И когда смогу.
— Я перезвоню вечером. До свидания, сенатор.
Сенатор Хаммерсмит опустил трубку на рычаг. Он уже понял, как обратить просьбу журналиста к своей выгоде. Если история с «Янг Иглом» — правда, то, раздув как следует скандал, можно будет прибрать к рукам голоса тех, кто не любит Пентагон. А таких в Северной Каролине по нынешним временам немало.
Ирония судьбы: оказывается, иногда бывает полезно, что журналист имеет на тебя компромат.
29
Буря стихла внезапно.
Сначала прекратился дождь, и почти сразу же после этого утих ветер. Он бушевал теперь только высоко в небе, в клочья разрывая облака и унося их в разные стороны.
Спасательный плотик с профессором Лемье на борту последний раз подпрыгнул на волне и замер.
Профессор был один. Его спутник хоть и ухитрился приземлиться совсем рядом, но до плотика так и не добрался. Волны унесли его неизвестно куда.
Первые несколько часов Лемье пребывал в состоянии перманентного ужаса. Он визжал, орал, молился богу и дьяволу, однако держался крепко. Плотик в форме надувного домика был устроен по принципу «ваньки-встаньки», и никакая волна не могла его перевернуть — однако кидало его вверх-вниз и во все стороны так, что ужас был вполне объясним.
Тем не менее психика профессора оказалась значительно крепче, чем можно было предположить, общаясь с ним в обычной обстановке. Крайне вспыльчивый, неуравновешенный и раздражительный, Лемье производил впечатление человека, которому достаточно даже небольшого стресса, чтобы окончательно сойти с ума. Иногда казалось, что это уже произошло и профессора пора увозить в сумасшедший дом, однако Пентагону очень не хотелось лишаться своего лучшего специалиста по оружию для информационной войны. Поэтому Лемье не запирали в палату с усиленной охраной и улучшенным уходом, а просто давали успокоиться в женском обществе, которое всегда действовало на него благотворно. Иногда через пару часов, иногда через день, а иногда через неделю — но профессор все-таки снова начинал приносить пользу военному ведомству, и польза эта перевешивала любые чудачества и откровенные безумства.
Сейчас у профессора не было никакого женского общества, но после бури он успокоился поразительно быстро. Вернее, утих профессор задолго до завершения шторма. Он просто устал биться в истерике, сорвал голос и истратил все физические силы на борьбу с метаниями плотика по воле волн и ветра. Последние часы бури он просто лежал без движения в дальнем от выхода углу «домика», намертво вцепившись в какие-то веревки, и поднял голову только когда почувствовал, что его спасательное средство перестало бесноваться.
Осторожно, словно кролик из норки, возле которой только что кружила лиса, Лемье выглянул из «домика» и обнаружил, что небо прояснилось, ветер почти полностью угас и вокруг царит восхитительная погода, за которую европейские первооткрыватели этого океана прозвали его Тихим.
Профессор был спокоен, но очень обижен. По его понятиям, военное ведомство обошлось с ним крайне несправедливо, заставив лететь сквозь бурю, дождь и грозы из Гонолулу в Сан-Франциско и доведя дело до катастрофы, а потом еще и бросив гениального специалиста на произвол судьбы.
В раздражении Лемье совершенно не собирался считаться с интересами Пентагона и ждать посреди моря военных спасателей, которые прибудут неизвестно когда. Его интересовало исключительно собственное спасение — чем скорее, тем лучше.
Поэтому, достав из водонепроницаемого пакета портативную рацию и убедившись, что она исправна, Лемье настроился не на закрытую частоту связи с центром в Неваде, а на всемирную аварийную волну 600 метров, и стал голосом передавать SOS, сопровождая его сигналами ориентирующего маячка, чтобы другие суда могли определить его местонахождение по пеленгу. Впрочем, определить координаты при ясном небе с работающим хронометром и секстантом, которые входят в комплект спасательного плотика, для эрудированного сверх всякой меры профессора тоже не составляло труда.
— Черт побери! — воскликнул капитан Хендерсон, когда радист доложил ему, что принимает профессорский SOS на общепринятой волне.
— Идиот! — охарактеризовал профессора офицер ВВС, прикомандированный к спасательному судну «Орион» на время операции по спасению людей с военного самолета с бортовым номером «39».
— Я так и знал! — обреченно произнес генерал Дуглас, когда ему передали сообщение с «Ориона». И закрутилась карусель.
— Спасатель «Орион» вызывает Артура Лемье! Спасатель «Орион» вызывает Артура Лемье. Если вы нас слышите — отзовитесь! Просим вас прекратить передачу SOS на волне 600 метров. Суда ВМС США приняли ваш сигнал и идут на помощь.
— Засуньте ваши ВМС себе в задницу. Я на вас больше не работаю!
— Профессор! Это «Эльдорадо». Держитесь, мы видим вас.
— Отлично, «Эльдорадо», спасибо за помощь. Буду рад подняться к вам на борт.
— Центр, говорит «Орион». Только что перехвачено сообщение: сухогруз «Эльдорадо» под флагом Перу готовится подобрать профессора Лемье. Мы не успеваем.
— Из военных судов ближе всех к месту событий находится подлодка «Тритон».
— Она может предотвратить пересадку Лемье на сухогруз?
— Нет. Судя по всему, пересадка уже произошла. Разве что шарахнуть по штатским торпедой.
— Это не смешно. Госдеп скорее повесится, чем позволит нам потрошить иностранное судно.
— Центр, говорит «Тритон». Перуанцы отказываются отдать нам профессора. Они следуют в Африку и не намерены менять курс. Здесь нейтральные воды, и мы ничего не можем поделать.
— Я так и знал!
Повторив сакраментальную фразу, генерал Дуглас молча уставился на экран монитора с картой спасательной операции.
Профессор Лемье, секретоноситель высшей категории, оказался на борту судна под флагом страны, которая отнюдь не склонна действовать по указке Соединенных Штатов.
И, что самое неприятное, у США нет никаких законных оснований требовать его выдачи. Ведь принять все меры к спасению своей жизни — это никакое не преступление.
30
«Изнасилование определяется как половое сношение с применением физического насилия, угроз или с использованием беспомощного состояния потерпевшей».
«Советское уголовное право»
— Наталья Борисовна, что мне теперь делать? Мне, наверное, придется от вас уйти. Я боюсь его. Он опять заставит меня делать все это, а я больше не выдержу.
Учительница музыки Лена Бережная плакала на груди у своей хозяйки, рассказывая ей о событиях минувшей ночи. Наталья Борисовна всегда относилась к ней благосклонно и теперь сочувственно гладила девушку по голове, приговаривая:
— Ну, успокойся. Хватит реветь. У меня вон мужа убили, а я и то не плачу. Серый слишком много воли взял, так мы его укоротим. Не сомневайся, Борины люди меня уважают. Этот Серый еще перед тобой на коленях прощения просить будет.
Для ясности заметим, что в миру Бармалей носил вполне нормальное человеческое имя — Борис Аркадьевич Мал ей, а жена называла его и вовсе по-свойски — Борей. Кроме нее, правом звать так Великого и Ужасного обладала только мать Бориса Аркадьевича. Было еще несколько человек, которые могли употреблять в отношении Бармалея уменьшительно-ласкательное имя, но для них он был Боб, и никак иначе.
— Только не надо его убивать, пожалуйста, — уловив хищные, почти садистские нотки в голосе вдовы, попросила Лена. — Я не хочу, чтобы из-за меня… Тогда хотела, а сейчас уже нет.
Наталья Борисовна между тем думала как раз о том, как бы исхитриться Серого Волка убить. И изнасилованная учительница была тут, по большому счету, ни при чем. Просто ее жалоба позволяла повернуть дело весьма благоприятным для вдовы образом. Учительница была не членом Бармалеевой мафии, а прислугой Бармалеевой семьи. Изнасиловав ее, Волк тем самым оскорбил семью, а это нехорошо.
Впрочем, сказать, что это как-то уж особенно плохо, тоже не скажешь. Учительница музыки — не та фигура, из-за которой боевики мафии станут рисковать жизнью. Так что вдову Бармалея они могут поддержать только в том случае, если это будет отвечать их собственным интересам.
Ни Наталья Борисовна, ни Лена этого очевидного факта как следует не понимали. Лена вообще плохо разбиралась в раскладе сил внутри Бармалеевой мафии, а вдова была не слишком умна, зато чересчур тщеславна и до сих пор не осознала, что без мужа она — круглый ноль, несмотря на все унаследованные деньги.
Начать разборку Наталья Борисовна решила с Гоблина. В этом ее интеллектуальные изъяны проявились наглядно, ибо каждый умный человек знает: нельзя начинать атаку на врага, не обзаведясь союзниками. Убитая горем вдова в подобные тактические тонкости не вдавалась и сочла, что одного хорошего разноса будет достаточно, чтобы Гоблин из лагеря соперников перешел в стан союзников. И она отправилась устраивать разнос.
Несмотря на свою глупость, вдова Бармалея была не плохой актрисой и довольно убедительно разыграла перед главным охранником истерику, в ходе которой Гоблин должен был схлопотать по морде, но не схлопотал. Его не зря два года учили в десанте рукопашному бою, по этому попытка к мордобитию переросла в постыдную для вдовы сцену. Гоблин аккуратно двумя пальчиками держал Наталью Борисовну за кисти рук, а она билась теперь уже в настоящей истерике, визжала, вопила и звала на помощь:
— Ай! Отпусти!!! Мне больно!! Помогите! Убивают!
Тут Гоблин тихо сказал ей на ухо что-то такое, от чего вдова мгновенно побледнела, а истерика прекратилась, как будто ее выключили.
— Ты… Ты… Ты… — прошипела Наталья Борисовна, судорожно глотая воздух и не находя слов. Наконец нашла: — Ты уволен!
— Не тебе, старая дура, меня увольнять, — тоже тихо, но так, что услышали все сбежавшиеся на крик, произнес Гоблин и отпустил вдову.
Теперь у Натальи Борисовны появился еще один враг, которого следовало непременно убить.
31
Военный совет в Дедове затих сам собой, потому что перешел в пьяный базар. Леша, Гриша и Слава опять нажрались, ввергнув в очередной приступ раздражения трезвенника Макса, который высказался по этому поводу так:
— Нет, далеко мы с ними не уйдем.
— Не уплывем, — поправил Виктор. Он был умерен в питье и находился в начальной, эйфорической стадии опьянения, дальше которой никогда не заходил.
— Я серьезно, а ты… — обиделся Макс.
Он действительно серьезно думал над проблемой, как вернуть в свои руки власть в команде. Склонность части «центаврийцев» к алкоголю казалась ему хорошим козырем. По идее, соратники должны понимать, что пьянство отдельных безответственных личностей может погубить всю операцию.
Беда лишь в том, что вовсе не пьющих в компании всего двое — сам Макс и вегетарианка Соня. Причем Соня — любовница Лжедмитрия Гриши и, скорее всего, примет его сторону.
Макс хотел поговорить с Виктором, как наиболее разумным участником проекта, но тот с самого начала попытался обратить разговор в шутку, а потом просто не стал поддерживать эту тему, прервав на полуслове поток доводов революционного оратора.
— Кончай, Макс. Если ты хочешь поссорить меня со Славиком, то у тебя не получится. Если хочешь поссориться со мной — дело твое. Пошли лучше вниз.
Виктор, Соня и Игорь направились в подвал, и Макс нехотя поплелся следом. Оставаться наверху в обществе пьяного Славы было выше его сил.
Подвальный компьютер мирно жужжал. Он работал круглые сутки, поддерживая постоянную связь с «Янг Игл ом», чтобы тот, не дай бог, не восстановил контакт со своими прежними хозяевами и не вернулся под их контроль.
Виктор по-хозяйски уселся в кресло перед монитором, остальным пришлось довольствоваться ветхим диваном и табуретками.
— А теперь мы им покажем, где зимует кузькина мать, — объявил Виктор, берясь за «мышку» и прогоняя с экрана скрин-сейвер.
Он вставил в дискодром компакт-диск с изображением нагой женщины на обратной стороне и принялся стучать по клавишам.
Антенна на крыше чуть-чуть пошевелилась, настраиваясь на передачу, которая требует большей точности наводки, нежели прием.
«Янг Игл» пошевелил усами в ответ.
32
Если локальная сеть каким-то образом подключена к Интернету, то проникнуть в нее можно всегда. Надо только знать адрес. Другое дело, что тебя не пустят дальше входа — потребуют пароль. Но это уже второй этап.
В России отношение к секретности особое. Здесь не принято доверять каким бы то ни было открытым системам. Тут вам не Америка, где ЦРУ и Пентагон преспокойно держат свою информацию в Интернете и смежных с ним локальных сетях и еще жалуются, если какой-нибудь хакер взломает пароль и что-то такое секретное обнародует.
В России спецслужбы долгое время не доверяли Интернету. Едва начали доверять, как сразу же случился скандал — хакер Вася Демидов спер у ФСБ и Государственного управления охраны массу сверхсекретных сведений.
А в секретные базы данных ГРУ до сих пор нельзя было пробраться ни через одну общедоступную сеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Я перезвоню вечером. До свидания, сенатор.
Сенатор Хаммерсмит опустил трубку на рычаг. Он уже понял, как обратить просьбу журналиста к своей выгоде. Если история с «Янг Иглом» — правда, то, раздув как следует скандал, можно будет прибрать к рукам голоса тех, кто не любит Пентагон. А таких в Северной Каролине по нынешним временам немало.
Ирония судьбы: оказывается, иногда бывает полезно, что журналист имеет на тебя компромат.
29
Буря стихла внезапно.
Сначала прекратился дождь, и почти сразу же после этого утих ветер. Он бушевал теперь только высоко в небе, в клочья разрывая облака и унося их в разные стороны.
Спасательный плотик с профессором Лемье на борту последний раз подпрыгнул на волне и замер.
Профессор был один. Его спутник хоть и ухитрился приземлиться совсем рядом, но до плотика так и не добрался. Волны унесли его неизвестно куда.
Первые несколько часов Лемье пребывал в состоянии перманентного ужаса. Он визжал, орал, молился богу и дьяволу, однако держался крепко. Плотик в форме надувного домика был устроен по принципу «ваньки-встаньки», и никакая волна не могла его перевернуть — однако кидало его вверх-вниз и во все стороны так, что ужас был вполне объясним.
Тем не менее психика профессора оказалась значительно крепче, чем можно было предположить, общаясь с ним в обычной обстановке. Крайне вспыльчивый, неуравновешенный и раздражительный, Лемье производил впечатление человека, которому достаточно даже небольшого стресса, чтобы окончательно сойти с ума. Иногда казалось, что это уже произошло и профессора пора увозить в сумасшедший дом, однако Пентагону очень не хотелось лишаться своего лучшего специалиста по оружию для информационной войны. Поэтому Лемье не запирали в палату с усиленной охраной и улучшенным уходом, а просто давали успокоиться в женском обществе, которое всегда действовало на него благотворно. Иногда через пару часов, иногда через день, а иногда через неделю — но профессор все-таки снова начинал приносить пользу военному ведомству, и польза эта перевешивала любые чудачества и откровенные безумства.
Сейчас у профессора не было никакого женского общества, но после бури он успокоился поразительно быстро. Вернее, утих профессор задолго до завершения шторма. Он просто устал биться в истерике, сорвал голос и истратил все физические силы на борьбу с метаниями плотика по воле волн и ветра. Последние часы бури он просто лежал без движения в дальнем от выхода углу «домика», намертво вцепившись в какие-то веревки, и поднял голову только когда почувствовал, что его спасательное средство перестало бесноваться.
Осторожно, словно кролик из норки, возле которой только что кружила лиса, Лемье выглянул из «домика» и обнаружил, что небо прояснилось, ветер почти полностью угас и вокруг царит восхитительная погода, за которую европейские первооткрыватели этого океана прозвали его Тихим.
Профессор был спокоен, но очень обижен. По его понятиям, военное ведомство обошлось с ним крайне несправедливо, заставив лететь сквозь бурю, дождь и грозы из Гонолулу в Сан-Франциско и доведя дело до катастрофы, а потом еще и бросив гениального специалиста на произвол судьбы.
В раздражении Лемье совершенно не собирался считаться с интересами Пентагона и ждать посреди моря военных спасателей, которые прибудут неизвестно когда. Его интересовало исключительно собственное спасение — чем скорее, тем лучше.
Поэтому, достав из водонепроницаемого пакета портативную рацию и убедившись, что она исправна, Лемье настроился не на закрытую частоту связи с центром в Неваде, а на всемирную аварийную волну 600 метров, и стал голосом передавать SOS, сопровождая его сигналами ориентирующего маячка, чтобы другие суда могли определить его местонахождение по пеленгу. Впрочем, определить координаты при ясном небе с работающим хронометром и секстантом, которые входят в комплект спасательного плотика, для эрудированного сверх всякой меры профессора тоже не составляло труда.
— Черт побери! — воскликнул капитан Хендерсон, когда радист доложил ему, что принимает профессорский SOS на общепринятой волне.
— Идиот! — охарактеризовал профессора офицер ВВС, прикомандированный к спасательному судну «Орион» на время операции по спасению людей с военного самолета с бортовым номером «39».
— Я так и знал! — обреченно произнес генерал Дуглас, когда ему передали сообщение с «Ориона». И закрутилась карусель.
— Спасатель «Орион» вызывает Артура Лемье! Спасатель «Орион» вызывает Артура Лемье. Если вы нас слышите — отзовитесь! Просим вас прекратить передачу SOS на волне 600 метров. Суда ВМС США приняли ваш сигнал и идут на помощь.
— Засуньте ваши ВМС себе в задницу. Я на вас больше не работаю!
— Профессор! Это «Эльдорадо». Держитесь, мы видим вас.
— Отлично, «Эльдорадо», спасибо за помощь. Буду рад подняться к вам на борт.
— Центр, говорит «Орион». Только что перехвачено сообщение: сухогруз «Эльдорадо» под флагом Перу готовится подобрать профессора Лемье. Мы не успеваем.
— Из военных судов ближе всех к месту событий находится подлодка «Тритон».
— Она может предотвратить пересадку Лемье на сухогруз?
— Нет. Судя по всему, пересадка уже произошла. Разве что шарахнуть по штатским торпедой.
— Это не смешно. Госдеп скорее повесится, чем позволит нам потрошить иностранное судно.
— Центр, говорит «Тритон». Перуанцы отказываются отдать нам профессора. Они следуют в Африку и не намерены менять курс. Здесь нейтральные воды, и мы ничего не можем поделать.
— Я так и знал!
Повторив сакраментальную фразу, генерал Дуглас молча уставился на экран монитора с картой спасательной операции.
Профессор Лемье, секретоноситель высшей категории, оказался на борту судна под флагом страны, которая отнюдь не склонна действовать по указке Соединенных Штатов.
И, что самое неприятное, у США нет никаких законных оснований требовать его выдачи. Ведь принять все меры к спасению своей жизни — это никакое не преступление.
30
«Изнасилование определяется как половое сношение с применением физического насилия, угроз или с использованием беспомощного состояния потерпевшей».
«Советское уголовное право»
— Наталья Борисовна, что мне теперь делать? Мне, наверное, придется от вас уйти. Я боюсь его. Он опять заставит меня делать все это, а я больше не выдержу.
Учительница музыки Лена Бережная плакала на груди у своей хозяйки, рассказывая ей о событиях минувшей ночи. Наталья Борисовна всегда относилась к ней благосклонно и теперь сочувственно гладила девушку по голове, приговаривая:
— Ну, успокойся. Хватит реветь. У меня вон мужа убили, а я и то не плачу. Серый слишком много воли взял, так мы его укоротим. Не сомневайся, Борины люди меня уважают. Этот Серый еще перед тобой на коленях прощения просить будет.
Для ясности заметим, что в миру Бармалей носил вполне нормальное человеческое имя — Борис Аркадьевич Мал ей, а жена называла его и вовсе по-свойски — Борей. Кроме нее, правом звать так Великого и Ужасного обладала только мать Бориса Аркадьевича. Было еще несколько человек, которые могли употреблять в отношении Бармалея уменьшительно-ласкательное имя, но для них он был Боб, и никак иначе.
— Только не надо его убивать, пожалуйста, — уловив хищные, почти садистские нотки в голосе вдовы, попросила Лена. — Я не хочу, чтобы из-за меня… Тогда хотела, а сейчас уже нет.
Наталья Борисовна между тем думала как раз о том, как бы исхитриться Серого Волка убить. И изнасилованная учительница была тут, по большому счету, ни при чем. Просто ее жалоба позволяла повернуть дело весьма благоприятным для вдовы образом. Учительница была не членом Бармалеевой мафии, а прислугой Бармалеевой семьи. Изнасиловав ее, Волк тем самым оскорбил семью, а это нехорошо.
Впрочем, сказать, что это как-то уж особенно плохо, тоже не скажешь. Учительница музыки — не та фигура, из-за которой боевики мафии станут рисковать жизнью. Так что вдову Бармалея они могут поддержать только в том случае, если это будет отвечать их собственным интересам.
Ни Наталья Борисовна, ни Лена этого очевидного факта как следует не понимали. Лена вообще плохо разбиралась в раскладе сил внутри Бармалеевой мафии, а вдова была не слишком умна, зато чересчур тщеславна и до сих пор не осознала, что без мужа она — круглый ноль, несмотря на все унаследованные деньги.
Начать разборку Наталья Борисовна решила с Гоблина. В этом ее интеллектуальные изъяны проявились наглядно, ибо каждый умный человек знает: нельзя начинать атаку на врага, не обзаведясь союзниками. Убитая горем вдова в подобные тактические тонкости не вдавалась и сочла, что одного хорошего разноса будет достаточно, чтобы Гоблин из лагеря соперников перешел в стан союзников. И она отправилась устраивать разнос.
Несмотря на свою глупость, вдова Бармалея была не плохой актрисой и довольно убедительно разыграла перед главным охранником истерику, в ходе которой Гоблин должен был схлопотать по морде, но не схлопотал. Его не зря два года учили в десанте рукопашному бою, по этому попытка к мордобитию переросла в постыдную для вдовы сцену. Гоблин аккуратно двумя пальчиками держал Наталью Борисовну за кисти рук, а она билась теперь уже в настоящей истерике, визжала, вопила и звала на помощь:
— Ай! Отпусти!!! Мне больно!! Помогите! Убивают!
Тут Гоблин тихо сказал ей на ухо что-то такое, от чего вдова мгновенно побледнела, а истерика прекратилась, как будто ее выключили.
— Ты… Ты… Ты… — прошипела Наталья Борисовна, судорожно глотая воздух и не находя слов. Наконец нашла: — Ты уволен!
— Не тебе, старая дура, меня увольнять, — тоже тихо, но так, что услышали все сбежавшиеся на крик, произнес Гоблин и отпустил вдову.
Теперь у Натальи Борисовны появился еще один враг, которого следовало непременно убить.
31
Военный совет в Дедове затих сам собой, потому что перешел в пьяный базар. Леша, Гриша и Слава опять нажрались, ввергнув в очередной приступ раздражения трезвенника Макса, который высказался по этому поводу так:
— Нет, далеко мы с ними не уйдем.
— Не уплывем, — поправил Виктор. Он был умерен в питье и находился в начальной, эйфорической стадии опьянения, дальше которой никогда не заходил.
— Я серьезно, а ты… — обиделся Макс.
Он действительно серьезно думал над проблемой, как вернуть в свои руки власть в команде. Склонность части «центаврийцев» к алкоголю казалась ему хорошим козырем. По идее, соратники должны понимать, что пьянство отдельных безответственных личностей может погубить всю операцию.
Беда лишь в том, что вовсе не пьющих в компании всего двое — сам Макс и вегетарианка Соня. Причем Соня — любовница Лжедмитрия Гриши и, скорее всего, примет его сторону.
Макс хотел поговорить с Виктором, как наиболее разумным участником проекта, но тот с самого начала попытался обратить разговор в шутку, а потом просто не стал поддерживать эту тему, прервав на полуслове поток доводов революционного оратора.
— Кончай, Макс. Если ты хочешь поссорить меня со Славиком, то у тебя не получится. Если хочешь поссориться со мной — дело твое. Пошли лучше вниз.
Виктор, Соня и Игорь направились в подвал, и Макс нехотя поплелся следом. Оставаться наверху в обществе пьяного Славы было выше его сил.
Подвальный компьютер мирно жужжал. Он работал круглые сутки, поддерживая постоянную связь с «Янг Игл ом», чтобы тот, не дай бог, не восстановил контакт со своими прежними хозяевами и не вернулся под их контроль.
Виктор по-хозяйски уселся в кресло перед монитором, остальным пришлось довольствоваться ветхим диваном и табуретками.
— А теперь мы им покажем, где зимует кузькина мать, — объявил Виктор, берясь за «мышку» и прогоняя с экрана скрин-сейвер.
Он вставил в дискодром компакт-диск с изображением нагой женщины на обратной стороне и принялся стучать по клавишам.
Антенна на крыше чуть-чуть пошевелилась, настраиваясь на передачу, которая требует большей точности наводки, нежели прием.
«Янг Игл» пошевелил усами в ответ.
32
Если локальная сеть каким-то образом подключена к Интернету, то проникнуть в нее можно всегда. Надо только знать адрес. Другое дело, что тебя не пустят дальше входа — потребуют пароль. Но это уже второй этап.
В России отношение к секретности особое. Здесь не принято доверять каким бы то ни было открытым системам. Тут вам не Америка, где ЦРУ и Пентагон преспокойно держат свою информацию в Интернете и смежных с ним локальных сетях и еще жалуются, если какой-нибудь хакер взломает пароль и что-то такое секретное обнародует.
В России спецслужбы долгое время не доверяли Интернету. Едва начали доверять, как сразу же случился скандал — хакер Вася Демидов спер у ФСБ и Государственного управления охраны массу сверхсекретных сведений.
А в секретные базы данных ГРУ до сих пор нельзя было пробраться ни через одну общедоступную сеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53