— О Боже! Значит, поэтому ты так быстро убежала от него?
Генриетта кивнула:
— Я не могла удержаться.
— Твоя маскировка была очень убедительной. — Голос его дрожал от сдерживаемого смеха. Он боялся, что турки догадаются, кто она, а вместо этого… Дэниел разразился смехом и упал на койку, по щекам его текли слезы.
— Что тут смешного? Что значит мальчик на содержании?
Он сел и вытер глаза.
— Святая невинность. Это мальчик, который оказывает мужчине услуги в постели, как это делают женщины.
Генриетта раскрыла рот.
— Как это?
Дэниел вздохнул и начал объяснять. Глаза Генриетты округлились.
— О небеса! — воскликнула она. — Разве это не больно?
— Не знаю, любовь моя. Я не занимался такими вещами, но кое-кто, по-видимому, получает удовольствие.
Генриетта прикусила нижнюю губу.
— Мне кажется это очень странным, так как мужчина и женщина доставляют друг другу огромное удовольствие. Однако, полагаю, люди имеют право делать то, что им больше всего нравится.
— Только в том случае, если это не причиняет вреда другим. — В голосе Дэниела прозвучали серьезные нотки, и она понимающе посмотрела на него.
— Я не буду заставлять тебя страдать, милый, — сказала она. — Мне хочется помогать тебе в это тревожное время. Может быть, ты считаешь, что я не могу быть полезной, но это не так, и потому я всегда должна быть с тобой.
Дэниел вынужден был признать справедливость ее слов и не стал спорить. Просто решил учесть на будущее, что простым запиранием дверей Генриетту не удержать. Но только одному Богу известно, какие неприятности могут причинить им обоим ее безрассудные порывы, если не удастся их предотвратить.
Глава 13
Мадрид — город, расположенный в узкой долине, вдали от моря, с извилистыми улочками и широкими площадями, жаркий, душный, незнакомый. Генриетта медленно тащилась по улице с корзиной инжира и гранатов в руке. Жаркое июньское солнце нещадно палило, и она старалась укрыться в тени белых домов, выстроившихся вдоль улицы, вытирая рукавом капли пота со лба. Она остановилась у калитки в высокой каменной стене. За калиткой находился небольшой внутренний дворик, затененный увитыми виноградом решетками.
Дэниел сидел на скамейке под апельсиновым деревом и читал какие-то документы. Он поднял голову, когда она вошла, и улыбнулся:
— Что у тебя там?
Генриетта пересекла дворик и наклонилась, подставив ему щеку для поцелуя.
— Фрукты с рынка, который находится рядом с собором. — Она показала мужу содержимое корзины. — Они выглядели очень соблазнительно, и я не могла устоять.
Дэниел откинулся назад, искоса глядя на нее, испещренную солнечными бликами от пробивающихся сквозь решетки ярких лучей.
— Но разве это то, за чем тебя послали?
— Откуда ты знаешь? — Она улыбнулась.
— Потому что сеньора часто жалуется мне на твою манеру делать непредсказуемые покупки. Вчера она просила тебя купить яйца, а ты вернулась с сыром. Сегодня она хотела приготовить к обеду томатный соус.
— Но у меня не хватило денег на помидоры, — парировала Генриетта. — Мы поедим инжир и обойдемся без томатного соуса.
— Скажи это сеньоре.
— О, она начнет причитать и размахивать руками, — вздохнула Генриетта. — А я только стараюсь помочь ей.
— Мне кажется, она скоро предпочтет обходиться без твоей помощи, — осторожно заметил Дэниел. — Ты заставляешь ее нервничать, потому что она рассчитывает приготовить определенное блюдо, но не уверена, что ты принесешь с рынка нужные продукты.
— Пожалуй, ты прав. — Генриетта опять вздохнула, глядя на свою корзину. — Но здесь так приятно делать покупки. Дома я не получала такого удовольствия и в Гааге тоже.
— О, донья Драммонд… донья Драммонд! — Из каменного дома в задней части двора возникла фигура в темном одеянии и поспешила к ним.
Заговорщически улыбнувшись Дэниелу, Генриетта протянула корзину. Заглянув в нее, сеньора Альвара разразилась потоком испанских слов, затем воздела руки, взывая к небесам. Хотя Генриетта не понимала по-испански, чувства, которые выражали эти слова, были ей совершенно понятны. Дэниел, порывшись в кармане, достал монету и протянул ее причитающей сеньоре, которая, продолжая жестикулировать, исчезла со двора.
— Возьми инжир. — Генриетта села на скамейку рядом с Дэниелом. — Как прошло утро? — Она глубоко вонзила зубы в сочную мякоть.
— Трудно сказать… грязнуля. — Дэниел вытащил носовой платок из кармана своего коричневого шелкового камзола и вытер капли сока с ее подбородка.
— Я не грязнуля. — Она увернулась от такого унизительного проявления заботы. — Это неизбежно, потому что фрукты очень сочные. Так почему тебе трудно сказать?
Дэниел нахмурился.
— Они все очень вежливые и радушные, но тем не менее я так и не смог встретиться с королевским камергером, без чьего согласия и покровительства мне никогда не добиться аудиенции у короля Филиппа. Формально мне никто не отказал, но дело не движется. Они улыбаются, болтают всякие глупости, утомляют гостеприимством, но избегают говорить о главном. Не знаю, возможно, они не могут решить, как обращаться с представителем свергнутого короля. В протоколе нет такого положения. — Дэниел печально покачал головой. — Возможно, также, что они узнали об истинном характере моего поручения и, если король Филипп не может или не хочет оказывать услугу королю Карлу, стараются не допустить, чтобы к нему обращались с подобной просьбой.
— Какое разочарование, — искренне расстроилась Генриетта. Она еще не была представлена ко двору, королева тоже пока не приняла ее, поэтому Генриетта не могла посетить ее величество во дворце. Однако она получала приглашения от жен знакомых Дэниелу вельмож. Эти визиты носили строго официальный характер, определенный правилами этикета, и потому Генриетта хорошо представляла атмосферу, о которой говорил Дэниел. — А что это за бумаги?
— Депеши из Гааги. — Дэниел сложил документы, которые читал, когда она вошла во двор, и засунул их глубоко в карман камзола. — Посыльный прибыл сегодня утром.
— От короля?
— Да.
— Ну, и что же в них говорится?
Дэниел покачал головой:
— Я не имею права разглашать их содержание, моя фея. Его величество приказал хранить их при себе.
— Но я твоя жена.
Он ущипнул ее за нос.
— Даже жена не может уговорить меня раскрыть секреты короля. Во всяком случае, они касаются вопросов, которые не могут тебя интересовать.
— Откуда ты знаешь? — возмутилась Генриетта. — То, что интересует тебя, интересует и меня. Может, ты считаешь, что я слишком молода или слабоумна, чтобы понять важность твоих дел?
— Нет, ты просто назойливый ребенок, — не выдержал Дэниел. — Я не считаю тебя слабоумной, но ты не разбираешься в государственных делах и не найдешь ничего интересного в депешах.
Генриетта покраснела от возмущения и упрямо возразила:
— Я понимаю больше, чем ты думаешь. Это сообщения от шотландцев, или от королевского двора в Гааге, или из Англии.
Дэниел мрачно посмотрел на нее и встал.
— Ты слышала, что я сказал, Генриетта?
Она последовала за ним в дом, затем наверх, в затемненную спальню с холодным кафельным полом и белыми стенами, и увидела, как он кладет документы в ларец, стоящий на инкрустированном сундуке.
— Не представляю, какие такие секреты содержатся в этих бумагах, что я не могу их знать.
Дэниел только пожал плечами.
— Мы приглашены на вечер, который устраивает сегодня граф Медина де лас Торрес. Дон Фуэнтес, секретарь графа, передал мне приглашение сегодня утром, когда я был при дворе.
Как он и надеялся, новость отвлекла Генриетту от опасной темы.
— Это первое официальное приглашение, которое мы получили. Может ли оно означать нечто важное?
— Вполне, — ответил Дэниел. — Думаю, нам следует пойти и узнать.
— Что мне надеть? — Она подбежала к огромному платяному шкафу. — Так стыдно, что мы носим такую пуританскую одежду, когда здесь все великолепно одеваются.
Дэниел ничего не сказал, наблюдая, как она роется в ворохе платьев. Вдруг ее движения замедлились.
— Что это? — Генриетта с удивлением вытащила нечто из шелка и тафты. — Это платье? Какое красивое. Кому оно принадлежит?
— Мне это не подходит, — сказал Дэниел серьезным тоном. — Вот я и думаю, кто еще хранит одежду в этом шкафу?
— Откуда оно? — Генриетта не обратила на его тон никакого внимания.
— От швеи.
— О, Дэниел, ты же знаешь, что я не это имею в виду. — Она расправила складки. — Это для меня? Действительно для меня?
— Примерь. Швея снимала мерки с одного из твоих старых платьев, и, если необходимо что-то переделать, она сделает это сегодня днем.
Платье было из шелка вишневого цвета в полоску, с кружевным воротом и такими же кружевами на пышных рукавах, отделанных бархатными лентами и бантами. Нижняя юбка была из тафты цвета слоновой кости с изящно вышитыми серебристыми цветами. У Генриетты никогда не было такого пышного наряда.
Дэниел удовлетворенно кивнул, когда она переоделась, прошлась перед мужем, чтобы он мог оценить ее внешний вид. Платье сидело великолепно, а цвет удачно оттенял белизну ее кожи, золото волос и глубину глаз, как он и рассчитывал.
— Оно, должно быть, очень дорогое, — сказала Гэрри, с беспокойством взглянув на мужа. — А у нас не так уж много денег.
— Более чем достаточно для нескольких новых платьев, — уверил Дэниел. — Ты должна выбрать ткани, и мы закажем швее еще.
— А как же ты? — Она с беспокойством посмотрела на мужа, склонив голову набок. — Несправедливо наряжать меня, когда ты будешь вынужден носить свои старые костюмы.
— Ты будешь стыдиться меня? — съязвил Дэниел и схватил жену за руку, когда она попыталась ткнуть его кулачком в грудь. — Это не та благодарность, которую я заслужил. Я предпочитаю поцелуй.
Генриетта встала на цыпочки и несколько раз поцеловала его в губы.
— Этого достаточно или ты хочешь еще?
— Еще, — ответил он. — Еще много, много раз.
В этот вечер Дэниел наблюдал за Генриеттой, испытывая особую гордость. Ее девичья миловидность чудесным образом дополнялась уверенностью, с которой она держалась, и легкостью, с которой она вела беседы в таком чрезвычайно разнообразном, ранее незнакомом ей обществе. Он подумал, что вряд ли будет преувеличением назвать ее красавицей. Элегантное платье великолепно сидело на ее стройной фигурке. Стянутое высоко под грудью, оно ниспадало мягкими, элегантными складками, открывая вышитую нижнюю юбку. Атласные туфли на высоких каблуках подчеркивали изысканный изгиб лодыжки. Пышные рукава, отделанные кружевом, позволяли видеть хрупкие запястья. Волосы она зачесала назад и закрепила их жемчужной диадемой, гармонирующей с ожерельем. Это был его свадебный подарок Нэн, но Дэниела не мучили угрызения совести, так прекрасно выглядели эти украшения на гладкой коже и на золотистых волосах Генриетты. Его жена стала великолепной женщиной, которой можно было гордиться.
— Наше общество значительно украсило присутствие доньи Драммонд, сэр Дэниел. Она настоящее сокровище. — Этот комплимент произнес дон Алонсо Херес, который низко поклонился Дэниелу, демонстрируя свой алый атласный камзол и широкие панталоны, а также изобилие украшенных бриллиантами бельгийских кружев на запястьях и груди.
— Простите за самомнение, дон Алонсо, но я должен согласиться с вами. — Дэниел соответственно поклонился в ответ. Дон Алонсо был близок к главному камергеру короля Филиппа IV.
— Донья Тереза хотела бы навестить утром вашу жену. Надеюсь, она примет ее.
— Она будет польщена, — сказал Дэниел и снова поклонился.
Жена дона Алонсо была придворной дамой королевы, и такой визит свидетельствовал, что Генриетта может быть приглашена к ее величеству. Возможно, они продвинулись вперед согласно существующему протоколу, но Дэниел не мог избавиться от тревожного чувства. При всей своей красоте и уверенности Генриетта оставалась наивной и неопытной в вопросах дипломатии, а королевский двор славился интригами и сплетнями. Он не мог сопровождать ее к королеве, и потому она должна была сама, без его помощи найти верный путь в дворцовом лабиринте. Дэниел не был уверен, что его жена готова к этому.
Генриетта, не подозревающая о связанных с ней планах, наслаждалась своим успехом. Мужчины и женщины уделяли ей много лестного внимания, музыка была восхитительной, и она с восторгом пользовалась давно не представлявшимся случаем потанцевать. Наслаждение так явно отражалось в улыбке, блеске глаз, легкости движений молодой женщины, что те, кто оказывался рядом с ней, получали удовольствие, только лишь глядя на нее.
— Насколько, по-вашему, муж доверяет ей, донья Тереза? — спросила высокая женщина с седыми волосами под изящной, украшенной драгоценностями мантильей. На ярко накрашенном лице блестели острые черные глаза.
— Трудно сказать, но он производит впечатление благоразумного человека, — ответила пухлая дама, чей взгляд был не менее острым, а лицо не менее накрашенным, чем у ее собеседницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50