Генриетта засмеялась:
— Нет, думаю, в этом нет необходимости.
— Какое счастье, — обрадовался Дэниел.
— Если моя выдумка не вызовет подозрений, — пояснила Генриетта, не обращая внимания на его ироничный тон, — всем вам, за исключением, может быть, Тома, вовсе не надо показываться солдатам. Они выдадут пропуска на имена, которые я им скажу, а когда документы будут у нас, никто не будет спрашивать имя. Если я скажу, что вам семьдесят девять лет и они занесут это в пропуск, потом мы можем легко переправить семерку на двойку.
— Боже милостивый, — застонал Дэниел. — Семьдесят девять лет!
— Мне кажется, вы не воспринимаете это всерьез, сэр, — возмущенно сказала Генриетта. — А я говорю совершенно серьезно, уверяю вас.
— Это нелепый план. — Дэниел отломил толстый кусок от буханки ячменного хлеба. — Мне понятно, что сейчас ты испытываешь неудобства, однако детские игры здесь неуместны.
Генриетта покраснела от возмущения.
— Это не детская игра. Я уверена, что мне удастся выполнить задуманное, если у меня будет необходимая одежда. Со мной пойдет Том. По нему трудно сказать, за короля он или за парламент, и я уверена, он согласится выдать себя за сторонника парламента. Не правда ли, Том? — Она вопросительно посмотрела на воина, флегматично жующего хлеб и сыр, в то время как вокруг него бушевали страсти.
— Если это будет способствовать достижению цели, — согласился он. — Однако сэр Дэниел прав. Это безумный план…
Генриетта ничего не сказала, однако губы упрямо сжались, и Уилл увидел на ее лице знакомое выражение, которое не предвещало ничего хорошего.
Они оставались в сыром амбаре весь день. Дэниел пытался смягчить свой резкий отказ от плана Генриетты, но она оставалась глухой ко всем доводам и предложениям, как к пустым разговорам для того, чтобы убить время. В конце концов Дэниел махнул рукой и погрузился в мрачное раздумье. «Ее нельзя осуждать за то, что она дуется», — решил он, наблюдая за Генриеттой из-под полуприкрытых век. Казалось, она была очень расстроена.
Генриетта тоже глубоко задумалась, строя и отвергая планы с холодным расчетом. Она могла бы выполнить задуманное одна, без всякой помощи и в теперешней одежде и, возможно, даже извлечь пользу из своего облика. Внезапно почувствовав, что сэр Дэниел украдкой смотрит на нее, она закрыла глаза и глубоко зевнула, прислонившись к стене амбара, молясь, чтобы он не заметил предательский румянец, проступивший на ее щеках.
Дэниел тоже закрыл глаза. Сон казался единственным средством скоротать бесконечно тянущееся время, дождаться, пока прекратится дождь и они снова смогут тронуться в путь. Уилл и Том также последовали примеру Гэрри. Минут через десять глубокое, ритмичное дыхание Дэниела смешалось с дыханием остальных спящих.
Генриетта открыла глаза. Осторожно встала. Кошелек сэра Дэниела лежал рядом с его седельными сумками. Она потихоньку вытащила две кроны. Девушка не представляла, сколько могут стоить пропуска, однако взять большую сумму не решилась. Для девушки в ее положении и одна крона являлась значительной суммой, что должно еще больше убедить офицеров в подлинности ее рассказа.
Заправив волосы под вязаную шапочку, застегнув кожаный жилет и подняв воротник, она выбралась из амбара в сгущавшиеся сумерки, под продолжающий моросить противный дождь. Генриетта пересекла двор, хлюпая сапогами по грязи. Заброшенный деревенский дом с почерневшими стенами и без крыши, свидетельствовавшими о недавнем пожаре, после которого обитатели покинули его, неясно и немного угрожающе вырисовывался в туманной мгле. Она направилась через поля в сторону Ноттингема, находящегося в трех милях от покинутой фермы.
Проснувшись через полчаса, Дэниел сначала не встревожился из-за отсутствия Гэрри, полагая, что она либо пошла в нетронутую пожаром уборную на заднем дворе деревенского дома, либо просто решила размяться, так как дождь немного утих. Он тоже вышел прогуляться. Небо заволокло тучами. Не было видно ни луны, ни звезд. В сыром воздухе ощущался осенний холод.
«В такую темную ночь продолжать путешествие едва ли возможно, — подумал Дэниел. — Особенно по полям и лесам. Лошадь может сломать ногу, попав в лисью нору, или зацепиться за можжевельник и порвать сухожилие. Пожалуй, лучше провести ночь в этой мрачной дыре и продолжить путешествие завтра утром».
Размышляя таким образом, он снова вошел в амбар и удивился, что Гэрри до сих пор не вернулась.
— Куда она могла пойти? — спросил он, обращаясь к своим спутникам.
Том пожал плечами, а Уилл закусил губу и выглядел весьма встревоженным.
— Что ты думаешь по этому поводу, Уилл? — спросил Дэниел, пристально глядя на юношу.
Щеки Уилла зарозовели, приближаясь по цвету к копне рыжих волос.
— Прошу прощения, сэр, но вам не следовало так разговаривать с ней. Гэрри не отказывается от задуманного, когда верит в успех своего плана.
— Постой, — медленно произнес Дэниел, охваченный ужасом от того, что подразумевал Уилл. — Ты хочешь сказать, что, разозлившись, она ушла от нас?
— Нет, сэр. — Уилл почесал голову. — Не совсем так. Я думаю, она пошла в Ноттингем, чтобы добыть пропуска.
— Боже милостивый! — В голове Дэниела возникли ужасные картины: Генриетту выставили напоказ для развлечения развратных солдат «круглоголовых» в ноттингемском замке; Генриетту заставляют раскрыть свое подлинное имя, выдать беглых товарищей и их местонахождение; неминуемое прибытие сюда отряда «круглоголовых» с пиками.
— Сумасбродная, легкомысленная девчонка, — сказал Том, покусывая соломинку. — Нам лучше убраться отсюда, пока она не привела к амбару все новое дворянство.
— Мы не можем уйти, Том, — резко сказал Дэниел. — Не можем бросить ее.
— Я останусь и подожду Гэрри, — вызвался Уилл. — Это мой долг. В конце концов она оказалась здесь из-за меня.
Дэниел невесело улыбнулся:
— Я не убежден в этом, Уилл. Госпожа Эшби не хотела принять то, что уготовила ей судьба. Последовав за тобой, она лишь воспользовалась романтическим предлогом, чтобы сбежать из дому.
Уилл был поражен, так как подобная мысль никогда не приходила ему в голову.
— Значит, вы полагаете, сэр, что она не любит меня?
— Думаю, ей только кажется, что она любит тебя, — сказал Дэниел. — Я вовсе не хочу задеть твое самолюбие…
— О, нет, сэр, — поспешил успокоить его Уилл. — Признаюсь, в этом случае мне было бы гораздо легче.
Несмотря на свою тревогу, Дэниел не мог удержаться от улыбки, услышав столь откровенное заявление. Господин Осберт оказался не обиженным влюбленным, а несчастной жертвой значительно более сильной воли. Дэниел подошел к двери и выглянул в ночную тьму. Где-то зловеще прокричала сова, какая-то маленькая зверушка взвизгнула от страха. Эти звуки встревожили мужчин.
— Том и ты, Уилл, скачите на юг пять или шесть миль. Там найдите какое-нибудь тайное убежище и ждите меня. Если к утру я не приеду, вам следует двигаться дальше самостоятельно. Я покину амбар и найду какое-нибудь укромное место, откуда смогу наблюдать за возвращением Гэрри. Мы не должны попасться, как крысы в западню.
Они разделились: Том и Уилл скрылись во мгле, уводя лошадь Гэрри, а Дэниел пустил своего коня пастись в поле перед фермой, а сам забрался на раскидистый дуб. Это было не очень-то удобное место. Хотя дождь прекратился, с мокрых листьев капало прямо за ворот, мышцы ног быстро затекли, и в голове зрели планы наказания Генриетты Эшби, когда она соизволит вернуться.
Генриетта достигла замка Ноттингем, когда большая решетка на крепостных воротах была уже опущена на ночь.
— Умоляю, сэр, пустите меня, — искренне простонала она. — Мне надо поговорить с офицером, который выдает пропуска для беспрепятственного передвижения по дорогам.
Солдаты в сторожевой будке с удивлением воззрились на нее. Голос явно принадлежал девушке, но перед ними стоял юноша.
— Ты кто? — грубо спросил один из них. — Девка?
— Да, — согласилась она, снимая шапку и освобождая густые золотистые волосы, которые рассыпались по плечам. — Я действительно девица, сэр, но вынуждена ходить в этой одежде. В такие времена девушке небезопасно путешествовать одной. — Она передернула плечами. — Повсюду шастают роялисты и прочие бандиты, вооруженные до зубов и готовые поиздеваться над простой девушкой.
Солдаты громко рассмеялись.
— Да, я бы тоже не отказался позабавиться с тобой. Ты такой лакомый кусочек. Входи, раз уж пришла.
Они открыли боковую дверь, и Генриетта проскользнула мимо них, взвизгнув, когда кто-то шлепнул ее по заду.
— Пожалуйста, сэр, проводите меня к капитану, выдающему пропуска.
— Всему свое время, — усмехнулся солдат. — Не желаешь ли кружку пива? В сторожевой будке так одиноко, верно, Джек? Мы были бы рады, если бы ты составила нам компанию.
Генриетта не представляла, как выпутаться из этого положения. Она плотнее запахнула кожаный жилет на груди и озабоченно посмотрела на солдат.
— Будьте добры, господа, я очень спешу. Мой отец лежит больной в Лондоне, и я должна поскорее добраться до него со своим дедом. Отец заболел в эти ужасные времена, отдав все силы парламенту, и, если мы не придем ему на помощь, его ждет могила.
Не переставая что-то лепетать, она ухитрилась увернуться от лапавших ее рук и взбежать вверх по узкой каменной лестнице в круглую комнату, где размещалась стража.
Здесь было тепло и уютно, в камине потрескивал огонь, на грязном дощатом столе стояла большая бутыль вина. Двое солдат в расстегнутых мундирах сидели у огня.
— Ну и ну, это что еще за явление? — сказал один из них, оживившись. — Кого ты привел, Дик?
— Разве не видишь, это девица в мужской одежде, — усмехнулся Дик. — Хочет получить пропуска для себя и своего деда.
— А также для брата и его друга, охраняющего нас, — сбивчиво добавила Генриетта. — Моему деду семьдесят девять лет, и он едва ходит.
— Тогда тебе лучше оставить его, — заявил Дик. — Разве ты не можешь обойтись без старика?
Генриетта с трудом проглотила застрявший в горле ком и начала отчаянно выкручиваться:
— Это последнее желание моего отца. Ему очень хочется увидеть перед смертью своего родителя. Последние годы они были в плохих отношениях, и дед говорит, что не упокоится, пока не помирится с сыном.
Джек понимающе кивнул, приложившись к бутыли.
— Да, семейные дела бывают непростыми. Я помню, то же самое происходило между моим дядюшкой Джобом и его младшим сыном. Они не обменялись и парой слов за двадцать лет, хотя жили совсем рядом. — Он вытер губы тыльной стороной ладони и передал бутыль Генриетте: — Хлебни немного, девонька. Ночь такая сырая, — Нет, благодарю, — поспешно сказала Генриетта. — Умоляю, проводите меня к капитану.
— Пропуска выдает не капитан, — сказал с похотливым смешком один из стражников, греющихся у огня. — Это сержант, и ты должна договориться с ним. Возможно, за одолжение тебе придется расплатиться поцелуем.
— Мне кажется, люди Кромвеля не такие, чтобы воспользоваться затруднительным положением несчастной девушки, — сказала Генриетта со скорбным вздохом. — Это грех, когда у меня такое горе. — Она принялась тереть глаза, стараясь для убедительности выжать из них слезу. — Я никогда ни с кем не целовалась, даже со своим Недом, за которого должна выйти замуж, когда будет готово мое приданое.
Посматривая на солдат сквозь пальцы, она поняла, что действует верно. Эти грубые деревенские парни придерживались своих правил чести и с девушкой из их среды, обрученной и целомудренной, они не станут распутничать.
— Перестань плакать, — проворчал Дик. — Никто тебя не тронет. Мы только немного пошутили. Но тебе не следует шляться в штанах. Это неприлично.
— Да, конечно, — всхлипывая, сказала Генриетта. — То же самое сказал бы Нед, если бы узнал. Но что делать девушке без мужчины, который защитил бы ее? Мы живем в ужасное время.
— Да, это так. — Один из сидевших у огня встал, застегивая мундир. — Пойдем со мной. Я провожу тебя к сержанту. Дома у меня осталась девушка не старше тебя.
Генриетта благодарно кивнула и последовала за ним по коридору. Дойдя до обитой железом деревянной двери, солдат постучался. Грозный голос разрешил им войти, и солдат подтолкнул Генриетту вперед, в комнату, где также горел камин.
Там за большим столом сидел круглолицый мужчина в безупречно чистом мундире.
— Ну? — спросил он. — Что это такое, рядовой Бейтс?
Солдат, вытянувшись в струнку, объяснил ситуацию.
Сержант невозмутимо слушал, уставившись на девушку, которой не требовалось больших усилий, чтобы казаться оцепеневшей, так как она действительно была сильно напугана. Генриетта хорошо знала, что делали с теми, кого подозревали в измене. Их пытали, и принадлежность к женскому полу вовсе не означала, что она избежит судьбы тех, кто был сломлен в подвалах замка Ноттингем, сломлен при одном только виде палача. Генриетта дрожала, несмотря на то что ладони ее стали влажными и на верхней губе проступили капельки пота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50