— Не знаю, не знаю, — сказал Вирук, положив руку на плечо дрожащего пятого возницы. — Считаются хорошо обученными лучниками, а сами в коровью задницу с пяти шагов не попадут. Подожди здесь.
Он взял у солдата зи-лук и послал в спину бегущему световой разряд с двухсот шагов.
— Извини, что заставил тебя ждать, — с чарующей улыбкой сказал он, вернувшись к вознице. При грязевике остался его меч, но он стоял как вкопанный, глядя в бледные глаза Вирука. — Чего уставился?
— Ничего, я… я жду ваших приказаний.
— Он правда был царским братом?
— Да, господин.
— Поразительно. Впрочем, у недочеловеков царем стать нетрудно. Ты тоже царских кровей?
— Нет, господин. Я гончар.
Вирук усмехнулся и обнял его рукой за шею.
— Хорошо, когда у человека есть ремесло. Возьми-ка свой меч и отруби царскому брату голову. Потом бери коня и поезжай домой.
— Голову, господин? Царскому брату?
— Мертвому царскому брату. Руби, руби — только бороденку не повреди, — Вирук задумчиво посмотрел на труп. — Зачем они это делают? Зачем это нужно — так вощить бороду? И как с ней спать?
— Не знаю, господин. Может, он на спине спал.
— Разве что. Однако к делу — отруби ему голову.
— Да, господин, — Грязевик достал меч и рубанул по шее четыре раза, но голова так и не отделилась.
— Надеюсь, горшки ты лепишь лучше, чем орудуешь мечом. — Вирук стал на колени и кинжалом перерезал последние сухожилия. — Меня зовут Вирук, — сказал он, поднявшись. — Запомнишь?
— Да, господин Вирук.
— Хорошо. Скажи царю, что если вы еще раз вторгнетесь на земли аватаров, я приду в хлев, который он называет дворцом, и выпущу ему кишки, а потом заставлю его съесть их. Повтори, будь любезен.
Гончар повторил.
— Молодец. — Вирук хлопнул его по плечу. — Бери голову. Думаю, царь будет рад получить ее обратно — сможет похороны устроить.
Вирук заглянул в переднюю повозку — там лежали мешки с зерном.
— Что в остальных? — спросил он сержанта.
— Почти то же самое, господин. В последней награбленные ими вещи — так, барахло.
— Ладно. Доставьте телеги в город, — приказал Вирук, садясь на одну из уцелевших лошадей.
— Можно спросить, куда направляетесь вы, господин?
— Так, прогуляться. Может, тут и другие грабители рыщут.
Не могу же я допустить, чтобы на моих бравых ребят напали по дороге домой.
Он взял зи-лук и галопом поскакал на восток.
— Сумасшедший, — заметил один из солдат.
— Пусть так, зато мы с тобой живы, — отрезал сержант.
— Можно мне ехать? — спросил его пленник.
— Нужно. Капитан… человек непостоянный. Он может решить, что царю ничего передавать не надо, и тогда… — Сержант кивнул на трупы.
Гончар повернул коня и поспешно поехал прочь.
Вирука переполняла энергия, которую не мог ему дать ни один кристалл. Она заставляла трепетать его тело и делала воздух еще свежее и чище. Даже лошаденка, на которой он ехал, казалась ему призовым скакуном. Сегодня жизнь была хороша. Вирук громко рассмеялся, вспомнив лицо вожака, когда он пустил в него первый разряд. Интересно, что тот почувствовал, когда увидел перед собой кровавую, мучительную смерть?
Сожаление? Гнев? Отчаяние? Может, он подосадовал, что ухлопал столько времени на свою нелепую бороденку? Нет, вряд ли. Он явно не верил, что сейчас умрет. Но все равно этот короткий бой был очень живительным.
Он представил себе, что сделает речной царь, когда гонец привезет ему голову его брата. Взбесится, конечно, и скорее всего убьет гонца, особенно когда услышит послание. А жаль.
Маленький горшечник чем-то понравился Вируку.
Высокий Совет не одобрит его, Вирука, действий и назовет их вызывающими, но ему это все равно. Война с племенами становится неизбежной. Каждый аватарский воин об этом знает — и знает ее исход.
Города без зи-луков продержатся от силы несколько дней.
Вирук проверил заряд своего — его осталось на пять выстрелов, не больше.
Он ехал по богатым пахотным землям, не обращая внимания на сожженные дома. Грабители оставили за собой широкий след. В городе осталось всего пятьдесят зи-луков, поэтому многие патрульные отряды отозвали назад, бросив крестьян на милость воинственных соседей. Вирук был не согласен с такой политикой. Она поощряла грязевиков и другие племена вторгаться в засеянные хлебом долины, а это нарушало торговлю и вызывало нехватку продовольствия в пяти городах. При этом он не желал входить в число тех, кто принимает решение. Он предпочитал быть солдатом, разъезжать по диким просторам, сражаться и убивать. Сейчас он почти сожалел, что избрал для себя такую участь. Подвижники, заседающие в Совете, близоруки, а подвижник-маршал Раэль послушно выполняет их указания. Пора бы маршалу забыть о традициях и взять власть в свои руки.
Но он не сделает этого. Раэль при всех своих воинских талантах — пленник традиций и придерживается кодекса чести, который давно уже скрылся под водой вместе со старым миром. Ему следовало бы провозгласить себя Верховным Аватаром — быть может, тогда будущее выглядело бы не столь мрачно.
Вирук въехал на вершину холма и увидел внизу огороженную стеной деревню Пасепту. Грязевики, грабившие одинокие хутора, обошли ее стороной, и Вирук, успевший проголодаться, решил заехать туда и поесть.
Сторож над воротами при его появлении испугался, но не проявил враждебности и только крикнул:
— — Чего тебе?
Вирук поднял повыше зи-лук и подъехал чуть ближе.
— Я даю тебе случай задать этот вопрос еще раз, более вежливо. Если ты этого не сделаешь, я тебя убью.
— Тысяча извинений, — залопотал парень. — Я плохо вижу и не признал… господина.
— Открывай ворота, тупица. — Парень что-то крикнул вниз, бревенчатые ворота отворились, и Вирук проехал в них.
Дома в деревне были бедные, таверны не имелось. Подъехав к самому большому из окрестных домов, Вирук спешился и вошел. За столом сидел мужчина с краюхой хлеба в руке, и перед ним заманчиво дымилась миска с похлебкой. При виде аватара мужчина замигал маленькими глазками, бросил хлеб и вскочил, опрокинув стул. Пожилая женщина, стоя на коленях у очага, помешивала в горшке деревянной ложкой. Не вставая, она низко поклонилась Вируку.
— Добро пожаловать, господин, — с суетливой улыбкой сказал мужчина.
— У тебя хлеб в зубах застрял. — Вирук придвинул стул и сел к столу. — Дай мне поесть, — приказал он женщине.
Мужчина, сбегав куда-то, притащил половину свежевыпеченной ковриги и масленку. Женщина налила похлебки в глиняную чашку и поставила перед Вируком. Оба в молчании смотрели, как ест аватар.
— Вино у вас есть? — спросил Вирук.
— Сейчас принесу, господин, — сказала старуха и выбежала из дома.
Вирук посмотрел на хозяина, безбородого и лысого, с животом, нависающим поверх веревки, подпоясывающей его холщовые портки.
— Когда грязевики здесь были? — спросил аватар.
— Вчера утром, господин.
— Теперь они мертвы. — Вирук подобрал хлебом остатки похлебки. — Я видел у ворот только две повозки. В хлебопашеской деревни, мне сдается, должно быть больше?
— Пять телег забрали грязевики, господин.
— Эти телеги были за стеной?
Крестьянин побледнел. Вирук, видя, что он подумывает солгать, холодно улыбнулся, и толстяк мигом понял, что увиливать не стоит.
— Нет, господин. Они потребовали повозки, и мы им дали.
— Кто распорядился?
— Староста наш, Шалик. Он сказал, что пять телег — небольшая цена за нашу жизнь.
— Так и сказал? Приведи-ка его сюда.
— Да, господин. Он ведь как лучше хотел. Чтобы с нами худа не случилось.
— Не сомневаюсь. Приведи его.
Женщина вернулась с кувшином. Вирук попробовал: вино было молодое, дешевое и чрезвычайно кислое. Он велел женщине подождать снаружи.
Хозяин тем временем привел пожилого человека в длинном кафтане из зеленой шерсти.
— Это ты Шалик? — спросил Вирук.
— Я самый, господин, — с низким поклоном ответил тот.
— Расскажи мне о себе.
— Да что рассказывать, господин. Я тут уже семь лет старостой — маршал меня назначил.
— Семья есть?
— Да, господин. Жена, четыре сына, две дочки, а недавно двое внуков народилось.
— Превосходно. Итак, вчера ты отдал врагу пять принадлежащих маршалу повозок. Объясни, пожалуйста, что толкнуло тебя на такой поступок.
— Их было тридцать человек, господин. Если б я с ними не договорился, они разграбили бы деревню. Сперва они хотели взять все повозки, но я мастер торговаться, и мы сговорились на пяти, — Как по-твоему, зачем им понадобились эти повозки?
Шалик заморгал и облизнул свои тонкие губы.
— Т-товары перевозить, господин?
— Вот именно. Без повозок они не могли бы грабить хутора и выселки. Твое «мастерство» помогло им загрузить повозки собственностью маршала. И дало им возможность убивать крестьян маршала. Верно я говорю?
— Я защищал свою деревню, господин.
— Люди постоянно выбирают — когда хорошо, когда и плохо, — улыбнулся Вирук, — Ты сделал свой выбор и выбрал плохо. Ступай домой и взрежь себе вены. Я приду поглядеть на твой труп, прежде чем уеду. Иди.
Шалик бросился на колени.
— Господин мой, умоляю — пощадите!
Чувствительная сцена вызвала у Вирука раздражение, но он не подал виду.
— Ты оказал помощь врагу, любезный. Подобное преступление карается смертью виновного и всей его семьи. Сделай, что я велю, Шалик, и твои домашние будут жить с сознанием, что ты их спас. Если по прошествии часа ты не умрешь, я приду к тебе домой и убью твою жену, твоих детей и твоих внуков.
Ступай, пока я не раскаялся в собственном великодушии.
Хозяин дома вывел рыдающего Шалика за дверь и вернулся.
— Теперь староста ты, — сказал ему Вирук. — Как тебя звать?
— Бекар, господин.
— Если грязевики нагрянут снова, Бекар, ты ведь не станешь им помогать, правда?
— Как прикажете, господин.
— Хорошо. У Шалика дом лучше твоего?
— Да, господин. Он человек богатый.
— Был богатым. Все его имущество теперь твое.
— Благодарствую, господин.
— Пришли мне какую-нибудь деревенскую шлюху. День был долгий, и мне нужна женщина.
— У нас таких нету, господин.
— Ты можешь стать одним из самых недолговечных старост в истории, Бекар, — с широкой улыбкой заметил Вирук. — Тебе этого хочется?
— Нет, господин. Я сейчас приведу вам женщину.
Глава 7
Софарита, стоя на пороге отцовского дома, многое бы хотела сказать. Ей хотелось посмотреть в бледные глаза аватара и сказать, что для нее он хуже чумы. Хотелось спросить, как он может распутничать, когда добрый человек, вынужденный лишить себя жизни, прощается со своей семьей. Хотелось бы, да нельзя. Несмотря на всю свою гордость и свое мужество, она понимала, что гнев аватара обрушится на ее односельчан. Если бы речь шла только о ней, Софарита высказала бы ему все, что думала, хотя бы это грозило ей верной смертью. Но у этого красивого молодого убийцы не дрогнет рука умертвить всех ее родных, а то и всю деревню. Вызывать его на это было бы непростительной глупостью.
Она стояла на пороге, склонив голову, сцепив руки под красной шалью, и надеялась, что кашель, мучивший ее последние три месяца, не помешает ей ублаготворить этого злодея.
Отец выбрал для этого неблаговидного дела ее, потому что она побывала замужем. Он полагает, что если его дочь вдова, ей будет легче снести насилие. Мужчины такие простаки. Где им понять, каково терпеть такое.
Впрочем, она не судила отца. Софарита в свои двадцать два года хорошо умела читать по лицам и видела, как перепуган Бекар и как ему хочется отличиться. Его сделали старостой, и он думает, что это принесет его семье достаток и безопасность — лишь бы дочка не подвела.
Да только видит он не дальше собственного носа. Не будет у старосты Пасепты ни достатка, ни безопасности. Они живут слишком близко от границы с эрек-йип-згонадами, и скоро нагрянут другие грабители, а за ними придут поселенцы, которые либо перебьют сельчан, либо сгонят их с земли. Аватарам конец — это все знают.
Об этом шепчет пшеница под ветром, об этом чирикают птицы. Но даже издыхая, аватарский зверь может еще причинить много зла вагарам.
Софарита смотрела на зверя, который сидел перед ней. На его золотистые волосы, коротко подстриженные спереди и длинные сзади, на выкрашенные в синий цвет виски. Он поманил ее к себе с улыбкой — красивой, теплой и приветливой. Но если бы зло носило безобразную личину, никто бы не поддавался ему.
— Расскажи мне о себе, — попросил он приятным, но мужественным голосом — такие голоса бывают у странствующих певцов.
Зная, что перед ней хладнокровный убийца, Софарита искала признаки этого в его светло-серых глазах, но ничего не находила. Ужас таился глубоко, под кожей, позади глаз.
— Я вдова, господин, — сказала она, отводя глаза.
— Это вся твоя история? Экая скука. Муж успел сделать из тебя хорошую любовницу?
Софарита подавила вспыхнувший гнев, только щеки зажглись румянцем. Она закашлялась, и ей пришлось проглотить кровь и желчь, наполнившие рот.
— Я ранил твою вагарскую чувствительность? Если так, то извини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47