Она сидела, закинув ногу на ногу, и мысок туфли на свободной ноге покачивался в воздухе в такт музыки.
– Полиция, – представился ей Блум, и показал значок. – Кто из них Дженни Мастерс?
Девица аж подпрыгнула на своем стуле. Она прижала к себе панду и быстро ответила.
– Я здесь совсем недавно.
– И я тоже, – заметил Блум. – Итак, Дженни Мастерс. Которая?
– Вон там, – ответила она. – Танцует для моряка.
Моряк сидел за столиком в углу, развалившись на стуле и вытянув перед собой ноги. Высокая темнокожая девушка, обращенная к нам спиной, извивалась перед ним в танце. На ней была белая короткая ночная рубашка, белая подвязка и все те же туфли на шпильках. Она задирала край рубашки, обнажая из-под нее грудь. Моряк смотрел на все это уже вконец остекленевшим взглядом. В связи с тем, что танцовщица была повернута к нам спиной, то ее клиент намного раньше заметил наше приближение, и должно быть уже с расстояния в добрую сотню шагов он распознал в Блуме полицейского. Моряк что-то прошептал девушке. И развлекавшая его до этого танцовщица немедленно обернулась, выпустив из рук край рубашки, полупрозрачная ткань которой едва прикрывала ее наготу. Скорее всего, она не сразу поняла, что Блум полицейский, а я адвокат, но зато она должно быть просто наверняка узнала в Кениге того своего ухажера, с которым ей довелось провести целые сутки в одной постели. Уперев руки в боки, она ждала, пока мы подойдем поближе. В это время загнанный в угол моряк, казалось, отчаянно пытался найти пути к отступлению.
– Вы Дженни Мастерс? – задал вопрос Блум.
– Это я, – ответила она.
– Вы знаете этого человека? – продолжал задавать вопросы Блум.
– Его-то я знаю, – сказала Дженни, – а вот вы кто такой?
– Детектив Блум, полиция Калусы.
– Оно и видно, – заметила она вслух и кивнула.
– Как и когда вы познакомились с этим человеком?
– Мы с ним друзья, – сказала Дженни и заулыбалась. Зубы ее казались ослепительно белыми по сравнению с кофейного цвета кожей. – По крайней мере я так думала. А в чем дело-то?
– Скажите, когда вы виделись с ним в последний раз? – продолжал Блум – У него что, часы, что ль, пропали или еще что-нибудь?
– Ничего подобного.
– Значит, никаких претензий?
– Никаких претензий.
– Раз жалоб нет, то, что ж, хорошо…
– Итак, когда вы виделись с ним в последний раз?
– Несколько часов назад.
– В какое время?
– Милый, ты во сколько уехал? – обратилась она к Кенигу. – По-моему, часов около шести. Разве нет? По-моему, та.
– А где вы с ним были? – настаивал Блум.
– У меня дома.
– На Авокадо?
– А вы что, были уже там, да?
– Да, были.
– А вообще-то, кто сказал вам, где меня искать?
– Не имеет значения, – сказал Блум. – А когда вы и мистер Кениг приехали туда?
– Милый, это тебя так зовут? – спросила Дженни Кенига и снова улыбнулась. – Вы имеете в виду, ко мне домой? – переспросила она у Блума.
– Да, к вам домой.
– Вчера вечером.
– А когда вчера вечером?
– Примерно в то же время, что ты ушел сегодня, правильно, дорогой? Примерно часов в шесть мы с тобой пришли ко мне, да?
– Значит, вы были у вас дома вместе с вечера вчерашнего дня до вечера сегодня?
– Около того.
– И что, никто из вас так и не покидал дома за все это время?
– У нас, знаете ли, было занятие поинтереснее.
– И этот господин тоже все это время был вместе с вами, так? Не выходя из дома?
– Ни на минуту. И нет такого закона, который запрещал бы двум людям наслаждаться обществом друг друга, разве не так?
Блум смотрел на девушку. Его холодный взгляд мог, наверное, заморозить даже вечно горячие пески пустыни Сахара. Дженни пожала плечами. Кениг разглядывал свои ботинки. Моряк был озабочен тем, чтобы сидеть и не поворачиваться к нам лицом.
– Все о'кей? – спросила Дженни.
– Да, о'кей, – угрюмо отозвался Блум.
Мы подвезли Кенига до его отеля «Брейквотер Инн» на Тайдел Стрит, а затем все на той же патрульной машине направились обратно в участок. По пути назад полицейский за рулем не проронил ни слова, обидевшись на Блума, что тот не разрешил ему войти вместе со всеми в «Элис». Все таким же угрюмым он продолжал оставаться и тогда, когда мы с Блумом вышли из его машины у входа в участок. В лифте, пока мы поднимались на третий этаж, Блум сказал мне:
– Если предположить, что экспертиза точно установила время смерти, то выходит, Кениг здесь не при чем. Ведь нельзя же трахать черную шлюху и в это же самое время перерезать горло ребенку.
– И когда ты теперь собираешься привезти сюда Миллера? – поинтересовался я.
– У меня тут уже кое-кто прямо сейчас пытается его разыскать, – ответил Блум.
Этим «кое-кем», пытавшимся разыскать отца Викки, оказался детектив по имени Пит Кенион, невысокий (для полицейского), плотного телосложения молодой человек лет около тридцати (по крайней мере, мне так показалось), с ярко-рыжими волосами, которые казались практически одного цвета с почтовым ящиком Двейна Миллера, и лицо его было густо усеяно веснушками. Две верхних передних зуба у детектива Кениона были заметно больше остальных, и короткая верхняя губа не прикрывала их до конца, что делало его очень похожим то ли на бурундука, то ли на бобра, не могу сказать, на кого из них больше. Я еще подумал о том, какое место было бы ему отведено с точки зрения моего компаньона Фрэнка в созданной им же самим классификации с условным названием «Лицо лисы/лицо свиньи». В правой руке Кенион держал целый ворох каких-то бумаг, и первое, что он сказал, обратившись к нам, было то, что все это время он безуспешно пытался дозвониться до Миллера, а также заодно поинтересовался у Блума, а не лучше ли будет отправить кого-либо к этому Миллеру и доставить его непосредственно сюда. Блум на мгновение задумался, и ответил, что все-таки будет лучше, если Миллер явится сюда добровольно, в случае, если конечно, до него удастся дозвониться.
– А ты куда ему звонишь: на плантации или домой?
– И туда, и туда, – ответил Кенион. – Трубку не берут нигде.
– А держишь ты что? – спросил Блум.
– Только что пришло экспресс-почтой из Иллинойса. Полный список радиостанций Джорджии. Страницы 243–259, ксерокопии сделаны для нас той милой леди из Скоки – черт его знает, где это такое. Четыре страницы по сети радиостанций вообще и потом еще десять страниц алфавитного указателя. Знаешь, Морри, в том списке больше сотни городов, и столько радиостанций! Взять хотя бы город масштаба Саванны, только в одном таком городишке насчитывается штук семнадцать-восемнадцать радиостанций. И если даже мы все вместе сию же минуту усядемся на телефоны, то такими темпами нам и до следующего рождества не управиться.
– А списка персонала? – спросил Блум.
– Они публикуют такие списки, но вот только диск-жоккеи туда не входят. Там лишь управляющие, коммерческие директора и так далее.
– Мать твою, – выругался Блум.
– Но у меня все же есть кое-какие соображения на этот счет.
– И что же это?
– Если Маршалл где-то там работает, то ведь ему все-таки приходится платить налоги, не так ли? Почему бы нам не связаться с налоговой инспекцией в Джексонвиле? Может быть они помогут нам выйти на их региональное отделение в Джорджии. И тогда нам может быть удастся заполучить адрес этого педрилы?
– Да не скажут они тебе ничего, – махнул рукой Блум, – во всяком случае, не после той забавной истории с Никсоном.
– Но Морри, ведь совершено убийство.
– Их это не волнует, им без разницы. Попытаться можно, но все равно ведь отлуп дадут, уж я-то знаю. А что тебе вообще удалось получить на него?
– Ничего. За прошлый год – ни одного задержания. Я ведь все правильно зарядил? Вот, Эдвард Маршалл, год рождения примерно 1941 или 1942, рост шесть футов, 180, черные волосы, голубые глаза?
– Все верно.
– Ничего, – проговорил Кенион, – и у федералов на него тоже ничего нет. А почему, собственно, тебе так не терпится его поскорей разыскать?
– Потому что, во-первых, возможно от него удастся больше узнать о Садовски, их барабанщике, о котором ничего не известно даже Департаменту Полиции в Нью-Йорке, и, во-вторых, он сможет наконец-то рассказать нам, кто же в самом деле этот его вонючий приятель, якобы одолживший господину Маршаллу свою яхту, чтобы тот смог комфортно расслабляться на море, в то время, когда убивали Викки Миллер. Ну как, кажется, это довольно убедительные причины, чтобы ради них стоило бы так надрывать задницу?
– Хотелось бы верить, – сказал Кенион и пожал плечами. – Плохо, конечно, что нет такого союза, что ли, где бы эти ребята…
– А ну постой-ка, – перебил его Блум. – Он ведь должен состоять в профсоюзе, не так ли? Я имею в виду, если он работает на радио? Ведь должно же такое быть? Типа «Эквити» или еще чего-нибудь наподобие того? Как они там еще могут называться? «Эквити» или еще как?
– «Эквити» – это для актеров, – сказал Кенион.
– Ну и что из того? Должно же у них быть что-то типа «Эквити», и я знаю, что такое есть. Узнай, как оно называется, – сказал Блум, – это такой союз, кудя входят все эти ребята с радио.
– В Джорджии все так же как и у нас во Флориде, – заметил Кенион, – он не обязан состоять в профсоюзе, если сам этого не захочет.
– Все равно поробуй выяснить, – сказал Блум.
Глава 8
Даже сам Господь Бог отдыхал воскресенье.
А вот моей дочери Джоанне, между прочим, захотелось узнать, после всех этих перелетов из Нового Орлеана в Тампу, а также после того, как я вчера вечером попросту сбежал из дома, бросив ее там одну, из-за чего ей и не оставалось ничего иного, как сидеть в одиночестве перед телевизором, так вот, ей захотелось узнать, отправимся ли мы сегодня куда-нибудь, взамен вчерашних неосуществившихся надежд. Дочь моя имела обыкновение часто и без обиняков требовать повышенного внимания к своей персоне. В этом она преуспела даже в большей степени, чем Сьюзен, в то время, когда я еще был женат на ней. Но с тех пор, как мы со Сьюзен развелись, Джоанна стала просто неподражаемы в своих запросах, взяв себе за правило тот факт, что разведенные родители всегда необычайно восприимчивы к малейшим капризам и прихотях своих отпрысков. И ей на самом деле не приходится слишком долго упрашивать меня; ради нее я готов броситься в бездну раскаленной лавы.
В ответ на поступивший запрос мной было предпринято следующее: в поисках подходящего развлечения я начал просматривать «Воскресный раздел» в «Геральд-Трибюн». И таким образом, мной одно за другим были выдвинуты следующие предложения, и каждое из перечисленных мною потенциальных увеселений были так же по очереди отвергнуты Джоанной: 1) Ежегодная уличная выставка искусств и ремесел на Бейвью Авеню; 2) открытие скульптурной экспозиции в «Галерее Векслера» на Мейн-Стрит; 3) ежегодная распродажа саженцев и аукцион орхидей; 4) окружная ярмарка (про которую Джоанна сказала, что она, слава Богу, уже вышла из этого возраста) и 5) выставка драгоценных камней и индийских ювелирных украшений в Пьерпонт-Холл. В конце концов мне удалось заинтересовать Джоанну объявлениями о Чемпионате штата Флорида по родео, проходившем в Энанбурге. Она туту же спросила у меня, можно ли позвонить Дейл, чтобы она тоже смогла отправиться туда вместе с нами. Я набрал номер телефона Дейл в ее доме на рифе Виспер, и, надо сказать, почувствовал некоторое облегчение, когда в трубке все раздавались и раздавались длинные гудки, но на звонок никто не отвечал; мне действительно очень хотелось побыть хоть какое-то время наедине со своей собственной дочерью. И нет моей вины в том, что, как позднее выяснилось, что какая-то часть этого времени у меня все равно будет отнята работой – даже в Энанбурге, почти за сорок миль от того места, где было совершено теперь уже два убийства.
Для того, чтобы попасть в Энанбург, входящий в состав округа Де-Сото, необходимо сначала ехать по 41-му шоссе на юг, а затем сделать левый поворот на восток, и уже дальше продолжать путь по Тимукуан Пойнт Роуд, мимо расположенного там птичьего питомника Сограс Ривер, и затем оказаться среди раскинувшихся на многие акры кругом пастбищ и выгонов. В конце апреля и начале мая воздух здесь кишит спаривающимися на лету жучками, которые наверное от своего брачного восторга, постоянно шлепаются и разбиваются о ветровое стекло. Последствия подобной романтической кутерьмы оказываются весьма липкими и кровавыми, из-за чего почти каждые три мили приходится останавливаться, выходить из машины и отскребать их от стекла, или же всю оставшуюся дорогу ехать с включенными дворниками. Но теперь был январь, и нигде не было да и не могло быть видно никаких насекомых, занимающихся инцестом прямо в воздухе, и казалось, что холодный воздушный фронт отступил в море, оставив за собой прекрасный и безоблачный денек, с температурой воздуха в семьдесят три градуса, что и было нам обещано всеми прогнозами погоды.
Не обязательно отъезжать куда-нибудь очень далеко от Калусы, чтобы понять, что штат Флорида в самом деле является неотъемлемой частью так называемого Глубокого Юга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Полиция, – представился ей Блум, и показал значок. – Кто из них Дженни Мастерс?
Девица аж подпрыгнула на своем стуле. Она прижала к себе панду и быстро ответила.
– Я здесь совсем недавно.
– И я тоже, – заметил Блум. – Итак, Дженни Мастерс. Которая?
– Вон там, – ответила она. – Танцует для моряка.
Моряк сидел за столиком в углу, развалившись на стуле и вытянув перед собой ноги. Высокая темнокожая девушка, обращенная к нам спиной, извивалась перед ним в танце. На ней была белая короткая ночная рубашка, белая подвязка и все те же туфли на шпильках. Она задирала край рубашки, обнажая из-под нее грудь. Моряк смотрел на все это уже вконец остекленевшим взглядом. В связи с тем, что танцовщица была повернута к нам спиной, то ее клиент намного раньше заметил наше приближение, и должно быть уже с расстояния в добрую сотню шагов он распознал в Блуме полицейского. Моряк что-то прошептал девушке. И развлекавшая его до этого танцовщица немедленно обернулась, выпустив из рук край рубашки, полупрозрачная ткань которой едва прикрывала ее наготу. Скорее всего, она не сразу поняла, что Блум полицейский, а я адвокат, но зато она должно быть просто наверняка узнала в Кениге того своего ухажера, с которым ей довелось провести целые сутки в одной постели. Уперев руки в боки, она ждала, пока мы подойдем поближе. В это время загнанный в угол моряк, казалось, отчаянно пытался найти пути к отступлению.
– Вы Дженни Мастерс? – задал вопрос Блум.
– Это я, – ответила она.
– Вы знаете этого человека? – продолжал задавать вопросы Блум.
– Его-то я знаю, – сказала Дженни, – а вот вы кто такой?
– Детектив Блум, полиция Калусы.
– Оно и видно, – заметила она вслух и кивнула.
– Как и когда вы познакомились с этим человеком?
– Мы с ним друзья, – сказала Дженни и заулыбалась. Зубы ее казались ослепительно белыми по сравнению с кофейного цвета кожей. – По крайней мере я так думала. А в чем дело-то?
– Скажите, когда вы виделись с ним в последний раз? – продолжал Блум – У него что, часы, что ль, пропали или еще что-нибудь?
– Ничего подобного.
– Значит, никаких претензий?
– Никаких претензий.
– Раз жалоб нет, то, что ж, хорошо…
– Итак, когда вы виделись с ним в последний раз?
– Несколько часов назад.
– В какое время?
– Милый, ты во сколько уехал? – обратилась она к Кенигу. – По-моему, часов около шести. Разве нет? По-моему, та.
– А где вы с ним были? – настаивал Блум.
– У меня дома.
– На Авокадо?
– А вы что, были уже там, да?
– Да, были.
– А вообще-то, кто сказал вам, где меня искать?
– Не имеет значения, – сказал Блум. – А когда вы и мистер Кениг приехали туда?
– Милый, это тебя так зовут? – спросила Дженни Кенига и снова улыбнулась. – Вы имеете в виду, ко мне домой? – переспросила она у Блума.
– Да, к вам домой.
– Вчера вечером.
– А когда вчера вечером?
– Примерно в то же время, что ты ушел сегодня, правильно, дорогой? Примерно часов в шесть мы с тобой пришли ко мне, да?
– Значит, вы были у вас дома вместе с вечера вчерашнего дня до вечера сегодня?
– Около того.
– И что, никто из вас так и не покидал дома за все это время?
– У нас, знаете ли, было занятие поинтереснее.
– И этот господин тоже все это время был вместе с вами, так? Не выходя из дома?
– Ни на минуту. И нет такого закона, который запрещал бы двум людям наслаждаться обществом друг друга, разве не так?
Блум смотрел на девушку. Его холодный взгляд мог, наверное, заморозить даже вечно горячие пески пустыни Сахара. Дженни пожала плечами. Кениг разглядывал свои ботинки. Моряк был озабочен тем, чтобы сидеть и не поворачиваться к нам лицом.
– Все о'кей? – спросила Дженни.
– Да, о'кей, – угрюмо отозвался Блум.
Мы подвезли Кенига до его отеля «Брейквотер Инн» на Тайдел Стрит, а затем все на той же патрульной машине направились обратно в участок. По пути назад полицейский за рулем не проронил ни слова, обидевшись на Блума, что тот не разрешил ему войти вместе со всеми в «Элис». Все таким же угрюмым он продолжал оставаться и тогда, когда мы с Блумом вышли из его машины у входа в участок. В лифте, пока мы поднимались на третий этаж, Блум сказал мне:
– Если предположить, что экспертиза точно установила время смерти, то выходит, Кениг здесь не при чем. Ведь нельзя же трахать черную шлюху и в это же самое время перерезать горло ребенку.
– И когда ты теперь собираешься привезти сюда Миллера? – поинтересовался я.
– У меня тут уже кое-кто прямо сейчас пытается его разыскать, – ответил Блум.
Этим «кое-кем», пытавшимся разыскать отца Викки, оказался детектив по имени Пит Кенион, невысокий (для полицейского), плотного телосложения молодой человек лет около тридцати (по крайней мере, мне так показалось), с ярко-рыжими волосами, которые казались практически одного цвета с почтовым ящиком Двейна Миллера, и лицо его было густо усеяно веснушками. Две верхних передних зуба у детектива Кениона были заметно больше остальных, и короткая верхняя губа не прикрывала их до конца, что делало его очень похожим то ли на бурундука, то ли на бобра, не могу сказать, на кого из них больше. Я еще подумал о том, какое место было бы ему отведено с точки зрения моего компаньона Фрэнка в созданной им же самим классификации с условным названием «Лицо лисы/лицо свиньи». В правой руке Кенион держал целый ворох каких-то бумаг, и первое, что он сказал, обратившись к нам, было то, что все это время он безуспешно пытался дозвониться до Миллера, а также заодно поинтересовался у Блума, а не лучше ли будет отправить кого-либо к этому Миллеру и доставить его непосредственно сюда. Блум на мгновение задумался, и ответил, что все-таки будет лучше, если Миллер явится сюда добровольно, в случае, если конечно, до него удастся дозвониться.
– А ты куда ему звонишь: на плантации или домой?
– И туда, и туда, – ответил Кенион. – Трубку не берут нигде.
– А держишь ты что? – спросил Блум.
– Только что пришло экспресс-почтой из Иллинойса. Полный список радиостанций Джорджии. Страницы 243–259, ксерокопии сделаны для нас той милой леди из Скоки – черт его знает, где это такое. Четыре страницы по сети радиостанций вообще и потом еще десять страниц алфавитного указателя. Знаешь, Морри, в том списке больше сотни городов, и столько радиостанций! Взять хотя бы город масштаба Саванны, только в одном таком городишке насчитывается штук семнадцать-восемнадцать радиостанций. И если даже мы все вместе сию же минуту усядемся на телефоны, то такими темпами нам и до следующего рождества не управиться.
– А списка персонала? – спросил Блум.
– Они публикуют такие списки, но вот только диск-жоккеи туда не входят. Там лишь управляющие, коммерческие директора и так далее.
– Мать твою, – выругался Блум.
– Но у меня все же есть кое-какие соображения на этот счет.
– И что же это?
– Если Маршалл где-то там работает, то ведь ему все-таки приходится платить налоги, не так ли? Почему бы нам не связаться с налоговой инспекцией в Джексонвиле? Может быть они помогут нам выйти на их региональное отделение в Джорджии. И тогда нам может быть удастся заполучить адрес этого педрилы?
– Да не скажут они тебе ничего, – махнул рукой Блум, – во всяком случае, не после той забавной истории с Никсоном.
– Но Морри, ведь совершено убийство.
– Их это не волнует, им без разницы. Попытаться можно, но все равно ведь отлуп дадут, уж я-то знаю. А что тебе вообще удалось получить на него?
– Ничего. За прошлый год – ни одного задержания. Я ведь все правильно зарядил? Вот, Эдвард Маршалл, год рождения примерно 1941 или 1942, рост шесть футов, 180, черные волосы, голубые глаза?
– Все верно.
– Ничего, – проговорил Кенион, – и у федералов на него тоже ничего нет. А почему, собственно, тебе так не терпится его поскорей разыскать?
– Потому что, во-первых, возможно от него удастся больше узнать о Садовски, их барабанщике, о котором ничего не известно даже Департаменту Полиции в Нью-Йорке, и, во-вторых, он сможет наконец-то рассказать нам, кто же в самом деле этот его вонючий приятель, якобы одолживший господину Маршаллу свою яхту, чтобы тот смог комфортно расслабляться на море, в то время, когда убивали Викки Миллер. Ну как, кажется, это довольно убедительные причины, чтобы ради них стоило бы так надрывать задницу?
– Хотелось бы верить, – сказал Кенион и пожал плечами. – Плохо, конечно, что нет такого союза, что ли, где бы эти ребята…
– А ну постой-ка, – перебил его Блум. – Он ведь должен состоять в профсоюзе, не так ли? Я имею в виду, если он работает на радио? Ведь должно же такое быть? Типа «Эквити» или еще чего-нибудь наподобие того? Как они там еще могут называться? «Эквити» или еще как?
– «Эквити» – это для актеров, – сказал Кенион.
– Ну и что из того? Должно же у них быть что-то типа «Эквити», и я знаю, что такое есть. Узнай, как оно называется, – сказал Блум, – это такой союз, кудя входят все эти ребята с радио.
– В Джорджии все так же как и у нас во Флориде, – заметил Кенион, – он не обязан состоять в профсоюзе, если сам этого не захочет.
– Все равно поробуй выяснить, – сказал Блум.
Глава 8
Даже сам Господь Бог отдыхал воскресенье.
А вот моей дочери Джоанне, между прочим, захотелось узнать, после всех этих перелетов из Нового Орлеана в Тампу, а также после того, как я вчера вечером попросту сбежал из дома, бросив ее там одну, из-за чего ей и не оставалось ничего иного, как сидеть в одиночестве перед телевизором, так вот, ей захотелось узнать, отправимся ли мы сегодня куда-нибудь, взамен вчерашних неосуществившихся надежд. Дочь моя имела обыкновение часто и без обиняков требовать повышенного внимания к своей персоне. В этом она преуспела даже в большей степени, чем Сьюзен, в то время, когда я еще был женат на ней. Но с тех пор, как мы со Сьюзен развелись, Джоанна стала просто неподражаемы в своих запросах, взяв себе за правило тот факт, что разведенные родители всегда необычайно восприимчивы к малейшим капризам и прихотях своих отпрысков. И ей на самом деле не приходится слишком долго упрашивать меня; ради нее я готов броситься в бездну раскаленной лавы.
В ответ на поступивший запрос мной было предпринято следующее: в поисках подходящего развлечения я начал просматривать «Воскресный раздел» в «Геральд-Трибюн». И таким образом, мной одно за другим были выдвинуты следующие предложения, и каждое из перечисленных мною потенциальных увеселений были так же по очереди отвергнуты Джоанной: 1) Ежегодная уличная выставка искусств и ремесел на Бейвью Авеню; 2) открытие скульптурной экспозиции в «Галерее Векслера» на Мейн-Стрит; 3) ежегодная распродажа саженцев и аукцион орхидей; 4) окружная ярмарка (про которую Джоанна сказала, что она, слава Богу, уже вышла из этого возраста) и 5) выставка драгоценных камней и индийских ювелирных украшений в Пьерпонт-Холл. В конце концов мне удалось заинтересовать Джоанну объявлениями о Чемпионате штата Флорида по родео, проходившем в Энанбурге. Она туту же спросила у меня, можно ли позвонить Дейл, чтобы она тоже смогла отправиться туда вместе с нами. Я набрал номер телефона Дейл в ее доме на рифе Виспер, и, надо сказать, почувствовал некоторое облегчение, когда в трубке все раздавались и раздавались длинные гудки, но на звонок никто не отвечал; мне действительно очень хотелось побыть хоть какое-то время наедине со своей собственной дочерью. И нет моей вины в том, что, как позднее выяснилось, что какая-то часть этого времени у меня все равно будет отнята работой – даже в Энанбурге, почти за сорок миль от того места, где было совершено теперь уже два убийства.
Для того, чтобы попасть в Энанбург, входящий в состав округа Де-Сото, необходимо сначала ехать по 41-му шоссе на юг, а затем сделать левый поворот на восток, и уже дальше продолжать путь по Тимукуан Пойнт Роуд, мимо расположенного там птичьего питомника Сограс Ривер, и затем оказаться среди раскинувшихся на многие акры кругом пастбищ и выгонов. В конце апреля и начале мая воздух здесь кишит спаривающимися на лету жучками, которые наверное от своего брачного восторга, постоянно шлепаются и разбиваются о ветровое стекло. Последствия подобной романтической кутерьмы оказываются весьма липкими и кровавыми, из-за чего почти каждые три мили приходится останавливаться, выходить из машины и отскребать их от стекла, или же всю оставшуюся дорогу ехать с включенными дворниками. Но теперь был январь, и нигде не было да и не могло быть видно никаких насекомых, занимающихся инцестом прямо в воздухе, и казалось, что холодный воздушный фронт отступил в море, оставив за собой прекрасный и безоблачный денек, с температурой воздуха в семьдесят три градуса, что и было нам обещано всеми прогнозами погоды.
Не обязательно отъезжать куда-нибудь очень далеко от Калусы, чтобы понять, что штат Флорида в самом деле является неотъемлемой частью так называемого Глубокого Юга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42