– воскликнул доктор. – Ваш отец пятнадцать лет тому назад приютил у себя в доме в Ровине двух беглецов. Это были мои близкие друзья. Увы! Вашему отцу не удалось спасти их от смерти, да и сам он попал на каторгу и умер там.
– И он умер, ничуть не раскаиваясь в своём поступке! – отвечал Луиджи.
Доктор взял молодого рыбака за руку.
– Луиджи! – сказал он. – Мои друзья не успели отблагодарить вашего отца за его великодушный поступок, и я считаю своим долгом что-нибудь сделать для вас. Я много лет разыскивал вас и вашу сестру, но с того дня как вы уехали из Ровиня, все следы ваши были потеряны. Благодарение богу, что он послал мне на помощь именно вас! Судно, которое вы спасли, названо мной «Феррато» в память вашего отца. Позвольте мне обнять вас, дитя моё!
Когда доктор сжал его в объятиях, у Луиджи выступили на глазах слезы.
При виде этой трогательной сцены Петер уже не мог совладать с собою. В горячем порыве он бросился к отважному юноше, который был ему, вероятно, ровесником.
– Позвольте мне… мне тоже! – воскликнул он, раскрыв объятия.
– А вы, сударь?
– Я… сын Иштвана Батори!
Пожалел ли доктор, что у Петера вырвалось это признание? Нет! Луиджи сумеет сохранить эту тайну, как хранят её Пескад и Матифу.
Луиджи посвятили во все планы доктора Антекирта, рассказали, какую он преследует цель. Об одном только умолчали, что перед ним – граф Матиас Шандор.
Доктор пожелал, чтобы его немедленно отвезли к Марии Феррато. Ему хотелось вновь увидеть её и узнать, как она живёт, – ей, конечно, приходится много трудиться и бороться с нищетой, ведь после смерти Андреа она осталась одна, с младшим братом на руках.
– Хорошо, господин доктор, поедемте хоть сейчас, раз вы так хотите, – сказал Луиджи. – Мария, наверно, беспокоится обо мне. Прошло уже двое суток, как я расстался с ней и отправился на ловлю в бухту Мелльеха, а ночью разразился шторм, и она, пожалуй, думает – не попал ли я в беду.
– Вы очень любите сестру? – спросил доктор.
– Она мне и сестра и мать, – ответил Луиджи.
Мальта находится в ста километрах от Сицилии, и всего лишь двести пятьдесят километров отделяют её от Европы. Однако вопрос о том, относится ли она к Африке или к Европе, сильно занимал географов. Остров этот был отдан Карлом V в распоряжение ордена рыцарей госпитальеров, которые были изгнаны с Родоса Сулейманом и вновь объединились под названием мальтийских рыцарей; в настоящее время Мальта принадлежит англичанам, у которых её не так-то легко отнять.
Остров имеет двадцать восемь километров в длину и шестнадцать в ширину. Столица Мальты – портовый город Ла-Валлетта, но есть там и другие города, например Нотабиле или Читта-Веккья – своего рода священный город, в рыцарские времена местопребывание епископа, – а также Боске, Дингли, Цеббуг, Имджар, Беркеркара, Лука, Фарруджи и проч. Восточная часть острова весьма плодородна, в противоположность западной, где весьма скудная растительность, поэтому чуть ли не все население сосредоточено на востоке, общая же численность его – сто с лишним тысяч человек.
На побережье Мальты имеется четыре-пять прекраснейших в мире гаваней, и вообще остров на диво живописен. Всюду вода, всюду скалы, мысы, холмы, пригодные для укреплений и удобные для артиллерии. Ещё рыцари превратили Мальту в основательную крепость, англичане же, сохранившие за собою остров вопреки Амьенскому мирному договору, сделали его совершенно неприступным. Ни одному вражескому броненосцу не проникнуть в бухту Гранд-Марс, где расположен главный порт, ни в Карантинную гавань в бухте Марс Мушет. Но ведь к этим бухтам надо ещё подойти, а теперь в сторону моря обращены две стотонные пушки с гидравлическими зарядными устройствами и прицельными аппаратами; эти орудия стреляют девятисоткилограммовыми снарядами на расстояние в пятнадцать километров, – к сведению держав, которым досадно, что в руках англичан находится превосходная база, господствующая над центральной частью Средиземного моря и способная принять все флоты или эскадры Великобритании.
Конечно, на Мальте довольно много англичан. Здесь живёт генерал-губернатор, занимающий старинный замок великого магистра ордена, адмирал, командующий флотом и портами, имеется гарнизон в четыре-пять тысяч человек, – но есть на острове и итальянцы (издавна там поселившиеся), которым Мальта весьма по вкусу, немало и пришлого разношёрстного люда, как в Гибралтаре; но больше всего там мальтийцев.
Мальтийцы – это африканцы. В портах их суда можно узнать по пёстрой расцветке; по крутым улицам их экипажи несутся с головокружительной быстротой; на базарах, среди оглушительного гама, они торгуют фруктами, овощами, мясом и рыбой, осенив свой товар ярко раскрашенным образком. Все мужчины кажутся на одно лицо – загорелые, черноволосые, курчавые, с горящими глазами, приземистые и коренастые. Что же касается женщин, то можно об заклад побиться, что все они – из одной семьи: у них большие глаза с длинными ресницами, тёмные волосы, прелестные руки, стройные ноги, гибкий стан, и они не лишены известной томности; кожа у них ослепительно белая, – они не загорают благодаря «фальцетте» – своеобразной чёрной накидке, напоминающей тунисскую; такую накидку носят на Мальте женщины всех классов, и она одновременно служит им и головным убором, и шарфом, и даже веером.
Мальтийцы – прирождённые купцы. Их встретишь во всех окрестных торговых портах, на всех рынках. Они трудолюбивы, искусны в ремёслах, бережливы, нетребовательны, но вспыльчивы, мстительны, ревнивы; конечно, легче всего изучить нравы простонародья. Говорят мальтийцы на своеобразном наречии, основу которого составляет арабский язык, так как после падения Восточной Римской империи остров был завоёван арабами; язык мальтийцев отличается остротой, живостью, красочностью, богат метафорами и образами. Когда мальтийцев удаётся приручить, они становятся хорошими моряками, и все они бесстрашные рыбаки, ибо вследствие частых штормов свыклись с опасностями.
Здесь-то и рыбачил теперь Луиджи, причём проявлял такую отвагу, словно был коренным мальтийцем. Здесь он и жил уже лет пятнадцать со своей сестрой Марией Феррато.
Вокруг Ла-Валлетты по берегам бухты Марсашлокк и Карантинной гавани расположено не менее шести городков. Флориана, Сенглеа, Коспика, Витториоса, Слиема, Мизида – это не пригороды, не местечки, населённые беднотой, а настоящие городки с роскошными жилищами, особняками, церквами. Столица насчитывает двадцать пять тысяч жителей и украшена дворцами, которые скромно именуются гостиницами, – их пять: Провансальская, Кастильская, Оверньская, Итальянская и Французская.
Брат и сестра жили в Ла-Валлетте, вернее, под Ла-Валлеттой, ибо они приютились в своего рода подъёмном квартале, именуемом Мандераджо, куда можно проникнуть с улицы Сан-Марко. Там они нашли жилище себе по средствам; в это подземелье и провёл Луиджи доктора Антекирта.
С трудом отбившись от осаждавших их со всех сторон лодочников-мальтийцев, Луиджи, доктор и Петер высадились на набережную. Они прошли Морские ворота, оставив позади столицу Мальты, над которой не смолкает оглушительный перезвон колоколов. Миновав крепостное укрепление с двойными казематами, они вскарабкались по крутому склону, затем направились по узкой уличке-лестнице, по обеим сторонам которой выстроились высокие дома с зелёными балкончиками и нишами, где горят лампады. Наконец они вышли с собору св.Иоанна, вокруг которого роился шумный люд.
Добравшись до вершины холма, который приблизительно такой же высоты, как и собор, доктор и его друзья вновь стали спускаться, направляясь к Карантинной гавани; на улице Сан-Марко они остановились перед лестницей, уходившей вправо, в глубь города.
Квартал Мандераджо подступает к самым городским стенам; в его тесные улички никогда не заглядывает солнце: в высоких желтоватых стенах домов кое-как пробиты оконца, некоторые из них с решётками. На каждом шагу – лестницы, спускающиеся во дворы, похожие на клоаки; низенькие, заплесневевшие, грязные двери, размытые канавки, тёмные переходы, даже не заслуживающие названия переулка. У всех дверей, у всех окошек, на перекошенных площадочках, на покосившихся ступеньках копошатся страшные на вид существа – старухи, похожие на колдуний, молодые женщины, бледные и чахлые от недостатка воздуха, растрёпанные девочки, полуголые, худосочные мальчишки, валяющиеся в грязи, нищие со всевозможными увечьями и язвами, приносящими им немалый доход, мужчины – носильщики или рыбаки – со зверскими лицами, готовые на любое злодеяние; кое-где в толпе попадается флегматичный полицейский, уже присмотревшийся к диковинному населению, не только освоившийся, но даже сроднившийся с этим сбродом! Словом, истинный Двор Чудес, но перенесённый в ещё более причудливую обстановку. Улички этого квартала тянутся до Карантинной гавани, а решётчатые окошечки его последних лачуг зарываются в землю, находятся на уровне мостовой и выглядывают на набережную, где всё залито ярким солнцем и где веет свежий морской ветерок.
В одном из этих домов, на верхнем этаже, жили Мария и Луиджи Феррато. У них было всего две комнаты. Доктора поразила бедность и в то же время чистота этого убогого жилища. Здесь чувствовалась рука заботливой хозяйки, той самой, которая некогда хлопотала в доме ровиньского рыбака.
При появлении доктора и Петера Батори Мария встала. Увидев брата, она воскликнула:
– Луиджи! Дорогой мой!
Можно себе представить, как она исстрадалась за минувшую ночь!
Луиджи поцеловал сестру и представил ей своих спутников.
Доктор в нескольких словах рассказал, при каких обстоятельствах Луиджи, рискуя жизнью, спас погибавшее судно. Он добавил, что его спутник – сын покойного Иштвана Батори.
Пока доктор говорил, Мария пристально, с глубоким волнением смотрела на незнакомца, и у него мелькнула тревожная мысль: уж не догадывается ли она, что перед нею граф Шандор? Но он тут же успокоился. Как могла она узнать человека, который пятнадцать лет тому назад и вдобавок лишь несколько часов был гостем её отца?
Дочери Андреа Феррато было года тридцать три, Она всё ещё была хороша: все те же правильные черты, в больших глазах всё тот же огонь. Только в чёрных волосах появилось несколько седых нитей, свидетельствовавших о том, что, несмотря на молодые годы, она уже успела настрадаться. Преждевременная седина была следствием волнений, усталости и горя, которые выпали на её долю после смерти отца.
– Теперь мы позаботимся о вас и о Луиджи, – сказал доктор, окончив свой рассказ. – Ведь мои товарищи так обязаны Андреа Феррато! Вы не возражаете, Мария, если Луиджи останется с нами?
– Сегодня ночью мой брат, оказав вам помощь, только исполнил свой долг, – отвечала Мария, – и я благодарю небо, что оно внушило ему эту добрую мысль. Он сын человека, который всегда свято выполнял свой долг.
– Вот и мы считаем, что наш долг сделать что-нибудь для детей человека, который…
Доктор умолк. Мария вновь стала всматриваться в него, и её взгляд проникал ему в душу. Доктор испугался, не сказал ли он чего лишнего.
– Мария, вы позволите мне называть Луиджи своим братом? – обратился к ней Петер Батори.
– И позвольте мне заменить вам отца, – добавил доктор, протягивая ей руку.
Тут Мария рассказала, как они жили после отъезда из Ровиня, как за ней следили австрийские агенты, отравляя ей существование, как она надумала отправиться на Мальту, где Луиджи должен был обучиться морскому делу, не бросая своего рыбацкого ремесла; рассказала, наконец, о нужде, с которой им пришлось бороться долгие годы, ибо их скромные сбережения быстро растаяли.
Но вскоре Луиджи уже стал соперничать в отваге и уменье с мальтийцами, доблесть которых общеизвестна. Он был такой же превосходный пловец, как знаменитый Николо Пешей, уроженец Ла-Валлетты, который, как говорят, доставлял телеграммы из Неаполя в Палермо, пересекая вплавь Тирренское море. Луиджи с успехом охотился на кроншнепов и диких голубей, гнездящихся в бесчисленных прибрежных пещерах, куда можно пробираться лишь с опасностью для жизни, так как их постоянно захлёстывает прибой. Но Луиджи был бесстрашным рыбаком и в любой шторм расставлял сети или забрасывал удочки. Минувшей ночью, когда он услышал тревожные гудки гибнущего парохода, он рыбачил в бухте Мелльеха.
Но на Мальте такое изобилие рыбы, морской птицы и моллюсков, что цены на них очень низки и промысел приносит лишь незначительный доход. Как Луиджи ни старался, его заработка не хватало на удовлетворение их скромных потребностей; поэтому Мария стала портнихой. Им приходилось снимать полутёмную квартирку в Мандераджо.
Пока Мария рассказывала их историю, Луиджи, вышедший в соседнюю комнату, вернулся с письмом в руке. То были строки, написанные Андреа Феррато перед смертью.
"Мария, – писал он, – поручаю тебе твоего брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– И он умер, ничуть не раскаиваясь в своём поступке! – отвечал Луиджи.
Доктор взял молодого рыбака за руку.
– Луиджи! – сказал он. – Мои друзья не успели отблагодарить вашего отца за его великодушный поступок, и я считаю своим долгом что-нибудь сделать для вас. Я много лет разыскивал вас и вашу сестру, но с того дня как вы уехали из Ровиня, все следы ваши были потеряны. Благодарение богу, что он послал мне на помощь именно вас! Судно, которое вы спасли, названо мной «Феррато» в память вашего отца. Позвольте мне обнять вас, дитя моё!
Когда доктор сжал его в объятиях, у Луиджи выступили на глазах слезы.
При виде этой трогательной сцены Петер уже не мог совладать с собою. В горячем порыве он бросился к отважному юноше, который был ему, вероятно, ровесником.
– Позвольте мне… мне тоже! – воскликнул он, раскрыв объятия.
– А вы, сударь?
– Я… сын Иштвана Батори!
Пожалел ли доктор, что у Петера вырвалось это признание? Нет! Луиджи сумеет сохранить эту тайну, как хранят её Пескад и Матифу.
Луиджи посвятили во все планы доктора Антекирта, рассказали, какую он преследует цель. Об одном только умолчали, что перед ним – граф Матиас Шандор.
Доктор пожелал, чтобы его немедленно отвезли к Марии Феррато. Ему хотелось вновь увидеть её и узнать, как она живёт, – ей, конечно, приходится много трудиться и бороться с нищетой, ведь после смерти Андреа она осталась одна, с младшим братом на руках.
– Хорошо, господин доктор, поедемте хоть сейчас, раз вы так хотите, – сказал Луиджи. – Мария, наверно, беспокоится обо мне. Прошло уже двое суток, как я расстался с ней и отправился на ловлю в бухту Мелльеха, а ночью разразился шторм, и она, пожалуй, думает – не попал ли я в беду.
– Вы очень любите сестру? – спросил доктор.
– Она мне и сестра и мать, – ответил Луиджи.
Мальта находится в ста километрах от Сицилии, и всего лишь двести пятьдесят километров отделяют её от Европы. Однако вопрос о том, относится ли она к Африке или к Европе, сильно занимал географов. Остров этот был отдан Карлом V в распоряжение ордена рыцарей госпитальеров, которые были изгнаны с Родоса Сулейманом и вновь объединились под названием мальтийских рыцарей; в настоящее время Мальта принадлежит англичанам, у которых её не так-то легко отнять.
Остров имеет двадцать восемь километров в длину и шестнадцать в ширину. Столица Мальты – портовый город Ла-Валлетта, но есть там и другие города, например Нотабиле или Читта-Веккья – своего рода священный город, в рыцарские времена местопребывание епископа, – а также Боске, Дингли, Цеббуг, Имджар, Беркеркара, Лука, Фарруджи и проч. Восточная часть острова весьма плодородна, в противоположность западной, где весьма скудная растительность, поэтому чуть ли не все население сосредоточено на востоке, общая же численность его – сто с лишним тысяч человек.
На побережье Мальты имеется четыре-пять прекраснейших в мире гаваней, и вообще остров на диво живописен. Всюду вода, всюду скалы, мысы, холмы, пригодные для укреплений и удобные для артиллерии. Ещё рыцари превратили Мальту в основательную крепость, англичане же, сохранившие за собою остров вопреки Амьенскому мирному договору, сделали его совершенно неприступным. Ни одному вражескому броненосцу не проникнуть в бухту Гранд-Марс, где расположен главный порт, ни в Карантинную гавань в бухте Марс Мушет. Но ведь к этим бухтам надо ещё подойти, а теперь в сторону моря обращены две стотонные пушки с гидравлическими зарядными устройствами и прицельными аппаратами; эти орудия стреляют девятисоткилограммовыми снарядами на расстояние в пятнадцать километров, – к сведению держав, которым досадно, что в руках англичан находится превосходная база, господствующая над центральной частью Средиземного моря и способная принять все флоты или эскадры Великобритании.
Конечно, на Мальте довольно много англичан. Здесь живёт генерал-губернатор, занимающий старинный замок великого магистра ордена, адмирал, командующий флотом и портами, имеется гарнизон в четыре-пять тысяч человек, – но есть на острове и итальянцы (издавна там поселившиеся), которым Мальта весьма по вкусу, немало и пришлого разношёрстного люда, как в Гибралтаре; но больше всего там мальтийцев.
Мальтийцы – это африканцы. В портах их суда можно узнать по пёстрой расцветке; по крутым улицам их экипажи несутся с головокружительной быстротой; на базарах, среди оглушительного гама, они торгуют фруктами, овощами, мясом и рыбой, осенив свой товар ярко раскрашенным образком. Все мужчины кажутся на одно лицо – загорелые, черноволосые, курчавые, с горящими глазами, приземистые и коренастые. Что же касается женщин, то можно об заклад побиться, что все они – из одной семьи: у них большие глаза с длинными ресницами, тёмные волосы, прелестные руки, стройные ноги, гибкий стан, и они не лишены известной томности; кожа у них ослепительно белая, – они не загорают благодаря «фальцетте» – своеобразной чёрной накидке, напоминающей тунисскую; такую накидку носят на Мальте женщины всех классов, и она одновременно служит им и головным убором, и шарфом, и даже веером.
Мальтийцы – прирождённые купцы. Их встретишь во всех окрестных торговых портах, на всех рынках. Они трудолюбивы, искусны в ремёслах, бережливы, нетребовательны, но вспыльчивы, мстительны, ревнивы; конечно, легче всего изучить нравы простонародья. Говорят мальтийцы на своеобразном наречии, основу которого составляет арабский язык, так как после падения Восточной Римской империи остров был завоёван арабами; язык мальтийцев отличается остротой, живостью, красочностью, богат метафорами и образами. Когда мальтийцев удаётся приручить, они становятся хорошими моряками, и все они бесстрашные рыбаки, ибо вследствие частых штормов свыклись с опасностями.
Здесь-то и рыбачил теперь Луиджи, причём проявлял такую отвагу, словно был коренным мальтийцем. Здесь он и жил уже лет пятнадцать со своей сестрой Марией Феррато.
Вокруг Ла-Валлетты по берегам бухты Марсашлокк и Карантинной гавани расположено не менее шести городков. Флориана, Сенглеа, Коспика, Витториоса, Слиема, Мизида – это не пригороды, не местечки, населённые беднотой, а настоящие городки с роскошными жилищами, особняками, церквами. Столица насчитывает двадцать пять тысяч жителей и украшена дворцами, которые скромно именуются гостиницами, – их пять: Провансальская, Кастильская, Оверньская, Итальянская и Французская.
Брат и сестра жили в Ла-Валлетте, вернее, под Ла-Валлеттой, ибо они приютились в своего рода подъёмном квартале, именуемом Мандераджо, куда можно проникнуть с улицы Сан-Марко. Там они нашли жилище себе по средствам; в это подземелье и провёл Луиджи доктора Антекирта.
С трудом отбившись от осаждавших их со всех сторон лодочников-мальтийцев, Луиджи, доктор и Петер высадились на набережную. Они прошли Морские ворота, оставив позади столицу Мальты, над которой не смолкает оглушительный перезвон колоколов. Миновав крепостное укрепление с двойными казематами, они вскарабкались по крутому склону, затем направились по узкой уличке-лестнице, по обеим сторонам которой выстроились высокие дома с зелёными балкончиками и нишами, где горят лампады. Наконец они вышли с собору св.Иоанна, вокруг которого роился шумный люд.
Добравшись до вершины холма, который приблизительно такой же высоты, как и собор, доктор и его друзья вновь стали спускаться, направляясь к Карантинной гавани; на улице Сан-Марко они остановились перед лестницей, уходившей вправо, в глубь города.
Квартал Мандераджо подступает к самым городским стенам; в его тесные улички никогда не заглядывает солнце: в высоких желтоватых стенах домов кое-как пробиты оконца, некоторые из них с решётками. На каждом шагу – лестницы, спускающиеся во дворы, похожие на клоаки; низенькие, заплесневевшие, грязные двери, размытые канавки, тёмные переходы, даже не заслуживающие названия переулка. У всех дверей, у всех окошек, на перекошенных площадочках, на покосившихся ступеньках копошатся страшные на вид существа – старухи, похожие на колдуний, молодые женщины, бледные и чахлые от недостатка воздуха, растрёпанные девочки, полуголые, худосочные мальчишки, валяющиеся в грязи, нищие со всевозможными увечьями и язвами, приносящими им немалый доход, мужчины – носильщики или рыбаки – со зверскими лицами, готовые на любое злодеяние; кое-где в толпе попадается флегматичный полицейский, уже присмотревшийся к диковинному населению, не только освоившийся, но даже сроднившийся с этим сбродом! Словом, истинный Двор Чудес, но перенесённый в ещё более причудливую обстановку. Улички этого квартала тянутся до Карантинной гавани, а решётчатые окошечки его последних лачуг зарываются в землю, находятся на уровне мостовой и выглядывают на набережную, где всё залито ярким солнцем и где веет свежий морской ветерок.
В одном из этих домов, на верхнем этаже, жили Мария и Луиджи Феррато. У них было всего две комнаты. Доктора поразила бедность и в то же время чистота этого убогого жилища. Здесь чувствовалась рука заботливой хозяйки, той самой, которая некогда хлопотала в доме ровиньского рыбака.
При появлении доктора и Петера Батори Мария встала. Увидев брата, она воскликнула:
– Луиджи! Дорогой мой!
Можно себе представить, как она исстрадалась за минувшую ночь!
Луиджи поцеловал сестру и представил ей своих спутников.
Доктор в нескольких словах рассказал, при каких обстоятельствах Луиджи, рискуя жизнью, спас погибавшее судно. Он добавил, что его спутник – сын покойного Иштвана Батори.
Пока доктор говорил, Мария пристально, с глубоким волнением смотрела на незнакомца, и у него мелькнула тревожная мысль: уж не догадывается ли она, что перед нею граф Шандор? Но он тут же успокоился. Как могла она узнать человека, который пятнадцать лет тому назад и вдобавок лишь несколько часов был гостем её отца?
Дочери Андреа Феррато было года тридцать три, Она всё ещё была хороша: все те же правильные черты, в больших глазах всё тот же огонь. Только в чёрных волосах появилось несколько седых нитей, свидетельствовавших о том, что, несмотря на молодые годы, она уже успела настрадаться. Преждевременная седина была следствием волнений, усталости и горя, которые выпали на её долю после смерти отца.
– Теперь мы позаботимся о вас и о Луиджи, – сказал доктор, окончив свой рассказ. – Ведь мои товарищи так обязаны Андреа Феррато! Вы не возражаете, Мария, если Луиджи останется с нами?
– Сегодня ночью мой брат, оказав вам помощь, только исполнил свой долг, – отвечала Мария, – и я благодарю небо, что оно внушило ему эту добрую мысль. Он сын человека, который всегда свято выполнял свой долг.
– Вот и мы считаем, что наш долг сделать что-нибудь для детей человека, который…
Доктор умолк. Мария вновь стала всматриваться в него, и её взгляд проникал ему в душу. Доктор испугался, не сказал ли он чего лишнего.
– Мария, вы позволите мне называть Луиджи своим братом? – обратился к ней Петер Батори.
– И позвольте мне заменить вам отца, – добавил доктор, протягивая ей руку.
Тут Мария рассказала, как они жили после отъезда из Ровиня, как за ней следили австрийские агенты, отравляя ей существование, как она надумала отправиться на Мальту, где Луиджи должен был обучиться морскому делу, не бросая своего рыбацкого ремесла; рассказала, наконец, о нужде, с которой им пришлось бороться долгие годы, ибо их скромные сбережения быстро растаяли.
Но вскоре Луиджи уже стал соперничать в отваге и уменье с мальтийцами, доблесть которых общеизвестна. Он был такой же превосходный пловец, как знаменитый Николо Пешей, уроженец Ла-Валлетты, который, как говорят, доставлял телеграммы из Неаполя в Палермо, пересекая вплавь Тирренское море. Луиджи с успехом охотился на кроншнепов и диких голубей, гнездящихся в бесчисленных прибрежных пещерах, куда можно пробираться лишь с опасностью для жизни, так как их постоянно захлёстывает прибой. Но Луиджи был бесстрашным рыбаком и в любой шторм расставлял сети или забрасывал удочки. Минувшей ночью, когда он услышал тревожные гудки гибнущего парохода, он рыбачил в бухте Мелльеха.
Но на Мальте такое изобилие рыбы, морской птицы и моллюсков, что цены на них очень низки и промысел приносит лишь незначительный доход. Как Луиджи ни старался, его заработка не хватало на удовлетворение их скромных потребностей; поэтому Мария стала портнихой. Им приходилось снимать полутёмную квартирку в Мандераджо.
Пока Мария рассказывала их историю, Луиджи, вышедший в соседнюю комнату, вернулся с письмом в руке. То были строки, написанные Андреа Феррато перед смертью.
"Мария, – писал он, – поручаю тебе твоего брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66