оделись не спеша, так как им нечего было делать в ожидании прихода своего проводника, чтобы в его обществе осмотреть город. Это не означало, конечно, что они были любознательны по природе, о нет! Но как отказаться от любезного предложения Роберта Инглиса, который хотел показать им все чудеса великого мормонского города!
Было уже девять часов. Никто не являлся. Мистер и миссис Титбюри, совсем одетые, готовые отправиться на прогулку, стояли у окна и смотрели на большую дорогу, которая шла мимо Чип-Отеля.
Дорога эта, как им объяснил накануне их любезный чичероне (Чичероне — проводник.), в прежние времена была дорогой эмигрантов. Она шла по берегу Крессент-Ривер, и по ней тянулись когда-то целые фургоны, наполненные товарами, предназначенными для лагерей первых пионеров (переселенцев). Эти фургоны были запряжены волами, которыми правил специальный погонщик, и, для того чтобы проехать расстояние от Нью-Йорка до западной территории Союза, требовалось несколько месяцев.
Чип-Отель находился, очевидно, в очень уединенном месте, так как, высовываясь из окна, мистер Титбюри не видел ни одного дома ни на этом, ни на противоположном берегу реки. Ничего, кроме темной зелени сосновых лесов, покрывавших склоны высокой горы.
В десять часов все еще никого не было. Мистер и миссис Титбюри начали волноваться, притом они уже испытывали голод.
— Пойдем куда-нибудь, — сказала жена.
— Хорошо, пойдем, — сказал он.
Они открыли дверь своей комнаты и очутились в большом зале деревенского кабачка, дверь которого выходила на дорогу.
На пороге виднелись двое плохо одетых мужчин. Вид их не внушал доверия. Их глаза были затуманены джином, и казалось, они стояли на страже у слегка приотворенной двери.
— Выход запрещен!
Это восклицание, сделанное грубым тоном, относилось к господину Титбюри.
— Как? ! Нельзя выйти?
— Нельзя… не заплатив.
— Не заплатив? !
Из всех слов английского языка это было то, которое звучало особенно неприятно для мистера Титбюри.
— Заплатить? ! — повторил он. — Заплатить, чтобы иметь право выйти? ! Вы шутите! ..
Миссис Титбюри, охваченная в первую минуту невольным страхом, иначе взглянула на положение и спросила:
— Сколько?
— Три тысячи долларов!
Этот голос… Она его узнала… Это был голос Роберта Инглиса, который в этот момент появился на пороге гостиницы.
Но господин Титбюри, менее проницательный, чем его жена, все еще хотел обратить это дело в шутку.
— Э, — воскликнул он, — а вот и наш друг!
— Собственной своей персоной, — ответил тот.
— И все в таком же хорошем настроении?
— Все в таком же.
— Не правда ли, очень забавно это требование трех тысяч долларов!
— Что поделать, мой милейший мистер Титбюри, — ответил мистер Инглис, — такова цена одной ночи в Чип-Отеле.
— Вы это серьезно? — просила миссис Титбюри бледнея.
— Очень серьезно, миссис Титбюри.
Ее супруг в порыве гнева попытался было проскочить в дверь.
Две сильные руки тяжело опустились на его плечи и приковали к месту.
Этот Роберт Инглис был просто-напросто одним из тех негодяев, которых так много встречается в отдаленных местностях Союза, где они ждут подходящих весьма нередких удобных случаев. Уже не один путешественник был обобран этим якобы сорок третьим ребенком мормонской семьи при содействии таких участников, как эти два индивидуума, стоявшие у дверей Чип-Отеля. Попав на след подходящей для Него жертвы, он предложил свои услуги супругам Титбюри и, удачно выведав от них в разговоре, что они везут с собой три тысячи долларов
— весьма неосторожное признание, надо сознаться, — завел их в этот уединенный кабачок, где они были теперь всецело в его власти.
Мистер Титбюри это понял, но слишком поздно.
— Послушайте, — сказал он, — я требую, чтобы вы нас немедленно отсюда выпустили! У меня в городе дела…
— Не ранее второго июня, когда вы должны будете получить телеграмму, а сейчас только двадцать девятое мая.
— И вы предполагаете задержать нас здесь еще в течение целых пяти дней?
— Возможно даже долее, возможно даже значительно долее, — ответил любезный джентльмен, — если только вы не уплатите мне три тысячи долларов кредитными билетами одного из банков Чикаго.
— Негодяй!
— Я говорю с вами вежливо, — заметил мистер Инглис, — будьте добры говорить также и самною, мистер Голубой флаг!
— Но эти деньги… это все, что я имею.
— Такому богачу, как Герман Титбюри, будет очень легко выписать из Чикаго столько, сколько ему понадобится… Касса его в прекрасном состоянии! .. Заметьте, дорогие, что эти три тысячи долларов вы имеете сейчас при себе и что я легко мог бы вынуть их из вашего кармана. Но, клянусь Ионафаном, мы не воры. Таковы цены Чип-Отеля, и вам придется этому подчиниться.
— Никогда!
— Как угодно.
После этих слов дверь снова заперли, и супруги оказались заключенными в низкой комнате гостиницы.
Какие проклятия посылали они этому ужасному путешествию, связанному с ним утомлению, не говоря уже об опасности, которой они подвергались! После штрафа, уплаченного в Кале, теперь этот грабеж в Грэйт-Солт-Лейк-Сити! И какое несчастье, что они встретили этого бандита Инглиса!
— Нашими бедами мы обязаны негодяю Реалю! — вскричал мистер Титбюри. — Мы не хотели называть себя до приезда в этот город, а эта дрянь кричала наше имя на весь вокзал Огдена, где было столько народу! И нужно было, чтобы такой бандит оказался там же и услышал все! Но что же нам теперь делать?
— Пожертвовать этими тремя тысячами долларов, — сказала миссис Титбюри.
— Никогда! .. Никогда!
— Герман! .. — Это было все, что сказала его властная супруга.
В конце концов необходимость все равно заставила бы это сделать. Как бы ни упрямился мистер Титбюри, злоумышленники сумели бы принудить его принести эту жертву. И если они, вырвав насильственным путем эти деньги, бросили бы его потом вместе с миссис Титбюри в реку, кого бы обеспокоила участь каких-то приезжих, присутствие которых в гостинице Чип-Отель никому в городе не было известно?
Но мистер Титбюри все-таки пытался противиться. Может быть, кто-нибудь придет им на помощь… Может быть, покажется на дороге отряд полиции или, по крайней мере, прохожие, которых он подзовет к окну… Тщетная надежда! Через несколько минут супруги были отведены в комнату, окно которой выходило во внутренний двор.
Свирепого вида хозяин гостиницы принес им какую-то еду. Без сомнения, за тысячу долларов в день можно предоставить в Чип-Отеле не только постель, но и некоторое питание!
Двадцать четыре часа… сорок восемь часов прошли в таких условиях! Трудно сказать, какое бешенство овладело заключенными! К тому же им не представилось даже случая увидеть снова мистера Инглиса, который держался теперь, очевидно, в стороне, делая вид, что он не оказывает на приезжих какого-либо давления.
Наконец на всех календарях Союза появились слова «первое июня». На другой день около полудня третий партнер обязан был явиться в телеграфную контору Грэйт-Солт-Лейк-Сити. Если бы его присутствие там не было зарегистрировано, то он потерял бы все права на дальнейшее участие в партии, такой неудачной для носителя голубого флага!
Нет! .. Мистер Титбюри не хотел уступать… Он не уступит… Но, взволнованная всеми этими отсрочками, в дело вмещалась миссис Титбюри и на этот раз проявила такую силу убеждения, что ее воля не могла не восторжествовать. Предположим, что мистер Титбюри по капризу игральных костей был бы отослан в «лабиринт», в «колодец» или в тюрьму, разве ему не пришлось бы платить двойного и тройного штрафа? И что же? Разве он стал бы протестовать, отказываться? Нет! .. Ну, и в данном случае ничего другого не оставалось, как покориться, потому что если он крепко цепляется за свои деньги, то еще важнее крепко защищать свою жизнь, а их жизнь в руках этих злоумышленников. В общем… ничего другого не оставалось, как заплатить.
Мистер Титбюри сопротивлялся еще до семи часов вечера в надежде, что судьба пошлет ему кого-нибудь на помощь, но этого не случилось, а ровно в половине восьмого в дверях появился мистер Инглис, как нельзя более вежливый и любезный.
— Завтра — торжественный день, — сказал он, — и было бы хорошо, если бы сегодня вечером вы перебрались в Грэйт-Солт-Лейк-Сити.
— Но кто же этому мешает, как не вы? — воскликнул мистер Титбюри, задыхаясь от злобы.
— Я? — повторил мистер Инглис улыбаясь. — Да ведь для этого достаточно, чтобы вы заплатили по счету…
— Вот, — проговорила миссис Титбюри, протягивая мистеру Инглису пачку кредитных билетов, которые ее муж передал ей со смертельной мукой в душе.
Мистер Титбюри почти потерял сознание, уведев, как этот негодяй пересчитывал деньги, и ничего не нашелся ответить, когда бандит сказал:
— Мне нет надобности давать вам в этих деньгах расписку, но не бойтесь, я ими расплачусь за вас в гостинице. А теперь мне остается пожелать вам доброго вечера и такой удачи, которая дала бы вам возможность выиграть миллионы Гиппербона.
Выходная дверь оказалсь отпертой, и чета стремительно выбежала из гостиницы.
Было совсем почти темно и очень трудно ориентироваться в местности. Как же указать полиции тот пункт, где произошла эта трагикомическая сцена? Но в данную минуту нужно было спешить в город, огни которого виднелись вдали, на берегу Крессент-Ривер. Через какой-нибудь час чета Титбюри дошла до Нового Сиона и вошла в первый попавшийся отель. Ни один, конечно, не мог бы оказаться таким дорогим, как Чип-Отель.
На следующее утром, 2 июня, мистер Титбюри явился в контору шерифа, чтобы принести ему свою жалобу и потребовать, чтобы его агенты отправились на поиски Роберта Инглиса. Может быть, они успели бы отнять у него эти три тысячи долларов!
Шериф, судья интеллигентного вида, выслушал жалобу с большим участием. К несчастью, мистер Титбюри мог дать только очень неясные указания, касающиеся этого кабачка. Его привели туда вечером, и он покинул его тоже вечером. Когда же он стал говорить о Чип-Отеле, находившемся на берегу Крессент-Ривер, то шериф ответил, что не знает никакой гостиницы и кабачка с таким названием и что реки Крессент-Ривер в стране не существовало. Было очень трудно поймать злоумышленника, который, наверно, успел уже убежать вместе со своими соучастниками. Посылать же за ними вдогонку целую бригаду сыщиков бессмысленно: в лесистой и гористой стране это все равно ни к чему бы не привело.
— Вы сказали, мистер Титбюри, — обратился к нему шериф, — что имя этого человека…
— Инглис…. Имя этого мерзавца — Роберт Инглис..
— Да… то есть это то имя, которое он вам дал? .. Но сейчас я уже не сомневаюсь, что дело идет о знаменитом Билле Арроле. Я узнаю его по манере действовать. Это не первый его опыт в этой области.
— И вы его до сих пор не арестовали? — с негодованием вскрикнул господин Титбюри.
— Нет еще, — ответил шериф, — мы сейчас находимся в периоде усиленных наблюдений… Когда-нибудь он все равно нам попадется…
— Слишком поздно для меня!
— Да… но для него вовремя, и он будет посажен на электрическое кресло… если только его не повесят.
— Но мои деньги, шериф, мои деньги?
— Что поделать! .. Нужно прежде всего задержать проклятого Билла Аррола, а сделать это не так-то просто! .. Все, что я могу вам обещать, мистер Титбюри, это прислать вам кончик веревки, если его повесят, ну, а с таким талисманом вы будете иметь все шансы выиграть партию!
Это было все, чего Титбюри мог добиться от оригинального шерифа мормонского города.
Глава IV. ЗЕЛЕНЫЙ ФЛАГ
Зеленый флаг принадлежал Гарри Кембэлу. Им обозначался путь его следования и прибытия в те или другие города штата, и выбран он был для четвертого партнера потому, что в солнечном спектре этот цвет занимает четвертое место.
Главный репортер газеты Трибуна был этим выбором очень доволен: ведь зеленый цвет считается цветом надежды!
Впрочем, с его стороны было бы неблагодарностью жаловаться на судьбу, которая ему покровительствовала и как туристу и как игроку. Будучи отослан первым ударом игральных костей в штат Нью-Мексико, он теперь десятью очками отсылался в двадцать вторую клетку, в Южную Каролину, на границу федеральной территории, в Чарлстон, крупнейший город штата. Он прекрасно знал, что держатели пари оспаривали его во всех агентствах, что на него был спрос на всех биржах, что ставка на него доходила до одного против девяти, ставка, о которой ни один из конкурентов еще никогда не слыхал, что повсюду его рекламировали как «любимца фортуны».
К счастью, покидая город Санта-Фе, репортер не слышал, как Изидорио, его весьма практичный возница, заявил, что не рискнул бы поставить на него и двадцать пять центов, поэтому он мог по-прежнему верить в свою счастливую звезду.
У него было впереди еще много времени, с 21 мая по 4 июня, для того чтобы доехать до Южной Каролины, а так как, начиная со станции Клифтон, путешествие должно было совершаться без всяких затруднений по железной дороге, то он, конечно, успел бы приехать в назначенное место к сроку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Было уже девять часов. Никто не являлся. Мистер и миссис Титбюри, совсем одетые, готовые отправиться на прогулку, стояли у окна и смотрели на большую дорогу, которая шла мимо Чип-Отеля.
Дорога эта, как им объяснил накануне их любезный чичероне (Чичероне — проводник.), в прежние времена была дорогой эмигрантов. Она шла по берегу Крессент-Ривер, и по ней тянулись когда-то целые фургоны, наполненные товарами, предназначенными для лагерей первых пионеров (переселенцев). Эти фургоны были запряжены волами, которыми правил специальный погонщик, и, для того чтобы проехать расстояние от Нью-Йорка до западной территории Союза, требовалось несколько месяцев.
Чип-Отель находился, очевидно, в очень уединенном месте, так как, высовываясь из окна, мистер Титбюри не видел ни одного дома ни на этом, ни на противоположном берегу реки. Ничего, кроме темной зелени сосновых лесов, покрывавших склоны высокой горы.
В десять часов все еще никого не было. Мистер и миссис Титбюри начали волноваться, притом они уже испытывали голод.
— Пойдем куда-нибудь, — сказала жена.
— Хорошо, пойдем, — сказал он.
Они открыли дверь своей комнаты и очутились в большом зале деревенского кабачка, дверь которого выходила на дорогу.
На пороге виднелись двое плохо одетых мужчин. Вид их не внушал доверия. Их глаза были затуманены джином, и казалось, они стояли на страже у слегка приотворенной двери.
— Выход запрещен!
Это восклицание, сделанное грубым тоном, относилось к господину Титбюри.
— Как? ! Нельзя выйти?
— Нельзя… не заплатив.
— Не заплатив? !
Из всех слов английского языка это было то, которое звучало особенно неприятно для мистера Титбюри.
— Заплатить? ! — повторил он. — Заплатить, чтобы иметь право выйти? ! Вы шутите! ..
Миссис Титбюри, охваченная в первую минуту невольным страхом, иначе взглянула на положение и спросила:
— Сколько?
— Три тысячи долларов!
Этот голос… Она его узнала… Это был голос Роберта Инглиса, который в этот момент появился на пороге гостиницы.
Но господин Титбюри, менее проницательный, чем его жена, все еще хотел обратить это дело в шутку.
— Э, — воскликнул он, — а вот и наш друг!
— Собственной своей персоной, — ответил тот.
— И все в таком же хорошем настроении?
— Все в таком же.
— Не правда ли, очень забавно это требование трех тысяч долларов!
— Что поделать, мой милейший мистер Титбюри, — ответил мистер Инглис, — такова цена одной ночи в Чип-Отеле.
— Вы это серьезно? — просила миссис Титбюри бледнея.
— Очень серьезно, миссис Титбюри.
Ее супруг в порыве гнева попытался было проскочить в дверь.
Две сильные руки тяжело опустились на его плечи и приковали к месту.
Этот Роберт Инглис был просто-напросто одним из тех негодяев, которых так много встречается в отдаленных местностях Союза, где они ждут подходящих весьма нередких удобных случаев. Уже не один путешественник был обобран этим якобы сорок третьим ребенком мормонской семьи при содействии таких участников, как эти два индивидуума, стоявшие у дверей Чип-Отеля. Попав на след подходящей для Него жертвы, он предложил свои услуги супругам Титбюри и, удачно выведав от них в разговоре, что они везут с собой три тысячи долларов
— весьма неосторожное признание, надо сознаться, — завел их в этот уединенный кабачок, где они были теперь всецело в его власти.
Мистер Титбюри это понял, но слишком поздно.
— Послушайте, — сказал он, — я требую, чтобы вы нас немедленно отсюда выпустили! У меня в городе дела…
— Не ранее второго июня, когда вы должны будете получить телеграмму, а сейчас только двадцать девятое мая.
— И вы предполагаете задержать нас здесь еще в течение целых пяти дней?
— Возможно даже долее, возможно даже значительно долее, — ответил любезный джентльмен, — если только вы не уплатите мне три тысячи долларов кредитными билетами одного из банков Чикаго.
— Негодяй!
— Я говорю с вами вежливо, — заметил мистер Инглис, — будьте добры говорить также и самною, мистер Голубой флаг!
— Но эти деньги… это все, что я имею.
— Такому богачу, как Герман Титбюри, будет очень легко выписать из Чикаго столько, сколько ему понадобится… Касса его в прекрасном состоянии! .. Заметьте, дорогие, что эти три тысячи долларов вы имеете сейчас при себе и что я легко мог бы вынуть их из вашего кармана. Но, клянусь Ионафаном, мы не воры. Таковы цены Чип-Отеля, и вам придется этому подчиниться.
— Никогда!
— Как угодно.
После этих слов дверь снова заперли, и супруги оказались заключенными в низкой комнате гостиницы.
Какие проклятия посылали они этому ужасному путешествию, связанному с ним утомлению, не говоря уже об опасности, которой они подвергались! После штрафа, уплаченного в Кале, теперь этот грабеж в Грэйт-Солт-Лейк-Сити! И какое несчастье, что они встретили этого бандита Инглиса!
— Нашими бедами мы обязаны негодяю Реалю! — вскричал мистер Титбюри. — Мы не хотели называть себя до приезда в этот город, а эта дрянь кричала наше имя на весь вокзал Огдена, где было столько народу! И нужно было, чтобы такой бандит оказался там же и услышал все! Но что же нам теперь делать?
— Пожертвовать этими тремя тысячами долларов, — сказала миссис Титбюри.
— Никогда! .. Никогда!
— Герман! .. — Это было все, что сказала его властная супруга.
В конце концов необходимость все равно заставила бы это сделать. Как бы ни упрямился мистер Титбюри, злоумышленники сумели бы принудить его принести эту жертву. И если они, вырвав насильственным путем эти деньги, бросили бы его потом вместе с миссис Титбюри в реку, кого бы обеспокоила участь каких-то приезжих, присутствие которых в гостинице Чип-Отель никому в городе не было известно?
Но мистер Титбюри все-таки пытался противиться. Может быть, кто-нибудь придет им на помощь… Может быть, покажется на дороге отряд полиции или, по крайней мере, прохожие, которых он подзовет к окну… Тщетная надежда! Через несколько минут супруги были отведены в комнату, окно которой выходило во внутренний двор.
Свирепого вида хозяин гостиницы принес им какую-то еду. Без сомнения, за тысячу долларов в день можно предоставить в Чип-Отеле не только постель, но и некоторое питание!
Двадцать четыре часа… сорок восемь часов прошли в таких условиях! Трудно сказать, какое бешенство овладело заключенными! К тому же им не представилось даже случая увидеть снова мистера Инглиса, который держался теперь, очевидно, в стороне, делая вид, что он не оказывает на приезжих какого-либо давления.
Наконец на всех календарях Союза появились слова «первое июня». На другой день около полудня третий партнер обязан был явиться в телеграфную контору Грэйт-Солт-Лейк-Сити. Если бы его присутствие там не было зарегистрировано, то он потерял бы все права на дальнейшее участие в партии, такой неудачной для носителя голубого флага!
Нет! .. Мистер Титбюри не хотел уступать… Он не уступит… Но, взволнованная всеми этими отсрочками, в дело вмещалась миссис Титбюри и на этот раз проявила такую силу убеждения, что ее воля не могла не восторжествовать. Предположим, что мистер Титбюри по капризу игральных костей был бы отослан в «лабиринт», в «колодец» или в тюрьму, разве ему не пришлось бы платить двойного и тройного штрафа? И что же? Разве он стал бы протестовать, отказываться? Нет! .. Ну, и в данном случае ничего другого не оставалось, как покориться, потому что если он крепко цепляется за свои деньги, то еще важнее крепко защищать свою жизнь, а их жизнь в руках этих злоумышленников. В общем… ничего другого не оставалось, как заплатить.
Мистер Титбюри сопротивлялся еще до семи часов вечера в надежде, что судьба пошлет ему кого-нибудь на помощь, но этого не случилось, а ровно в половине восьмого в дверях появился мистер Инглис, как нельзя более вежливый и любезный.
— Завтра — торжественный день, — сказал он, — и было бы хорошо, если бы сегодня вечером вы перебрались в Грэйт-Солт-Лейк-Сити.
— Но кто же этому мешает, как не вы? — воскликнул мистер Титбюри, задыхаясь от злобы.
— Я? — повторил мистер Инглис улыбаясь. — Да ведь для этого достаточно, чтобы вы заплатили по счету…
— Вот, — проговорила миссис Титбюри, протягивая мистеру Инглису пачку кредитных билетов, которые ее муж передал ей со смертельной мукой в душе.
Мистер Титбюри почти потерял сознание, уведев, как этот негодяй пересчитывал деньги, и ничего не нашелся ответить, когда бандит сказал:
— Мне нет надобности давать вам в этих деньгах расписку, но не бойтесь, я ими расплачусь за вас в гостинице. А теперь мне остается пожелать вам доброго вечера и такой удачи, которая дала бы вам возможность выиграть миллионы Гиппербона.
Выходная дверь оказалсь отпертой, и чета стремительно выбежала из гостиницы.
Было совсем почти темно и очень трудно ориентироваться в местности. Как же указать полиции тот пункт, где произошла эта трагикомическая сцена? Но в данную минуту нужно было спешить в город, огни которого виднелись вдали, на берегу Крессент-Ривер. Через какой-нибудь час чета Титбюри дошла до Нового Сиона и вошла в первый попавшийся отель. Ни один, конечно, не мог бы оказаться таким дорогим, как Чип-Отель.
На следующее утром, 2 июня, мистер Титбюри явился в контору шерифа, чтобы принести ему свою жалобу и потребовать, чтобы его агенты отправились на поиски Роберта Инглиса. Может быть, они успели бы отнять у него эти три тысячи долларов!
Шериф, судья интеллигентного вида, выслушал жалобу с большим участием. К несчастью, мистер Титбюри мог дать только очень неясные указания, касающиеся этого кабачка. Его привели туда вечером, и он покинул его тоже вечером. Когда же он стал говорить о Чип-Отеле, находившемся на берегу Крессент-Ривер, то шериф ответил, что не знает никакой гостиницы и кабачка с таким названием и что реки Крессент-Ривер в стране не существовало. Было очень трудно поймать злоумышленника, который, наверно, успел уже убежать вместе со своими соучастниками. Посылать же за ними вдогонку целую бригаду сыщиков бессмысленно: в лесистой и гористой стране это все равно ни к чему бы не привело.
— Вы сказали, мистер Титбюри, — обратился к нему шериф, — что имя этого человека…
— Инглис…. Имя этого мерзавца — Роберт Инглис..
— Да… то есть это то имя, которое он вам дал? .. Но сейчас я уже не сомневаюсь, что дело идет о знаменитом Билле Арроле. Я узнаю его по манере действовать. Это не первый его опыт в этой области.
— И вы его до сих пор не арестовали? — с негодованием вскрикнул господин Титбюри.
— Нет еще, — ответил шериф, — мы сейчас находимся в периоде усиленных наблюдений… Когда-нибудь он все равно нам попадется…
— Слишком поздно для меня!
— Да… но для него вовремя, и он будет посажен на электрическое кресло… если только его не повесят.
— Но мои деньги, шериф, мои деньги?
— Что поделать! .. Нужно прежде всего задержать проклятого Билла Аррола, а сделать это не так-то просто! .. Все, что я могу вам обещать, мистер Титбюри, это прислать вам кончик веревки, если его повесят, ну, а с таким талисманом вы будете иметь все шансы выиграть партию!
Это было все, чего Титбюри мог добиться от оригинального шерифа мормонского города.
Глава IV. ЗЕЛЕНЫЙ ФЛАГ
Зеленый флаг принадлежал Гарри Кембэлу. Им обозначался путь его следования и прибытия в те или другие города штата, и выбран он был для четвертого партнера потому, что в солнечном спектре этот цвет занимает четвертое место.
Главный репортер газеты Трибуна был этим выбором очень доволен: ведь зеленый цвет считается цветом надежды!
Впрочем, с его стороны было бы неблагодарностью жаловаться на судьбу, которая ему покровительствовала и как туристу и как игроку. Будучи отослан первым ударом игральных костей в штат Нью-Мексико, он теперь десятью очками отсылался в двадцать вторую клетку, в Южную Каролину, на границу федеральной территории, в Чарлстон, крупнейший город штата. Он прекрасно знал, что держатели пари оспаривали его во всех агентствах, что на него был спрос на всех биржах, что ставка на него доходила до одного против девяти, ставка, о которой ни один из конкурентов еще никогда не слыхал, что повсюду его рекламировали как «любимца фортуны».
К счастью, покидая город Санта-Фе, репортер не слышал, как Изидорио, его весьма практичный возница, заявил, что не рискнул бы поставить на него и двадцать пять центов, поэтому он мог по-прежнему верить в свою счастливую звезду.
У него было впереди еще много времени, с 21 мая по 4 июня, для того чтобы доехать до Южной Каролины, а так как, начиная со станции Клифтон, путешествие должно было совершаться без всяких затруднений по железной дороге, то он, конечно, успел бы приехать в назначенное место к сроку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60