в таком месте и испытать такое умиротворение, как здесь и сейчас. Появление Рубая придавало моему удовольствию уникальность, и я старался продлить его. Я хотел, чтобы Джули была с нами, я хотел поделиться с ней нахлынувшими чувствами, зарождавшейся во мне поэзией, кристаллизующей переживания и навечно записывающей их в память.
Но внутренний мир Джули не был для меня открыт, как прежде; она убедила себя в том, что я был хорошим раньше, до того как сказал Зибелингу ужасные слова. Поняв это, я не пытался установить с ней телепатический контакт.
— Откуда все это появилось? — спросил я, указывая на расстилающуюся перед нами зелень, чтобы не углубляться в тягостные размышления и избежать вопросов Дира. — Эти растения выросли сами?
Дир усмехнулся, вертя в руках кусок коры.
— Нет, не так все просто.
Его мысли приняли ироническое направление. На мгновение в его сознании отчетливо обозначилось напряжение. Он хотел сбросить его здесь, пока возможно, перед тем как вновь взять себя в руки. Диру нелегко было оставаться всегда спокойным и выдержанным, будучи шпионом в стане телепатов — особенно ему. Он был прав, когда однажды, еще на Ардатее, признался мне, что не так уж силен в телепатии. Я понимал это гораздо лучше него и с моей недавно приобретенной телепатической зоркостью видел, с каким трудом Диру удавалось защищать свои мысли, как он опасался, что у него это не получится. Но он по-прежнему был открытым добрым Диром и не мог оставить вопрос без ответа.
— Все виды растений, которые здесь растут, были привезены на Синдер. — Он выплюнул недожеванную камфорную таблетку и протянул руку за новой.
— Людьми? — спросил я, заинтересовавшись, и поглядел на его руки. — Угости таблеточкой.
Дир покачал головой:
— Нельзя, запрет доктора, ты еще слаб.
— Да я, может, завтра умру. Как и мы все. — Я махнул рукой. — Ну же!
Его раскрасневшееся на холоде лицо немного побледнело, он сунул руку в карман и извлек еще одну камфору. Я отправил ее в рот и усмехнулся:
— Забавно.
— Что именно?
— Как Зибелинг печется о моем здоровье. Однако ему было наплевать, что сделал со мной Контрактный Труд!
Дир посмотрел на мое клеймо.
— Быть может, он полагал, что с ними тебе будет все-таки лучше, чем в Старом городе. — Дир остался все таким же всепрощающим… — Департамент Контрактного Труда строит миры. Он дает шанс тем, кто ничего не умеет, освоить ремесло. Я видел работу контрактников на планете Хэддер, нанятых одним из синдикатов и работающих в приличных компаниях. Транспортное Управление основало колонию на Сефтате при помощи Контрактного Труда, и она выросла в независимую территорию; теперь Сефтат — один из крупнейших экспортеров продукции…
Я выругался и внедрил это в голову Кортелью вместе с вереницей страшных воспоминаний, переполнявших меня.
— Строит миры… дерьмо! Они калечат миры, а используют человеческий материал, потому что он дешевле, чем машины.
Дир закрыл голову руками, затем медленно опустил их. Когда я посмотрел на его лицо, то пожалел о том, что сделал, но не подал вида. Я выслушал его сожаления и заверения, что он понятия не имел о том, в каком аду мне пришлось побывать, и что он ошибался. Мне нужно было услышать эти слова хоть от кого-нибудь, пусть от Кортелью.
— Я знаю, — сказал он, — Ардан — тяжелый человек, а больше всего по отношению к самому себе. — Джули всегда говорила то же самое. — Его нелегко понять, а еще труднее полюбить.
— Однако Джули с этим справляется. — Я смотрел по сторонам, пытаясь утопить горькие мысли в море окружающей зелени.
— У Джули редкий дар. — Дир не имел в виду ее телепатические способности. — Ей нелегко с этим.
Я жевал камфору и глядел в небо, на полосы бирюзового цвета, контрастирующие с углубляющейся синевой. Наконец до меня дошел глубинный смысл сказанного. Я посмотрел на Кортелью.
— Так, значит, это ты… спас ее, когда она пыталась утопиться, это ты сказал ей о Зибелинге, институте и об исследованиях!
Он кивнул, потупив взгляд, его редкие брови дрогнули.
— Тогда в парке было слишком темно. Она не помнит или не узнает меня. — Похоже, такое положение вполне устраивало Дира.
— Ты сделал доброе дело.
Он вздохнул, проводя рукой по траве.
— Возвращаясь к твоему вопросу: жизнь на Синдер принесли не люди. Все уже было устроено, когда сюда пришли первые поселенцы, устроено теми, кто принес сюда жизнь до нас.
— Гидранами? — Я снова сел, обхватив руками щиколотки. — А какого черта им здесь понадобилось?
Дир пожал плечами.
— Точно неизвестно. Я не знаток истории колонизации. Зибелинг наверняка знает лучше меня… — Он запнулся, увидев выражение моего лица. — Ну, ты всегда сможешь… — Он вновь не закончил фразу. — Я могу уточнить, если тебе интересно.
Официальная работа Дира на Синдере заключалась в заведовании библиотекой, где хранились кассеты с записями.
— Да, я знаю, ты можешь… — Я ухмыльнулся, прочитав его мысли. — Если мне когда-нибудь удастся выбраться отсюда, я должен научиться читать. — Дир усмехнулся. — Ты знаешь что-нибудь о гидранах? Те, которых я встречал здесь, живут в спайке на уровне сознания. Это я испытал, но недолго, а они — все время в таком контакте. Гидраны из других миров отличаются от них?
— Мне не приходилось слышать о контактах подобного рода, — покачал головой Кортелью. — Но у всех них, по видимости, существует соответствующий потенциал, которым мы, люди, не обладаем, потому что они довели свои пси-способности до уровня совершенства. Название «гидраны» происходит от названия мира, где люди встретили их впервые — в системе Бета Гидра. Но когда стало известно об их телепатических способностях, название приобрело двойной смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40