Главным преимуществом титанид была скорость.
И они бросились бежать.
Титаниды побежали врассыпную, как можно дальше удаляясь от центра действия. А потом, объятые ужасом, стали наблюдать, как сатанинская красота сражения разворачивается и в воздухе, и на земле.
Сигнальные ракеты с визгом взмывали в небо из пиротехнических фургонов, рассыпаясь оранжевыми искрами, сияя слепящим ярко-алым огнем, а затем взрывались. Ночники и боковухи, будто птицы со сверкающим оперением, вылетали из-под крыл бомбадулей, волоча за собой алое, голубое или зеленое пламя, ускорялись в ужасающем темпе, верещали от кровожадного бешенства и самоубийственно впивались в костры из фургонов или гонялись за сигнальными ракетами. Но часто — слишком часто — они не давали себя одурачить и неслись в нескольких метрах по-над землей, разливая жидкий огонь по отмеченному оспинами ландшафту. Сами аэроморфы были заметны только по бело-голубому выхлопу. Бомб же вообще не было видно, пока они не достигали земли — зато уж тогда все остальное начинало казаться незначительным.
Немногие титаниды, тронутые выше их сил, пустились назад, но были остановлены своими более рассудительными собратьями.
Лишь титанидские целители никуда не побежали. Как и санитары из людей, они занимались тем же, чем издревле на войне занимаются врачи. Они подбирали раненых, оказывали им помощь... и гибли рядом с ними.
— О Великая Матерь! Дай мне силы все это пережить — и я больше никогда не отойду от компьютера! Никогда, никогда, никогда...
Искра сама не сознавала, что кричит. Съеживаясь в комочек в окопе, который, как казалось ей, был около сантиметра глубиной, она вдобавок делила его с двумя совершенно незнакомыми ей пехотинцами.
На самом деле окоп был гораздо глубже, и, когда наступило относительное затишье, все трое выскочили наружу и снова принялись копать как полоумные. Потом последовал новый заход монстров, и вся троица опять посыпалась в укрытие — в неразберихе острых локтей, ботинок, мечей в ножнах, съехавших набекрень шлемов и смрадного страха. Щиты они держали над собой и слышали, как комья земли барабанят по тусклой бронзе.
Совсем рядом упала бомба. Искра задумалась, сможет ли она теперь еще что-то услышать. Очень долго в ушах стоял дикий звон. На щиты посыпались осколки раскаленного металла и дымящаяся почва.
— Никогда, никогда, никогда...
Какая-то часть разума Конела сознавала, что те пришельцы из Метиды, что повернули на север, направляются к Беллинзоне. Другая часть рыдала по оставшейся в численном меньшинстве Третьей эскадрилье.
Но все остальное его существо было сосредоточено на мрачном небе впереди, которое с каждой минутой светлело. Сражение они смогли наблюдать задолго до того, как прибыли на место.
Потом они вступили в бой — и уже не было времени думать ни о чем, кроме полета.
Массу работы пришлось возложить на компьютер. На экране было слишком много сигналов, слишком много путаницы и тьмы. Конел увернулся, вышел было на что-то многообещающее... и был отвергнут компьютером управления огнем, который опознал в мишени соратника. Затем он долбанул одного бомбадуля. Весь поединок длился менее трех секунд. Конел даже не стал смотреть, как обоборота врага падают в ночь, а немедленно выкрутил поворот с десятикратной перегрузкой в сторону следующей возможной мишени.
На самом деле бой принес сплошное разочарование. Конел понимал, что тем, кто, лежа на земле, двадцать минут дожидался подлета его эскадрильи, он таковым не казался. Но к тому времени, как Конел и его пилоты добрались до места, Пятое крыло довольно по-дурацки растранжирило большую часть своих боеприпасов типа «воздух-воздух». В орудиях бомбадулей уже истощался запас крошечных пулесуществ. Бомбы у них, правда, оставались — но это играло только на руку Конелу, ибо, когда его ракета попадала в цель, следовал более мощный взрыв. Каждый такой взрыв означал, что для лежащих в траншеях осталось на одну бандероль со смертью меньше.
По конец от Пятого крыла остался только люфтмордер. Конел и два его пилота пристроились к нему сзади. Конел лично отстрелил твари чуть ли не все левое крыло. Один «комар» чуть было не влетел в огромную выхлопную трубу, затем отправил туда снаряд. Все трое резко сбросили газ и стали наблюдать за падением. В воздухе клубился дым, а на земле пылали жуткие костры.
— Рей-Канада вызывает Рокки-Рэмбо.
Пауза вышла такой долгой, что Конелу это не понравилось. Потом он сообразил, что кто-то, видимо, не сразу добрался до своей рации.
— Рокки-Рэмбо слышит тебя, Канада. Врагов больше не вижу.
— Точно так. Все дохлые. Пятого больше нет. Еще не успел связаться с Третьей эскадрильей, но знаю, что она схлестнулась с Восьмым где-то над Дионисом. У вас, ребята, есть по меньшей мере полоборота, чтобы вздохнуть спокойно, пока остатки Восьмого сюда доберутся.
— Ажур, Канада. Будем окапываться.
Конел двигался на скорости чуть выше минимальной, только что не глуша мотор, пока компьютеры заново выстраивали Первую и Вторую эскадрильи. Оглядевшись, Конел засек одну дырку в Второй и одну в своей, Первой. Потом поглядел на экран и заметил один маячок вынужденной посадки на самом берегу Гестии. Одному из своей эскадрильи Конел приказал слетать и проверить, выжил ли пилот.
Потеряно два самолета. И один пилот — или два. Еще два самолета отделались минимальными повреждениями.
Тут Конел вдруг понял, что взмок от пота. Переключив самолет на полную автоматику, он откинулся на спинку сиденья и несколько минут просто сидел и дрожал. Потом утер с лица пот.
— Рей-Канада, Рей-Канада, это Третья эскадрилья. Конел узнал голос. Грациана Гомес, самый юный и неопытный пилот Третьей эскадрильи.
— Слышу тебя, Гомес.
— Канада, Третья эскадрилья вступила в бой с врагом в десяти кэмэ от Мятного залива. Десять машин засекли, десять уничтожили. Один прорвался к Беллинзоне, и я только что его сбила. Три-четыре бомбы на город он все-таки сбросил.
Что-то в голосе девушки Конелу не понравилось.
— Гомес, а где командир твоей эскадрильи?
— Конел... я теперь командир эскадрильи. Вообще-то... я теперь вся Третья эскадрилья. — Голос ее дрогнул, и Конел услышал, как девушка отключила микрофон.
— Грациана, отправляйся назад к Япету Северному и паркуй машину.
Наступило долгое молчание. Когда Грациана заговорила снова, голос ее уже был ровным:
— Не могу, Канада. Машина сильно разбита. По-моему, ее еще можно спасти. Хочу попытаться сесть на то футбольное поле, что рядом с лагерями. Думаю, я смогу...
— Отказать, Гомес. — Конел прекрасно понимал, о чем она сейчас думает. Пилотов им хватало, а вот самолеты были на вес золота. Такие расчеты его бесили.
— Ладно... тогда я могу посадить его на воду поближе к пристаням — туда, где помельче. Потом можно будет вытащить и...
— Вот что, Гомес. Сейчас ты поведешь эту хреновину в сторону Рока, а когда окажешься над самым большим и гладким клочком земли, какой там только найдется, то прыгнешь.
— Канада, думаю, я смогу...
— Мать твою, Гомес! Ты прыгнешь! Это приказ.
— Ажур, Конел.
Позднее, когда все прояснилось, Конел узнал, что Грациана благополучно добралась до земли. А часом позже умерла от потери крови в результате осколочного ранения, о котором она ему так и не сказала.
До Искры медленно доходило, что все вокруг утихло.
Она чуть приподняла голову. В ночи пылали костры. Искра услышала, как где-то неподалеку стонут люди. Кто-то кричал. Она осторожно поползла на локтях, потом поправила шлем — и оказалась лицом к лицу с одним из своих товарищей по траншее. Тот по-дурацки ей улыбнулся. Искра услышала собственное хихиканье. «Великая Матерь, ну что за идиотство?» Однако заткнулась она не скоро. Мужчина смеялся вместе с ней, радуясь, что остался в живых. Затем оба повернулись к третьему в окопе, чтобы тот разделил с ними радость.
Но под левой рукой у мужчины оказалась крошечная дырочка и еще здоровенная дырища прямо посередине груди. Искра долго обнимала окровавленный труп и никак не могла заплакать, хотя очень хотела.
Так, не обменявшись ни единым словом, они прижимались друг к другу, будто безумные звери во мраке огней, дрожа и делясь теплом. Искра даже не заметила, когда все тепло вытекло из мужчины вместе с алым потоком.
Сирокко и Менестреля швырнула на землю ударная волна от близкого взрыва. Целые и невредимые, они все-таки решили полежать. Хорошенького понемножку.
Теперь Сирокко, чуть прихрамывая, шагала по полю боя. В ушах до сих пор звенело. Кончики волос и правая бровь были опалены. Правую руку она слегка рассадила.
Сирокко принимала все как есть. Было много убитых и раненых, но так с самого начало и ожидалось. Сержанты орали так, будто шел очередной пробег по полосе препятствий. Отовсюду летели комья земли. Многие траншеи были уже метра два с половиной в глубину. Ни одного лодыря Сирокко не видела. Пятое крыло всех обратило в праведных трудяг.
Госпиталь располагался в большой палатке, установленной так далеко от окопов, как только одна Сирокко рискнула распорядиться. Она долго обсуждала вопрос, стоит ли помечать ее крупным белым крестом. И, в конце концов, решила, что не стоит. Гея заняла самое себя в роли плохого малого. Ей ничего не стоило приказать бомбадулям, чтобы они искали именно белые кресты.
Зайдя в радиорубку, Сирокко сразу ухватилась за микрофон:
— Рей-Канада, ты еще тут?
— А я никуда и не собираюсь. Капитан, ты Робин не видела?
— Такой информации, Канада, у меня нет.
— ... Ладно. Извини. Мне не следовало спрашивать.
Оглядевшись, Сирокко выяснила, что никто за ней не наблюдает.
— Обещаю, Конел, как только что-то выяснится, сразу дам тебе знать.
— Ага. Так что мне делать дальше?
Они это обсудили, пользуясь кодовыми словами, которые были бы непонятны Гее и ее воинству, случись им подслушать. Конел был единственным, кто знал про план Сирокко касательно гейских Военно-Воздушных Сил.
— По-моему, — сказал Конел, — если ты собираешься это провернуть, делать это надо как можно скорее.
— Согласна. Дай нам... еще два оборота, чтобы покрепче тут окопаться. А сам со своими людьми возвращайся в Япет для дозаправки и перевооружения. Я тут пока посовещаюсь с генералами.
Большую часть боя Робин провела, почти целиком погребенная под мертвой титанидой.
Она в компании еще четверых отрыла себе одиночный окоп, начали падать бомбы... и тут прямо на край окопа рухнула убитая титанида. Труп медленно сползал вниз, накрывая Робин. Позднее она поняла, что это скорее всего и спасло ей жизнь. Когда все кончилось и Робин удалось выкарабкаться наружу, она заметила множество осколков, впившихся в громадную мертвую тушу. Один из ее товарищей по окопу получил металлический осколок в ногу, но остальные были целы и невредимы.
Робин сумела разыскать Сирокко, у которой хватило времени для краткого объятия, прежде чем Фея поспешила к генеральской палатке.
Робин с Искрой выглядели здесь чужачками, и теперь Робин остро это чувствовала. В армии они, в отличие от всех остальных, не состояли. Определенных обязанностей у них не было. Искра даже не состояла больше в городском управлении. На нормальную войну, где посредством тактики и стратегии сражаются массы солдат и самолетов, Робин бы просто не взяли. Но здесь ее присутствие было необходимо.
Беда заключалась в том, что Робин никому не могла объяснить, почему так получилось. Да она и сама не вполне понимала почему.
Так что теперь Робин бродила среди кровавого побоища, разыскивая свою дочь. Кроме нее, так же бесцельно бродили еще несколько человек, но у тех на лицах читалась контузия. Робин же была безусловно потрясена, но держала себя в руках. Свои отношения со страхом она выяснила двадцать лет назад, когда впервые позволила себе его почувствовать. Ее охватил жуткий страх во время атаки, она была потрясена и остро сочувствовала всем пострадавшим, однако теперь, когда все закончилось, Робин испытывала лишь отвращении к жестокости атаки... и беспокойство за свою дочь.
Дочь свою она застала за рытьем траншеи. Робин пришлось звать ее трижды, прежде чем Искра подняла голову. Нижняя губа девушки задрожала, она выбралась из окопа и упала в материнские объятия.
Робин плакала только от счастья. И еще она чувствовала себя немного по-дурацки — как всегда, когда обнимала дочь сантиметров на тридцать ее выше. Искра безудержно рыдала.
— Мамочка, — сумела она наконец выговорить, — я домой хочу.
ЭПИЗОД VIII
Сирокко расстелила на шатком столе свою карту-циферблат. Держа в одной руке лампаду, другой она намалевала еще два креста.
— Итак, Крыло Крона и Крыло Метиды гейских Военно-Воздушных Сил уничтожены. Это значит, что вся половина колеса, в центре которой мы сейчас находимся, очищена от вражеской авиации. Ближайшая для нас угроза таится здесь, в Гиперионе. Беллинзоне по-прежнему угрожает Крыло Тейи. Теперь попробуйте поставить себя на место Геи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
И они бросились бежать.
Титаниды побежали врассыпную, как можно дальше удаляясь от центра действия. А потом, объятые ужасом, стали наблюдать, как сатанинская красота сражения разворачивается и в воздухе, и на земле.
Сигнальные ракеты с визгом взмывали в небо из пиротехнических фургонов, рассыпаясь оранжевыми искрами, сияя слепящим ярко-алым огнем, а затем взрывались. Ночники и боковухи, будто птицы со сверкающим оперением, вылетали из-под крыл бомбадулей, волоча за собой алое, голубое или зеленое пламя, ускорялись в ужасающем темпе, верещали от кровожадного бешенства и самоубийственно впивались в костры из фургонов или гонялись за сигнальными ракетами. Но часто — слишком часто — они не давали себя одурачить и неслись в нескольких метрах по-над землей, разливая жидкий огонь по отмеченному оспинами ландшафту. Сами аэроморфы были заметны только по бело-голубому выхлопу. Бомб же вообще не было видно, пока они не достигали земли — зато уж тогда все остальное начинало казаться незначительным.
Немногие титаниды, тронутые выше их сил, пустились назад, но были остановлены своими более рассудительными собратьями.
Лишь титанидские целители никуда не побежали. Как и санитары из людей, они занимались тем же, чем издревле на войне занимаются врачи. Они подбирали раненых, оказывали им помощь... и гибли рядом с ними.
— О Великая Матерь! Дай мне силы все это пережить — и я больше никогда не отойду от компьютера! Никогда, никогда, никогда...
Искра сама не сознавала, что кричит. Съеживаясь в комочек в окопе, который, как казалось ей, был около сантиметра глубиной, она вдобавок делила его с двумя совершенно незнакомыми ей пехотинцами.
На самом деле окоп был гораздо глубже, и, когда наступило относительное затишье, все трое выскочили наружу и снова принялись копать как полоумные. Потом последовал новый заход монстров, и вся троица опять посыпалась в укрытие — в неразберихе острых локтей, ботинок, мечей в ножнах, съехавших набекрень шлемов и смрадного страха. Щиты они держали над собой и слышали, как комья земли барабанят по тусклой бронзе.
Совсем рядом упала бомба. Искра задумалась, сможет ли она теперь еще что-то услышать. Очень долго в ушах стоял дикий звон. На щиты посыпались осколки раскаленного металла и дымящаяся почва.
— Никогда, никогда, никогда...
Какая-то часть разума Конела сознавала, что те пришельцы из Метиды, что повернули на север, направляются к Беллинзоне. Другая часть рыдала по оставшейся в численном меньшинстве Третьей эскадрилье.
Но все остальное его существо было сосредоточено на мрачном небе впереди, которое с каждой минутой светлело. Сражение они смогли наблюдать задолго до того, как прибыли на место.
Потом они вступили в бой — и уже не было времени думать ни о чем, кроме полета.
Массу работы пришлось возложить на компьютер. На экране было слишком много сигналов, слишком много путаницы и тьмы. Конел увернулся, вышел было на что-то многообещающее... и был отвергнут компьютером управления огнем, который опознал в мишени соратника. Затем он долбанул одного бомбадуля. Весь поединок длился менее трех секунд. Конел даже не стал смотреть, как обоборота врага падают в ночь, а немедленно выкрутил поворот с десятикратной перегрузкой в сторону следующей возможной мишени.
На самом деле бой принес сплошное разочарование. Конел понимал, что тем, кто, лежа на земле, двадцать минут дожидался подлета его эскадрильи, он таковым не казался. Но к тому времени, как Конел и его пилоты добрались до места, Пятое крыло довольно по-дурацки растранжирило большую часть своих боеприпасов типа «воздух-воздух». В орудиях бомбадулей уже истощался запас крошечных пулесуществ. Бомбы у них, правда, оставались — но это играло только на руку Конелу, ибо, когда его ракета попадала в цель, следовал более мощный взрыв. Каждый такой взрыв означал, что для лежащих в траншеях осталось на одну бандероль со смертью меньше.
По конец от Пятого крыла остался только люфтмордер. Конел и два его пилота пристроились к нему сзади. Конел лично отстрелил твари чуть ли не все левое крыло. Один «комар» чуть было не влетел в огромную выхлопную трубу, затем отправил туда снаряд. Все трое резко сбросили газ и стали наблюдать за падением. В воздухе клубился дым, а на земле пылали жуткие костры.
— Рей-Канада вызывает Рокки-Рэмбо.
Пауза вышла такой долгой, что Конелу это не понравилось. Потом он сообразил, что кто-то, видимо, не сразу добрался до своей рации.
— Рокки-Рэмбо слышит тебя, Канада. Врагов больше не вижу.
— Точно так. Все дохлые. Пятого больше нет. Еще не успел связаться с Третьей эскадрильей, но знаю, что она схлестнулась с Восьмым где-то над Дионисом. У вас, ребята, есть по меньшей мере полоборота, чтобы вздохнуть спокойно, пока остатки Восьмого сюда доберутся.
— Ажур, Канада. Будем окапываться.
Конел двигался на скорости чуть выше минимальной, только что не глуша мотор, пока компьютеры заново выстраивали Первую и Вторую эскадрильи. Оглядевшись, Конел засек одну дырку в Второй и одну в своей, Первой. Потом поглядел на экран и заметил один маячок вынужденной посадки на самом берегу Гестии. Одному из своей эскадрильи Конел приказал слетать и проверить, выжил ли пилот.
Потеряно два самолета. И один пилот — или два. Еще два самолета отделались минимальными повреждениями.
Тут Конел вдруг понял, что взмок от пота. Переключив самолет на полную автоматику, он откинулся на спинку сиденья и несколько минут просто сидел и дрожал. Потом утер с лица пот.
— Рей-Канада, Рей-Канада, это Третья эскадрилья. Конел узнал голос. Грациана Гомес, самый юный и неопытный пилот Третьей эскадрильи.
— Слышу тебя, Гомес.
— Канада, Третья эскадрилья вступила в бой с врагом в десяти кэмэ от Мятного залива. Десять машин засекли, десять уничтожили. Один прорвался к Беллинзоне, и я только что его сбила. Три-четыре бомбы на город он все-таки сбросил.
Что-то в голосе девушки Конелу не понравилось.
— Гомес, а где командир твоей эскадрильи?
— Конел... я теперь командир эскадрильи. Вообще-то... я теперь вся Третья эскадрилья. — Голос ее дрогнул, и Конел услышал, как девушка отключила микрофон.
— Грациана, отправляйся назад к Япету Северному и паркуй машину.
Наступило долгое молчание. Когда Грациана заговорила снова, голос ее уже был ровным:
— Не могу, Канада. Машина сильно разбита. По-моему, ее еще можно спасти. Хочу попытаться сесть на то футбольное поле, что рядом с лагерями. Думаю, я смогу...
— Отказать, Гомес. — Конел прекрасно понимал, о чем она сейчас думает. Пилотов им хватало, а вот самолеты были на вес золота. Такие расчеты его бесили.
— Ладно... тогда я могу посадить его на воду поближе к пристаням — туда, где помельче. Потом можно будет вытащить и...
— Вот что, Гомес. Сейчас ты поведешь эту хреновину в сторону Рока, а когда окажешься над самым большим и гладким клочком земли, какой там только найдется, то прыгнешь.
— Канада, думаю, я смогу...
— Мать твою, Гомес! Ты прыгнешь! Это приказ.
— Ажур, Конел.
Позднее, когда все прояснилось, Конел узнал, что Грациана благополучно добралась до земли. А часом позже умерла от потери крови в результате осколочного ранения, о котором она ему так и не сказала.
До Искры медленно доходило, что все вокруг утихло.
Она чуть приподняла голову. В ночи пылали костры. Искра услышала, как где-то неподалеку стонут люди. Кто-то кричал. Она осторожно поползла на локтях, потом поправила шлем — и оказалась лицом к лицу с одним из своих товарищей по траншее. Тот по-дурацки ей улыбнулся. Искра услышала собственное хихиканье. «Великая Матерь, ну что за идиотство?» Однако заткнулась она не скоро. Мужчина смеялся вместе с ней, радуясь, что остался в живых. Затем оба повернулись к третьему в окопе, чтобы тот разделил с ними радость.
Но под левой рукой у мужчины оказалась крошечная дырочка и еще здоровенная дырища прямо посередине груди. Искра долго обнимала окровавленный труп и никак не могла заплакать, хотя очень хотела.
Так, не обменявшись ни единым словом, они прижимались друг к другу, будто безумные звери во мраке огней, дрожа и делясь теплом. Искра даже не заметила, когда все тепло вытекло из мужчины вместе с алым потоком.
Сирокко и Менестреля швырнула на землю ударная волна от близкого взрыва. Целые и невредимые, они все-таки решили полежать. Хорошенького понемножку.
Теперь Сирокко, чуть прихрамывая, шагала по полю боя. В ушах до сих пор звенело. Кончики волос и правая бровь были опалены. Правую руку она слегка рассадила.
Сирокко принимала все как есть. Было много убитых и раненых, но так с самого начало и ожидалось. Сержанты орали так, будто шел очередной пробег по полосе препятствий. Отовсюду летели комья земли. Многие траншеи были уже метра два с половиной в глубину. Ни одного лодыря Сирокко не видела. Пятое крыло всех обратило в праведных трудяг.
Госпиталь располагался в большой палатке, установленной так далеко от окопов, как только одна Сирокко рискнула распорядиться. Она долго обсуждала вопрос, стоит ли помечать ее крупным белым крестом. И, в конце концов, решила, что не стоит. Гея заняла самое себя в роли плохого малого. Ей ничего не стоило приказать бомбадулям, чтобы они искали именно белые кресты.
Зайдя в радиорубку, Сирокко сразу ухватилась за микрофон:
— Рей-Канада, ты еще тут?
— А я никуда и не собираюсь. Капитан, ты Робин не видела?
— Такой информации, Канада, у меня нет.
— ... Ладно. Извини. Мне не следовало спрашивать.
Оглядевшись, Сирокко выяснила, что никто за ней не наблюдает.
— Обещаю, Конел, как только что-то выяснится, сразу дам тебе знать.
— Ага. Так что мне делать дальше?
Они это обсудили, пользуясь кодовыми словами, которые были бы непонятны Гее и ее воинству, случись им подслушать. Конел был единственным, кто знал про план Сирокко касательно гейских Военно-Воздушных Сил.
— По-моему, — сказал Конел, — если ты собираешься это провернуть, делать это надо как можно скорее.
— Согласна. Дай нам... еще два оборота, чтобы покрепче тут окопаться. А сам со своими людьми возвращайся в Япет для дозаправки и перевооружения. Я тут пока посовещаюсь с генералами.
Большую часть боя Робин провела, почти целиком погребенная под мертвой титанидой.
Она в компании еще четверых отрыла себе одиночный окоп, начали падать бомбы... и тут прямо на край окопа рухнула убитая титанида. Труп медленно сползал вниз, накрывая Робин. Позднее она поняла, что это скорее всего и спасло ей жизнь. Когда все кончилось и Робин удалось выкарабкаться наружу, она заметила множество осколков, впившихся в громадную мертвую тушу. Один из ее товарищей по окопу получил металлический осколок в ногу, но остальные были целы и невредимы.
Робин сумела разыскать Сирокко, у которой хватило времени для краткого объятия, прежде чем Фея поспешила к генеральской палатке.
Робин с Искрой выглядели здесь чужачками, и теперь Робин остро это чувствовала. В армии они, в отличие от всех остальных, не состояли. Определенных обязанностей у них не было. Искра даже не состояла больше в городском управлении. На нормальную войну, где посредством тактики и стратегии сражаются массы солдат и самолетов, Робин бы просто не взяли. Но здесь ее присутствие было необходимо.
Беда заключалась в том, что Робин никому не могла объяснить, почему так получилось. Да она и сама не вполне понимала почему.
Так что теперь Робин бродила среди кровавого побоища, разыскивая свою дочь. Кроме нее, так же бесцельно бродили еще несколько человек, но у тех на лицах читалась контузия. Робин же была безусловно потрясена, но держала себя в руках. Свои отношения со страхом она выяснила двадцать лет назад, когда впервые позволила себе его почувствовать. Ее охватил жуткий страх во время атаки, она была потрясена и остро сочувствовала всем пострадавшим, однако теперь, когда все закончилось, Робин испытывала лишь отвращении к жестокости атаки... и беспокойство за свою дочь.
Дочь свою она застала за рытьем траншеи. Робин пришлось звать ее трижды, прежде чем Искра подняла голову. Нижняя губа девушки задрожала, она выбралась из окопа и упала в материнские объятия.
Робин плакала только от счастья. И еще она чувствовала себя немного по-дурацки — как всегда, когда обнимала дочь сантиметров на тридцать ее выше. Искра безудержно рыдала.
— Мамочка, — сумела она наконец выговорить, — я домой хочу.
ЭПИЗОД VIII
Сирокко расстелила на шатком столе свою карту-циферблат. Держа в одной руке лампаду, другой она намалевала еще два креста.
— Итак, Крыло Крона и Крыло Метиды гейских Военно-Воздушных Сил уничтожены. Это значит, что вся половина колеса, в центре которой мы сейчас находимся, очищена от вражеской авиации. Ближайшая для нас угроза таится здесь, в Гиперионе. Беллинзоне по-прежнему угрожает Крыло Тейи. Теперь попробуйте поставить себя на место Геи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79