Мы, например, об этом «Янг Игле» ровным счетом ничего не знаем.
— Насчет Ванбюрена уточнили?
— Ничего определенного. С апреля его не видели в Пентагоне. Веласкес его потерял и другие агенты тоже найти не могут.
— Наводит на определенные мысли…
— Есть несколько версий. Либо его перевели на более высокий уровень секретности и прячут на каком-нибудь спецобъекте. Либо его наказали за длинный язык и закрыли в военной тюрьме, в камере для особого контингента. Либо его выпихнули в отставку с документами на чужое имя и со строгим напутствием — нигде не светиться и о прошлом не вспоминать. Либо просто убрали, что тоже не исключено, если проект особо секретный.
— Либо наши ребята на светлых берегах Юнайтед Стейтс совсем разучились ловить мышей.
— Времени было слишком мало. Через пару дней будем знать точнее.
— Ладно, я тебя ни в чем не упрекаю. Американская резидентура — это моя забота. Речь о другом. Ты начал говорить о наших спецслужбах, которые могли это устроить.
— Вообще-то, в России только одна спецслужба такого уровня.
— ГРУ?
— У них в руках радиослужбы всех родов войск, военно-космические силы и резидентура, специально нацеленная на Пентагон. Выйти на этот спутник им было проще, чем нам и вообще кому бы то ни было в нашей стране.
— Резонно.
— Тем более что мы теперь практически не можем их контролировать. КГБ было проще…
— Ненамного, — возразил генерал-майор. — Они и тогда скрывали от нас свои находки как самую страшную тайну. Правда, тогда был ЦК, но он предпочитал сталкивать нас лбами, а не помогать одной службе за счет другой.
Подполковника Еременко, активного члена коммунистической партии Российской Федерации, это замечание немного покоробило. С некоторых пор он был склонен идеализировать прошлые времена, когда сам он был еще скромным сотрудником одного из провинциальных отделений КГБ и имел очень смутные представления о том, как ЦК КПСС управляет советскими спецслужбами.
Справедливости ради следует отметить, что генерал Игнатов тоже не был уж очень большим демократом и либералом. Однако, будучи по природе своей обыкновенным карьеристом, он старался держаться в стороне от политики и верно служил любым хозяевам, правившим страной в то или иное время. Этим, кстати, объяснялось и то, что, будучи сверстником Еременко, Игнатов обогнал его на две ступени в табели о рангах и руководил департаментом Северной Америки, в то время как Еременко с трудом добрался до должности начальника отдела в этом департаменте.
— Как бы то ни было, мы должны проверить все, что можно, — сказал Игнатов. — Если ГРУ проворачивает в Америке крупную операцию, то наша резидентура должна обнаружить следы.
Подполковник кивнул. Он уже не стоял по стойке смирно и вообще чувствовал себя посвободнее с того момента, как его доклад плавно перешел в деловой разговор.
Другие начальники отделов вообще вели себя в кабинете Игнатова по-свойски, а некоторые даже были с шефом на «ты» и звали его по имени. Но Еременко стал начальником отдела недавно, и это накладывало свой отпечаток на его поведение в генеральском кабинете.
— Американскими делами займусь я, — продолжал генерал. — А ты попробуй поискать здесь. Какие-нибудь зацепки должны быть. Сейчас в ГРУ такой же бардак, как и везде, так что можно найти подходы. Если очень постараться.
— Сергей Палыч, подходы найти, конечно, можно. Но будут проблемы. Мы не можем действовать на своей территории без прикрытия. Во-первых, это незаконно, а во-вторых, в ГРУ тоже не дураки сидят.
— По поводу законности ты голову себе не забивай. Это моя забота. А что там не дураки сидят — это верно. Только разве у тебя в отделе дураки? Мы разведка — и они разведка. Хороших контрразведчиков у них нет. Значит, если мы делаем первый ход — то все козыри оказываются у нас. К тому же в Генштабе сейчас очередная перетряска, а нас дорогие руководители пока оставили в покое. Так что действуй.
— Легенда?
— Придумай сам. Хотя нет. Можно задействовать прибалтийскую резидентуру. Пусть грушники думают, что под них копают наши добрые соседи.
— Может получиться международный скандал.
— Нам это без разницы. МИД нас сколько раз подставлял? Вот и мы его подставим — пусть расхлебывают.
21
В первый раз Джек Гроссман прочитал письмо похитителей «Янг Игла» без всякого интереса. Как и прочие получатели, Джек воспринял это послание вполне однозначно: «Мало ли на свете идиотов», а в пресс-службу Пентагона позвонил просто для очистки совести. От своего папы-немца Джек унаследовал свойственную этому народу педантичность и привык проверять любую информацию, которая к нему попадала.
Но когда неприметный молодой человек с удостоверением ФБР через несколько часов после звонка в пресс-службу военного ведомства появился в штаб-квартире CNN и принялся задавать журналисту вопросы на тему, откуда ему известно название «Янг Игл», Джек заинтересовался всерьез.
Конечно, люди, собравшиеся на авиабазе в Неваде, предпочли бы действовать не так открыто, но это был единственный способ добыть интересующие их сведения.
Гроссман не стал ничего скрывать и показал агенту АНБ с фэбээровским удостоверением письмо «пришельцев», а заодно рассказал, как оно к нему попало.
На прощанье агент как бы по секрету сказал репортеру, что имя «Янг Игл» не имеет ничего общего с космосом. Это — прозвище одного из резидентов ЦРУ на Востоке, и оно внесено в особый список, поэтому приходится проверять.
Журналист кивнул в ответ, а про себя повторил слова одного коллеги, имевшего какие-то дела со спецслужбами: «Я скорее поверю Иуде Искариоту, чем фэбээровцу».
На самом деле после визита агента Гроссман проникся неподдельным интересом к письму «центаврийцев», перечитал его несколько раз и задумался над проблемой, где искать информацию. Ясно было, что Пентагон никаких сведений не даст и НАСА, скорее всего, тоже. И бесчисленные знакомства Гроссмана тут вряд ли помогут — даже по большой дружбе никто не станет открывать журналисту государственные секреты.
Правда, у журналиста в демократической стране есть другая замечательная привилегия. Если к нему попал государственный секрет, то он не несет ответственности за его разглашение в публикации или эфирном сообщении. Удивительно, но в Соединенных Штатах нет комитета по охране государственных тайн в печати. В нынешней России его тоже, слава богу, больше нет, однако у российских властей тем не менее остается масса других способов закрыть журналисту рот. От мягкого предупреждения по телефону и до взрыва в служебном кабинете включительно. У американских же властей таких инструментов влияния нет. Государственные тайны должны хранить люди, которым эти тайны доверили, взяв с них подписку о неразглашении, а уж если что-то уплыло в руки репортеров, то пусть секретоносители кусают локти. Народ имеет право на информацию.
А между тем государственные тайны с завидной (или незавидной — это уж как посмотреть) регулярностью уплывают из рук государственных чиновников и попадают к журналистам, порождая скандалы, в результате которых лопаются с большим шумом карьеры не только этих чиновников, но и многих других, в том числе стоящих гораздо выше в табели о рангах. По этой причине любая бюрократия очень боится свободной прессы и втайне ненавидит ее. Однако демократические страны.., тем и отличаются от тоталитарных, что в первых бюрократия может сколько угодно ненавидеть прессу, но руки у нее коротки эту прессу приструнить. А следовательно, любые злоупотребления власти, даже скрытые под грифами самой строгой секретности, имеют шанс в один прекрасный день всплыть на первой полосе газеты «Нью-Йорк тайме» или в теленовостях корпорации CNN.
Впрочем, речи о злоупотреблениях пока не шло. Хранить существование спутника в тайне власти могли на совершенно законных основаниях.
Другое дело, если действительно произошла катастрофа, угрожающая благополучию множества людей. В этом случае секретность может только повредить.
Представьте себе: поблизости от большого города вот-вот взорвется огромный ядерный реактор. Власти об этом знают, но из каких-то своих соображений держат происходящее в секрете. И вдруг об угрозе взрыва становится известно журналисту. Что он будет делать? Если это настоящий журналист, то на этот вопрос для него существует только один ответ: мчаться сломя голову в редакцию, чтобы оповестить население об опасности.
И даже если потом окажется, что угроза была не так уж и велика и власти со своей точки зрения были правы, не желая сеять панику раньше времени, журналиста никто не осудит. Это его работа.
Правда, журналист должен быть уверен в том, что информация, которую он публикует, хотя бы отчасти соответствует действительности. Особенно это важно, если материал затрагивает интересы сильных мира сего. Пресса может при случае опубликовать секретную информацию, но ей не позволено распространять откровенную ложь.
Поэтому информация из письма «обитателей планеты Альфа Центавра VII» нуждалась в проверке. Конечно, менее солидная компания могла бы выпустить в эфир само письмо с комментарием типа: «Мы пока не знаем, можно ли верить этому посланию, но считаем нужным довести его до вашего сведения», однако редактор службы новостей CNN отказался сделать это, заявив Гроссману так:
— Скорее всего, это липа, и мы с нею выставим себя на посмешище. Интерес ФБР ничего не доказывает. Я не представляю себе, как можно украсть военный спутник. На это способно только государство, равное по мощности нашему, а письмо больше напоминает детский лепет, чем послание сверхдержавы.
— А если все-таки не липа? — попытался возразить Гроссман.
— Тогда нам нужны железные доказательства. Такие, чтобы Пентагону было не на чем нас поймать. Когда у тебя будет такая информация, милости прошу прямо в эфир.
— Мне понадобятся люди.
— Даже не надейся. Когда будет что снимать, можешь взять оператора. А пока выкручивайся как знаешь.
Отлично понимая, что в одиночку он никакой информации добыть не сможет, Гроссман решил действовать по принципу: «Одна голова хорошо, а чем больше — тем лучше» — и прикинул в уме, кому из знакомых журналистов он может в связи с этим позвонить. Потом подвинул к себе телефон и набрал номер Алекса Пайна, «вольного стрелка», работающего в основном на солидные газеты Восточного побережья.
Здесь был тонкий расчет. С одной стороны, Пайн вращался в кругах власть имущих, чем Гроссман, по большому счету, похвастать не мог, поскольку больше тяготел к криминальным темам и «обслуживанию» всякого рода кризисов и катастроф. А с другой стороны, Алекс не был прямым конкурентом Джека. У газет и телевидения разные функции, так что газетчик и телерепортер вполне могут работать в одной упряжке, не опасаясь, что в результате будет нанесен ущерб конторе одного из них.
— Привет, Эл! Давно не виделись, — сказал Гроссман, когда Алекс Пайн взял трубку. — Как Нэнси, как дети?
— Нормально, — ответил Пайн. — Ты по делу или так, поболтать?
— А как ты думаешь?
— Значит, по делу. Ну и зачем на этот раз старик Пайн понадобился Лучшей В Мире Службе Теленовостей?
— Понимаешь, пришло тут к нам по электронной почте одно странное письмо. Будто бы какие-то инопланетяне похитили наш военный спутник под названием «Янг Игл» и собираются с его помощью вывести Пентагон на чистую воду.
— Ну и что? Когда я работал в «Нью-Йорк тайме», нам позвонил какой-то парень и сказал, что он украл статую Свободы. Так я даже в окно не выглянул, чтобы убедиться, что он врет.
— Так-то оно так. Только я все-таки позвонил в пресс-службу Пентагона и спросил, знают ли они что-нибудь об этом спутнике. Они, естественно, ответили, что не в курсе, но потом ко мне заявился фэбээровец и начал расспрашивать, откуда я узнал про «Янг Игл», кому еще про это говорил и что об этом думаю. Я, конечно, отгавкался, но, думаю, дело тут нечисто.
— А чем он объяснил свой интерес?
— Якобы это кодовое имя какого-то цээрушника на Востоке. Я в такие байки не верю с детства.
— Да, интересная история. И что ты думаешь делать?
— Хочу посоветоваться с тобой.
— За советы я деньги беру.
— Эл, так нечестно. Если бы не я, то письмо так и осталось бы в корзине. А тут такая сенсация наклевывается — на всех хватит.
— Предлагаешь работать вместе?
— Предлагаю. Давай так. Мы вдвоем попробуем собрать хотя бы минимум доказательств и одновременно публикуем их — я в новостях, а ты в любой газете на выбор. А потом посмотрим, стоит ли копать дальше.
— Ладно. Давай попробуем. И что я, по-твоему, должен делать?
— Я слышал, у тебя на крючке большие рыбы. Может, спросить у них?
— Идея хорошая. Вот только рыбы по природе своей молчаливы.
— Эл, я ведь знаю тебя очень давно. Ты можешь взять интервью даже у акулы-людоеда.
— Джек, иммунитет к грубой лести у меня выработался еще в те времена, когда ты сосал мамину грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Насчет Ванбюрена уточнили?
— Ничего определенного. С апреля его не видели в Пентагоне. Веласкес его потерял и другие агенты тоже найти не могут.
— Наводит на определенные мысли…
— Есть несколько версий. Либо его перевели на более высокий уровень секретности и прячут на каком-нибудь спецобъекте. Либо его наказали за длинный язык и закрыли в военной тюрьме, в камере для особого контингента. Либо его выпихнули в отставку с документами на чужое имя и со строгим напутствием — нигде не светиться и о прошлом не вспоминать. Либо просто убрали, что тоже не исключено, если проект особо секретный.
— Либо наши ребята на светлых берегах Юнайтед Стейтс совсем разучились ловить мышей.
— Времени было слишком мало. Через пару дней будем знать точнее.
— Ладно, я тебя ни в чем не упрекаю. Американская резидентура — это моя забота. Речь о другом. Ты начал говорить о наших спецслужбах, которые могли это устроить.
— Вообще-то, в России только одна спецслужба такого уровня.
— ГРУ?
— У них в руках радиослужбы всех родов войск, военно-космические силы и резидентура, специально нацеленная на Пентагон. Выйти на этот спутник им было проще, чем нам и вообще кому бы то ни было в нашей стране.
— Резонно.
— Тем более что мы теперь практически не можем их контролировать. КГБ было проще…
— Ненамного, — возразил генерал-майор. — Они и тогда скрывали от нас свои находки как самую страшную тайну. Правда, тогда был ЦК, но он предпочитал сталкивать нас лбами, а не помогать одной службе за счет другой.
Подполковника Еременко, активного члена коммунистической партии Российской Федерации, это замечание немного покоробило. С некоторых пор он был склонен идеализировать прошлые времена, когда сам он был еще скромным сотрудником одного из провинциальных отделений КГБ и имел очень смутные представления о том, как ЦК КПСС управляет советскими спецслужбами.
Справедливости ради следует отметить, что генерал Игнатов тоже не был уж очень большим демократом и либералом. Однако, будучи по природе своей обыкновенным карьеристом, он старался держаться в стороне от политики и верно служил любым хозяевам, правившим страной в то или иное время. Этим, кстати, объяснялось и то, что, будучи сверстником Еременко, Игнатов обогнал его на две ступени в табели о рангах и руководил департаментом Северной Америки, в то время как Еременко с трудом добрался до должности начальника отдела в этом департаменте.
— Как бы то ни было, мы должны проверить все, что можно, — сказал Игнатов. — Если ГРУ проворачивает в Америке крупную операцию, то наша резидентура должна обнаружить следы.
Подполковник кивнул. Он уже не стоял по стойке смирно и вообще чувствовал себя посвободнее с того момента, как его доклад плавно перешел в деловой разговор.
Другие начальники отделов вообще вели себя в кабинете Игнатова по-свойски, а некоторые даже были с шефом на «ты» и звали его по имени. Но Еременко стал начальником отдела недавно, и это накладывало свой отпечаток на его поведение в генеральском кабинете.
— Американскими делами займусь я, — продолжал генерал. — А ты попробуй поискать здесь. Какие-нибудь зацепки должны быть. Сейчас в ГРУ такой же бардак, как и везде, так что можно найти подходы. Если очень постараться.
— Сергей Палыч, подходы найти, конечно, можно. Но будут проблемы. Мы не можем действовать на своей территории без прикрытия. Во-первых, это незаконно, а во-вторых, в ГРУ тоже не дураки сидят.
— По поводу законности ты голову себе не забивай. Это моя забота. А что там не дураки сидят — это верно. Только разве у тебя в отделе дураки? Мы разведка — и они разведка. Хороших контрразведчиков у них нет. Значит, если мы делаем первый ход — то все козыри оказываются у нас. К тому же в Генштабе сейчас очередная перетряска, а нас дорогие руководители пока оставили в покое. Так что действуй.
— Легенда?
— Придумай сам. Хотя нет. Можно задействовать прибалтийскую резидентуру. Пусть грушники думают, что под них копают наши добрые соседи.
— Может получиться международный скандал.
— Нам это без разницы. МИД нас сколько раз подставлял? Вот и мы его подставим — пусть расхлебывают.
21
В первый раз Джек Гроссман прочитал письмо похитителей «Янг Игла» без всякого интереса. Как и прочие получатели, Джек воспринял это послание вполне однозначно: «Мало ли на свете идиотов», а в пресс-службу Пентагона позвонил просто для очистки совести. От своего папы-немца Джек унаследовал свойственную этому народу педантичность и привык проверять любую информацию, которая к нему попадала.
Но когда неприметный молодой человек с удостоверением ФБР через несколько часов после звонка в пресс-службу военного ведомства появился в штаб-квартире CNN и принялся задавать журналисту вопросы на тему, откуда ему известно название «Янг Игл», Джек заинтересовался всерьез.
Конечно, люди, собравшиеся на авиабазе в Неваде, предпочли бы действовать не так открыто, но это был единственный способ добыть интересующие их сведения.
Гроссман не стал ничего скрывать и показал агенту АНБ с фэбээровским удостоверением письмо «пришельцев», а заодно рассказал, как оно к нему попало.
На прощанье агент как бы по секрету сказал репортеру, что имя «Янг Игл» не имеет ничего общего с космосом. Это — прозвище одного из резидентов ЦРУ на Востоке, и оно внесено в особый список, поэтому приходится проверять.
Журналист кивнул в ответ, а про себя повторил слова одного коллеги, имевшего какие-то дела со спецслужбами: «Я скорее поверю Иуде Искариоту, чем фэбээровцу».
На самом деле после визита агента Гроссман проникся неподдельным интересом к письму «центаврийцев», перечитал его несколько раз и задумался над проблемой, где искать информацию. Ясно было, что Пентагон никаких сведений не даст и НАСА, скорее всего, тоже. И бесчисленные знакомства Гроссмана тут вряд ли помогут — даже по большой дружбе никто не станет открывать журналисту государственные секреты.
Правда, у журналиста в демократической стране есть другая замечательная привилегия. Если к нему попал государственный секрет, то он не несет ответственности за его разглашение в публикации или эфирном сообщении. Удивительно, но в Соединенных Штатах нет комитета по охране государственных тайн в печати. В нынешней России его тоже, слава богу, больше нет, однако у российских властей тем не менее остается масса других способов закрыть журналисту рот. От мягкого предупреждения по телефону и до взрыва в служебном кабинете включительно. У американских же властей таких инструментов влияния нет. Государственные тайны должны хранить люди, которым эти тайны доверили, взяв с них подписку о неразглашении, а уж если что-то уплыло в руки репортеров, то пусть секретоносители кусают локти. Народ имеет право на информацию.
А между тем государственные тайны с завидной (или незавидной — это уж как посмотреть) регулярностью уплывают из рук государственных чиновников и попадают к журналистам, порождая скандалы, в результате которых лопаются с большим шумом карьеры не только этих чиновников, но и многих других, в том числе стоящих гораздо выше в табели о рангах. По этой причине любая бюрократия очень боится свободной прессы и втайне ненавидит ее. Однако демократические страны.., тем и отличаются от тоталитарных, что в первых бюрократия может сколько угодно ненавидеть прессу, но руки у нее коротки эту прессу приструнить. А следовательно, любые злоупотребления власти, даже скрытые под грифами самой строгой секретности, имеют шанс в один прекрасный день всплыть на первой полосе газеты «Нью-Йорк тайме» или в теленовостях корпорации CNN.
Впрочем, речи о злоупотреблениях пока не шло. Хранить существование спутника в тайне власти могли на совершенно законных основаниях.
Другое дело, если действительно произошла катастрофа, угрожающая благополучию множества людей. В этом случае секретность может только повредить.
Представьте себе: поблизости от большого города вот-вот взорвется огромный ядерный реактор. Власти об этом знают, но из каких-то своих соображений держат происходящее в секрете. И вдруг об угрозе взрыва становится известно журналисту. Что он будет делать? Если это настоящий журналист, то на этот вопрос для него существует только один ответ: мчаться сломя голову в редакцию, чтобы оповестить население об опасности.
И даже если потом окажется, что угроза была не так уж и велика и власти со своей точки зрения были правы, не желая сеять панику раньше времени, журналиста никто не осудит. Это его работа.
Правда, журналист должен быть уверен в том, что информация, которую он публикует, хотя бы отчасти соответствует действительности. Особенно это важно, если материал затрагивает интересы сильных мира сего. Пресса может при случае опубликовать секретную информацию, но ей не позволено распространять откровенную ложь.
Поэтому информация из письма «обитателей планеты Альфа Центавра VII» нуждалась в проверке. Конечно, менее солидная компания могла бы выпустить в эфир само письмо с комментарием типа: «Мы пока не знаем, можно ли верить этому посланию, но считаем нужным довести его до вашего сведения», однако редактор службы новостей CNN отказался сделать это, заявив Гроссману так:
— Скорее всего, это липа, и мы с нею выставим себя на посмешище. Интерес ФБР ничего не доказывает. Я не представляю себе, как можно украсть военный спутник. На это способно только государство, равное по мощности нашему, а письмо больше напоминает детский лепет, чем послание сверхдержавы.
— А если все-таки не липа? — попытался возразить Гроссман.
— Тогда нам нужны железные доказательства. Такие, чтобы Пентагону было не на чем нас поймать. Когда у тебя будет такая информация, милости прошу прямо в эфир.
— Мне понадобятся люди.
— Даже не надейся. Когда будет что снимать, можешь взять оператора. А пока выкручивайся как знаешь.
Отлично понимая, что в одиночку он никакой информации добыть не сможет, Гроссман решил действовать по принципу: «Одна голова хорошо, а чем больше — тем лучше» — и прикинул в уме, кому из знакомых журналистов он может в связи с этим позвонить. Потом подвинул к себе телефон и набрал номер Алекса Пайна, «вольного стрелка», работающего в основном на солидные газеты Восточного побережья.
Здесь был тонкий расчет. С одной стороны, Пайн вращался в кругах власть имущих, чем Гроссман, по большому счету, похвастать не мог, поскольку больше тяготел к криминальным темам и «обслуживанию» всякого рода кризисов и катастроф. А с другой стороны, Алекс не был прямым конкурентом Джека. У газет и телевидения разные функции, так что газетчик и телерепортер вполне могут работать в одной упряжке, не опасаясь, что в результате будет нанесен ущерб конторе одного из них.
— Привет, Эл! Давно не виделись, — сказал Гроссман, когда Алекс Пайн взял трубку. — Как Нэнси, как дети?
— Нормально, — ответил Пайн. — Ты по делу или так, поболтать?
— А как ты думаешь?
— Значит, по делу. Ну и зачем на этот раз старик Пайн понадобился Лучшей В Мире Службе Теленовостей?
— Понимаешь, пришло тут к нам по электронной почте одно странное письмо. Будто бы какие-то инопланетяне похитили наш военный спутник под названием «Янг Игл» и собираются с его помощью вывести Пентагон на чистую воду.
— Ну и что? Когда я работал в «Нью-Йорк тайме», нам позвонил какой-то парень и сказал, что он украл статую Свободы. Так я даже в окно не выглянул, чтобы убедиться, что он врет.
— Так-то оно так. Только я все-таки позвонил в пресс-службу Пентагона и спросил, знают ли они что-нибудь об этом спутнике. Они, естественно, ответили, что не в курсе, но потом ко мне заявился фэбээровец и начал расспрашивать, откуда я узнал про «Янг Игл», кому еще про это говорил и что об этом думаю. Я, конечно, отгавкался, но, думаю, дело тут нечисто.
— А чем он объяснил свой интерес?
— Якобы это кодовое имя какого-то цээрушника на Востоке. Я в такие байки не верю с детства.
— Да, интересная история. И что ты думаешь делать?
— Хочу посоветоваться с тобой.
— За советы я деньги беру.
— Эл, так нечестно. Если бы не я, то письмо так и осталось бы в корзине. А тут такая сенсация наклевывается — на всех хватит.
— Предлагаешь работать вместе?
— Предлагаю. Давай так. Мы вдвоем попробуем собрать хотя бы минимум доказательств и одновременно публикуем их — я в новостях, а ты в любой газете на выбор. А потом посмотрим, стоит ли копать дальше.
— Ладно. Давай попробуем. И что я, по-твоему, должен делать?
— Я слышал, у тебя на крючке большие рыбы. Может, спросить у них?
— Идея хорошая. Вот только рыбы по природе своей молчаливы.
— Эл, я ведь знаю тебя очень давно. Ты можешь взять интервью даже у акулы-людоеда.
— Джек, иммунитет к грубой лести у меня выработался еще в те времена, когда ты сосал мамину грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53