Так случилось, что дипломатом назначили меня. Но мне это все не сильно нравится. Я разговариваю с вами только потому, что того требует наряд. И вскоре после того, как рабочий день закончится, уйду к женщине, с которой встречаюсь.
Рода Титус не знала, что ответить.
– Вы собираетесь бросить нас здесь? И что же нам делать? Куда идти?!
– Я должен вам подсказывать, чем заняться? Вы сами не знаете, чего хотите? – усмехнулся я, поражаясь нелепости концепции.
– Может, вы хотя бы выделили мне положенные дипломатические покои?
Я пожал плечами:
– Будьте моей гостьей, вам дадут койку в общежитии. Ваши люди там, конечно, все не поместятся, но они всегда могут сами построить себе палатки снаружи.
Если такое возможно, я бы сказал, что, она разозлилась еще больше. Женщина огляделась, осматривая комнату. Кругом стояли койки; лампы, прикрепленные к потолку, отбрасывали круги света, который рассеивался ближе к выходу. Как обычно, днем многие кровати были заняты. В тишине слышались неразборчивые стенания парочек, занимавшихся любовью. Рода Титус наклонила голову, не в силах распознать звуки, и только шестым чувством понимая, что они оскорбительны для чистой, благонравной женщины.
– Вы предлагаете мне, – проговорила она с видимым усилием, – остаться… здесь?
Я пожал плечами и практически решился бросить на сегодня работу и просто-напросто уйти. Мне уже начинало надоедать возиться с сенарским послом.
– В одном здании с… мужчинами?
– Можете пойти в женское общежитие и попросить кого-нибудь уступить вам место, – посоветовал я. – Но тогда придется оставить ваших солдат снаружи.
– Я ожидала увидеть специально подготовленные дипломатические апартаменты, – закричала вдруг она, буквально завизжала. – Мои личные помещения!
Заметьте, речь Роды Титус просто перенасыщена притяжательными местоимениями: «моя миссия», «мои люди» и даже «моя страна». Ерунда какая-то – считать, что тебе принадлежит вся страна, без исключения. Но сенарке не дано было понять комичность ситуации.
– Если вам так уж необходим отдельный дом, – сказал я, устав от этой темы, – найдите себе свободное место на восточном побережье и стройте себе на здоровье хоть целый дворец с башнями и подъемными мостами.
Мне не терпелось увидеться с Турьей, и через пять минут мы уже были вместе. Не знаю, что решили предпринять пришельцы из Сенара. Наверное, залезли обратно в свои шаттлы и спали там.
Следующим утром, не собираясь заниматься проблемами придурковатых сенарцев, я спокойно проговорил с соседними арадийскими поселениями целый час по голосовой электронной почте. Но Рода Титус все равно заявилась. Должно быть, преодолела застенчивость и попросила указаний у президента.
– Дорогой Церелем, – улыбнулась она мне, – я пришла одна.
Я пожал плечами. Забавно: каждый раз, когда она лицезрела данный жест, ее бровь слегка дергалась, из чего можно заключить, что такое поведение женщину раздражало. Но Рода Титус ничего не делала со своим гневом, только загоняла его глубже внутрь, так что ярость проявлялась в едва заметной мимике лица. Естественно, меня это поразило: никогда не видел, чтобы кто-то злился и пытался предотвратить выплеск эмоции. Соответственно, я использовал любую возможность, чтобы пожать плечами и понаблюдать за феноменом в действии.
– Я пришла одна, – немного более напряженным голосом повторила она, – в знак доверия. Отослала свою личную охрану устраиваться на свободных землях к востоку от поселения, что оставляет меня беззащитной в вашей стране.
Мы находились в комнате вне общежития, где хранилось оборудование для электронной связи. Я встал и вышел поискать себе чего-нибудь выпить. Рода Титус побежала за мной.
– Может, вы не понимаете важности моего поступка? – срывающимся голосом спросила она.
– Ну, так расскажите мне, – предложил я, усаживаясь на полу.
Она посмотрела вниз, явно раздумывая, не присоединиться ко мне, но не решилась.
Сенарские женщины приучены к мысли, что их достоинство важнее всего на свете, поэтому посланница никак не могла позволить себе сесть во фривольной позе на пол рядом с мужчиной. С другой стороны, нормы поведения принуждали ее чувствовать себя неловко, не в своей тарелке, заставляли стоять столбом и наклоняться ко мне, что начисто лишало беднягу достоинства. Парадоксальные люди.
– Мои люди, – начала она (снова притяжательное местоимение!), – это не просто охранники, защищающие меня от опасностей, поджидающих в вашей обители анархистов. – Она беспокойно оглянулась. – Они нечто большее. Они представляют собой символ сенарской мощи. Они…
Я остановил ее:
– Меня не интересуют ваши метафизические измышления.
Посланница замолчала и немного покраснела. Но, как видно, женщина решила не впадать в истерику, как накануне. Она все еще стояла, но теперь уже вертела по сторонам головой, ища, на что бы сесть. Оставив надежду отыскать хотя бы стул, Рода Титус осторожно устроилась на полу. Последовала пауза, во время которой она сидела, низко наклонив голову. Потом вновь посмотрела на меня, сверкнула улыбкой.
– Господин Церелем, – сказала женщина, – я решила, что вчера переговоры начались не совсем удачно. Наши культуры настолько разные, что мы просто не поняли друг друга. Вы недооценили честь и достоинство Сенара, которые сквозят во всех наших поступках. Вам не понравилась почетная охрана, а она всего лишь отражение важности моей миссии для Сенара.
Я отрицательно покачал головой, и Рода Титус остановилась, наклонилась и вопросительно посмотрела на меня. Мой стакан опять опустел.
– Вы, кажется, всерьез полагаете, что меня волнует ваша так называемая миссия. Что она занимает меня настолько, чтобы понимать или не понимать ее важность. На самом деле мне плевать на это.
Она покраснела и в мольбе сложила руки:
– Ну пожалуйста, господин Петя, разве вы не видите, как мне тяжело? Я пытаюсь проанализировать ситуацию с вашей точки зрения. Несомненно, вы могли бы помочь мне с этим?
Я пожал плечами.
– Сегодня я постараюсь преодолеть расстояние между нашей культурой и культурой Алса, – нараспев проговорила она, как будто читая наизусть заранее выученный текст. – Сегодня я надеюсь обучиться видеть мир вашими глазами. Как только мои усилия увенчаются успехом, наши народы смогут хотя бы немного сблизиться. Надеюсь, и мы с вами, господин Церелем, станем лучше понимать друг друга.
– Ну, я уже и так обращаюсь с вами как с почетной гостьей, – заметил я, – буду и далее так поступать. Но совершенно не понимаю, зачем вы играете в эту игру?
Здесь женщина наклонилась вперед, пристально посмотрела на меня и почти прошептала:
– Ради детей!
– У вас есть дети? – поразился я.
– У меня? – Она явно опешила. – У меня? Нет, нет…
Ее глаза заблестели, как будто она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.
– В чем же дело? – вежливо поинтересовался я, чувствуя приближение приступа вселенской скуки.
– Как вы смеете задавать такие вопросы? Может, хватит играть со мной в кошки-мышки?
– Вы совершенно сбили меня с толку, – признался я. – Какие еще кошки-мышки?
– Вы ведь знаете о детях, господин Церелем!
– Нет, не имею ни малейшего представления.
– Зачем же я сюда приехала, скажите на милость?
– Да откуда я знаю?! Я принял вас только потому, что этого требовали мои настоящие обязанности.
Рода Титус заговорила скороговоркой:
– Почему бы еще мне понадобилось прилетать в Алс? Для чего любой из сенарцев проделал бы весь этот путь с дипломатической миссией? Только чтобы разрушить стену между народами, залечить старую рану, вернуть детей убитым горем отцам. Только чтобы соединить угодные Богу семьи!
– Имеет ли это все какое-либо отношение к детям, которых сенарцы зачали до начала путешествия?
Повисла пауза.
– Вы играете со мной, – холодно вымолвила она.
– Определенно нет.
Никакие уверения не избавляли женщину от недоверия.
– Я только могу сказать, господин Церелем, что тема детей стала занозой в теле сенарской нации с самого начала путешествия. Отцы оплакивали невозможность видеться со своими чадами. Целый народ безутешно рыдал дни и ночи. В нашей политической системе образовались отдельные фракции, которые занимаются исключительно вопросом возвращения несчастных малюток – пленников, как мы их называем, – на родину, в свои семьи. Некоторые хотят ввести на вашу территорию войска и таким способом выяснить отношения. Во всех программах по телевизору алсиан изображают злодеями, почти сатанистами, которые не уважают ни закон, ни человечество в целом. У ваших детей якобы проявляются знаки Ада на теле, взрослые, тупые и подверженные коллективному безумию, живут как звери, не заботясь о счастье ближнего.
– Я не узнаю страну, которую вы описываете.
– Да, в отчетах действительно многое преувеличено. Но неужели вы не видите, насколько человеку, сенарцу, который ценит цивилизацию превыше всего, трудно понять народ, похожий на ваш?
– Я однажды разговаривал с вашим капитаном, – вспомнил я, – о детях, которые вас интересуют.
– С президентом, – с благоговением поправила она.
– Так он себя называет? Ваши титулы и другая чушь, связанная с иерархической системой, трудно воспринимается. Даже этот «господин», которым вы меня величаете. Хотя, наверное, «господин» ниже по рангу, чем «президент»?
– Извините, если я вас обидела, – быстро сказала Рода Титус. Для нее это действительно было важно. – Я не совсем представляла, как вас называть. Если обращение «господин» неприемлемо, тогда, может, подойдет «техник»?
– Я не обиделся, – лениво ответил я. – Мы не нуждаемся в каких бы то ни было титулах. У нас их просто нет.
– Но надо же мне как-то к вам обращаться.
– Зачем?
– Потому что вы – важная персона.
– Только для себя самого, вероятно, – засмеялся я.
– Меня назначил на это задание сам президент, – продолжила она, встряхнув головой, чтобы избавиться от неудобной темы. – Я должна привести к согласию два наших народа, постараться решить вопрос с детьми, хотя бы добиться открытия доступа к малышам для отцов.
Она замолчала и посмотрела на меня. Я снова пожал плечами и поинтересовался:
– Что вы имеете в виду под словом «доступ»?
– Вам оно не знакомо? Я не уверена, насколько хорошо вы знаете общий язык. Это означает…
– Я знаю значение, но не вашу интерпретацию.
– О… Извините! Я не собиралась…
Я поднялся:
– Рода Титус, вы меня утомляете своим дурацким этикетом. Если меня оскорбляют, то я поступаю соответствующе. Не прячу гнев или раздражение в себе, как привыкли делать ваши люди. Если я не говорю, что вы меня обидели, значит, вы меня не обидели.
Она неуклюже встала и кинулась за мной:
– И опять я извиняюсь. Но в этом все и дело. Я так мало знаю о вашем образе мыслей. Но вопрос доступа…
Я шел вперед, а она едва поспевала за мной.
– Да?
– Это всего лишь означает, что отцы могли бы, к примеру, приехать в Алс и увидеть своих детей. Что детям позволят узнать, кто их родители, встречаться и говорить с ними. Время от времени.
– Отцы, без сомнения, могут приехать, – ответил я, констатируя факт, потому что на Алсе не существует пограничного контроля и даже самих границ.
Но Рода Титус восприняла мою реплику как признание поражения: она в уме с самого начала вела переговоры, что-то вроде войны, словесной баталии, о которой я и не догадывался.
– Большое спасибо, господин… э… техник Церелем. Спасибо! Я знала, что если уступлю вам в мелких деталях, поговорю с глазу на глаз без охраны, то вы пойдете нам навстречу.
Я ускорил шаг, и она осталась позади. Женщина вытащила носовой платок из кармана жакета и помахала мне на прощание.
– Я должна сообщить о несомненном прорыве в переговорах моему президенту!
С этими словами она поспешила к выходу – платок наготове около носа, готовый впитать слизь, оставшуюся от переработанного хлора.
Я не видел ее все утро, но вечером посланница вернулась. Снова одна, без солдат. Должно быть, кто-то сообщил ей, где меня искать.
Тогда почти каждый вечер Турья проводила со мной в общежитии. Мы с любимой как раз поужинали: взяли хлеб с маслом из запасов корабля и съели бутерброды вместе, сидя на траве в тени дерева около гусиного загона. Потом Турья ушла поговорить с учеными о том, как адаптировать некоторых птиц к атмосфере с высоким содержанием хлора; мы все еще не теряли надежду когда-нибудь выпустить крылатых созданий на волю. Вы не представляете, как воодушевляла одна мысль о птахах, летающих над твоей головой на свежем воздухе. Впрочем, может, и представляете. Наверное, вы никогда не видели птицу в полете, никогда не сидели среди них, щебечущих о чем-то своем.
Именно тогда Рода Титус и нашла меня под деревом, я читал листки, на которых Турья напечатала кое-что из старинных представлений о происхождении денег. Она нашла текст, интересный с метафизической точки зрения, трактат на тему сверхъестественной власти символов и воображаемых вещей над реальной жизнью, реальными людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Рода Титус не знала, что ответить.
– Вы собираетесь бросить нас здесь? И что же нам делать? Куда идти?!
– Я должен вам подсказывать, чем заняться? Вы сами не знаете, чего хотите? – усмехнулся я, поражаясь нелепости концепции.
– Может, вы хотя бы выделили мне положенные дипломатические покои?
Я пожал плечами:
– Будьте моей гостьей, вам дадут койку в общежитии. Ваши люди там, конечно, все не поместятся, но они всегда могут сами построить себе палатки снаружи.
Если такое возможно, я бы сказал, что, она разозлилась еще больше. Женщина огляделась, осматривая комнату. Кругом стояли койки; лампы, прикрепленные к потолку, отбрасывали круги света, который рассеивался ближе к выходу. Как обычно, днем многие кровати были заняты. В тишине слышались неразборчивые стенания парочек, занимавшихся любовью. Рода Титус наклонила голову, не в силах распознать звуки, и только шестым чувством понимая, что они оскорбительны для чистой, благонравной женщины.
– Вы предлагаете мне, – проговорила она с видимым усилием, – остаться… здесь?
Я пожал плечами и практически решился бросить на сегодня работу и просто-напросто уйти. Мне уже начинало надоедать возиться с сенарским послом.
– В одном здании с… мужчинами?
– Можете пойти в женское общежитие и попросить кого-нибудь уступить вам место, – посоветовал я. – Но тогда придется оставить ваших солдат снаружи.
– Я ожидала увидеть специально подготовленные дипломатические апартаменты, – закричала вдруг она, буквально завизжала. – Мои личные помещения!
Заметьте, речь Роды Титус просто перенасыщена притяжательными местоимениями: «моя миссия», «мои люди» и даже «моя страна». Ерунда какая-то – считать, что тебе принадлежит вся страна, без исключения. Но сенарке не дано было понять комичность ситуации.
– Если вам так уж необходим отдельный дом, – сказал я, устав от этой темы, – найдите себе свободное место на восточном побережье и стройте себе на здоровье хоть целый дворец с башнями и подъемными мостами.
Мне не терпелось увидеться с Турьей, и через пять минут мы уже были вместе. Не знаю, что решили предпринять пришельцы из Сенара. Наверное, залезли обратно в свои шаттлы и спали там.
Следующим утром, не собираясь заниматься проблемами придурковатых сенарцев, я спокойно проговорил с соседними арадийскими поселениями целый час по голосовой электронной почте. Но Рода Титус все равно заявилась. Должно быть, преодолела застенчивость и попросила указаний у президента.
– Дорогой Церелем, – улыбнулась она мне, – я пришла одна.
Я пожал плечами. Забавно: каждый раз, когда она лицезрела данный жест, ее бровь слегка дергалась, из чего можно заключить, что такое поведение женщину раздражало. Но Рода Титус ничего не делала со своим гневом, только загоняла его глубже внутрь, так что ярость проявлялась в едва заметной мимике лица. Естественно, меня это поразило: никогда не видел, чтобы кто-то злился и пытался предотвратить выплеск эмоции. Соответственно, я использовал любую возможность, чтобы пожать плечами и понаблюдать за феноменом в действии.
– Я пришла одна, – немного более напряженным голосом повторила она, – в знак доверия. Отослала свою личную охрану устраиваться на свободных землях к востоку от поселения, что оставляет меня беззащитной в вашей стране.
Мы находились в комнате вне общежития, где хранилось оборудование для электронной связи. Я встал и вышел поискать себе чего-нибудь выпить. Рода Титус побежала за мной.
– Может, вы не понимаете важности моего поступка? – срывающимся голосом спросила она.
– Ну, так расскажите мне, – предложил я, усаживаясь на полу.
Она посмотрела вниз, явно раздумывая, не присоединиться ко мне, но не решилась.
Сенарские женщины приучены к мысли, что их достоинство важнее всего на свете, поэтому посланница никак не могла позволить себе сесть во фривольной позе на пол рядом с мужчиной. С другой стороны, нормы поведения принуждали ее чувствовать себя неловко, не в своей тарелке, заставляли стоять столбом и наклоняться ко мне, что начисто лишало беднягу достоинства. Парадоксальные люди.
– Мои люди, – начала она (снова притяжательное местоимение!), – это не просто охранники, защищающие меня от опасностей, поджидающих в вашей обители анархистов. – Она беспокойно оглянулась. – Они нечто большее. Они представляют собой символ сенарской мощи. Они…
Я остановил ее:
– Меня не интересуют ваши метафизические измышления.
Посланница замолчала и немного покраснела. Но, как видно, женщина решила не впадать в истерику, как накануне. Она все еще стояла, но теперь уже вертела по сторонам головой, ища, на что бы сесть. Оставив надежду отыскать хотя бы стул, Рода Титус осторожно устроилась на полу. Последовала пауза, во время которой она сидела, низко наклонив голову. Потом вновь посмотрела на меня, сверкнула улыбкой.
– Господин Церелем, – сказала женщина, – я решила, что вчера переговоры начались не совсем удачно. Наши культуры настолько разные, что мы просто не поняли друг друга. Вы недооценили честь и достоинство Сенара, которые сквозят во всех наших поступках. Вам не понравилась почетная охрана, а она всего лишь отражение важности моей миссии для Сенара.
Я отрицательно покачал головой, и Рода Титус остановилась, наклонилась и вопросительно посмотрела на меня. Мой стакан опять опустел.
– Вы, кажется, всерьез полагаете, что меня волнует ваша так называемая миссия. Что она занимает меня настолько, чтобы понимать или не понимать ее важность. На самом деле мне плевать на это.
Она покраснела и в мольбе сложила руки:
– Ну пожалуйста, господин Петя, разве вы не видите, как мне тяжело? Я пытаюсь проанализировать ситуацию с вашей точки зрения. Несомненно, вы могли бы помочь мне с этим?
Я пожал плечами.
– Сегодня я постараюсь преодолеть расстояние между нашей культурой и культурой Алса, – нараспев проговорила она, как будто читая наизусть заранее выученный текст. – Сегодня я надеюсь обучиться видеть мир вашими глазами. Как только мои усилия увенчаются успехом, наши народы смогут хотя бы немного сблизиться. Надеюсь, и мы с вами, господин Церелем, станем лучше понимать друг друга.
– Ну, я уже и так обращаюсь с вами как с почетной гостьей, – заметил я, – буду и далее так поступать. Но совершенно не понимаю, зачем вы играете в эту игру?
Здесь женщина наклонилась вперед, пристально посмотрела на меня и почти прошептала:
– Ради детей!
– У вас есть дети? – поразился я.
– У меня? – Она явно опешила. – У меня? Нет, нет…
Ее глаза заблестели, как будто она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.
– В чем же дело? – вежливо поинтересовался я, чувствуя приближение приступа вселенской скуки.
– Как вы смеете задавать такие вопросы? Может, хватит играть со мной в кошки-мышки?
– Вы совершенно сбили меня с толку, – признался я. – Какие еще кошки-мышки?
– Вы ведь знаете о детях, господин Церелем!
– Нет, не имею ни малейшего представления.
– Зачем же я сюда приехала, скажите на милость?
– Да откуда я знаю?! Я принял вас только потому, что этого требовали мои настоящие обязанности.
Рода Титус заговорила скороговоркой:
– Почему бы еще мне понадобилось прилетать в Алс? Для чего любой из сенарцев проделал бы весь этот путь с дипломатической миссией? Только чтобы разрушить стену между народами, залечить старую рану, вернуть детей убитым горем отцам. Только чтобы соединить угодные Богу семьи!
– Имеет ли это все какое-либо отношение к детям, которых сенарцы зачали до начала путешествия?
Повисла пауза.
– Вы играете со мной, – холодно вымолвила она.
– Определенно нет.
Никакие уверения не избавляли женщину от недоверия.
– Я только могу сказать, господин Церелем, что тема детей стала занозой в теле сенарской нации с самого начала путешествия. Отцы оплакивали невозможность видеться со своими чадами. Целый народ безутешно рыдал дни и ночи. В нашей политической системе образовались отдельные фракции, которые занимаются исключительно вопросом возвращения несчастных малюток – пленников, как мы их называем, – на родину, в свои семьи. Некоторые хотят ввести на вашу территорию войска и таким способом выяснить отношения. Во всех программах по телевизору алсиан изображают злодеями, почти сатанистами, которые не уважают ни закон, ни человечество в целом. У ваших детей якобы проявляются знаки Ада на теле, взрослые, тупые и подверженные коллективному безумию, живут как звери, не заботясь о счастье ближнего.
– Я не узнаю страну, которую вы описываете.
– Да, в отчетах действительно многое преувеличено. Но неужели вы не видите, насколько человеку, сенарцу, который ценит цивилизацию превыше всего, трудно понять народ, похожий на ваш?
– Я однажды разговаривал с вашим капитаном, – вспомнил я, – о детях, которые вас интересуют.
– С президентом, – с благоговением поправила она.
– Так он себя называет? Ваши титулы и другая чушь, связанная с иерархической системой, трудно воспринимается. Даже этот «господин», которым вы меня величаете. Хотя, наверное, «господин» ниже по рангу, чем «президент»?
– Извините, если я вас обидела, – быстро сказала Рода Титус. Для нее это действительно было важно. – Я не совсем представляла, как вас называть. Если обращение «господин» неприемлемо, тогда, может, подойдет «техник»?
– Я не обиделся, – лениво ответил я. – Мы не нуждаемся в каких бы то ни было титулах. У нас их просто нет.
– Но надо же мне как-то к вам обращаться.
– Зачем?
– Потому что вы – важная персона.
– Только для себя самого, вероятно, – засмеялся я.
– Меня назначил на это задание сам президент, – продолжила она, встряхнув головой, чтобы избавиться от неудобной темы. – Я должна привести к согласию два наших народа, постараться решить вопрос с детьми, хотя бы добиться открытия доступа к малышам для отцов.
Она замолчала и посмотрела на меня. Я снова пожал плечами и поинтересовался:
– Что вы имеете в виду под словом «доступ»?
– Вам оно не знакомо? Я не уверена, насколько хорошо вы знаете общий язык. Это означает…
– Я знаю значение, но не вашу интерпретацию.
– О… Извините! Я не собиралась…
Я поднялся:
– Рода Титус, вы меня утомляете своим дурацким этикетом. Если меня оскорбляют, то я поступаю соответствующе. Не прячу гнев или раздражение в себе, как привыкли делать ваши люди. Если я не говорю, что вы меня обидели, значит, вы меня не обидели.
Она неуклюже встала и кинулась за мной:
– И опять я извиняюсь. Но в этом все и дело. Я так мало знаю о вашем образе мыслей. Но вопрос доступа…
Я шел вперед, а она едва поспевала за мной.
– Да?
– Это всего лишь означает, что отцы могли бы, к примеру, приехать в Алс и увидеть своих детей. Что детям позволят узнать, кто их родители, встречаться и говорить с ними. Время от времени.
– Отцы, без сомнения, могут приехать, – ответил я, констатируя факт, потому что на Алсе не существует пограничного контроля и даже самих границ.
Но Рода Титус восприняла мою реплику как признание поражения: она в уме с самого начала вела переговоры, что-то вроде войны, словесной баталии, о которой я и не догадывался.
– Большое спасибо, господин… э… техник Церелем. Спасибо! Я знала, что если уступлю вам в мелких деталях, поговорю с глазу на глаз без охраны, то вы пойдете нам навстречу.
Я ускорил шаг, и она осталась позади. Женщина вытащила носовой платок из кармана жакета и помахала мне на прощание.
– Я должна сообщить о несомненном прорыве в переговорах моему президенту!
С этими словами она поспешила к выходу – платок наготове около носа, готовый впитать слизь, оставшуюся от переработанного хлора.
Я не видел ее все утро, но вечером посланница вернулась. Снова одна, без солдат. Должно быть, кто-то сообщил ей, где меня искать.
Тогда почти каждый вечер Турья проводила со мной в общежитии. Мы с любимой как раз поужинали: взяли хлеб с маслом из запасов корабля и съели бутерброды вместе, сидя на траве в тени дерева около гусиного загона. Потом Турья ушла поговорить с учеными о том, как адаптировать некоторых птиц к атмосфере с высоким содержанием хлора; мы все еще не теряли надежду когда-нибудь выпустить крылатых созданий на волю. Вы не представляете, как воодушевляла одна мысль о птахах, летающих над твоей головой на свежем воздухе. Впрочем, может, и представляете. Наверное, вы никогда не видели птицу в полете, никогда не сидели среди них, щебечущих о чем-то своем.
Именно тогда Рода Титус и нашла меня под деревом, я читал листки, на которых Турья напечатала кое-что из старинных представлений о происхождении денег. Она нашла текст, интересный с метафизической точки зрения, трактат на тему сверхъестественной власти символов и воображаемых вещей над реальной жизнью, реальными людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41