— Рада приветствовать вас, леди Драммонд. Пожалуйста, входите. Наш Джо присмотрит за вашими лошадьми.
Джо, паренек такого же хрупкого телосложения, как и его мать, ответил на приветствие Дэниела застенчивой улыбкой. Он увел лошадей, и Генриетта, приняв приглашение хозяйки, вошла в очень маленький холл.
— Я размещу вас в комнате над гостиной, сэр Дэниел, — сказала Доркас, поднимаясь по узкой лестнице. — Это самая большая комната. Теперь, когда вы снова женились, вам нужно много места.
— Мне не хотелось бы беспокоить тебя, Доркас, — возразил Дэниел.
— О Господи! — Доркас всплеснула руками. — Не говорите чепухи!
Гэрри не могла сдержать улыбки, слушая, как эта маленькая женщина делает выговор большому и внушительному Дэниелу. А он, казалось, не увидел в этом ничего необычного и только молча пожал плечами.
Их провели в чистую, хорошенькую комнату, не роскошную, но достаточно уютную, с тяжелым зимним пологом над кроватью и большим камином. Маленькое окно выходило на улицу.
Доркас суетилась, устанавливая ширму между окном и камином, расправляя покрывало, протирая передником блестящий полированный стол.
— Ну вот, — сказала она, удовлетворенно осматривая комнату придирчивым взглядом. — Более опрятной комнаты вы не найдете во всем Лондоне. Как долго вы пробудете здесь, сэр Дэниел?
Он сдвинул брови, расстегивая теплый дорожный плащ.
— Это зависит от того, как пойдут дела с адвокатом господином Филбертом, проживающим в Чипсайде. Может быть, Доркас, твой Джо сходит и узнает для меня его адрес? Надеюсь, это не очень трудно.
— Да, я немедленно пошлю его. Могу поклясться, что вы очень устали после целого дня пути, поэтому спускайтесь вниз, в гостиную, где вы сможете отдохнуть и где вас будет ждать ужин.
Она так резко закрыла за собой дверь, что колыхнулось пламя в камине. Гэрри протянула к огню озябшие руки. Она была уверена, что кормилица Дэниела уже составила мнение о его новой жене. Если не считать слов приветствия и критического осмотра при встрече, Доркас больше не сказала Генриетте ни одного слова.
— Думаю, Доркас очень любила твою первую жену, — сказала молодая женщина, глядя на огонь.
— Да, очень, — охотно согласился Дэниел. — Она принимала у нее Лиззи, и, мне кажется, если бы Доркас присутствовала при последних родах, Нэн была бы жива.
— Думается, ей трудно будет привыкнуть к мысли о твоей вторичной женитьбе, — сказала Гэрри.
— Вовсе нет. В последние несколько лет она никогда не упускала случая сказать мне, что я должен устроить свою семейную жизнь. — Дэниел посмотрел на напрягшуюся спину жены. — Гэрри? Что беспокоит тебя?
— Ничего. — Она попыталась улыбнуться. — Просто я страшно голодна.
— Это легко исправить, если ты поторопишься, — сухо заметил он. — Оттого что ты стоишь у огня, плащ сам не снимется, волосы не будут причесаны, а лицо умыто. — Подойдя к Генриетте, он взял ее за плечи и повернул к себе. — Тебя беспокоит не голод, а что-то другое.
— О, иногда я чувствую себя очень неловко. — Генриетта пожала плечами. — За ужином это пройдет.
Дэниел нахмурился, не желая принимать такое объяснение.
— Не пройдет, Гэрри. Отчего ты чувствуешь себя неловко?
«Оттого, что вышла за тебя замуж». Нелегко было ответить так. Было бы проще, если бы существовал постоянный источник дискомфорта. Но это случалось лишь временами, когда она смотрела на себя глазами других, и тогда жена сэра Дэниела Драммонда представлялась ей нищим, жалким созданием, что вызывало у нее неприятные чувства. Возможно, если бы она была более уверена в своей роли, то не чувствовала бы этого молчаливого осуждения. Генриетта покачала головой:
— Не обращай внимания, Дэниел. Я устала, голодна и оттого выдумываю всякие глупости.
— Мне кажется, ты говоришь неправду, — сказал он, продолжая хмуриться.
Гэрри покраснела.
— Я не лгу.
Дэниел удовлетворился ответом, приподняв брови и отпуская ее плечи. Затем подошел к буфету, взял кувшин с водой и налил в таз.
— Сразу после ужина я пойду к господину Филберту, если, конечно, Джо удалось узнать его адрес.
— Я тоже пойду, — заявила Генриетта, снимая плащ.
— Нет, не сегодня. Ты сама сказала, что устала, и я предпочитаю нанести первый визит один.
Гэрри закусила губу.
— Я не настолько устала, чтобы не быть в состоянии сопровождать тебя. И я могу напомнить господину Филберту о разговоре, который подслушала, так что, если он попытается что-либо скрыть, я заставлю его сказать правду. Он адвокат моего отца, и этим все сказано. Неизвестно, на чьей стороне он будет. Возможно, отец заплатил ему за молчание.
Дэниел ополоснул лицо. Он хорошо представлял, какое впечатление может произвести на приличного адвоката возмущение Гэрри непорядочностью ее родителя, особенно если она вмешается в дело. Господин Филберт нужен ему как союзник, и он не хотел раньше времени портить с ним отношения.
— Не сегодня, — повторил он, вытирая лицо. — Когда я докопаюсь до истины, возможно, ты познакомишься с господином Филбертом. Иди, смой дорожную грязь. — Он отошел от таза, предлагая ей занять его место.
— Но это же мои деньги, — запротестовала Гэрри, и ее карие глаза полыхнули огнем. — Я встречусь с ним, чтобы разоблачить моего отца.
— Это не тот способ, каким я хотел бы повести дело, — резко сказал Дэниел. Он тоже очень устал, а впереди еще был трудный вечер. — Я больше не хочу спорить. Вопрос решен.
— Это произвол! — воскликнула Генриетта.
— Мужья в некоторых случаях имеют право на произвол. — Дэниел подошел к двери. — Спускайся в гостиную, когда будешь готова.
Оставшись одна, Генриетта начала колотить руками по постели, выкрикивая проклятия. Если он собирается отстранить ее от дела, которое привело их в Лондон, зачем надо было брать ее с собой? Только для того, чтобы запретить ей выходить на улицу без разрешения мужа? Теперь, вероятно, придется безвылазно сидеть в этом доме, где ей оказали сомнительный прием. Быть женой так же плохо, как и дочерью!
Только голод заставил Генриетту спуститься вниз, когда аппетитный запах жареной баранины проник в комнату. Дэниел, чье настроение заметно улучшилось после второго бокала бургундского, примирительно улыбнулся, когда она вошла в гостиную.
— Не понимаю, — сказала Генриетта, — зачем ты привез меня сюда, если не разрешаешь помочь тебе. Это так же мое дело, как и твое.
— Чуть позже ты сможешь подключиться, но только не сегодня. Садись. — Он выдвинул для нее стул. — Могу я отрезать тебе кусочек баранины?
Генриетта сердито посмотрела на него и подумала было отказаться, но решила, что ее уход не приведет Дэниела к раскаянию, а она, безусловно, будет потом сожалеть, и заняла предлагаемое место.
— Кажется, ты рассчитываешь, что я буду сидеть у камина с шитьем на руках, — сказала она, прежде чем взять тарелку с жареной бараниной и рассыпчатым вареным картофелем.
Дэниел насмешливо посмотрел на нее:
— Мне почему-то кажется, что ты не слишком искусно владеешь иглой.
Гэрри, поняв свою ошибку, подцепила большой кусок баранины и сосредоточилась на еде.
— Хорошо, а что мне делать? — спросила она наконец, вытирая губы салфеткой. — Может быть, мне лучше вернуться в Кент? По крайней мере там я могу свободно выходить из дома.
Дэниел снова наполнил свой бокал, тщательно продумывая ответ. Он невольно вспомнил, как она уже однажды отреагировала на запрет куда-либо отлучаться, и совет Уилла действовать очень осторожно, чтобы не затронуть гордости Гэрри. У него вовсе не было желания доводить жену до открытого неповиновения. Это может привести к большим неприятностям. Он считал дерзостью ее упорное желание добиться своего и испытывал большое искушение дать ей резкую отповедь, как обычно поступал с дочерьми.
Но Генриетта — его жена, и если он хочет научить ее правилам поведения, то должен прежде всего обращаться с ней как с женой, а не как с непокорным ребенком.
— Может быть, ты плохо расслышала меня, — тихо произнес Дэниел. — Я сказал, что сегодня хочу встретиться с господином Филбертом один. Я возьму тебя на следующую встречу, чтобы узнать твое мнение и получить поддержку.
Генриетта поняла, что вопрос ставится совершенно по-другому. Она подозрительно посмотрела на мужа через стол, но он спокойно ел, выражение лица, как всегда, было спокойным, но веселые искорки, которые она привыкла видеть в его блестящих черных глазах, на этот раз отсутствовали. Этого предупреждения оказалось достаточно. Пора было предложить перемирие.
— Может быть, я не вполне тебя поняла, — сказала Генриетта немного натянуто. — Будь добр, передай мне, пожалуйста, морковь.
Конец ужина прошел если не в полном взаимопонимании, то по крайней мере в дружеской обстановке. Появился Джо с сообщением, что господина Филберта можно найти в Чипсайде в доме под вывеской «Золотой петух», и Дэниел сразу ушел.
Генриетта собрала со стола тарелки и отправилась на кухню. Она чувствовала себя в этом доме как-то неестественно. Они не были ни гостями семьи, ни официальными жильцами, чтобы пойти к себе наверх, оставив посуду неубранной.
— О Боже, леди Драммонд! — воскликнула Доркас, когда Генриетта робко вошла в кухню. — Вам не следует делать такую работу.
— Я только хотела помочь, — сказала Гэрри, передавая тарелки хозяйке. Кухня была светлой и теплой. Джо и муж Доркас сидели у огня, из печки, стоявшей у стены рядом с кухонной плитой, доносился приятный запах. — Я не хотела мешать вам.
Доркас посмотрела на молодую женщину и отметила тень грусти в ее больших глазах. Она походила на потерянного ребенка, и сердце Доркас смягчилось. В комнате наверху было одиноко, а ложиться спать еще рано.
— Садитесь, — сказала она. — Через минуту я достану из печки сладкие пирожки с яблоками. Они особенно хороши, когда свежие. Думаю, и кружка вина тоже будет не лишней.
Гэрри нравилось сладкое пряное вино. Голос хозяйки был оживленным и приветливым. Несмотря на хрупкость, в ней чувствовалась властность. Хотя ужин был весьма обильным, Гэрри не могла отказаться от пирожка с яблоками.
— Если вы уверены, что я не помешаю.
— Какая чепуха, детка. Садитесь. — Доркас жестом указала на длинную скамью рядом с кухонным столом. — Должна сказать, я не думала, что Дэниел женится на такой молоденькой девушке, — заявила она, ставя перед Генриеттой кружку вина.
— Я тоже не думала, что он собирается жениться на мне, — доверительно сообщила Гэрри, вполне успокоившись, так как теперь начался откровенный разговор. — Но он добр, а мои обстоятельства были таковы, что… — Она замолчала и пожала плечами. — Вам, наверное, неинтересно слушать это. Я хочу быть хорошей женой, но боюсь, что мне это не удастся.
Доркас поджала губы и энергично закивала головой, напоминая клюющую птицу.
— Сэр Дэниел никогда ничего не делал, предварительно не обдумав, даже когда ходил в коротких штанишках, так что об этом не беспокойтесь. — Она открыла печь, выпустив в комнату облако ароматного пара.
— А каким он был ребенком? — Гэрри чувствовала, что не может удержаться от этого вопроса. — Лиззи и Нэн всегда проказничают. Мне не верится, что он не был таким же.
Доркас засмеялась, вытаскивая противень с румяными пирожками.
— Да, он тоже любил поозорничать, но всегда с такой улыбкой и блеском глаз, что на него невозможно было долго сердиться.
— Могу представить. — Генриетта с удовольствием села, решив, что лучше находиться в этой теплой комнате с яблочными пирожками и вином, чем бродить по улицам Лондона темной зимней ночью в поисках адвоката.
Доркас не скупилась на истории, рассказывая, каким был Дэниел Драммонд в детстве и в зрелые годы. Когда она начала вспоминать о его первом браке, от ее глаз не ускользнуло, что Генриетта вмиг посерьезнела. Подперев рукой подбородок, она смотрела куда-то вдаль. Губы ее были по-детски пухлыми, а линия скул говорила о решительном характере.
Генриетта слушала рассказ о молодой влюбленной паре и представляла Дэниела юношей, чья любовь еще больше способствовала проявлению природной веселости и вежливой предусмотрительности, которые были ей хорошо известны. Она инстинктивно чувствовала, что в их любовных ласках чего-то не хватает, тогда как любовь Дэниела и Нэн была полноценной.. Может быть, он решил, что только один раз в жизни дается такое счастье? Или она сама в чем-то виновата? Или, возможно, настоящая любовь всегда стремится к совершенству и не может его достичь?
Если верно последнее, то еще можно на что-то надеяться, ибо коли нет ночи, то не будет и рассвета — остается только ничего не выражающая серость. Генриетте было всего пятнадцать лет, она еще не знала того, что для другого являлось прописными истинами. Но если Нэн могла добиться большего, почему она должна довольствоваться меньшим? Может ли Дэниел опять полюбить? Если их тянет друг к другу, то взаимная страсть неизбежно должна пробудить и любовь.
Это была новая интригующая идея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Джо, паренек такого же хрупкого телосложения, как и его мать, ответил на приветствие Дэниела застенчивой улыбкой. Он увел лошадей, и Генриетта, приняв приглашение хозяйки, вошла в очень маленький холл.
— Я размещу вас в комнате над гостиной, сэр Дэниел, — сказала Доркас, поднимаясь по узкой лестнице. — Это самая большая комната. Теперь, когда вы снова женились, вам нужно много места.
— Мне не хотелось бы беспокоить тебя, Доркас, — возразил Дэниел.
— О Господи! — Доркас всплеснула руками. — Не говорите чепухи!
Гэрри не могла сдержать улыбки, слушая, как эта маленькая женщина делает выговор большому и внушительному Дэниелу. А он, казалось, не увидел в этом ничего необычного и только молча пожал плечами.
Их провели в чистую, хорошенькую комнату, не роскошную, но достаточно уютную, с тяжелым зимним пологом над кроватью и большим камином. Маленькое окно выходило на улицу.
Доркас суетилась, устанавливая ширму между окном и камином, расправляя покрывало, протирая передником блестящий полированный стол.
— Ну вот, — сказала она, удовлетворенно осматривая комнату придирчивым взглядом. — Более опрятной комнаты вы не найдете во всем Лондоне. Как долго вы пробудете здесь, сэр Дэниел?
Он сдвинул брови, расстегивая теплый дорожный плащ.
— Это зависит от того, как пойдут дела с адвокатом господином Филбертом, проживающим в Чипсайде. Может быть, Доркас, твой Джо сходит и узнает для меня его адрес? Надеюсь, это не очень трудно.
— Да, я немедленно пошлю его. Могу поклясться, что вы очень устали после целого дня пути, поэтому спускайтесь вниз, в гостиную, где вы сможете отдохнуть и где вас будет ждать ужин.
Она так резко закрыла за собой дверь, что колыхнулось пламя в камине. Гэрри протянула к огню озябшие руки. Она была уверена, что кормилица Дэниела уже составила мнение о его новой жене. Если не считать слов приветствия и критического осмотра при встрече, Доркас больше не сказала Генриетте ни одного слова.
— Думаю, Доркас очень любила твою первую жену, — сказала молодая женщина, глядя на огонь.
— Да, очень, — охотно согласился Дэниел. — Она принимала у нее Лиззи, и, мне кажется, если бы Доркас присутствовала при последних родах, Нэн была бы жива.
— Думается, ей трудно будет привыкнуть к мысли о твоей вторичной женитьбе, — сказала Гэрри.
— Вовсе нет. В последние несколько лет она никогда не упускала случая сказать мне, что я должен устроить свою семейную жизнь. — Дэниел посмотрел на напрягшуюся спину жены. — Гэрри? Что беспокоит тебя?
— Ничего. — Она попыталась улыбнуться. — Просто я страшно голодна.
— Это легко исправить, если ты поторопишься, — сухо заметил он. — Оттого что ты стоишь у огня, плащ сам не снимется, волосы не будут причесаны, а лицо умыто. — Подойдя к Генриетте, он взял ее за плечи и повернул к себе. — Тебя беспокоит не голод, а что-то другое.
— О, иногда я чувствую себя очень неловко. — Генриетта пожала плечами. — За ужином это пройдет.
Дэниел нахмурился, не желая принимать такое объяснение.
— Не пройдет, Гэрри. Отчего ты чувствуешь себя неловко?
«Оттого, что вышла за тебя замуж». Нелегко было ответить так. Было бы проще, если бы существовал постоянный источник дискомфорта. Но это случалось лишь временами, когда она смотрела на себя глазами других, и тогда жена сэра Дэниела Драммонда представлялась ей нищим, жалким созданием, что вызывало у нее неприятные чувства. Возможно, если бы она была более уверена в своей роли, то не чувствовала бы этого молчаливого осуждения. Генриетта покачала головой:
— Не обращай внимания, Дэниел. Я устала, голодна и оттого выдумываю всякие глупости.
— Мне кажется, ты говоришь неправду, — сказал он, продолжая хмуриться.
Гэрри покраснела.
— Я не лгу.
Дэниел удовлетворился ответом, приподняв брови и отпуская ее плечи. Затем подошел к буфету, взял кувшин с водой и налил в таз.
— Сразу после ужина я пойду к господину Филберту, если, конечно, Джо удалось узнать его адрес.
— Я тоже пойду, — заявила Генриетта, снимая плащ.
— Нет, не сегодня. Ты сама сказала, что устала, и я предпочитаю нанести первый визит один.
Гэрри закусила губу.
— Я не настолько устала, чтобы не быть в состоянии сопровождать тебя. И я могу напомнить господину Филберту о разговоре, который подслушала, так что, если он попытается что-либо скрыть, я заставлю его сказать правду. Он адвокат моего отца, и этим все сказано. Неизвестно, на чьей стороне он будет. Возможно, отец заплатил ему за молчание.
Дэниел ополоснул лицо. Он хорошо представлял, какое впечатление может произвести на приличного адвоката возмущение Гэрри непорядочностью ее родителя, особенно если она вмешается в дело. Господин Филберт нужен ему как союзник, и он не хотел раньше времени портить с ним отношения.
— Не сегодня, — повторил он, вытирая лицо. — Когда я докопаюсь до истины, возможно, ты познакомишься с господином Филбертом. Иди, смой дорожную грязь. — Он отошел от таза, предлагая ей занять его место.
— Но это же мои деньги, — запротестовала Гэрри, и ее карие глаза полыхнули огнем. — Я встречусь с ним, чтобы разоблачить моего отца.
— Это не тот способ, каким я хотел бы повести дело, — резко сказал Дэниел. Он тоже очень устал, а впереди еще был трудный вечер. — Я больше не хочу спорить. Вопрос решен.
— Это произвол! — воскликнула Генриетта.
— Мужья в некоторых случаях имеют право на произвол. — Дэниел подошел к двери. — Спускайся в гостиную, когда будешь готова.
Оставшись одна, Генриетта начала колотить руками по постели, выкрикивая проклятия. Если он собирается отстранить ее от дела, которое привело их в Лондон, зачем надо было брать ее с собой? Только для того, чтобы запретить ей выходить на улицу без разрешения мужа? Теперь, вероятно, придется безвылазно сидеть в этом доме, где ей оказали сомнительный прием. Быть женой так же плохо, как и дочерью!
Только голод заставил Генриетту спуститься вниз, когда аппетитный запах жареной баранины проник в комнату. Дэниел, чье настроение заметно улучшилось после второго бокала бургундского, примирительно улыбнулся, когда она вошла в гостиную.
— Не понимаю, — сказала Генриетта, — зачем ты привез меня сюда, если не разрешаешь помочь тебе. Это так же мое дело, как и твое.
— Чуть позже ты сможешь подключиться, но только не сегодня. Садись. — Он выдвинул для нее стул. — Могу я отрезать тебе кусочек баранины?
Генриетта сердито посмотрела на него и подумала было отказаться, но решила, что ее уход не приведет Дэниела к раскаянию, а она, безусловно, будет потом сожалеть, и заняла предлагаемое место.
— Кажется, ты рассчитываешь, что я буду сидеть у камина с шитьем на руках, — сказала она, прежде чем взять тарелку с жареной бараниной и рассыпчатым вареным картофелем.
Дэниел насмешливо посмотрел на нее:
— Мне почему-то кажется, что ты не слишком искусно владеешь иглой.
Гэрри, поняв свою ошибку, подцепила большой кусок баранины и сосредоточилась на еде.
— Хорошо, а что мне делать? — спросила она наконец, вытирая губы салфеткой. — Может быть, мне лучше вернуться в Кент? По крайней мере там я могу свободно выходить из дома.
Дэниел снова наполнил свой бокал, тщательно продумывая ответ. Он невольно вспомнил, как она уже однажды отреагировала на запрет куда-либо отлучаться, и совет Уилла действовать очень осторожно, чтобы не затронуть гордости Гэрри. У него вовсе не было желания доводить жену до открытого неповиновения. Это может привести к большим неприятностям. Он считал дерзостью ее упорное желание добиться своего и испытывал большое искушение дать ей резкую отповедь, как обычно поступал с дочерьми.
Но Генриетта — его жена, и если он хочет научить ее правилам поведения, то должен прежде всего обращаться с ней как с женой, а не как с непокорным ребенком.
— Может быть, ты плохо расслышала меня, — тихо произнес Дэниел. — Я сказал, что сегодня хочу встретиться с господином Филбертом один. Я возьму тебя на следующую встречу, чтобы узнать твое мнение и получить поддержку.
Генриетта поняла, что вопрос ставится совершенно по-другому. Она подозрительно посмотрела на мужа через стол, но он спокойно ел, выражение лица, как всегда, было спокойным, но веселые искорки, которые она привыкла видеть в его блестящих черных глазах, на этот раз отсутствовали. Этого предупреждения оказалось достаточно. Пора было предложить перемирие.
— Может быть, я не вполне тебя поняла, — сказала Генриетта немного натянуто. — Будь добр, передай мне, пожалуйста, морковь.
Конец ужина прошел если не в полном взаимопонимании, то по крайней мере в дружеской обстановке. Появился Джо с сообщением, что господина Филберта можно найти в Чипсайде в доме под вывеской «Золотой петух», и Дэниел сразу ушел.
Генриетта собрала со стола тарелки и отправилась на кухню. Она чувствовала себя в этом доме как-то неестественно. Они не были ни гостями семьи, ни официальными жильцами, чтобы пойти к себе наверх, оставив посуду неубранной.
— О Боже, леди Драммонд! — воскликнула Доркас, когда Генриетта робко вошла в кухню. — Вам не следует делать такую работу.
— Я только хотела помочь, — сказала Гэрри, передавая тарелки хозяйке. Кухня была светлой и теплой. Джо и муж Доркас сидели у огня, из печки, стоявшей у стены рядом с кухонной плитой, доносился приятный запах. — Я не хотела мешать вам.
Доркас посмотрела на молодую женщину и отметила тень грусти в ее больших глазах. Она походила на потерянного ребенка, и сердце Доркас смягчилось. В комнате наверху было одиноко, а ложиться спать еще рано.
— Садитесь, — сказала она. — Через минуту я достану из печки сладкие пирожки с яблоками. Они особенно хороши, когда свежие. Думаю, и кружка вина тоже будет не лишней.
Гэрри нравилось сладкое пряное вино. Голос хозяйки был оживленным и приветливым. Несмотря на хрупкость, в ней чувствовалась властность. Хотя ужин был весьма обильным, Гэрри не могла отказаться от пирожка с яблоками.
— Если вы уверены, что я не помешаю.
— Какая чепуха, детка. Садитесь. — Доркас жестом указала на длинную скамью рядом с кухонным столом. — Должна сказать, я не думала, что Дэниел женится на такой молоденькой девушке, — заявила она, ставя перед Генриеттой кружку вина.
— Я тоже не думала, что он собирается жениться на мне, — доверительно сообщила Гэрри, вполне успокоившись, так как теперь начался откровенный разговор. — Но он добр, а мои обстоятельства были таковы, что… — Она замолчала и пожала плечами. — Вам, наверное, неинтересно слушать это. Я хочу быть хорошей женой, но боюсь, что мне это не удастся.
Доркас поджала губы и энергично закивала головой, напоминая клюющую птицу.
— Сэр Дэниел никогда ничего не делал, предварительно не обдумав, даже когда ходил в коротких штанишках, так что об этом не беспокойтесь. — Она открыла печь, выпустив в комнату облако ароматного пара.
— А каким он был ребенком? — Гэрри чувствовала, что не может удержаться от этого вопроса. — Лиззи и Нэн всегда проказничают. Мне не верится, что он не был таким же.
Доркас засмеялась, вытаскивая противень с румяными пирожками.
— Да, он тоже любил поозорничать, но всегда с такой улыбкой и блеском глаз, что на него невозможно было долго сердиться.
— Могу представить. — Генриетта с удовольствием села, решив, что лучше находиться в этой теплой комнате с яблочными пирожками и вином, чем бродить по улицам Лондона темной зимней ночью в поисках адвоката.
Доркас не скупилась на истории, рассказывая, каким был Дэниел Драммонд в детстве и в зрелые годы. Когда она начала вспоминать о его первом браке, от ее глаз не ускользнуло, что Генриетта вмиг посерьезнела. Подперев рукой подбородок, она смотрела куда-то вдаль. Губы ее были по-детски пухлыми, а линия скул говорила о решительном характере.
Генриетта слушала рассказ о молодой влюбленной паре и представляла Дэниела юношей, чья любовь еще больше способствовала проявлению природной веселости и вежливой предусмотрительности, которые были ей хорошо известны. Она инстинктивно чувствовала, что в их любовных ласках чего-то не хватает, тогда как любовь Дэниела и Нэн была полноценной.. Может быть, он решил, что только один раз в жизни дается такое счастье? Или она сама в чем-то виновата? Или, возможно, настоящая любовь всегда стремится к совершенству и не может его достичь?
Если верно последнее, то еще можно на что-то надеяться, ибо коли нет ночи, то не будет и рассвета — остается только ничего не выражающая серость. Генриетте было всего пятнадцать лет, она еще не знала того, что для другого являлось прописными истинами. Но если Нэн могла добиться большего, почему она должна довольствоваться меньшим? Может ли Дэниел опять полюбить? Если их тянет друг к другу, то взаимная страсть неизбежно должна пробудить и любовь.
Это была новая интригующая идея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50