— Нужно уходить отсюда, — ответил на это Кейто и окликнул Фиби: — Идем!
Она медленно подошла к нему, спросила, указывая на Брайана:
— Вы оставите его здесь?
— Я не стану его убивать, — сказал он, — если уже не сделал этого. Пора уходить, — повторил он. — Скоро весь город сбежится сюда и будет показывать на нас пальцами.
Он слегка подтолкнул Фиби.
— А все-таки, — спросил его Стрикленд, вкладывая кинжал в ножны и с неприкрытым восхищением глядя на Фиби, — кто эта женщина? Вы не шутили?
— Клянусь, моя жена. Не верите?
Словно в подтверждение своих слов, он вытащил очередную колючку, застрявшую в ее волосах.
— Нет, — откровенно признался Стрикленд. — Эта одежда…
— Я ее верну, — объяснила Фиби. — Пришлось одолжить за гинею. И кажется, соверен в придачу.
— Довольно дорого за такую рвань, — проворчал Кейто с видимым неодобрением.
Фиби резанули по сердцу его слова. Почему он говорит о такой ерунде, да еще недовольным тоном? Неужели не понимает или не хочет понять главного, что толкало ее на все эти поступки и что определяется одним коротким словом «любовь»? Нет, она не требует благодарности. Но хотя бы один добрый взгляд, одно ласковое слово! Ничего этого не было и в помине. Да, разумеется, он спас ее, когда Брайан уже готов был пронзить кинжалом ее горло, но спасал он не любимую женщину, а жену, продолжательницу рода, и потом, когда все благополучно окончилось, ничем не выразил радости. Окинул ее все тем же холодным взглядом и отвернулся. Отвернулся от нее…
Впрочем, правила хорошего тона, по-видимому, взяли верх, и Кейто решил представить ее своему сподвижнику.
— Леди Гренвилл. Уолтер Стрикленд, — произнес он с подобающим церемонным жестом.
— Рада познакомиться с вами, сэр, — пробормотала Фиби и добавила с некоторым вызовом: — Извините за не совсем подходящий туалет.
— О, вы сослужили нам добрую службу, леди Гренвилл, — с поклоном сказал Стрикленд. — Я восхищаюсь вами.
Ну, что стоило Кейто хотя бы сейчас поддержать его похвалу? Однако он промолчал. Все трое зашагали к набережной и, подойдя туда, увидели, что разгрузка корабля уже закончилась, суматоха улеглась; матросы, по-видимому, были отпущены в город.
— Надо поговорить с капитаном о предстоящем отъезде, Стрикленд, — бросил Кейто. — Если его нет на судне, он наверняка сидит в таверне «Чайка». Думаю, в этом городе вам сейчас уже никто не угрожает.
— Пожалуй, — согласился Стрикленд.
— Мне бы пройти в каюту, — сказала Фиби.
Она чувствовала себя ужасно неуютно: ее коробило от холодности и насмешливости Кейто — тот словно все время давал понять, что она чем-то перед ним провинилась. Но чем? Тем, что надела неподобающий костюм? Или тем, что рисковала жизнью — по его мнению, конечно, напрасно и легкомысленно? Но ведь она все же сумела предупредить об опасности. Хотя, разумеется, и без ее участия все окончилось бы точно так же. Впрочем, кто знает?
Когда Фиби и Кейто вошли в каюту и дверь за ними закрылась, она была уже не в состоянии сдерживать слезы и громко разрыдалась.
— Ну-ну, — сказал он примирительно, — что с тобой такое? Кто тебя так обидел? Ты не находишь, что муж, чьи слова не принимаются супругой во внимание, тоже имеет некоторое право обижаться?
— Я… я хотела, — ответила она сквозь слезы, — доказать, что достойна вашего доверия. Хотела помогать вам, участвовать в ваших делах. Хотя бы знать о них чуть больше. А вы… даже не удостоили меня вниманием!
— Господи, что ты себе вообразила? Да, конечно, ты разозлила меня тем, что за какие-то несколько месяцев нашей совместной жизни уже столько раз поступала по-своему. История с Мег, дружба, или как это назвать, с Брайаном. Погоня за мной почти до Хариджа. И вот теперь подвергнуть себя такой опасности здесь, в Роттердаме! А если бы Брайан чуть сильнее надавил кинжалом? Мне только чудом удалось выбить оружие из его рук.
Что-то в его тоне заставило ее поднять голову. Она увидела его глаза и прочла в них то, что ей было так необходимо: беспокойство, нежность, даже любовь.
Кейто привычным жестом пригладил волосы.
— Я до сих пор не совсем тебя понимаю, — продолжал он. — Но в этом еще одна грань твоего странного обаяния. Потому что я не всегда знаю, чего мне больше хочется: предаться с тобой любви или свернуть тебе шею за упрямство и своеволие. Одно я наверняка знаю: без тебя мне не жить.
Она открыла рот от удивления. Слезы удивительно быстро высохли. Такой формы признания в любви она не ожидала, его резкие слова звучали у нее в ушах нежнейшей музыкой.
— Вы только что сказали, — проговорила она окрепшим голосом, — о двух вариантах отношения ко мне. Я предпочитаю первый из них. А моя шея пускай остается в целости и сохранности, милорд.
С этими словами она призывно обняла его.
Эпилог
Вудсток, Оксфорд, ноябрь, 1646 года
— Посмотри, как я растолстела, Оливия!
В голосе Фиби звучала отнюдь не жалоба, а скорее удовлетворение, даже гордость, когда она произносила эти слова, стоя перед зеркалом, обхватив обеими руками свой округлившийся живот.
Оливия отвлеклась от письма, которое читала.
— Ты совсем не толстая. А лицо даже похудело.
— Правда? Пожалуй, ты права. Худоба мне идет, верно?
Она хмыкнула и подошла к окну.
— Порция пишет, что хочет приехать к нам на Рождество. С детьми. А Руфус опять отправится в Лондон. — Оливия сложила письмо.
— Вот и хорошо! — воскликнула Фиби. — Надеюсь, они пробудут до Крещения и тогда примут участие в нашем представлении. Я даже рада, что оно не состоялось летом. Тогда всем было бы не до него: ведь как раз в те дни шотландцы выдали короля парламенту, помнишь? И Кейто почти не бывал дома. А на двенадцатый день после Рождества, думаю, все будут в сборе.
— Значит, надо уже начинать репетиции, — озабоченно проговорила Оливия. — И подумать о к-костюмах.
— Ох, приехал Кейто! — воскликнула Фиби, отходя от окна. — Не думала я, что он так скоро вернется.
Подобрав юбки, она выскочила из комнаты и устремилась вниз по лестнице.
— Осторожнее… твой живот! — только и успела крикнуть Оливия.
Фиби промчалась мимо Биссета, уже открывшего входную дверь, подбежала к только что спешившемуся Кейто и, привстав на цыпочки, поцеловала его в уголок рта. Он ласково провел рукой по ее пышным волосам.
— Поспешил вернуться, — сказал он, — как только представилась возможность. Как себя чувствуешь?
— Прекрасно. Лучше, чем всегда.
Не скрывая счастливой улыбки, он внимательно посмотрел на жену. Применительно к Фиби можно было сказать, что беременность красит женщину. Ни сбившаяся прическа, ни оторванная пуговица на платье, ни чернильные пятна на пальцах не портили картины.
— Вы долго пробудете дома?
— Вряд ли, — ответил он. — И вы все поедете со мной.
— Куда?
— В Хэмптон-Корт, резиденцию короля, где мне предстоит вести переговоры с его советниками.
— Ой, а как же мое представление? Я так надеялась устроить его здесь в канун Крещения! И Порция хотела приехать.
— Устроишь там. Руфус тоже приглашен на переговоры, так что вы с ней встретитесь в Хэмптон-Корте. Это совсем недалеко от Лондона, тоже на берегу Темзы.
— Вы не шутите? Мы сможем сыграть там мой спектакль?
— Да, и в роли королевы-девственницы будет беременная актриса, — сказал Кейто с улыбкой.
— Королеву Елизавету будет играть Порция, — решительно сказала Фиби.
— А кому же тогда выпадет роль сэра Дадли? Не мне ли?
— Нет! — с той же решительностью повторила Фиби. — Если не я королева, то пусть ее возлюбленного играет Руфус. Я его уговорю.
Они стояли уже возле дверей кабинета.
— Если позволишь мне пройти в комнату, — сказал он, — и войдешь сама, я покажу предназначенный тебе подарок.
— Как мило! Так давай быстрее! Где он?
— Здесь.
Кейто похлопал по карману куртки. Преувеличенно осторожно он вытащил оттуда аккуратный пакет из вощеной бумаги и вручил Фиби.
— Что это?
— Посмотри сама.
Она разорвала обертку и застыла, не веря своим глазам. В ее руках была книжечка в кожаном переплете, с золотым тиснением на обложке и корешке. И в том и в другом месте блестящие буквы складывались в ее имя и фамилию. Она раскрыла книгу и на веленевой бумаге узнала строки, написанные недавно ее рукой. Этой самой, с чернильными пятнами на пальцах!
— Моя пьеса! — воскликнула она. — Ее напечатали!
— Да, у лондонского типографа, — сказал Кейто, любуясь ее смятением.
— Но как… откуда он ее взял?
— Из моих рук, дорогая.
— А вы откуда? Я храню рукопись в малой гостиной. Она и сейчас там, я недавно видела.
— Грешен, Фиби, признаюсь. Чтобы сделать тебе подарок, мне понадобилась помощь Оливии. Она охотно переписала всю твою пьесу от начала до конца. К счастью, ей удалось разобрать твой почерк.
— И вы все время молчали и ничего не говорили мне! Я была уверена, вас не интересует моя писанина.
— Скажу честно, так оно и было. До поры до времени. Но потом я показал ее знающим людям в Лондоне.
— Кому?
— Неплохим поэтам. Джону Мильтону и Флетчеру.
— Им понравилось? — с замиранием в голосе спросила Фиби.
Кейто иронически, как он это умел, улыбнулся.
— Они вынуждены были признаться в этом. Правда, неохотно. Особенно мистер Мильтон. Никак не мог смириться с мыслью, что какая-то женщина осмелилась вторгнуться в его царство поэзии. Но и он процедил, что у тебя есть интересные строфы, прекрасные обороты речи, или как это у вас называется.
— Когда мы едем?
Фиби все вертела в руках свою книгу, глядя на нее с некоторым недоверием.
— Да хоть сейчас. Надеюсь, ты не разродишься в дороге?
Он произнес это как бы шутя, но в голосе его звучала тревога.
Фиби с трудом отвела глаза от книги и сказала:
— Нужно попросить Мег быть повивальной бабкой. Больше я никого не знаю.
— Пусть, если хочет, — сказал Кейто, — едет с нами.
— И ее черный кот тоже.
— Что? — удивился Кейто. — А, ну да, конечно. И все остальные люди или животные, которые тебе нужны для полного комфорта.
Фиби уколола его ирония, но совсем чуть-чуть; она уже поняла, что он за человек и как к ней относится. Повернувшись к нему боком, она спросила:
— Я ужасно толстая, верно? Не удивлюсь, если у меня будет сразу два мальчика. А вы что думаете?
Она смотрела на него ясным детским взглядом, ожидая ответа.
— Мне вполне достаточно одного ребенка, — тихо произнес он, убирая с ее лица прядь волос. — И по правде говоря, милая, — добавил он еще тише, — ты настолько дорога мне, что я не променяю тебя на целый выводок сыновей.
Бросив книгу на стол, Фиби кинулась в его объятия.
— Не говорите так! — воскликнула она, прижимаясь к его груди. — Я могу и хочу подарить вам много сыновей и дочерей. Таких, которые без настоящей любви не рождаются.
— О, тогда нужно спешно увеличивать число детских комнат у нас в доме, — сказал он, чувствуя, как в животе, которым доверчиво прижималась к нему Фиби, шевельнулось дитя.
Она взглянула в его любящие глаза, и оба поняли, что с этого мгновения нерасторжимо связаны друг с другом.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39