В ночь перед убийством Викки говорила мне, что ее Продюсер не хотел, чтобы она пела живьем, потому что «ему хотелось, чтобы все шли и покупали мой голос в записи, понимаешь?» Принимая во внимание ограниченные вокальные способности Викки, без поддержки студийных технических хитростей сами по себе ничего не значащие, принятое тогда Эдди решение казалось вполне разумным. Следующий альбом назывался «Снова Безумие», он вышел в 1966 году и тоже стал «золотым». Третий и последний их альбом назывался просто – «Викки». К тому времени стало вполне очевидно, что из всех них звездой почиталась только одна Викки; это именно Виктории Миллер «Ригэл Рекордз» был обязан своими доходами, ну а ребята с волосами цвета пшеницы на ее фоне казались не более чем обыкновенной соломой.
Отказы Викки выступать со сцены, и даже появляться в каких бы то ни было телешоу, относились целиком на счет присущей ей застенчивости. Миллионы поклонников Викки, как это утверждалось в пресс-релизах, довольствовались любыми подробностями из личной жизни звезды, освещавшимися в бесконечном потоке раздаваемых ею направо и налево интервью для газет и журналом, ни в одном из которых никто не смог бы услышать ее вполне заурядного голоса. Альбом «Викки» вышел в 1967 году и тоже стал «золотым». Это был ее последний альбом.
– А что потом? – спросил Блум.
– Потом она вышла замуж, – пожал плечами Садовски, – за Тони Кенига, в марте шестьдесят восьмого года. И практически сразу же после этого она забеременела. Мы как раз работали тогда над четвертым альбомом, а у нее тут случился выкидыш. Если мне не изменяет память, тот альбом должен был называться «Снова Викки», он так никогда и не был завершен. Потеряв первого ребенка, Викки забросила работу на полпути. Она сочла, что все это из-за того, что ей приходилось слишком много работать и выкладываться в студии. Она объявила всем репортерам, что личная жизнь для нее теперь куда важней, чем все «золотые» диски в мире вместе взятые. Так она закончила свою карьеру, а заодно и карьеру группы «Уит», и самого Эдди Маршалла. Тот начал покуривать «травку», и наконец кончилось все это тем, что Эдди стал работать диск-жокеем на какой-то захолустной радиостанции в…
– Мистер Хоуп, – обратился ко мне Кенион, заглянув к нам в кабинет, – вас просят к телефону, если хотите, то можете снять трубку прямо здесь.
– Спасибо большое. Прошу прощения, – извинился я и вышел из-за стола. Оказавшись в приемной, я взял трубку, которую Кенион протянул мне. – Алло?
– Угадай, кто это, – сказала Дейл.
– Привет.
– Ты знаешь, который час?
– А как же.
– Уже без пяти минут десять.
– В точности так.
– А ты обещал, что в десять ты там уже все закончишь.
– И закончу.
– Я просто хотела убедиться, – сказала Дейл. – А почему бы тебе не уехать оттуда прямо сейчас?
– Прямо сейчас и уеду.
– Мэттью, я…
– Что?
– Да нет, ничего, просто поторопись, – сказала она.
В трубке раздался щелчок. Я положил трубку на рычаг, поблагодарил Кениона и снова вернулся в кабинет капитана.
– Все в порядке? – поинтересовался у меня Блум.
– Да, но только мне уже пора, – ответил я. – У меня уже была запланирована еще одна встреча на сегодняшний вечер, но когда ты позвонил…
– Я здесь еще немного задержусь, – сказал Блум. – Но если тебе надо идти – нет проблем, иди.
– Он все еще думает, что я к этому делу тоже какое-то отношение имею, – сказал Садовски, обращаясь ко мне.
– Так постарайтесь убедить меня, что это не так, – ответил ему на это Блум.
У дома Дейл на рифе Виспер я был не раньше, чем без двадцати минут одиннадцать. К этому времени я успел уже чертовски проголодаться, и когда я сказал Дейл о том, что я еще не успел поужинать, она тут же достала большой кусок жареного мяса и огромный спелый помидор, порезала и то и другое, сделала из всего этого огромный сэндвич и достала из холодильника бутылку холодного пива. Мы расположились во внутреннем дворике ее дома, где я и набросился на еду, в то время пока она неспешно потягивала что-то из фужера. Тем вечером на улице было довольно сыро, и стоявшая здесь мебель была несколько липкой и влажной на ощупь. На Дейл был голубой нейлоновый пеньюар, а волосы ее были распущены по плечам. Она смотрела на меня, пока я с жадностью поглощал свой сэндвич, запивая его пивом и сидя так с набитым ртом, рассказывал ей о сестрах Хайбель, живущих на Фэтбаке, и о «беседе» – как иносказательно данное мероприятие называется у полицейских – с Нейлом Садовски. Но Дейл, казалось, была поглощена своими собственными мыслями. Закончив наконец свой рассказ, я открыл для нее объятия, и она подошла ко мне, устроилась у меня на коленях, и положив мне голову на плечо, вздохнула.
– У тебя что-нибудь случилось? – спросил я.
– Очень неудачный день в «Блэкстоун».
– Ну, рассказывай.
– Все плохо, – продолжала Дейл, – с начала и до конца. Тебе будет не интересно.
– Все равно расскажи.
Помимо остальных небольших и досадных неприятностей, которые могут свести с ума любого адвоката, больше всего Дейл беспокоила встреча в самом конце ее рабочего дня, когда ей нанес визит адвокат, представлявший на бракоразводном процессе интересы некоего мужа. Дейл на том же процессе представляла интересы жены, и роль эта была ей не по душе с самого начала, хотя бы потому что на стороне мужа выступал мужчина, а сторону жены представляла женщина, все уже заранее было расписано, разложено по полочкам, и все роли распределены по половому признаку: мальчики с мальчиками, девочки с девочками. Пока она рассказывала мне все это, рука моя покоилась на ее прикрытой нейлоном груди, и когда я неожиданно отдернул руку, словно мне стало горячо, Дейл тут же притянула ее обратно к себе («Не дури, Мэттью», и затем сама положила ее к себе на грудь за V-образный вырез пеньюара.
Сначала Дейл решила, что адвокат противоположной стороны пришел к ней для того, чтобы обговорить детали бракоразводного договора. Вот уже несколько последних месяцев они безрезультатно торговались из-за алиментов и выплат на содержание, и поэтому-то Дейл, повинуясь логике, сделала для себя предварительный вывод о том, что он пришел к ней сегодня под самый конец рабочего дня, чтобы предложить что-нибудь более разумное, чем те цифры, на которых он так непреклонно настаивал еще во время их последней встречи перед рождеством. На этот раз первые двадцать минут своего визита он даже и словом не обмолвился ни об алиментах, ни о прочих выплатах, предпочитая вместо этого рассказывать о купленном им совсем недавно новом катере, а заодно и узнать о самой Дейл, что да, она замужем еще не была, и что в общем-то особых привязанностей у нее нет, и что ее не слишком занимают водные виды спорта и она была бы очень признательная ему, если бы он перешел бы непосредственно к цели своего визита, если у него на самом деле была какая-нибудь цель.
– Знаешь, Мэттью, к тому времени он мне уже порядком поднадоел и даже уже начинал раздражать, – говорила она мне, – и да, милый, я знаю, я прекрасно знаю, что хуже нет, когда юрист начинает выходить из себя при встрече с представителем другой стороны, это я знаю, но ведь этот тип уже начинал намекать, что не плохо бы нам с ним было встретиться, – боже мой, и это все вместо того, чтобы перейти к действительно важным – по крайней мере для меня – вопросам, касательно развода моей клиентки, который она пытается получить в течение вот уже целых восьми недель, с тех пор как она еще задолго до рождества покинула дом мужа, забрав с собой своего семимесячного сынишку.
Я заметил, что Дейл уже во второй раз в своем рассказе упомянула о рождестве; и я вдруг подумал о том, что Викки и Эдди Маршалл каждый год посылали друг другу открытки с рождественскими поздравлениями. Я также припомнил – и это тоже очень взволновало меня еще на похоронах, когда мне довелось услышать, как Блум расспрашивал Маршалла – что Викки даже не упомянула в своем рождественском послании о скорой премьере в «Зимнем саду», которая ожидалась менее чем через две недели после рождества. Мне это все же казалось очень странным – а Дейл все рассказывала:
– …в течение следующих пяти минут, что на самом деле перед ним стоят две цели. Первая – это убедить меня в непорочной нравственности его клиента, а также и еще одна – хоть она и была довольно утонченной, но не настолько, чтобы не заметить ее вовсе. Представляешь, он ничего не упустил, перечисляя такие достоинства своего клиента, как честность, добродетельность, целомудрие, набожность, способность к состраданию, честность – или я уже упоминала о его честности? – а также то, что его клиент ко всему прочему еще является очень способным игроком бейсбольной команды Первой Пресвитерианской церкви. И выдавал он это все, как будто его перед этим запрограммировали – мой клиент так честен, что он однажды; мой клиент такой добродетельный, что он даже; мой клиент такой целомудренный, что он иногда; мой клиент такой набожный и так далее и тому подобное до бесконечности. И как будто бы всего того было недостаточно, он снова повторил все заново, мой клиент такой, мой клиент сякой. Короче, словно вооруженный грабитель, которого видели входящим в восемь часов вечера в винный магазин с обрезом под мышкой, но зато он точно запомнил, во сколько начинается сеанс в кинотеатре – например, в семь-тридцать, если уж на то пошло – и даже может точно рассказать тебе, кто и кого целовал ровно в восемь часов на экране в темном зале старого доброго «Биджо» на Мейн-Стрит, но который, мой дорогой, уже давно снесен, чтобы на том месте появился бы еще один супермаркет. Мэттью, ты понимаешь, о чем я говорю? Он старался создать алиби своему клиенту, пытаясь обелить его, расписать передо мной как святого, и как будто бы это совсем и не жена его клиента впервые пришла ко мне в офис с фингалами, которые муженек поставил ей за то, что она имела наглость застукать его в постели с дешевой потаскушкой, что работает на разделке устриц в «Даунтаун Марин». В последствии бедная женщина показывала мне еще синяки на ногах и груди, нечего сказать, достойный образчик южной набожности и воспитанности. И вот это и есть ее муженек, замечательно играющий на второй базе за церковную команду. Это было его первой задачей. Алиби. Выдача рекомендаций.
Я же все еще думал о том своем разговоре с Эдди Маршаллом и о том, что как же все-таки странно, что Викки ничего не сообщила ему о своей премьере. И теперь, хотя конечно раньше до меня это не доходило, мне показалось, что слишком уж долго и чересчур навязчиво рассказывал Эдди о том, где он находился в ночь убийства. Теперь я думал о том, какое замечательное алиби могут предоставить яхта и океан. Двейн Миллер ничего не слышал о смерти внучки, потому что он был на рыбалке с двумя своими дружками, помешанными на рыбалке. Эдди Маршалл не слышал ничего об убийстве Викки, потому что он тоже был в море, а что, весьма удобно: «Я возвратился лишь вчера вечером. Я даже на знал, что Викки снова решила вернуться на сцену. Обо всем этому я узнал из газет. Если бы я только узнал о том чуть раньше, я бы тут же, сразу же, все бросил и примчался бы сюда…»
– … совсем другое дело. Все мы на определенном этапе попадали в подобные ситуации, когда из тебя стараются выудить, буквально выжать информацию… эй, ты вообще-то как, слушаешь меня?
– Да, продолжай.
– У тебя такой остекленевший взгляд. Может быть тебе лучше отпустить мою грудь?
– Нет-нет. Продолжай.
– Ну вот. До меня дошло, что мой ученый оппонент просто-напросто избрал очень удобный способ получения нужных ему сведений, и перечислял он все эти достоинства своего клиента только для того…
«Я взял на время яхту у своего друга, что живет в Исламораде. И в воскресенье, когда я приехал туда…»
– … и теперь он старался выяснить все в той же своей дьявольски хитрой манере, знала ли я о том, что за дела творились у них там все эти последние восемь недель, после того, как моя клиентка ушла от мужа, взяв с собой лишь маленького сынишку. Она ушла в том, в чем был, имея при себе лишь двенадцать долларов шестьдесят шесть центов наличными.
«По пути туда я остановился в „Диснейуорлд“ – вы были когда-нибудь в „Диснейуорлде“ в Орландо? – после этого я отправился дальше и потом уж продолжил свое путешествие по воде.»
– И знаешь, мы ведь у себя в «Блэкстоуне» и не собирались суетиться. Мы обратились в частное сыскное агентство и сразу же после рождественских праздников они у проследили за мужем Эбби… ее Эбби зовут. И теперь уже у меня в правом верхнем ящике стола лежит их отчет, который подтверждает, что Харлоу – так зовут этого ублюдка, который избивал свою жену – что он и до сего времени продолжает встречаться с той потаскушкой, в постели с которой его и застала жена, и что девица эта уже поселилась у него в доме и в настоящий момент он с ней открыто живет во грехе – как об этом наверное сказали бы лет двадцать назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42