Может быть, снова началась лихорадка?
— Лошади оседланы, сэр Дэниел, — крикнул Уилл, стоя внизу лестницы.
— Иду, — отозвался Дэниел. — Сядь на кровать, Генриетта, я помогу тебе надеть чулки. Тебе нельзя напрягать плечо.
Она послушалась. Его голос звучал успокаивающе, отчего между ними снова установились прежние отношения.
— Вам лучше, как прежде, называть меня Гэрри, — сказала она бесстрастным тоном, вытянув ногу. — Генриетта в штанах звучит как-то неестественно.
Дэниел усмехнулся:
— Пожалуй, ты права. — Он расправил чулки на ее икрах и помог натянуть сапоги. — Мы должны ускакать как можно дальше до наступления темноты. Будем надеяться, что тебе хватит сил.
Три часа спустя Генриетта почувствовала, что больше не выдержит. Она сидела на черном боевом коне позади Дэниела Драммонда, стараясь не прижиматься к его широкой спине. Сначала скачка казалась легкой, но сохранение равновесия требовало постоянного мышечного напряжения, и плечо начало невыносимо болеть.
Маленькому отряду предстояло пересечь всю страну, продвигаясь по лесистой местности и укрываясь в придорожных кустах. Однажды они чуть не попались. На дороге по другую сторону кустов появился отряд «круглоголовых», и им пришлось затаиться и молить Бога, чтобы какая-нибудь лошадь не выдала их ржанием или позвякйванием уздечки.
После этого случая Дэниел стал совсем мрачным. Оставалась единственная возможность достичь Лондона — ехать только по ночам, а днем прятаться. Это немного снизило скорость их передвижения, и трехнедельное путешествие неизбежно должно было растянуться недели на четыре, а то и больше. Только Том в своей неопределенной одежде мог входить в города и деревни, чтобы купить провизию или подковать лошадь, если в этом возникала необходимость. Дэниел не раз возносил молитву небесам, благодаря их за верность и надежность Тома.
Он был настолько занят своими мыслями и расчетами, что едва помнил о девушке у себя за спиной. Генриетта изо всех сил пыталась держаться прямо, но в конце концов навалилась на него, припав головой к плечу.
— В чем дело, Гэрри?
Она тотчас снова выпрямилась.
— Прошу прощения, сэр Дэниел. Я задремала, но сейчас чувствую себя вполне нормально.
— По тебе этого не скажешь, — заметил Уилл, глядя на нее с беспокойством. — Ты бледна, как молоко, Гэрри.
Дэниел резко натянул поводья и, развернувшись в седле, посмотрел на нее через плечо.
— Глупый ребенок! Почему ты ничего не сказала до сих пор? — Раздражение сменилось тревогой, но Гэрри была слишком измучена, чтобы заметить это. Глаза ее наполнились слезами, которые потекли помимо ее воли.
— Не надо плакать. — Дэниел спешился и спустил ее на землю. — У тебя болит плечо?
— Да. — Она отчаянно сопела, пытаясь взять себя в руки, затем резко села на стерню недавно убранного поля.
— Нам надо немного отдохнуть, сэр, пока девушка не почувствует себя лучше. — Том оглядел освещенный солнцем пейзаж. — Здесь негде укрыться.
— Есть ров, — заметил Уилл, показывая кнутом на дальний конец поля. — Он в стороне от дороги, и живая изгородь может служить надежным убежищем.
Драммонд не привык прятаться во рвах, так же как и убегать подобно зайцу от гончей собаки. Однако, сидя в тюрьме «круглоголовых», он будет плохой защитой своим детям, рассудил Дэниел с мрачным смирением.
— Вполне подойдет. Вперед! — Он поднял измученную девушку на руки и посадил на лошадь. На этот раз он сел позади и крепко обхватил ее руками. — Откинься назад, Гэрри. Я не дам тебе упасть.
— Мне кажется, вы очень добры к своим детям, — заметила Генриетта, благодарно привалившись к его широкой сильной груди. — Хорошо иметь такого отца.
Дэниел внимательно посмотрел на нее, задетый этим замечанием. Неужели она в самом деле относится к нему, как к отцу?
— Я еще не так стар, чтобы считаться твоим родителем, — сказал он.
— Конечно, нет, — невозмутимо согласилась Гэрри. — Но я подумала, как Элизабет и Нэн повезло с отцом. Мне кажется, вы не стали бы принуждать их к нежеланному браку или верить всему, что скажет мачеха, чтобы опорочить их.
— Я понял так, что твоя мачеха не любит тебя? — Они достигли дальнего конца поля, и Дэниел остановил коня.
— Она всей душой ненавидит меня, — сказала Генриетта. — Это началось сразу же, как только она вошла в наш дом, когда мне было всего пять лет.
Дэниел спешился, и Генриетта соскользнула в ожидавшие ее объятия.
— Конечно, я тоже не очень хорошо относилась к ней, но мне кажется, она должна была понять, что я боялась ее, вы не согласны? Ей было двадцать шесть. Она овдовела и привела с собой еще троих детей. — Генриетта стояла, потирая плечо и глядя на дно рва. — Как вы думаете, там сухо?
— Достаточно сухо, — сказал Дэниел, доставая из ранца небольшой кожаный мешочек. — Садись и отдохни немного. Я не хочу задерживаться здесь надолго. — Он помог ей спуститься на дно рва, бросив Тому через плечо: — Если мы распряжем лошадей и пустим их пастись, они не привлекут внимания.
Он сел на траву, прислонившись к откосу рва и вытянув ноги перед собой.
— Ложись и положи голову мне на колени. Я осмотрю твое плечо. Хозяйка дала мне немного мази, чтобы растереть плечо, если оно начнет болеть.
Генриетта, немного смущаясь, повиновалась и оперлась головой и плечами на сильные бедра Дэниела, глядя вверх на заботливое лицо, склонившееся над ней. Она хотела расстегнуть пуговицы на рубашке, но он молча отстранил ее руки. Расстегнув рубашку, он обнажил ее неподвижное раненое плечо. Теплый ветерок ласкал кожу, и Генриетта неожиданно задрожала.
— Тебе холодно? — спросил Дэниел, раскрывая кожаный мешочек. — Мне кажется, сейчас довольно тепло.
— Нет, мне не холодно, — сказала Гэрри слабым голосом. — Наверное, это от усталости.
— Возможно, — согласился Дэниел, погружая палец в сильно пахнущую мазь. — Постараюсь не причинить тебе боли, но я должен втирать мазь достаточно сильно, чтобы она подействовала.
Генриетта закрыла глаза. Ей казалось, что так легче терпеть боль, и к тому же она меньше смущалась. Он начал осторожно, но достаточно сильно втирать мазь в ее ноющее плечо. Было больно, и она отрывисто дышала, закусив нижнюю губу. Давление не ослабевало, пока Дэниел не завершил дело. Наконец все закончилось, и Генриетта открыла глаза.
— Не смотри на меня так укоризненно, — сказал он тихо. — Иногда необходимо причинить боль, чтобы потом стало легче.
— Наверное, вы сейчас скажете, что вам больнее, чем мне? — Генриетта печально улыбнулась. — Мне часто говорили такое, сэр Дэниел, но я никогда не находила это утверждение убедительным.
Усмехнувшись, он застегнул ей рубашку.
— Нет, я не стану этого утверждать. Мне тоже говорили так много раз, но я никогда не мог понять, почему тот, кто держит в руках прут, страдает больше, чем тот, кого наказывают.
— Именно так, — горячо согласилась Генриетта. Она села, пошевелив плечом. — Теперь получше. Я готова продолжить путешествие, сэр. У меня вполне хватит сил.
— Возможно, — сказал Дэниел. — Но кое-кому из нас надо отдохнуть. — Он указал на раскинувшихся во рву Тома и Уилла. — Нам всем нужна передышка, и к тому же опасность быть обнаруженными станет меньше, если мы продолжим путешествие при луне. — Он лег на спину и закрыл глаза. — Тебе будет удобнее, если ты воспользуешься моими ногами как подушкой и твое плечо получит опору.
Генриетта с недоверием посмотрела на него. Дэниел полностью расслабился. Земля была твердой и неровной, и она решила занять прежнее положение. Солнце светило ей прямо в закрытые веки, отчего перед глазами возникла теплая красная мгла. Девушка ощутила приятную истому, а живая плоть под головой вселяла в нее спокойствие и чувство безопасности. Генриетта уснула.
Дэниел слышал ее тихое, ровное дыхание и ощущал тяжесть ее тела, полностью доверившегося ему. Он очень надеялся оправдать это доверие, иначе не пустился бы в бегство после поражения под Престоном с раненой девушкой и ее возлюбленным в придачу. Разумный человек не стал бы брать на себя обязательство защищать беглую девицу от законного гнева ее отца. Однако он не знал, как можно было поступить иначе. Дэниел Драммонд тоже заснул.
Глава 3
— Ты трус, Уилл, — с отвращением сказала Генриетта, выковыривая из-под ногтей грязь острым концом веточки. — Я уверена, что, если бы ты воспротивился своему отцу, он в конце концов был бы только рад этому. Сначала, возможно, возникли бы трудности…
— Да ты просто рехнулась, — прервал ее Уилл. — Совсем не представляешь реальности. Не так ли, сэр Дэниел?
Дэниел устало посмотрел на ссорящуюся парочку. Они ругались весь день, и ему это порядком надоело. За стенами амбара, где они укрылись, на холодную, размокшую землю падал дождь. Порывы ледяного ветра проникали сквозь незастекленное окно и раскачивали дверь на скрипучих петлях. Крыша была худой, и с нее непрерывно текла вода на уже промокшую солому. Лошади стояли, безропотно опустив головы, а люди, замерзшие, усталые и голодные, сгрудились у стены. Сырой воздух был пропитан запахом лошадиного пота, заплесневелой соломы и грязных человеческих тел, вызывая еще большее отчаяние.
— Не пойму, почему ты все время обращаешься к сэру Дэниелу, — посетовала Генриетта. — Почему не можешь жить своим умом?
— У меня есть собственное мнение, — резко сказал Уилл. — Но ты пренебрегаешь здравым смыслом. Мой отец никогда не простит мне побега. Он не возражает против брака, но ни за что не разрешит жениться на тебе вопреки желанию твоего отца. Если ты уговоришь сэра Джеральда, то никаких препятствий не будет.
— О, ты же знаешь, что это невозможно! — воскликнула Генриетта. — Он скорее предпочтет увидеть меня мертвой, чем счастливой. Если бы мы поженились, то смогли бы найти работу, разве не так?
— Но я вовсе не хочу искать работу, — сказал Уилл, тяжело вздыхая. — Я хочу быть Уиллом Осбертом, эсквайром.
— Мне кажется, ты совсем не любишь меня! — сказала Генриетта. — В твоей душе нет места ни романтике, ни храбрости.
— Иногда ты действительно не нравишься мне, — неторопливо произнес Уилл.
— Это подло! — Генриетта бросилась на него, соскользнув с мокрой соломы.
С возгласом раздражения Дэниел схватил ее за ремень и оттащил от Уилла.
— Если вы не будете вести себя прилично, госпожа Эшби, то окажетесь под дождем!
— Тогда я простужусь, — возразила она, — снова заболею лихорадкой и…
— Замолчи! — Однако губы его дрогнули, несмотря на грозный тон. — Я не желаю больше слышать от тебя ни одного слова.
Генриетта снова уселась в свой угол, обхватив руками колени и дрожа всем телом. Монотонно шумел дождь и завывал ветер, лошади шуршали соломой, по полу бегала крыса. Это гнетущее состояние продолжалось до тех пор, пока не отворилась дверь и на пороге не появился промокший Том.
— Здесь хлеб, сыр и пиво, — сообщил он, опуская на пол узелок. — В городе «круглоголовых» больше, чем блох на собаке. Ни один человек не может пройти без пропуска.
— Почему бы нам не попытаться получить пропуска? — сказала Генриетта. К ней вернулось обычное веселое настроение, когда она принялась за хлеб и сыр. — Мы уже неделю в пути, и эти пряталки становятся очень утомительными.
— Тебе нужны приключения? — мрачно спросил Дэниел, сделав большой глоток пива.
— Думаю, что нам будет гораздо удобнее передвигаться, — сказала она с полным ртом. — Если у нас появятся пропуска, мы сможем путешествовать открыто и останавливаться на постоялом дворе, разве не так?
— Ну, конечно, — съязвил Уилл, который все еще не до конца успокоился. — Сейчас, хотя и с большим трудом, мы продвигаемся вперед. А ты предлагаешь явиться на ближайший военный пост и вежливо попросить пропуска?
Дэниел поднял глаза к небу, ожидая резкого ответа на этот полный сарказма вопрос, но ничего подобного не последовало.
— Я не предлагаю, чтобы ты сделал это, — сказала задумчиво Генриетта, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Но если Том добудет для меня женскую одежду, лучше всего одежду служанки, я могла бы придумать для офицеров подходящую историю. — Она посмотрела на Уилла. — Я ведь мастерица рассказывать сказки, не так ли?
Уилл кивнул, и на его веснушчатом лице появилась вялая улыбка.
— Да, это ты можешь. Эта способность не раз выручала тебя.
— И тебя, — сказала она. — Что вы думаете по этому поводу, сэр? Я скажу, что хочу навестить в Лондоне моего больного отца, верного сторонника парламента. И что меня сопровождают… сопровождают… — Генриетта сдвинула брови и сделала неопределенный жест рукой, как бы подыскивая слова, — мой дедушка и брат, — торжествующе закончила она. — Тома мы наняли как охранника, так как мой дедушка очень слаб, а один брат не сможет защитить нас от разбойников с большой дороги.
Дэниел понял, что роль немощного старца, очевидно, предназначалась ему.
— Значит, мне следует отрастить седую бороду, научиться с трудом волочить ноги и беззубо шепелявить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Лошади оседланы, сэр Дэниел, — крикнул Уилл, стоя внизу лестницы.
— Иду, — отозвался Дэниел. — Сядь на кровать, Генриетта, я помогу тебе надеть чулки. Тебе нельзя напрягать плечо.
Она послушалась. Его голос звучал успокаивающе, отчего между ними снова установились прежние отношения.
— Вам лучше, как прежде, называть меня Гэрри, — сказала она бесстрастным тоном, вытянув ногу. — Генриетта в штанах звучит как-то неестественно.
Дэниел усмехнулся:
— Пожалуй, ты права. — Он расправил чулки на ее икрах и помог натянуть сапоги. — Мы должны ускакать как можно дальше до наступления темноты. Будем надеяться, что тебе хватит сил.
Три часа спустя Генриетта почувствовала, что больше не выдержит. Она сидела на черном боевом коне позади Дэниела Драммонда, стараясь не прижиматься к его широкой спине. Сначала скачка казалась легкой, но сохранение равновесия требовало постоянного мышечного напряжения, и плечо начало невыносимо болеть.
Маленькому отряду предстояло пересечь всю страну, продвигаясь по лесистой местности и укрываясь в придорожных кустах. Однажды они чуть не попались. На дороге по другую сторону кустов появился отряд «круглоголовых», и им пришлось затаиться и молить Бога, чтобы какая-нибудь лошадь не выдала их ржанием или позвякйванием уздечки.
После этого случая Дэниел стал совсем мрачным. Оставалась единственная возможность достичь Лондона — ехать только по ночам, а днем прятаться. Это немного снизило скорость их передвижения, и трехнедельное путешествие неизбежно должно было растянуться недели на четыре, а то и больше. Только Том в своей неопределенной одежде мог входить в города и деревни, чтобы купить провизию или подковать лошадь, если в этом возникала необходимость. Дэниел не раз возносил молитву небесам, благодаря их за верность и надежность Тома.
Он был настолько занят своими мыслями и расчетами, что едва помнил о девушке у себя за спиной. Генриетта изо всех сил пыталась держаться прямо, но в конце концов навалилась на него, припав головой к плечу.
— В чем дело, Гэрри?
Она тотчас снова выпрямилась.
— Прошу прощения, сэр Дэниел. Я задремала, но сейчас чувствую себя вполне нормально.
— По тебе этого не скажешь, — заметил Уилл, глядя на нее с беспокойством. — Ты бледна, как молоко, Гэрри.
Дэниел резко натянул поводья и, развернувшись в седле, посмотрел на нее через плечо.
— Глупый ребенок! Почему ты ничего не сказала до сих пор? — Раздражение сменилось тревогой, но Гэрри была слишком измучена, чтобы заметить это. Глаза ее наполнились слезами, которые потекли помимо ее воли.
— Не надо плакать. — Дэниел спешился и спустил ее на землю. — У тебя болит плечо?
— Да. — Она отчаянно сопела, пытаясь взять себя в руки, затем резко села на стерню недавно убранного поля.
— Нам надо немного отдохнуть, сэр, пока девушка не почувствует себя лучше. — Том оглядел освещенный солнцем пейзаж. — Здесь негде укрыться.
— Есть ров, — заметил Уилл, показывая кнутом на дальний конец поля. — Он в стороне от дороги, и живая изгородь может служить надежным убежищем.
Драммонд не привык прятаться во рвах, так же как и убегать подобно зайцу от гончей собаки. Однако, сидя в тюрьме «круглоголовых», он будет плохой защитой своим детям, рассудил Дэниел с мрачным смирением.
— Вполне подойдет. Вперед! — Он поднял измученную девушку на руки и посадил на лошадь. На этот раз он сел позади и крепко обхватил ее руками. — Откинься назад, Гэрри. Я не дам тебе упасть.
— Мне кажется, вы очень добры к своим детям, — заметила Генриетта, благодарно привалившись к его широкой сильной груди. — Хорошо иметь такого отца.
Дэниел внимательно посмотрел на нее, задетый этим замечанием. Неужели она в самом деле относится к нему, как к отцу?
— Я еще не так стар, чтобы считаться твоим родителем, — сказал он.
— Конечно, нет, — невозмутимо согласилась Гэрри. — Но я подумала, как Элизабет и Нэн повезло с отцом. Мне кажется, вы не стали бы принуждать их к нежеланному браку или верить всему, что скажет мачеха, чтобы опорочить их.
— Я понял так, что твоя мачеха не любит тебя? — Они достигли дальнего конца поля, и Дэниел остановил коня.
— Она всей душой ненавидит меня, — сказала Генриетта. — Это началось сразу же, как только она вошла в наш дом, когда мне было всего пять лет.
Дэниел спешился, и Генриетта соскользнула в ожидавшие ее объятия.
— Конечно, я тоже не очень хорошо относилась к ней, но мне кажется, она должна была понять, что я боялась ее, вы не согласны? Ей было двадцать шесть. Она овдовела и привела с собой еще троих детей. — Генриетта стояла, потирая плечо и глядя на дно рва. — Как вы думаете, там сухо?
— Достаточно сухо, — сказал Дэниел, доставая из ранца небольшой кожаный мешочек. — Садись и отдохни немного. Я не хочу задерживаться здесь надолго. — Он помог ей спуститься на дно рва, бросив Тому через плечо: — Если мы распряжем лошадей и пустим их пастись, они не привлекут внимания.
Он сел на траву, прислонившись к откосу рва и вытянув ноги перед собой.
— Ложись и положи голову мне на колени. Я осмотрю твое плечо. Хозяйка дала мне немного мази, чтобы растереть плечо, если оно начнет болеть.
Генриетта, немного смущаясь, повиновалась и оперлась головой и плечами на сильные бедра Дэниела, глядя вверх на заботливое лицо, склонившееся над ней. Она хотела расстегнуть пуговицы на рубашке, но он молча отстранил ее руки. Расстегнув рубашку, он обнажил ее неподвижное раненое плечо. Теплый ветерок ласкал кожу, и Генриетта неожиданно задрожала.
— Тебе холодно? — спросил Дэниел, раскрывая кожаный мешочек. — Мне кажется, сейчас довольно тепло.
— Нет, мне не холодно, — сказала Гэрри слабым голосом. — Наверное, это от усталости.
— Возможно, — согласился Дэниел, погружая палец в сильно пахнущую мазь. — Постараюсь не причинить тебе боли, но я должен втирать мазь достаточно сильно, чтобы она подействовала.
Генриетта закрыла глаза. Ей казалось, что так легче терпеть боль, и к тому же она меньше смущалась. Он начал осторожно, но достаточно сильно втирать мазь в ее ноющее плечо. Было больно, и она отрывисто дышала, закусив нижнюю губу. Давление не ослабевало, пока Дэниел не завершил дело. Наконец все закончилось, и Генриетта открыла глаза.
— Не смотри на меня так укоризненно, — сказал он тихо. — Иногда необходимо причинить боль, чтобы потом стало легче.
— Наверное, вы сейчас скажете, что вам больнее, чем мне? — Генриетта печально улыбнулась. — Мне часто говорили такое, сэр Дэниел, но я никогда не находила это утверждение убедительным.
Усмехнувшись, он застегнул ей рубашку.
— Нет, я не стану этого утверждать. Мне тоже говорили так много раз, но я никогда не мог понять, почему тот, кто держит в руках прут, страдает больше, чем тот, кого наказывают.
— Именно так, — горячо согласилась Генриетта. Она села, пошевелив плечом. — Теперь получше. Я готова продолжить путешествие, сэр. У меня вполне хватит сил.
— Возможно, — сказал Дэниел. — Но кое-кому из нас надо отдохнуть. — Он указал на раскинувшихся во рву Тома и Уилла. — Нам всем нужна передышка, и к тому же опасность быть обнаруженными станет меньше, если мы продолжим путешествие при луне. — Он лег на спину и закрыл глаза. — Тебе будет удобнее, если ты воспользуешься моими ногами как подушкой и твое плечо получит опору.
Генриетта с недоверием посмотрела на него. Дэниел полностью расслабился. Земля была твердой и неровной, и она решила занять прежнее положение. Солнце светило ей прямо в закрытые веки, отчего перед глазами возникла теплая красная мгла. Девушка ощутила приятную истому, а живая плоть под головой вселяла в нее спокойствие и чувство безопасности. Генриетта уснула.
Дэниел слышал ее тихое, ровное дыхание и ощущал тяжесть ее тела, полностью доверившегося ему. Он очень надеялся оправдать это доверие, иначе не пустился бы в бегство после поражения под Престоном с раненой девушкой и ее возлюбленным в придачу. Разумный человек не стал бы брать на себя обязательство защищать беглую девицу от законного гнева ее отца. Однако он не знал, как можно было поступить иначе. Дэниел Драммонд тоже заснул.
Глава 3
— Ты трус, Уилл, — с отвращением сказала Генриетта, выковыривая из-под ногтей грязь острым концом веточки. — Я уверена, что, если бы ты воспротивился своему отцу, он в конце концов был бы только рад этому. Сначала, возможно, возникли бы трудности…
— Да ты просто рехнулась, — прервал ее Уилл. — Совсем не представляешь реальности. Не так ли, сэр Дэниел?
Дэниел устало посмотрел на ссорящуюся парочку. Они ругались весь день, и ему это порядком надоело. За стенами амбара, где они укрылись, на холодную, размокшую землю падал дождь. Порывы ледяного ветра проникали сквозь незастекленное окно и раскачивали дверь на скрипучих петлях. Крыша была худой, и с нее непрерывно текла вода на уже промокшую солому. Лошади стояли, безропотно опустив головы, а люди, замерзшие, усталые и голодные, сгрудились у стены. Сырой воздух был пропитан запахом лошадиного пота, заплесневелой соломы и грязных человеческих тел, вызывая еще большее отчаяние.
— Не пойму, почему ты все время обращаешься к сэру Дэниелу, — посетовала Генриетта. — Почему не можешь жить своим умом?
— У меня есть собственное мнение, — резко сказал Уилл. — Но ты пренебрегаешь здравым смыслом. Мой отец никогда не простит мне побега. Он не возражает против брака, но ни за что не разрешит жениться на тебе вопреки желанию твоего отца. Если ты уговоришь сэра Джеральда, то никаких препятствий не будет.
— О, ты же знаешь, что это невозможно! — воскликнула Генриетта. — Он скорее предпочтет увидеть меня мертвой, чем счастливой. Если бы мы поженились, то смогли бы найти работу, разве не так?
— Но я вовсе не хочу искать работу, — сказал Уилл, тяжело вздыхая. — Я хочу быть Уиллом Осбертом, эсквайром.
— Мне кажется, ты совсем не любишь меня! — сказала Генриетта. — В твоей душе нет места ни романтике, ни храбрости.
— Иногда ты действительно не нравишься мне, — неторопливо произнес Уилл.
— Это подло! — Генриетта бросилась на него, соскользнув с мокрой соломы.
С возгласом раздражения Дэниел схватил ее за ремень и оттащил от Уилла.
— Если вы не будете вести себя прилично, госпожа Эшби, то окажетесь под дождем!
— Тогда я простужусь, — возразила она, — снова заболею лихорадкой и…
— Замолчи! — Однако губы его дрогнули, несмотря на грозный тон. — Я не желаю больше слышать от тебя ни одного слова.
Генриетта снова уселась в свой угол, обхватив руками колени и дрожа всем телом. Монотонно шумел дождь и завывал ветер, лошади шуршали соломой, по полу бегала крыса. Это гнетущее состояние продолжалось до тех пор, пока не отворилась дверь и на пороге не появился промокший Том.
— Здесь хлеб, сыр и пиво, — сообщил он, опуская на пол узелок. — В городе «круглоголовых» больше, чем блох на собаке. Ни один человек не может пройти без пропуска.
— Почему бы нам не попытаться получить пропуска? — сказала Генриетта. К ней вернулось обычное веселое настроение, когда она принялась за хлеб и сыр. — Мы уже неделю в пути, и эти пряталки становятся очень утомительными.
— Тебе нужны приключения? — мрачно спросил Дэниел, сделав большой глоток пива.
— Думаю, что нам будет гораздо удобнее передвигаться, — сказала она с полным ртом. — Если у нас появятся пропуска, мы сможем путешествовать открыто и останавливаться на постоялом дворе, разве не так?
— Ну, конечно, — съязвил Уилл, который все еще не до конца успокоился. — Сейчас, хотя и с большим трудом, мы продвигаемся вперед. А ты предлагаешь явиться на ближайший военный пост и вежливо попросить пропуска?
Дэниел поднял глаза к небу, ожидая резкого ответа на этот полный сарказма вопрос, но ничего подобного не последовало.
— Я не предлагаю, чтобы ты сделал это, — сказала задумчиво Генриетта, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Но если Том добудет для меня женскую одежду, лучше всего одежду служанки, я могла бы придумать для офицеров подходящую историю. — Она посмотрела на Уилла. — Я ведь мастерица рассказывать сказки, не так ли?
Уилл кивнул, и на его веснушчатом лице появилась вялая улыбка.
— Да, это ты можешь. Эта способность не раз выручала тебя.
— И тебя, — сказала она. — Что вы думаете по этому поводу, сэр? Я скажу, что хочу навестить в Лондоне моего больного отца, верного сторонника парламента. И что меня сопровождают… сопровождают… — Генриетта сдвинула брови и сделала неопределенный жест рукой, как бы подыскивая слова, — мой дедушка и брат, — торжествующе закончила она. — Тома мы наняли как охранника, так как мой дедушка очень слаб, а один брат не сможет защитить нас от разбойников с большой дороги.
Дэниел понял, что роль немощного старца, очевидно, предназначалась ему.
— Значит, мне следует отрастить седую бороду, научиться с трудом волочить ноги и беззубо шепелявить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50