То есть драккар застрял посреди моря и с каждой минутой все больше напоминал плавучий сумасшедший дом. А еще больше — банный день в сумасшедшем доме, в процессе проведения которого взбунтовались пациентки женского отделения. Но усмирять их прислали не санитаров, а пациентов из мужского отделения — что и дало закономерный результат.
Закономерный результат выражался в том, что деревенские девицы атаковали барона Бекара, исполняющего обязанности главврача, с такой энергией, которой ему нечего было противопоставить.
Одновременно им приходилось отбиваться от воинов, которые пытались тащить девиц к веслам, лапая их при этом за интимные места, что, впрочем, было в порядке вещей, если речь шла о рабынях.
Но женщины деревни Таугас не хотели считать себя рабынями и добивались свободы крайне своеобразным способом. Они все как одна — от юных нимфеток до многодетных матерей, переваливших за тридцатник — старались соблазнить старого барона прямо тут же, на месте.
Дело в том, что по обычаю земли и воли хозяин все-таки может какое-то время удерживать в рабстве уроженку своих владений и принуждать ее к общественно-полезному труду. Но если он воспользуется такой гейшей по прямому назначению, то она может считать себя свободной.
По возрасту барон Бекар не без труда справился бы даже с одной соблазнительницей, а на борту их было несколько десятков — включая тех, которые честно гребли до этого места, но теперь присоединились к общему хору.
Но мало этого — барону приходилось держать еще и второй фронт обороны. Ведь ему предъявляли претензии также и мужчины. А так как мечей у них не было, самые горячие из воинов уже тащили из воды весла, имея конечной целью сломать их о голову дона Бекара.
Предъявы ему кидали не только по поводу тяжелой работы. Кроме воинов, освобожденных из плена, на «Торванге» были воины, сохранившие свое оружие и свою честь. И они весьма прозрачно намекали барону Бекару, что боевая добыча в лице галдящих голых баб не может принадлежать ему одному.
Барон уже и сам не знал, как отделаться от этой добычи — то ли объявить всех пленниц свободными, то ли наоборот — раздать их рыцарям и оруженосцам, у которых девицы из Таугаса уже не смогут потребовать свободы по обычаю земли и воли. А на берегу, который был не так уж и далек, с минуты на минуту могли появиться аргеманы во главе с самим Ингером из Ферна.
Последнее больше всего беспокоило Романа Барабина, который оставался на корме в окружении трех своих рабынь и в драку не лез, но лихорадочно соображал, что делать. И из горячего спора баргаутских воинов о правилах дележа добычи выудил ключевую идею.
Главная роль в дележе принадлежит командиру отряда, и как бы ни возмущались остальные, последнее слово все равно остается за ним.
А раз так, то настало время напомнить всем присутствующим, кто здесь командир.
На всякий случай Барабин достал из ножен меч и напряг голосовые связки, чтобы перекричать всех.
— Тихо!!! — рявкнул он. — Молчать всем!
И так убедительно это прозвучало, что шум угас, как пламя, попавшее под лавину воды.
— Если вы забыли, кто привел вас сюда, мне придется напомнить, — сказал Барабин уже тише, но одновременно и тверже.
Все взгляды обратились к нему, и Роман воспользовался этим, чтобы освежить короткую память баргаутских рыцарей.
Возникать в ответ по мотивам бессмертной фразы: «А кто ты такой?» — решился только один рыцарь, оказавшийся тридцать третьим графом Эрде и близким родственником самого короля Гедеона через брачные связи.
Но поскольку он был из числа пленных, потерявших именные мечи, слушать его не стали даже братья по несчастью. А барон Бекар проворчал:
— Если вдруг сам король Гедеон, потомок Тадеи великой, потеряет свой меч Турдеван, он будет ничуть не выше безродного кшатрия.
После этой отповеди граф заткнулся, и истребитель народов Роман Барабин смог беспрепятственно приступить к разделу добычи по собственному усмотрению.
— Когда мы прибудем в Альдебекар, я отдам «Торвангу» барону Бекару, дону Кальвару и дону Кану, — назвал Барабин имена трех рыцарей, которые были с ним в бою. — И с ними же я решу, что делать с боевыми гейшами, которые остались без своих хозяев и без своих мечей. А женщин из деревни Таугас я отпущу сразу, как только мы причалим к берегу в Альдебекаре. Но ни минутой раньше.
Деревенские девки просияли и попытались все сразу броситься на шею истребителю народов, так что чуть не своротили его за борт.
А горячие головы во главе с графом Эрде несколько секунд размышляли, не обратить ли вынутые из воды весла против безродного выскочки, который смеет командовать рыцарями с пышной генеалогией только потому, что у него есть именной меч (отобранный колдовством у барона Дорсета), а у них нет.
Однако на стороне Романа были три тяжеловооруженных рыцаря и оруженосцы, которых Барабин официально пригласил в свой отряд.
Впрочем, бывшим пленникам он сказал то же самое:
— Мне нужны воины, и мне все равно, кто это будет, рыцари или кшатрии. В моей стране это не играет роли. Главное, чтобы воины умели воевать.
— Это в какой это стране? — удивились баргауты.
— В той, которая лежит между страной Гиантрей и страной Фадзероаль. Она называется Россия.
Слово «Россия» он произнес по-русски, чтобы никто не перепутал ее с Арушаном и чем бы то ни было еще. И попал в самую точку.
Баргаутские воины не знали такой страны, но, судя по их реакции, вполне допускали, что между Гиантреем и Фадзероалем действительно может быть что-то подобное.
— Ты набираешь воинов, чтобы воевать в своей стране? — педантично поинтересовался кто-то из бывших пленных.
— Да нет, — покачал головой Роман. — У меня еще есть дела в Баргауте. Например, меня очень интересует замок Ночного Вора.
— В таком случае нам по пути, — сказал средних лет коренастый рыцарь из тех, что потеряли именные мечи.
— Вот и я про то же, — кивнул Барабин. — Так что беритесь, ребята, на весла. Для начала нам надо добраться до Альдебекара.
24
Кони скачут быстрее, чем идет по морю гребное судно, а фору, которая была у него на старте, экзотический экипаж «Торванги» бездарно растратил из-за бунта на корабле.
Так что когда движение возобновилось, Барабин, вернувшийся на корму, бросал взгляды на берег с нарастающей тревогой.
Его радовало, что местность в этом краю пересеченная, и воины — будь то пешие или конные — могут выйти на берег далеко не везде.
Плавно спускающиеся к морю холмистые долины перемежались со скалистыми кряжами, которые величественно нависали над водой.
Сверху наверняка было удобно стрелять — но туда еще надо забраться, а очевидных путей наверх, которые годились бы для людей без альпинистского снаряжения, Барабин не видел.
К тому же он специально убедился, что обстреливать «Торвангу» с какой угодно высоты бесполезно. Она шла слишком далеко от берега.
Снайперская винтовка могла бы помочь, но о таких вещах здесь даже не слышали.
А что касается луков и арбалетов, то их возможности Барабин проверил наглядно.
Он выстрелил в сторону берега из самого мощного арбалета, который только был в распоряжении его команды — и стрела, не долетев до суши, упала в воду.
Так что пока «Торванга» шла морем, опасность могла угрожать ей только с воды.
Но до Альдебекара всего 16 баргаутских миль, а до ближайшего селения аргеманов в Таодаре — вдвое больше. Пока посланцы Ингера из Ферна доскачут туда по горным дорогам, пока пираты погрузятся на корабли, пока устремятся в погоню — «Торванга» даже с неумелыми гребцами успеет дойти до цели.
Как успел выяснить Барабин, баргаутская миля — это тысяча парных шагов великой королевы Тадеи. То есть какого бы роста ни была покойная королева, а все равно получается меньше морской мили и даже меньше американской.
От силы километра полтора.
И выходит, что до Альдебекара — километров 20-25.
Скорость хода, правда, оставляла желать лучшего. Хотя с призывом браться за весла Барабин обращался к «ребятам», на веслах после бунта оказались одни девушки.
Гребли они с энтузиазмом — особенно деревенские, которым было обещано освобождение по прибытии в Альдебекар.
Боевые рабыни тоже не жалели сил, а вот невольницы майора Грегана и других йоменов деревни Таугас осадили на корме Романа Барабина, желая узнать, собирается ли он отпустить на свободу и их тоже.
У Барабина, однако, не было ясного мнения на этот счет. Он был слишком слабо знаком с баргаутскими понятиями о собственности.
Пришлось обращаться за помощью к многоопытному барону Бекару, который спросил удивленно:
— А тебе что, не нужны рабыни?
— Та рабыня, которая мне нужна, закована в цепи в замке Ночного Вора. А чтобы достать ее оттуда, мне нужны воины.
— Так продай рабынь и найми воинов, — невозмутимо посоветовал старый барон.
Дон Бекар был готов понять намерение освободить побывавших в плену крестьянок — хотя бы потому, что это были его крестьянки, приносившие ему оброк, который составлял основу его дохода.
Львиной доли дохода от деревни Таугас дохода барон мог лишиться, если бы Роман оставил деревенских женщин у себя в рабстве.
Но барону было непонятно, зачем освобождать невольниц, которые пребывали в рабстве и до плена. Ведь есть масса способов распорядиться ими с гораздо большей пользой и выгодой для себя.
— И настроить против себя йоменов Таугаса во главе со старостой? — сказал Барабин, выслушав старого барона.
— Какое тебе дело до йоменов Таугаса? — ответил дон Бекар. — Ты же воин. И не какой-нибудь безродный кшатрий, а доблестный рыцарь с именным мечом в руке. Если ты оставишь себе добытых с боем рабынь, йомены только больше будут тебя уважать.
Из дальнейшего разговора Барабин узнал еще много нового и интересного. Например, о том, что теперь ему необязательно искать деньги, чтобы заплатить долг за невольницу Наиду. Потому что она теперь уже не гейша, купленная в кредит у деревенского старосты, а пленница, отбитая с боем у аргеманов.
Так что Наида принадлежит Барабину безраздельно, как командиру отряда, захватившего добычу.
И как заметил Роман, она еще ни разу даже словом не обмолвилась насчет того, чтобы он ее отпустил.
Но еще интереснее вела себя первая красавица деревни Таугас Сандра сон-Бела. Она, кажется, была не против, чтобы Роман освободил ее вместе с остальными пейзанками по прибытии, но строила при этом странные намеки.
Из этих намеков вытекало, что пока хозяин не воспользовался гейшей по прямому назначению, он как бы еще и не совсем хозяин. И это большой вопрос — есть ли у него право отпускать нетронутую невольницу на свободу.
То есть право-то у него есть, но не все в этом мире определяется правом.
И по всему выходило, что если Барабин отпустит Сандру просто так, то она мало того что сама утвердится в мысли, будто он полный идиот, так еще и разнесет эту мысль по всему свету.
Но было и еще одно затруднение, которое тоже вытащила на поверхность Сандра сон-Бела.
Остальные молчали, как рыбы об лед, потому что боялись спугнуть удачу, которую поймали за хвост благодаря неосведомленности чужеземца о местных обычаях. А Сандра не преминула сообщить, что нельзя отпускать рабынь на свободу голыми и голодными.
— Тогда тебе придется подождать, пока я заработаю денег тебе на одежду и на еду, — только и смог ответить на это Барабин. И добавил с усмешкой: — Или ты не прочь сама заработать их для меня?
— Если господин прикажет, — ответила она медовым голосом, в котором сквозили такие нотки, из-за которых Барабин и впрямь почувствовал себя идиотом.
А тут еще женщины из йоменских семей подняли такой гвалт, что Роману почудилось, будто на корабле начинается новый бунт.
Но все оказалось гораздо прозаичнее. Девушек просто охватило острое желание спихнуть Сандру сон-Бела за борт за то, что она выболтала чужеземцу вещи, которые им хотелось бы скрыть.
Сандре просто нечего было терять. Она была дочерью вольноотпущенницы и не имела йоменских привилегий.
Что это за привилегии, Барабин толком не понял, но те бывшие пленницы, которые ими обладали, громче всех протестовали против идеи коллективно или по очереди отдаться Роману перед освобождением.
И дело было вовсе не в том, что Барабин не нравился им, как мужчина.
Просто этот акт окончательно превратил бы их в рабынь, и после освобождения они оказались бы на положении вольноотпущенниц, у которых никаких привилегий нет.
Надо полагать, Сандра сон-Бела преследовала именно эту цель, ненавязчиво наводя Барабина на мысль ковать невольниц, пока они горячи. Ей хотелось опустить гордых йоменских жен и дочерей до своего уровня.
Но у девушек из йоменского сословия были другие планы, и они, побросав весла, накинулись на первую красавицу деревни в единодушном стремлении выдрать к чертям ее роскошные волосы с корнем и без остатка.
Барабину тоже досталось, потому что девицы попутно целовали ему ноги и вешались на шею, умоляя не унижать их низведением в законченные гейши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55