Она потрогала стены — они были осклизлыми, и, поморщившись, Элизеф осветила лестницу небольшой молнией.
Невероятно! Сполохи магического огня давно угасли, а Элизеф все еще стояла, словно пораженная громом, не в силах поверить тому, что увидела. Сверкающий белый камень ступенек исчез под толстым слоем пыли и грязи, потолок был затянут паутиной, а на стенах поблескивала черная слизь. В затхлом воздухе стоял удушливый запах разложения.
Ошарашенная, Элизеф села прямо на ступеньки и сразу почувствовала, как сырость проникает сквозь одежду. Как это могло случиться? Судя по всему, сюда уже много лет никто не заходил… Но этого не может быть! Не может, если только Элизеф мысленно вернулась к своему падению сквозь прореху в реальности. Итак, перемещение произошло не только в пространстве, но и во времени. Только где она сейчас — в будущем или прошлом?
Впрочем, ответ на этот вопрос был очевиден: в прошлом в Академии кипела жизнь, и она не была такой заброшенной. Но насколько далеко ее закинуло в будущее? Теперь Элизеф вспомнила, что Нексис показался ей странным, не таким, каким она помнила. Она торопливо вскочила и выбралась на площадку, откуда открывался вид на город. В темноте нельзя было различить детали, она заметила лишь, что, хотя улицы ярко освещены, в окнах Академии нет ни огонька. Не было и стражи у ворот. Элизеф невольно поежилась. Неужели она вообще единственная живая душа на свете? Впервые после победы над Миафаном она почувствовала холодное прикосновение настоящего ужаса и гнетущего одиночества; чтобы справиться с собой, Элизеф пришлось призвать на помощь весь здравый смысл, которым она обладала. Наконец, поборов отчаяние. Волшебница Погоды расправила плечи и вновь твердым шагом направилась к лестнице. По пути она задела ногой какой-то предмет и, нагнувшись, узнала чашу, которая отчасти послужила источником всех бед. Поразмыслив, Элизеф подобрала ее и сунула в глубокий карман своего балахона; Меч она пока решила оставить: она помнила, как он обжег ее при первом прикосновении; удивительно, что она вообще осталась жива. Пока ей неизвестен способ управлять его смертоносной мощью, толку от него все равно не будет и лучше его не трогать.
Лестничные пролеты Элизеф преодолела с трудом: в магии Огня она никогда не была сильна, и огненные шары, которыми она пыталась осветить себе путь, получались тусклыми и быстро гасли; несколько раз она едва не упала на скользких ступеньках. Элизеф миновала апартаменты Миафана на верхнем этаже, прошла мимо комнат Ориэллы, не удостоив их даже взглядом, и направилась прямиком к себе, испытывая острую необходимость увидеть что-нибудь знакомое и родное. Впрочем, запустение и тлен, царившие в ее комнатах, не прибавили ей утешения. От былой роскоши не осталось и следа; Элизеф обошла помещения, морщась от отвращения, когда ее ноги по щиколотку погружались в липкие останки сгнившего ковра, поросшие мерзким зеленоватым лишайником. Найдя драгоценности, которые по-прежнему лежали в шкатулке, волшебница слегка приободрилась и принялась рассовывать их по карманам, тихо ругаясь от боли в обожженных руках. Она надеялась найти еще что-нибудь ценное, но эти надежды не оправдались, ибо практически все ее имущество было погребено под толстым слоем пыли, а копаться в ней ей было противно. Шкафы и сундуки с роскошными платьями и великолепными мехами тоже не устояли под натиском времени. Холодный ветер, влетающий в разбитые окна, трепал лоскутья некогда шикарной занавески, добавляя уныния в и без того безрадостную атмосферу.
Не в силах более выносить это душераздирающее зрелище, Элизеф развернулась на каблуках и вышла; на лестнице она уже не стала тратить время на бесполезные упражнения в магии Огня, а решительно спустилась к входной двери и разнесла ее в щепки единым ударом молнии. Перешагнув через дымящиеся обломки, она вышла во двор и с облегчением вдохнула полной грудью свежий морозный воздух.
Но облегчение это оказалось недолгим. Безмолвие лет, словно толстое ватное одеяло укрывшее Академию, давило на нее, и странное чувство одиночества под этой тяжестью только усилилось. Воспоминания о предательстве и убийствах набросились на Элизеф, словно Призраки Смерти, выпущенные Миафаном из Чаши — за что, кстати, он сам же и поплатился. Волшебница поежилась — и не только от холодного ветра.
«Ну хватит! — сказала она себе. — Если ты устала и проголодалась, это еще не повод раскисать». Хмуро улыбнувшись, Элизеф подумала, что не ела уже несколько лет, и вдруг вспомнила о запасах продовольствия, которые Верховный Маг хранил с помощью заклинания времени. Может быть, оно еще не успело рассеяться. Голод придавал ей смелости, и Элизеф отправилась в кладовые, чтобы проверить свои предположения.
На кухне, к ее великой радости, оказались свечи. Но едва она зажгла первую, ее глазам предстало омерзительное зрелище. Повсюду заметались серые тени и послышался топоток сотен маленьких лап: это нынешние властители кухни, крысы и тараканы, торопливо прятались по углам, испуганные вторжением человека. Брезгливо кривясь, Элизеф прошла в кладовую.
Но там, увы, ее ждало разочарование. Заклинание времени все-таки обветшало, и провизия превратилась в зловонную черную кашу, при виде которой Элизеф едва не стошнило. Зажмурившись, она стрелой выскочила обратно в кухню.
Слегка успокоившись, волшебница поразмыслила и пришла к выводу, что, раз в Академии нечем утолить голод, стоит попытать счастья в городе. Тем более что в Нексисе остался человек, который перед ней в долгу, — если, конечно, он еще жив, с усмешкой подумала Элизеф. Выйдя из Академии, она прикрыла лицо капюшоном и поспешила вниз по склону холма.
* * *
Открыв дверь и увидев на пороге Элизеф, Берн почувствовал, что кровь схлынула у него с лица. Колени подогнулись, и ему пришлось ухватиться за косяк, чтобы не упасть. Он молча открыл рот и так же молча его закрыл, судорожно глотнув воздух. «Я сплю, — подумал он. — Иначе просто не может быть… Это только ночной кошмар. Сейчас я проснусь, и ее здесь не будет».
Но волшебница вовсе не собиралась исчезать. На ее безупречно красивом лице появилась зловещая улыбка.
— Что с тобой, Берн? — спросила она с притворным участием. — У тебя такой вид, будто ты увидел привидение.
— Но… — Пекарь смог наконец произнести какое-то слово. — Госпожа, я думал, что вы… Что вас уже нет в живых. Когда вы исчезли в этой ослепительной вспышке… Я был уверен, что вы погибли… Мы все думали, что магов больше не осталось…
Элизеф пожала плечами:
— Вы ошибались.
Не дожидаясь приглашения, она грубо оттолкнула Берна и вошла в дом. На нетвердых ногах пекарь поплелся за ней. Впрочем, несмотря на испуг, он заметил печать усталости на лице волшебницы и багровые рубцы у нее на руках. В остальном же она выглядела точно так же, как тогда, когда он видел ее в последний раз. Серебристые волосы, за которыми она всегда так ухаживала, до сих пор были спутаны и пропахли дымом, словно она только что выбралась из горящего леса в Долине. Где же, во имя всех демонов, ее носило все эти годы, недоумевал Берн. И чего ей здесь надо?
— Я вижу, в отсутствие чародеев твои дела пошли в гору, — заметила Элизеф, осматривая пекарню, которую Берн подновил и отремонтировал. — Еще на улице мне бросилась в глаза пристройка — ведь ее раньше не было, а? — Она бросила на него холодный пронзительный взгляд. — И новые печи, и одежда на тебе не из дешевых… Любопытно, не связано ли твое процветание с тем зерном, что ты в свое время получил от меня?
— В самом деле, госпожа, я теперь состоятельный человек. — Берн не видел смысла отрицать очевидное. Он только надеялся, что Элизеф не заметит многочисленных мелочей, указывающих на присутствие в доме женщины, но напрасно.
— Прекрасно, прекрасно, — сказала волшебница, приподнимая бровь. — Да ты, никак, даже жениться успел, пока меня не было? Мои поздравления.
— Что вы, госпожа, почему вы так говорите? — с излишней поспешностью забормотал Берн, и в этот миг из дальней комнаты послышался голос:
— Кто там пришел, Берн? — Ив дверном проеме возникла невысокая женщина. Ее гладкие каштановые волосы были стянуты на затылке, живот заметно выдавался вперед, а за юбку, застенчиво поглядывая на гостью, цеплялись двое маленьких детей — мальчик и девочка. Пекарь прошипел себе под нос ругательство, но только он собрался отослать жену прочь, Элизеф шагнула навстречу ей и протянула руку.
— А вы, должно быть, супруга Берна, — приветливо сказала волшебница. — Очень рада, что у него появилась такая очаровательная помощница и столь милые ребятишки.
— Моя жена Алиссана, — буркнул Берн, которому больше ничего не оставалось делать.
В глазах женщины промелькнула тревога: она поняла, что перед ней волшебница. Пожимая руку Элизеф, она чуть заметно вздрогнула, а когда та заговорила о детях, тревога сменилась неподдельным ужасом. Алиссана попыталась сделать реверанс, но из-за живота потеряла равновесие и упала бы, если бы Элизеф ее не подхватила.
— Сука косолапая! — рявкнул Берн, замахиваясь на жену. Алиссана покраснела и, выставив перед собой скрещенные руки, попятилась назад в комнату. Младший ребенок, мальчик, юркнул за ней, а девочка, которой было лет шесть, задержалась в дверях, испуганно глядя на волшебницу огромными круглыми глазами.
Пожав плечами, Элизеф опять повернулась к Берну:
— Поскольку ты расширил дом, полагаю, у тебя найдется комната для гостей? Проводи-ка меня туда, а потом позаботься о горячей ванне и хорошем ужине. И не забудь сказать жене, чтобы к утру приготовила мне новую одежду.
Глаза у Берна полезли на лоб. Неужели она хочет здесь остаться?
— Госпожа, — проскрипел он, — вы оказываете нам огромную честь, но…
Он не договорил: почерневшие пальцы волшебницы, словно когти, впились ему в руку.
— Слушай, гаденыш, — рявкнула Элизеф. — Не забывай, что без моего зерна ты был бы сейчас нищим!
Жадность в Берне на мгновение одержала верх над страхом:
— При всем моем уважении к вам, госпожа, не могу не напомнить, что зерно, о котором вы говорите, я получил не в подарок, а в уплату за то, что проник в лагерь бунтовщиков и…
— И не смог выманить их из норы, хотя я платила тебе именно за это. — В голосе Элизеф прозвенела сталь. — Проворовавшийся подонок, вот ты кто! Присвоил зерно и ничего не сделал, что от тебя требовалось!
С трудом вырвавшись из ее когтей, Берн упал на колени:
— Прости, госпожа! Я вовсе не думал красть твое зерно, но что оставалось делать? Не мог же я допустить, чтобы оно пропало! Разумеется, оно принадлежало Волшебному Народу, но я ведь был уверен, что ни одного чародея на земле уже не осталось.. — Несомненно, уверен, — мрачно проворчала Элизеф. — Но ты ошибался и теперь должен исправить свою ошибку. Если, конечно, не хочешь, чтобы за нее расплачивалась твоя жена или дети. — Ее голос был безжалостным и холодным, словно челюсти стального капкана. Берн содрогнулся, представив себе, что она может сделать с его семьей, и ему оставалось только покориться.
— Очень рад, госпожа, — еле слышно прошептал он и шагнул к спальне. Алиссана подслушивала за дверью и едва успела отскочить. — Госпожа остановится у нас. — Он выплевывал каждое слово так, словно буквы были отвратительны на вкус. — Ей нужна горячая ванна и плотный ужин, — добавил он, — так что я разведу огонь и согрею воду, а ты принимайся за готовку, и если тебе дороги наши головы, постарайся, чтобы это был лучший ужин, который ты готовила в своей жизни! Ну, нечего стоять тут как тумба безмозглая. Марш к плите!
Напуганная выражением его лица, Алиссана повиновалась незамедлительно. За годы супружеской жизни она хорошо изучила характер своего супруга, поскольку от любых неурядиц страдать приходилось в основном домашним. Алиссана стояла у плиты и мучилась. Она была женщиной рассудительной, здравомыслящей и, выходя замуж за Берна, ничуть не обольщалась насчет его горячего нрава. Она вышла за него вполне сознательно — ибо он был единственным мало-мальски состоятельным мужчиной в обнищавшем после исчезновения магов Нексисе — и считала, что ей повезло. Со временем научилась оберегать детей от вспышек мужниной ярости и по возможности избегать их сама. Но на этот раз она понимала, чем он разгневан, и полностью разделяла его отношение к происходящему.
И все же она была потрясена, узнав, что в основе их благополучия лежит неприглядная сделка с чародеями. Алиссана содрогнулась, вспомнив черную клешню волшебницы и ее ледяные глаза. Госпожа Элизеф внушала ей ужас. Алиссана испугалась за детей, а когда волшебница обвинила Берна в краже, то и за мужа. Она раскатывала тесто, и у нее дрожали руки. А вдруг волшебница в порыве ярости убьет Берна или превратит его во что-нибудь непотребное? Что станет тогда с ней и детьми?
Пекарь, ворча и ругаясь, проверял температуру воды в большом котле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56