Если это и было поступком держателя пари, который заботился о своем собственном кармане, как это говорили, все равно, он оказал ценную услугу заключенной, которая, со своей стороны, надеялась когда-нибудь с ним расплатиться.
Вот почему она сохранила к нему чувство искренней благодарности и была бы счастлива с ним встретиться. Но, к сожалению, его нигде еще не встречали.
Чтобы покончить с обзором создавшегося положения вещей, надо будет сказать еще о Годже Уррикане.
22 июня имел место тираж в его пользу, и это было в тот день, когда он сам находился в Висконсине. Читатель, может быть, помнит, что пять очков, из одного и четырех, отослали его в тридцать первую клетку, штат Невада. Таким образом, ему предстояло новое путешествие в тысячу двести миль, но туда его должен был доставить поезд Центральной Тихоокеанской железной дороги, так как штат Невада, один из наименее населенных во всей Конфедерации, занимает, однако, по размерам своей площади шестое место в Союзе, находясь между штатами Орегон, Айдахо, ^ Юта, Аризона и Калифорния. Но, к довершению преследовавших его несчастий, как раз в этот штат Вильям Гиппербон поместил клетку с «колодцем», в глубину которого злополучному игроку приходилось ринуться вниз головой.
Негодование командора не знало предела. Он решил, что за это должен будет ответить нотариус Торнброк, — по окончании партии он воздаст ему должное. А Тюрк, в свою очередь, заявил, что он схватит нотариуса за горло, задушит его, разрежет ему живот и съест его печонку!
Со свойственной ему поспешностью во всех делах Годж Уррикан 22-го числа покинул Милуоки, вскочил в поезд вместе со своим неразлучным компаньоном, послав нотариусу три тысячи долларов, сумму, в которую ему обошелся этот последний удар игральных костей, и на всех парах помчался в штат Невада.
В Карсон-Сити, столицу этого штата, оранжевый флаг должен был прибыть к 6 июля.
Нужно заметить, что если покойный избрал именно этот штат, чтобы поместить в нем «колодец», то это потому, что штат Невада вообще изобилует колодцами — шахтными колодцами, конечно. С точки зрения добычи серебра и золота он занимает четвертое место в Союзе. Не правильно названный по имени горной цепи Невада, так как эта последняя находится вне его территории, он насчитывает среди своих городов три главных: Виргиния-Сити, Голд-Хилл (Золотой холм) и Сильвер-Сити (Серебряный город), названия которых легко объяснимы. Эти города построены над сереброносными жилами, и в них есть шахты, углубленные более чем на две тысячи семьсот футов. Колодцы серебра, если хотите, но, во всяком случае, это были колодцы, которые оправдывают выбор завещателя, а также справедливое негодование того, кто был направлен туда судьбой.
Но он туда не доехал!
В Гэйт-Солт-Лейк-Сити утром 24 июня до него дошла потрясающая новость: партия закончена в пользу X. К. Z., победителя матча Гиппербона!
И командор Уррикан вернулся в Чикаго, — в каком состоянии, это легче себе представить, чем описать!
Не будет преувеличением сказать, что как по эту, так и по ту сторону Атлантики все вздохнули наконец свободно. В агентствах наступило спокойствие. Биржевые маклеры могли перевести дух. Что касается пари, точность урегулирования их делала честь всем участникам спекулятивной игры.
Но для всех, кто интересовался этой национальной партией хотя бы только платонически, известная доля любопытства оставалась все еще неудовлетворенной.
Кто же, наконец, был этот X. К. Z. и откроет ли он свое инкогнито?
Никаких сомнений по этому поводу быть не могло. Когда дело идет о том, чтобы положить в свой портфель шестьдесят миллионов долларов, сохранять свое инкогнито нельзя. Нельзя прятать свое имя под инициалами! .. Тот, кому посчастливилось выиграть, должен будет себя назвать, и он это сделает.
Но когда и при каких условиях? Никакого срока в завещании не было указано. Во всяком случае, долго это тянуться не могло, несколько дней самое большее. Неизвестный X. К. Z. находился в штате Миннесота, в городе Миннеаполисе, когда он получил телеграмму, извещавшую о результате последнего тиража, и одного дня было достаточно, чтобы приехать оттуда в Чикаго.
А между тем прошла неделя, потом другая, и никаких вестей об этом неизвестном!
Одной из самых нетерпеливых в этом случае была, разумеется, Джовита Фолей. Это нервная особа хотела, чтобы Макс Реаль по десять раз в день отправлялся за сведениями и чтобы он не выходил из зала Аудиториума, куда самый счастливый из «семи» должен был, без сомнения, явиться прежде всего. Но ум Макса Реаля был занят вопросами совершенно другого рода.
— О, если бы только он мне попался, этот победитель! — восклицала Джовита Фолей.
— Успокойся же, моя дорогая! — говорила Лисси Вэг.
— Нет, я и не подумаю успокоиться, Лисси, и если бы он мне попался, я спросила бы его, по какому праву он позволил себе выиграть партию! Субъект, которого не знают даже по имени…
— Но, милая Джовита, — ответил Макс Реаль, — если бы вы это у него спросили, это означало бы, что он сюда явился. И емууже не надо было бы объявлять, кто он.
Никого не должно удивлять, что обе подруги еще не вернулись в магазин Маршалла Фильда. Лисси Вэг должна была найти себе заместительницу, а что касается Джовиты Фолей, то она ждала, чтобы вся эта история была окончательно ликвидирована, прежде чем возвратиться к своим обязанностям главной продавщицы; голова ее была занята теперь совсем другим.
В общем, нетерпение, которое она испытывала, вполне точно выражало общественное настроение как в Соединенных штатах, так и в других странах. По мере того как время шло, воображение разыгрывалось, и пресса, в особенности спортивная пресса, обезумела. Масса народу являлась в контору нотариуса Торнброка, и все получали один и тот же ответ. Нотариус утверждал, что он ничего не знает о владельце красного флага. Он его никогда не видел… Он не мог сказать, куда он уехал из Миннеаполиса, где телеграмма была доставлена ему в собственные руки… И когда к нему приставали, когда настаивали:
— Он приедет, когда ему этого захочется, — кратко отвечал нотариус Торнброк.
Тогда все партнеры, за исключением Лисси Вэг и Макса Реаля, нашли нужным вмешаться в эту историю, и не без некоторого основания. Действительно, если победитель не желал появляться, разве им не могло прийти в голову, что партия не должна считаться выигранной, что ее нужно начать сызнова и продолжать?
Командор Уррикан, Герман Титбюри и Джон Мильнер, доверенный Тома Крабба, объявили, что они подают в суд на исполнителя завещания покойного Вильяма Гиппербона. Газеты, которые поддерживали их во время матча, держали их сторону и теперь. В Трибуне Гарри Кембэл поместил резкую статью против X. К. Z., в самом существовании которого начинали уже сомневаться. Чикаго Геральд, Чикаго Интер-Ошен,
Дейт Нью-Рекорд, Чикаго Мэйл и Фрейе Прессе — все с невероятной горячностью заступались за партнеров. Вся Америка пришла в волнение. К тому же невозможно было урегулировать пари, пока не установили личность выигравшего судом, и до тех пор, пока не было полной уверенности в том, что матч действительно закончен. Не могло быть двух мнений, и был поднят вопрос об организации митинга в зале Аудиториума и о грандиозной манифестации. Если бы X. К. Z. не открыл своего инкогнито в течение такого-то срока, то… к нотариусу Торнброку обратились бы с требованием исполнить возложенные на него обязанности возобновить партию. Том Крабб, Герман Титбюри, командор Уррикан, даже Джовита Фолей, если бы ей разрешили заменить Лисси Вэг, были готовы отправиться безразлично в какие штаты Союза, куда бы их ни послала судьба.
В конце концов возбуждение публики достигло такого предела, что власти начали беспокоиться, особенно в Чикаго, где приходилось защищать членов Клуба Чудаков и нотариуса, которых считали ответственными за все, что случилось.
Но 15 июля, три недели спустя после последнего удара игральных костей, сделавшего «Человека в маске» победителем в матче, произошел совершенно исключительный по своей неожиданности случай.
В этот день в десять часов семнадцать минут утра распространился слух, что на Оксвудсском кладбище в мавзолее Вильяма Гиппербона беспрерывно звонит колокол!
Глава XV. ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДАЧЕСТВО
Нельзя себе представить, с какой быстротой распространилась эта новость! Если бы все дома в Чикаго были снабжены телефонными звонками и находились в постоянном соприкосновении с аппаратом, поставленным у оксвудсского сторожа, жители крупнейшего города штата Иллинойс не могли бы узнать ее быстрее.
Началось с того, что за несколько минут все кладбище переполнилось обитателями соседних кварталов. Но постепенно публика стала прибывать из всех других частей города, и через полчаса экипажное движение было абсолютно прервано, начиная с Вашингтонского парка. Спешно извещенный об этом губернатор штата сэр Гамильтон послал сильные отрады милиции, которые не без труда проникли на кладбище и выпроводили оттуда множество любопытных, чтобы оставить вход свободным.
А колокол все звонил и звонил на колоколенке великолепного мавзолея Вильяма Гиппербона!
Понятно, что Джордж Хиггинботам, председатель Клуба Чудское, со своими коллегами и с нотариусом Торнброком первыми проникли за ограду кладбища. Но как могли они пройти через колоссальную шумную толпу, если только они не были предупреждены раньше? Факт тот, что все они были там, едва только раздались первые удары колокола, приведенного в движение оксвудсским сторожем.
Через полчаса туда явились и шестеро партнеров матча Гиппербона. Не было, конечно, ничего удивительного в том, что туда поспешили командор Уррикан, Том Крабб с Джоном Мильнером, Герман Титбюри с миссис Титбюри и Гарри Кембэл. Появление же Макса Реаля, Лисси Вэг и Джовиты Фолей объясняется тем, что эта последняя так энергично настаивала, что пришлось ей подчиниться. Все партнеры находились, таким образом, перед мавзолеем, охраняемым тройным рядом солдат милиции штата.
Наконец колокол замолк, и двери мавзолея широко раскрылись.
Внутренний холл сверкал ослепительным светом электрических ламп и люстр. Окруженный зажжеными канделябрами, стоял великолепный катафалк, точь-в-точь такой, какой он был три с половиной месяца назад, когда эти двери закрылись по окончании погребального обряда с участием всего города.
Члены Клуба Чудаков с председателем во главе проникли в холл.
Нотариус Торнброк, в черном фраке и белом галстуке и, как всегда, в очках в алюминиевой оправе, вошел после них. За ним прошли шесть партнеров и те из находившихся на кладбище, кто только мог поместиться в холле мавзолея.
Глубокое молчание как внутри, так и вне здания свидетельствовало об охватившем всех волнении. Джовита Фолей была взволнована не менее других. Все смутно чувствовали, что загадка, отгадать которую тщетно старались после тиража 24-го числа, будет наконец разгадана и что для этого достаточно будет одного только слова и словом этим будет имя победителя матча Гиппербона.
Было тридцать три минуты двенадцатого, когда в глубине холла послышался какой-то шум. Этот шум исходил из катафалка, с которого погребальный покров соскользнул на пол, точно сдернутый чьей-то невидимой рукой. И тогда — о, чудо! — в то время как Лисси Вэг прижималась к плечу Макса Реаля, крышка гроба медленно приподнялась и лежавшее в нем тело привстало… А в следующую минуту все присутствующие увидели перед собой не мертвеца — нет, но человека живого, вполне живого, и человек этот был не кто иной, как покойный Вильям Гиппербон!
— Великий боже! — воскликнула Джовита Фолей сдавленным от волнения голосом, но слова эти среди гула изумления, стоявшего в холле, были услышаны только Максом Реалем и Лисси Вэг.
И, протянув руки, она прибавила:
— Да ведь это почтенный мистер Гемфри Уэлдон!
Да, почтенный Гемфри Уэлдон, но не такой пожилой, каким он был, когда навещал Лисси Вэг. И этот джентльмен и Вильям Гиппербон были одно и то же лицо…
Вот переданный в нескольких словах рассказ, который был напечатан в газетах всего света и объяснил то, что казалось необъяснимым в этом изумительном приключении.
1 апреля в особняке на Мохаук-стрит во время партии в благородную игру «гусек» Вильям Гиппербон внезапно потерял сознание от кровоизлияния в мозг. Принесенный в свой дом на Салль-сгрит, он умер спустя несколько минут, или, правильнее сказать, о его смерти объявили явившиеся к нему доктора. Но, несмотря на этот приговор докторов, несмотря на знаменитые лучи профессора Фредерика Элбинга, который подтвердил сделанное врачами заключение, Вильям Гиппербон не умер. Он находился в состоянии каталепсии, но со всеми внешними признаками умершего человека. Действительно, он был счастлив, что в своем завещании не выразил желания быть после смерти набальзамированным, так как, без всякого сомнения, после такой операции он в живых не остался бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Вот почему она сохранила к нему чувство искренней благодарности и была бы счастлива с ним встретиться. Но, к сожалению, его нигде еще не встречали.
Чтобы покончить с обзором создавшегося положения вещей, надо будет сказать еще о Годже Уррикане.
22 июня имел место тираж в его пользу, и это было в тот день, когда он сам находился в Висконсине. Читатель, может быть, помнит, что пять очков, из одного и четырех, отослали его в тридцать первую клетку, штат Невада. Таким образом, ему предстояло новое путешествие в тысячу двести миль, но туда его должен был доставить поезд Центральной Тихоокеанской железной дороги, так как штат Невада, один из наименее населенных во всей Конфедерации, занимает, однако, по размерам своей площади шестое место в Союзе, находясь между штатами Орегон, Айдахо, ^ Юта, Аризона и Калифорния. Но, к довершению преследовавших его несчастий, как раз в этот штат Вильям Гиппербон поместил клетку с «колодцем», в глубину которого злополучному игроку приходилось ринуться вниз головой.
Негодование командора не знало предела. Он решил, что за это должен будет ответить нотариус Торнброк, — по окончании партии он воздаст ему должное. А Тюрк, в свою очередь, заявил, что он схватит нотариуса за горло, задушит его, разрежет ему живот и съест его печонку!
Со свойственной ему поспешностью во всех делах Годж Уррикан 22-го числа покинул Милуоки, вскочил в поезд вместе со своим неразлучным компаньоном, послав нотариусу три тысячи долларов, сумму, в которую ему обошелся этот последний удар игральных костей, и на всех парах помчался в штат Невада.
В Карсон-Сити, столицу этого штата, оранжевый флаг должен был прибыть к 6 июля.
Нужно заметить, что если покойный избрал именно этот штат, чтобы поместить в нем «колодец», то это потому, что штат Невада вообще изобилует колодцами — шахтными колодцами, конечно. С точки зрения добычи серебра и золота он занимает четвертое место в Союзе. Не правильно названный по имени горной цепи Невада, так как эта последняя находится вне его территории, он насчитывает среди своих городов три главных: Виргиния-Сити, Голд-Хилл (Золотой холм) и Сильвер-Сити (Серебряный город), названия которых легко объяснимы. Эти города построены над сереброносными жилами, и в них есть шахты, углубленные более чем на две тысячи семьсот футов. Колодцы серебра, если хотите, но, во всяком случае, это были колодцы, которые оправдывают выбор завещателя, а также справедливое негодование того, кто был направлен туда судьбой.
Но он туда не доехал!
В Гэйт-Солт-Лейк-Сити утром 24 июня до него дошла потрясающая новость: партия закончена в пользу X. К. Z., победителя матча Гиппербона!
И командор Уррикан вернулся в Чикаго, — в каком состоянии, это легче себе представить, чем описать!
Не будет преувеличением сказать, что как по эту, так и по ту сторону Атлантики все вздохнули наконец свободно. В агентствах наступило спокойствие. Биржевые маклеры могли перевести дух. Что касается пари, точность урегулирования их делала честь всем участникам спекулятивной игры.
Но для всех, кто интересовался этой национальной партией хотя бы только платонически, известная доля любопытства оставалась все еще неудовлетворенной.
Кто же, наконец, был этот X. К. Z. и откроет ли он свое инкогнито?
Никаких сомнений по этому поводу быть не могло. Когда дело идет о том, чтобы положить в свой портфель шестьдесят миллионов долларов, сохранять свое инкогнито нельзя. Нельзя прятать свое имя под инициалами! .. Тот, кому посчастливилось выиграть, должен будет себя назвать, и он это сделает.
Но когда и при каких условиях? Никакого срока в завещании не было указано. Во всяком случае, долго это тянуться не могло, несколько дней самое большее. Неизвестный X. К. Z. находился в штате Миннесота, в городе Миннеаполисе, когда он получил телеграмму, извещавшую о результате последнего тиража, и одного дня было достаточно, чтобы приехать оттуда в Чикаго.
А между тем прошла неделя, потом другая, и никаких вестей об этом неизвестном!
Одной из самых нетерпеливых в этом случае была, разумеется, Джовита Фолей. Это нервная особа хотела, чтобы Макс Реаль по десять раз в день отправлялся за сведениями и чтобы он не выходил из зала Аудиториума, куда самый счастливый из «семи» должен был, без сомнения, явиться прежде всего. Но ум Макса Реаля был занят вопросами совершенно другого рода.
— О, если бы только он мне попался, этот победитель! — восклицала Джовита Фолей.
— Успокойся же, моя дорогая! — говорила Лисси Вэг.
— Нет, я и не подумаю успокоиться, Лисси, и если бы он мне попался, я спросила бы его, по какому праву он позволил себе выиграть партию! Субъект, которого не знают даже по имени…
— Но, милая Джовита, — ответил Макс Реаль, — если бы вы это у него спросили, это означало бы, что он сюда явился. И емууже не надо было бы объявлять, кто он.
Никого не должно удивлять, что обе подруги еще не вернулись в магазин Маршалла Фильда. Лисси Вэг должна была найти себе заместительницу, а что касается Джовиты Фолей, то она ждала, чтобы вся эта история была окончательно ликвидирована, прежде чем возвратиться к своим обязанностям главной продавщицы; голова ее была занята теперь совсем другим.
В общем, нетерпение, которое она испытывала, вполне точно выражало общественное настроение как в Соединенных штатах, так и в других странах. По мере того как время шло, воображение разыгрывалось, и пресса, в особенности спортивная пресса, обезумела. Масса народу являлась в контору нотариуса Торнброка, и все получали один и тот же ответ. Нотариус утверждал, что он ничего не знает о владельце красного флага. Он его никогда не видел… Он не мог сказать, куда он уехал из Миннеаполиса, где телеграмма была доставлена ему в собственные руки… И когда к нему приставали, когда настаивали:
— Он приедет, когда ему этого захочется, — кратко отвечал нотариус Торнброк.
Тогда все партнеры, за исключением Лисси Вэг и Макса Реаля, нашли нужным вмешаться в эту историю, и не без некоторого основания. Действительно, если победитель не желал появляться, разве им не могло прийти в голову, что партия не должна считаться выигранной, что ее нужно начать сызнова и продолжать?
Командор Уррикан, Герман Титбюри и Джон Мильнер, доверенный Тома Крабба, объявили, что они подают в суд на исполнителя завещания покойного Вильяма Гиппербона. Газеты, которые поддерживали их во время матча, держали их сторону и теперь. В Трибуне Гарри Кембэл поместил резкую статью против X. К. Z., в самом существовании которого начинали уже сомневаться. Чикаго Геральд, Чикаго Интер-Ошен,
Дейт Нью-Рекорд, Чикаго Мэйл и Фрейе Прессе — все с невероятной горячностью заступались за партнеров. Вся Америка пришла в волнение. К тому же невозможно было урегулировать пари, пока не установили личность выигравшего судом, и до тех пор, пока не было полной уверенности в том, что матч действительно закончен. Не могло быть двух мнений, и был поднят вопрос об организации митинга в зале Аудиториума и о грандиозной манифестации. Если бы X. К. Z. не открыл своего инкогнито в течение такого-то срока, то… к нотариусу Торнброку обратились бы с требованием исполнить возложенные на него обязанности возобновить партию. Том Крабб, Герман Титбюри, командор Уррикан, даже Джовита Фолей, если бы ей разрешили заменить Лисси Вэг, были готовы отправиться безразлично в какие штаты Союза, куда бы их ни послала судьба.
В конце концов возбуждение публики достигло такого предела, что власти начали беспокоиться, особенно в Чикаго, где приходилось защищать членов Клуба Чудаков и нотариуса, которых считали ответственными за все, что случилось.
Но 15 июля, три недели спустя после последнего удара игральных костей, сделавшего «Человека в маске» победителем в матче, произошел совершенно исключительный по своей неожиданности случай.
В этот день в десять часов семнадцать минут утра распространился слух, что на Оксвудсском кладбище в мавзолее Вильяма Гиппербона беспрерывно звонит колокол!
Глава XV. ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДАЧЕСТВО
Нельзя себе представить, с какой быстротой распространилась эта новость! Если бы все дома в Чикаго были снабжены телефонными звонками и находились в постоянном соприкосновении с аппаратом, поставленным у оксвудсского сторожа, жители крупнейшего города штата Иллинойс не могли бы узнать ее быстрее.
Началось с того, что за несколько минут все кладбище переполнилось обитателями соседних кварталов. Но постепенно публика стала прибывать из всех других частей города, и через полчаса экипажное движение было абсолютно прервано, начиная с Вашингтонского парка. Спешно извещенный об этом губернатор штата сэр Гамильтон послал сильные отрады милиции, которые не без труда проникли на кладбище и выпроводили оттуда множество любопытных, чтобы оставить вход свободным.
А колокол все звонил и звонил на колоколенке великолепного мавзолея Вильяма Гиппербона!
Понятно, что Джордж Хиггинботам, председатель Клуба Чудское, со своими коллегами и с нотариусом Торнброком первыми проникли за ограду кладбища. Но как могли они пройти через колоссальную шумную толпу, если только они не были предупреждены раньше? Факт тот, что все они были там, едва только раздались первые удары колокола, приведенного в движение оксвудсским сторожем.
Через полчаса туда явились и шестеро партнеров матча Гиппербона. Не было, конечно, ничего удивительного в том, что туда поспешили командор Уррикан, Том Крабб с Джоном Мильнером, Герман Титбюри с миссис Титбюри и Гарри Кембэл. Появление же Макса Реаля, Лисси Вэг и Джовиты Фолей объясняется тем, что эта последняя так энергично настаивала, что пришлось ей подчиниться. Все партнеры находились, таким образом, перед мавзолеем, охраняемым тройным рядом солдат милиции штата.
Наконец колокол замолк, и двери мавзолея широко раскрылись.
Внутренний холл сверкал ослепительным светом электрических ламп и люстр. Окруженный зажжеными канделябрами, стоял великолепный катафалк, точь-в-точь такой, какой он был три с половиной месяца назад, когда эти двери закрылись по окончании погребального обряда с участием всего города.
Члены Клуба Чудаков с председателем во главе проникли в холл.
Нотариус Торнброк, в черном фраке и белом галстуке и, как всегда, в очках в алюминиевой оправе, вошел после них. За ним прошли шесть партнеров и те из находившихся на кладбище, кто только мог поместиться в холле мавзолея.
Глубокое молчание как внутри, так и вне здания свидетельствовало об охватившем всех волнении. Джовита Фолей была взволнована не менее других. Все смутно чувствовали, что загадка, отгадать которую тщетно старались после тиража 24-го числа, будет наконец разгадана и что для этого достаточно будет одного только слова и словом этим будет имя победителя матча Гиппербона.
Было тридцать три минуты двенадцатого, когда в глубине холла послышался какой-то шум. Этот шум исходил из катафалка, с которого погребальный покров соскользнул на пол, точно сдернутый чьей-то невидимой рукой. И тогда — о, чудо! — в то время как Лисси Вэг прижималась к плечу Макса Реаля, крышка гроба медленно приподнялась и лежавшее в нем тело привстало… А в следующую минуту все присутствующие увидели перед собой не мертвеца — нет, но человека живого, вполне живого, и человек этот был не кто иной, как покойный Вильям Гиппербон!
— Великий боже! — воскликнула Джовита Фолей сдавленным от волнения голосом, но слова эти среди гула изумления, стоявшего в холле, были услышаны только Максом Реалем и Лисси Вэг.
И, протянув руки, она прибавила:
— Да ведь это почтенный мистер Гемфри Уэлдон!
Да, почтенный Гемфри Уэлдон, но не такой пожилой, каким он был, когда навещал Лисси Вэг. И этот джентльмен и Вильям Гиппербон были одно и то же лицо…
Вот переданный в нескольких словах рассказ, который был напечатан в газетах всего света и объяснил то, что казалось необъяснимым в этом изумительном приключении.
1 апреля в особняке на Мохаук-стрит во время партии в благородную игру «гусек» Вильям Гиппербон внезапно потерял сознание от кровоизлияния в мозг. Принесенный в свой дом на Салль-сгрит, он умер спустя несколько минут, или, правильнее сказать, о его смерти объявили явившиеся к нему доктора. Но, несмотря на этот приговор докторов, несмотря на знаменитые лучи профессора Фредерика Элбинга, который подтвердил сделанное врачами заключение, Вильям Гиппербон не умер. Он находился в состоянии каталепсии, но со всеми внешними признаками умершего человека. Действительно, он был счастлив, что в своем завещании не выразил желания быть после смерти набальзамированным, так как, без всякого сомнения, после такой операции он в живых не остался бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60