Зачем тебе эти ничтожества? Сколько я себя помню, чародеи никогда о них не заботились — если только не хотели провернуть с их помощью какую-нибудь военную аферу! С каких это пор ты воспылала к ним любовью?
Эйлин гордо расправила плечи.
— С тех пор как один из них стал отцом ребенка моей дочери, с тех пор как ты заслужил мое бесконечное презрение, предав Ориэллу и ее товарищей ради собственной выгоды!
Повелитель фаэри разразился громовым хохотом:
— Если ты о ксандимцах, то они — наша собственность. А что касается Ориэллы… Неужели ты хочешь, чтобы мы присягнули на верность неудачнице и неумехе и навсегда остались на побегушках у чародеев, которые вышвырнули нас из этого мира? Ты слишком высокого мнения о своей дочери, госпожа, если она дороже тебе свободы целого народа!
Эйлин в ярости ударила по мечу. Раздался взрыв, и сверкнула молния.
— По крайней мере я думаю о ней больше, чем ты о своем сыне! — пронзительно выкрикнула она, и смех Хеллорина сразу же оборвался.
— Думай, что говоришь, волшебница! Я убивал на своем веку и не таких, как ты, за меньшие оскорбления!
— Ты убивал их за правду? Похоже на фаэри, ничего не скажешь! — В голосе Эйлин звучало холодное презрение. — Да ты, я гляжу, даже не заметил, что твой сын исчез. Пока ты с гиканьем ловил несчастных ксандимцев, Элизеф попыталась стянуть Пламенеющий Меч и отворила врата времени. Маги прошли сквозь них, а с ними Мара и Д'Арван!
Хеллорин побледнел.
— Это не правда, — прошептал он.
— Правда, и ты мог бы это предотвратить, — жестко сказала Эйлин.
Огромная фигура Повелителя фаэри растаяла в воздухе и возникла вновь, но уже привычных размеров.
— Как это случилось? — В голосе его не осталось и следа гнева. — Где же они теперь?
— Там, где мы им помочь не можем, — горько ответила Эйлин. — Ты волен искать своего сына, где тебе пожелается, но только не здесь. Фаэри обожают сделки, не правда ли? Так вот, хоть вы и не присягали на верность моей дочери, но вы все еще в долгу перед ней за свободу, дарованную вашему презренному племени. Поскольку Ориэллы здесь нет и она не может объявить вам свои условия, я объявляю их вместо нее. Эта Долина принадлежит мне. Уходите отсюда и никогда не возвращайтесь!
— Ты в самом деле хочешь нас прогнать? — изумился Хеллорин. — Хочешь положить конец нашей дружбе?
— Да уж, действительно дружба! Произнося это слово, ты оскверняешь его. Где была твоя дружба, когда отыскался Меч? У фаэри дружба начинается и заканчивается тогда, когда им это выгодно, и я не могу положить конец тому, что не имело начала!
Хеллорин вздохнул:
— Будь по-твоему, госпожа.
Очертания его дрогнули, словно туман под утренним ветром, и в следующее мгновение фаэри исчезли. Эйлин почувствовала слабость в коленях. Смертные окружили ее, наперебой выражая благодарность и поздравляя с победой. Она грубо растолкала их, освобождая дорогу.
— К вам это тоже относится! Убирайтесь отсюда! Чтоб завтра же вас здесь не было!
Резким движением она убрала магический щит и, повернувшись к смертным спиной, пошла на свой остров. Никто не осмелился перейти мостик, и Эйлин почувствовала себя победительницей.
Глава 2. НЕОБЫЧНАЯ ЧЕТВЕРКА
Ослепленная ужасом, Искальда мчалась по лесу, петляя между деревьями. Она не замечала ни торчащих корней, ни колючек терновника, ни гибких веток, которые так и норовили угодить в глаза. В голове у нее звучала только одна мысль: спасайся! Лучше умереть, чем вновь стать рабыней Повелителя фаэри или пережить ужас последних часов.
Хотя Искальда умела воевать и кровопролитие не было ей в новинку, а к дичи, на которую охотился Хеллорин, она не испытывала теплых чувств, все же оказалось, что она не готова к той бойне, которую учинили фаэри, обрушившись на головы беззащитных жертв. Ни один наемник не ушел живым: фаэри с беспощадной последовательностью настигали их и рубили в куски. Это было похоже на какой-то дикий обряд, в котором велся счет трофеям: цепочкам, оружию, серьгам или ременным пряжкам, снятым с трупов. Иной раз чью-нибудь отрубленную голову фаэри поднимали за волосы и, уносясь в небо, перебрасывались ею… Как в жуткой детской игре.
Бесчувственная холодная жестокость новых хозяев приводила Искальду в ужас. Было совершенно очевидно, что они не считаются ни с одним живым существом, и такое отношение вполне могло распространяться на скакунов. Фаэри без малейших колебаний истребили в ксандимцах все человеческое — кто знает, что они еще с ней сделают? Искальда неслась вперед, не видя, не рассуждая: ее преследовал страх. Мозг ее заполнили образы соплеменников, превращенных в бессловесных тварей, и жуткие картины кровавой охоты фаэри. Этот шанс дан ей богами, и другого случая не представится. Искальда знала одно: надо удрать как можно быстрее и как можно дальше. Она должна окончательно затеряться в чаще, спрятаться так, чтобы Хеллорин никогда ее не нашел.
Магические поводья, сотканные из света, слетели с нее, когда она сбросила седока, и теперь ничто не мешало ей бежать. И она бежала, пока сам лес не оборвал ее полета.
Неожиданно перед ней возник ручей, до последнего момента скрытый низкими ветвями. Не успев подготовиться, Искальда сделала неуклюжий прыжок…
Что-то с силой ударило ее в лоб. Вспыхнула боль, и глаза залила горячая кровь. Ослепленная, она тяжело ударилась о противоположный берег, и нога ее, попав между двух корней, подвернулась со страшным хрустом. По инерции она рухнула на колени и распласталась по земле, мордой зарывшись в топкую грязь на берегу ручья.
Постепенно Искальда начала приходить в себя. Падение отрезвило ее, и человеческой частью своего сознания она попыталась оценить опасность. Серьезная ли рана на голове? А нога? Неужели сломана? Искальда сморгнула кровь, попробовала подняться, и после нескольких неудачных попыток ей это удалось, хотя поврежденная нога нестерпимо болела. Вся дрожа, Искальда низко опустила голову, забралась поглубже в ручей и, когда ледяная вода слегка успокоила боль, задумалась о том, что делать дальше. Она ни минуты не сомневалась, что Хеллорин будет ее искать. Будучи человеком, Искальда не раз встречала людей подобного сорта и знала, что самолюбие Владыки Лесов заставит его попытаться вернуть беглянку, и вместе с тем ее гордость не потерпит нового рабства. Что бы ни случилось, она не сдастся, решила про себя Искальда. Если бежать больше нельзя, значит, нужно хорошенько спрятаться. Главное — успеть это сделать прежде, чем Хеллорин ее обнаружит.
Не без сожаления Искальда выбралась из ручья и заковыляла в глубину леса, стараясь не поддаваться панике, усталости и с каждой минутой усиливающейся боли в ноге. Луна быстро клонилась к горизонту, и Искальда понимала, что с наступлением темноты ей вряд ли удастся найти надежное укрытие.
Казалось, ей суждено вечно петлять среди деревьев, держа раненую ногу на весу, и когда Искальда наконец отыскала подходящее место, она уже с трудом осознавала, зачем ей понадобилась эта узкая ложбинка, защищенная с трех сторон колючими зарослями. Впервые за эту ночь она получила возможность хотя бы немного отдохнуть. Искальда улеглась, с облегчением вытянув больную ногу, и погрузилась в забытье.
Искальда проснулась оттого, что во сне почуяла волка. Подчиняясь инстинктам, она вскочила — и тут же тяжело завалилась на бок, забыв о поврежденной ноге. Искальда яростно пыталась подняться, но в это время кусты зашевелились, и она буквально потонула в запахе волка. Волк, волк, волк…
Ужас придал ей сил. Искальда встала, подняла здоровую переднюю ногу, чтобы ударить, убить, — и снова едва не упала, лишь чудовищным усилием воли устояв на ногах. Сердце ее стучало, словно копыта испуганной лошади. Опустив голову, она вгляделась в заросли — и звучно фыркнула, поражаясь собственной глупости. Нечего сказать, волк! Будь Искальда в своей человеческой ипостаси, она обязательно бы посмеялась над собой.
Смертельно опасный хищник, едва не лишивший ее рассудка, оказался таким крохотным детенышем, что она чуть не сдула его своим фырканьем. Трогательный пушистый комочек отчаянно дрожал от стужи, а заметив Искальду, жалобно заскулил от голода. Искальда с любопытством повела ушами. Интересно, где его родители, — от ответа на этот вопрос зависела и ее собственная жизнь. Поблизости их нет, это точно — иначе бедный малыш не скулил бы так жалобно. Скорее всего они погибли во время пожара. Но если им удалось спастись и сейчас они ищут своего детеныша? Разумнее всего было бы действительно пристукнуть его с самого начала — почему же она передумала? Несмотря на инстинктивную ненависть лошади к волку, Искальда не могла удержаться от жалости, и кроме того, звереныш напомнил ей сына Ориэллы, маленького Вульфа.
Искальда насторожилась и вгляделась внимательнее. Да нет, не может быть! Вульф сейчас в Вайвернесс, под надежной охраной контрабандистов и приемных родителей. Зачем бы им понадобилось приносить его сюда, где столько опасностей? Нет-нет, это, конечно же, совсем другой волчонок, но, думая так, в глубине души Искальда уже не сомневалась, что перед ней действительно Вульф: она узнала это белое пятнышко под подбородком и уши, торчащие одно вверх, другое — вбок. Кроме того, она почувствовала его. Это ощущение нельзя было бы выразить словами, но под волчьим обличьем скрывалась человеческая сущность, и Искальда, которой была хорошо знакома такая двойственность, почуяла ее сразу.
Вытянув шею, она осторожно подтолкнула звереныша поближе к себе. Первым делом волчонок отважно цапнул ее за нос своими крохотными зубками, но потом, видимо, решил, что кобыле можно доверять. А что еще ему оставалось — голодному и замерзшему? Накормить Вульфа Искальде было нечем, но согреть его она могла — и устало вытянулась на траве, решив, когда рассветет, на свежую голову подумать о том, что делать дальше. Волчонок прижался к теплому боку кобылы, и через минуту оба заснули.
* * *
После ухода фаэри мятежники, вздохнув с облегчением, занялись приготовлением ужина и сбором нехитрых пожиток перед завтрашним выступлением, а Язур еще долго глядел вслед удаляющейся фигурке волшебницы. Незнакомые с Волшебным Народом жители Южных Царств относились к чародеям с большим трепетом, нежели северяне, но у юного воина к этому трепету примешивалось еще и немалое восхищение смелостью Феи Озера, отважившейся в одиночку противостоять могущественному Повелителю фаэри. Кроме того, ему было понятно ее одиночество и вынужденное затворничество: он и сам находился в таком же положении, ибо все, кого он любил, либо умерли, либо были очень и очень далеко.
Даже в темноте ему было видно, как устало сгорбилась Эйлин и опустила голову; Язур готов был поклясться, что она прикрывает рукавом лицо, будто плачет. Ах, как бы ему хотелось хоть чем-нибудь ее утешить. Внезапно его озарило: он понял, что судьба привела его сюда все-таки не случайно! Язур улыбнулся собственным мыслям. Пусть Ориэллу уже не догнать, но помочь ей тем не менее он еще может. Разве волшебница не была бы рада, зная, что кто-то заботится о ее матери?
Увлеченный этой идеей, Язур собрался уже перейти мостик, но вовремя остановился, вспомнив резкие слова и яростный взгляд, брошенные Феей Озера перед уходом. Нет, сказал он себе, надо бы подождать, пока она малость не успокоится после стычки с Хеллорином. Он ей необходим — это несомненно, — но вот убедить ее в этом будет довольно непросто.
Ваннор, когда Язур после ужина объявил ему о своем решении, к большому неудовольствию юноши, в открытую рассмеялся:
— Оберегать госпожу Эйлин?! Нет, ты все-таки неисправимый романтик! От чего такого, скажи на милость, ты собираешься ее оберегать, с чем она сама не могла бы справиться? Может, заодно ты спросишь, не нуждается ли в защите Повелитель фаэри?
— Чушь! — неожиданно вступилась за Язура Дульсина. — Ты, Ваннор, на редкость умен, но порой бываешь так же на редкость глуп. Госпожа Эйлин только что потеряла дочь, а ее дом — в руинах. Ей непременно нужно, чтобы кто-то был рядом. Даже если мы с тобой печалимся о судьбе чародеев, то представь, каково сейчас ей. Она стремится к одиночеству, чтобы предаться скорби, но, боги свидетели, не вечно же ей рыдать!
— Могущество и сила тут ни при чем, — подхватил Язур. — Часто самыми опасными врагами для нас становятся уныние и безнадежность, и никто не в состоянии справиться с этими недругами в одиночку. Ей нужно, чтобы кто-то отвлекал ее от мрачных мыслей и ободрял…
Их страстные речи не произвели на Ваннора ни малейшего впечатления.
— Делай что хочешь, — пожал он плечами. — Если в результате ты передумаешь возвращаться на юг, то я — за. Только помни, что госпожа Эйлин несколько отличается от ваших южных скромниц. И не забывай, чья она мать. Если ты позволишь себе хотя бы намек на то, что она слабая беззащитная женщина, — прощайся с жизнью. Эти чародеи на удивление самолюбивы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Эйлин гордо расправила плечи.
— С тех пор как один из них стал отцом ребенка моей дочери, с тех пор как ты заслужил мое бесконечное презрение, предав Ориэллу и ее товарищей ради собственной выгоды!
Повелитель фаэри разразился громовым хохотом:
— Если ты о ксандимцах, то они — наша собственность. А что касается Ориэллы… Неужели ты хочешь, чтобы мы присягнули на верность неудачнице и неумехе и навсегда остались на побегушках у чародеев, которые вышвырнули нас из этого мира? Ты слишком высокого мнения о своей дочери, госпожа, если она дороже тебе свободы целого народа!
Эйлин в ярости ударила по мечу. Раздался взрыв, и сверкнула молния.
— По крайней мере я думаю о ней больше, чем ты о своем сыне! — пронзительно выкрикнула она, и смех Хеллорина сразу же оборвался.
— Думай, что говоришь, волшебница! Я убивал на своем веку и не таких, как ты, за меньшие оскорбления!
— Ты убивал их за правду? Похоже на фаэри, ничего не скажешь! — В голосе Эйлин звучало холодное презрение. — Да ты, я гляжу, даже не заметил, что твой сын исчез. Пока ты с гиканьем ловил несчастных ксандимцев, Элизеф попыталась стянуть Пламенеющий Меч и отворила врата времени. Маги прошли сквозь них, а с ними Мара и Д'Арван!
Хеллорин побледнел.
— Это не правда, — прошептал он.
— Правда, и ты мог бы это предотвратить, — жестко сказала Эйлин.
Огромная фигура Повелителя фаэри растаяла в воздухе и возникла вновь, но уже привычных размеров.
— Как это случилось? — В голосе его не осталось и следа гнева. — Где же они теперь?
— Там, где мы им помочь не можем, — горько ответила Эйлин. — Ты волен искать своего сына, где тебе пожелается, но только не здесь. Фаэри обожают сделки, не правда ли? Так вот, хоть вы и не присягали на верность моей дочери, но вы все еще в долгу перед ней за свободу, дарованную вашему презренному племени. Поскольку Ориэллы здесь нет и она не может объявить вам свои условия, я объявляю их вместо нее. Эта Долина принадлежит мне. Уходите отсюда и никогда не возвращайтесь!
— Ты в самом деле хочешь нас прогнать? — изумился Хеллорин. — Хочешь положить конец нашей дружбе?
— Да уж, действительно дружба! Произнося это слово, ты оскверняешь его. Где была твоя дружба, когда отыскался Меч? У фаэри дружба начинается и заканчивается тогда, когда им это выгодно, и я не могу положить конец тому, что не имело начала!
Хеллорин вздохнул:
— Будь по-твоему, госпожа.
Очертания его дрогнули, словно туман под утренним ветром, и в следующее мгновение фаэри исчезли. Эйлин почувствовала слабость в коленях. Смертные окружили ее, наперебой выражая благодарность и поздравляя с победой. Она грубо растолкала их, освобождая дорогу.
— К вам это тоже относится! Убирайтесь отсюда! Чтоб завтра же вас здесь не было!
Резким движением она убрала магический щит и, повернувшись к смертным спиной, пошла на свой остров. Никто не осмелился перейти мостик, и Эйлин почувствовала себя победительницей.
Глава 2. НЕОБЫЧНАЯ ЧЕТВЕРКА
Ослепленная ужасом, Искальда мчалась по лесу, петляя между деревьями. Она не замечала ни торчащих корней, ни колючек терновника, ни гибких веток, которые так и норовили угодить в глаза. В голове у нее звучала только одна мысль: спасайся! Лучше умереть, чем вновь стать рабыней Повелителя фаэри или пережить ужас последних часов.
Хотя Искальда умела воевать и кровопролитие не было ей в новинку, а к дичи, на которую охотился Хеллорин, она не испытывала теплых чувств, все же оказалось, что она не готова к той бойне, которую учинили фаэри, обрушившись на головы беззащитных жертв. Ни один наемник не ушел живым: фаэри с беспощадной последовательностью настигали их и рубили в куски. Это было похоже на какой-то дикий обряд, в котором велся счет трофеям: цепочкам, оружию, серьгам или ременным пряжкам, снятым с трупов. Иной раз чью-нибудь отрубленную голову фаэри поднимали за волосы и, уносясь в небо, перебрасывались ею… Как в жуткой детской игре.
Бесчувственная холодная жестокость новых хозяев приводила Искальду в ужас. Было совершенно очевидно, что они не считаются ни с одним живым существом, и такое отношение вполне могло распространяться на скакунов. Фаэри без малейших колебаний истребили в ксандимцах все человеческое — кто знает, что они еще с ней сделают? Искальда неслась вперед, не видя, не рассуждая: ее преследовал страх. Мозг ее заполнили образы соплеменников, превращенных в бессловесных тварей, и жуткие картины кровавой охоты фаэри. Этот шанс дан ей богами, и другого случая не представится. Искальда знала одно: надо удрать как можно быстрее и как можно дальше. Она должна окончательно затеряться в чаще, спрятаться так, чтобы Хеллорин никогда ее не нашел.
Магические поводья, сотканные из света, слетели с нее, когда она сбросила седока, и теперь ничто не мешало ей бежать. И она бежала, пока сам лес не оборвал ее полета.
Неожиданно перед ней возник ручей, до последнего момента скрытый низкими ветвями. Не успев подготовиться, Искальда сделала неуклюжий прыжок…
Что-то с силой ударило ее в лоб. Вспыхнула боль, и глаза залила горячая кровь. Ослепленная, она тяжело ударилась о противоположный берег, и нога ее, попав между двух корней, подвернулась со страшным хрустом. По инерции она рухнула на колени и распласталась по земле, мордой зарывшись в топкую грязь на берегу ручья.
Постепенно Искальда начала приходить в себя. Падение отрезвило ее, и человеческой частью своего сознания она попыталась оценить опасность. Серьезная ли рана на голове? А нога? Неужели сломана? Искальда сморгнула кровь, попробовала подняться, и после нескольких неудачных попыток ей это удалось, хотя поврежденная нога нестерпимо болела. Вся дрожа, Искальда низко опустила голову, забралась поглубже в ручей и, когда ледяная вода слегка успокоила боль, задумалась о том, что делать дальше. Она ни минуты не сомневалась, что Хеллорин будет ее искать. Будучи человеком, Искальда не раз встречала людей подобного сорта и знала, что самолюбие Владыки Лесов заставит его попытаться вернуть беглянку, и вместе с тем ее гордость не потерпит нового рабства. Что бы ни случилось, она не сдастся, решила про себя Искальда. Если бежать больше нельзя, значит, нужно хорошенько спрятаться. Главное — успеть это сделать прежде, чем Хеллорин ее обнаружит.
Не без сожаления Искальда выбралась из ручья и заковыляла в глубину леса, стараясь не поддаваться панике, усталости и с каждой минутой усиливающейся боли в ноге. Луна быстро клонилась к горизонту, и Искальда понимала, что с наступлением темноты ей вряд ли удастся найти надежное укрытие.
Казалось, ей суждено вечно петлять среди деревьев, держа раненую ногу на весу, и когда Искальда наконец отыскала подходящее место, она уже с трудом осознавала, зачем ей понадобилась эта узкая ложбинка, защищенная с трех сторон колючими зарослями. Впервые за эту ночь она получила возможность хотя бы немного отдохнуть. Искальда улеглась, с облегчением вытянув больную ногу, и погрузилась в забытье.
Искальда проснулась оттого, что во сне почуяла волка. Подчиняясь инстинктам, она вскочила — и тут же тяжело завалилась на бок, забыв о поврежденной ноге. Искальда яростно пыталась подняться, но в это время кусты зашевелились, и она буквально потонула в запахе волка. Волк, волк, волк…
Ужас придал ей сил. Искальда встала, подняла здоровую переднюю ногу, чтобы ударить, убить, — и снова едва не упала, лишь чудовищным усилием воли устояв на ногах. Сердце ее стучало, словно копыта испуганной лошади. Опустив голову, она вгляделась в заросли — и звучно фыркнула, поражаясь собственной глупости. Нечего сказать, волк! Будь Искальда в своей человеческой ипостаси, она обязательно бы посмеялась над собой.
Смертельно опасный хищник, едва не лишивший ее рассудка, оказался таким крохотным детенышем, что она чуть не сдула его своим фырканьем. Трогательный пушистый комочек отчаянно дрожал от стужи, а заметив Искальду, жалобно заскулил от голода. Искальда с любопытством повела ушами. Интересно, где его родители, — от ответа на этот вопрос зависела и ее собственная жизнь. Поблизости их нет, это точно — иначе бедный малыш не скулил бы так жалобно. Скорее всего они погибли во время пожара. Но если им удалось спастись и сейчас они ищут своего детеныша? Разумнее всего было бы действительно пристукнуть его с самого начала — почему же она передумала? Несмотря на инстинктивную ненависть лошади к волку, Искальда не могла удержаться от жалости, и кроме того, звереныш напомнил ей сына Ориэллы, маленького Вульфа.
Искальда насторожилась и вгляделась внимательнее. Да нет, не может быть! Вульф сейчас в Вайвернесс, под надежной охраной контрабандистов и приемных родителей. Зачем бы им понадобилось приносить его сюда, где столько опасностей? Нет-нет, это, конечно же, совсем другой волчонок, но, думая так, в глубине души Искальда уже не сомневалась, что перед ней действительно Вульф: она узнала это белое пятнышко под подбородком и уши, торчащие одно вверх, другое — вбок. Кроме того, она почувствовала его. Это ощущение нельзя было бы выразить словами, но под волчьим обличьем скрывалась человеческая сущность, и Искальда, которой была хорошо знакома такая двойственность, почуяла ее сразу.
Вытянув шею, она осторожно подтолкнула звереныша поближе к себе. Первым делом волчонок отважно цапнул ее за нос своими крохотными зубками, но потом, видимо, решил, что кобыле можно доверять. А что еще ему оставалось — голодному и замерзшему? Накормить Вульфа Искальде было нечем, но согреть его она могла — и устало вытянулась на траве, решив, когда рассветет, на свежую голову подумать о том, что делать дальше. Волчонок прижался к теплому боку кобылы, и через минуту оба заснули.
* * *
После ухода фаэри мятежники, вздохнув с облегчением, занялись приготовлением ужина и сбором нехитрых пожиток перед завтрашним выступлением, а Язур еще долго глядел вслед удаляющейся фигурке волшебницы. Незнакомые с Волшебным Народом жители Южных Царств относились к чародеям с большим трепетом, нежели северяне, но у юного воина к этому трепету примешивалось еще и немалое восхищение смелостью Феи Озера, отважившейся в одиночку противостоять могущественному Повелителю фаэри. Кроме того, ему было понятно ее одиночество и вынужденное затворничество: он и сам находился в таком же положении, ибо все, кого он любил, либо умерли, либо были очень и очень далеко.
Даже в темноте ему было видно, как устало сгорбилась Эйлин и опустила голову; Язур готов был поклясться, что она прикрывает рукавом лицо, будто плачет. Ах, как бы ему хотелось хоть чем-нибудь ее утешить. Внезапно его озарило: он понял, что судьба привела его сюда все-таки не случайно! Язур улыбнулся собственным мыслям. Пусть Ориэллу уже не догнать, но помочь ей тем не менее он еще может. Разве волшебница не была бы рада, зная, что кто-то заботится о ее матери?
Увлеченный этой идеей, Язур собрался уже перейти мостик, но вовремя остановился, вспомнив резкие слова и яростный взгляд, брошенные Феей Озера перед уходом. Нет, сказал он себе, надо бы подождать, пока она малость не успокоится после стычки с Хеллорином. Он ей необходим — это несомненно, — но вот убедить ее в этом будет довольно непросто.
Ваннор, когда Язур после ужина объявил ему о своем решении, к большому неудовольствию юноши, в открытую рассмеялся:
— Оберегать госпожу Эйлин?! Нет, ты все-таки неисправимый романтик! От чего такого, скажи на милость, ты собираешься ее оберегать, с чем она сама не могла бы справиться? Может, заодно ты спросишь, не нуждается ли в защите Повелитель фаэри?
— Чушь! — неожиданно вступилась за Язура Дульсина. — Ты, Ваннор, на редкость умен, но порой бываешь так же на редкость глуп. Госпожа Эйлин только что потеряла дочь, а ее дом — в руинах. Ей непременно нужно, чтобы кто-то был рядом. Даже если мы с тобой печалимся о судьбе чародеев, то представь, каково сейчас ей. Она стремится к одиночеству, чтобы предаться скорби, но, боги свидетели, не вечно же ей рыдать!
— Могущество и сила тут ни при чем, — подхватил Язур. — Часто самыми опасными врагами для нас становятся уныние и безнадежность, и никто не в состоянии справиться с этими недругами в одиночку. Ей нужно, чтобы кто-то отвлекал ее от мрачных мыслей и ободрял…
Их страстные речи не произвели на Ваннора ни малейшего впечатления.
— Делай что хочешь, — пожал он плечами. — Если в результате ты передумаешь возвращаться на юг, то я — за. Только помни, что госпожа Эйлин несколько отличается от ваших южных скромниц. И не забывай, чья она мать. Если ты позволишь себе хотя бы намек на то, что она слабая беззащитная женщина, — прощайся с жизнью. Эти чародеи на удивление самолюбивы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56