Но как? Он же ни с кем не делится. Ты читала его последний рапорт?
– Я его печатала.
– Хватит, ты собственноручно его писала.
Линн усмехнулась:
– Откуда такие сведения?
– Просто одно предложение бросилось мне в глаза. «Факт совершения подозреваемым преступления представляется безусловно доказанным». С каких это пор Вернон научился так витиевато выражаться?
Линн покраснела. Герейнт расхохотался и, словно школьник, показал в ее сторону пальцем.
– А что сейчас считать «безусловно доказанным»? Я ведь тоже, кажется, следователь. Или как?
Теперь уже Линн усмехнулась. Герейнт ушел из следственного отдела еще в начале семидесятых, но до сих пор любил выдать себя за «своего». Слушая его, можно было подумать, что, несмотря на высокий пост, служебную машину с шофером и щедрое жалованье, он, как и рядовой сотрудник, ежедневно смотрит Смерти в глаза.
– Рапорты Вернона совершенно бессмысленны. Если следователь раскрывает дело, мы хотим знать как. Когда за дело берется Вернон, поди разберись, что он там раскапывает. Свихнуться легче. Как тогда – кого-то замочили на скачках в Йорке, и, нате вам, у Вернона уже есть «предчувствие», что убийца – тот счастливчик из Нью-Маркета, что сорвал куш на бегах. Чушь. Бред. Читаешь его рапорты, а там одни чувства да предчувствия. И никакой логики. Никаких дедуктивных выводов. Ничегошеньки... Ты тоже офицер полиции. И, насколько я наслышан, на хорошем счету. И ты получила звание не потому, что у тебя какие-то там предчувствия. Или как?
Линн подозревала, что ее терпение вот-вот лопнет.
– Но Вернон другой. Он не интеллектуал, он полагается на чутье. Полицейские тоже люди. А все люди разные. У каждого свои таланты. Вернон наделен интуицией.
– Интуицией, – буркнул Герейнт, словно на самом деле слово это означало «дерьмо».
– А что плохого? – настаивала Линн. – Не могу понять, к чему весь этот разговор. Вернон спас не одну жизнь. Вспомни девочку из Манчестера. Недавно она отпраздновала свой день рождения – и все благодаря той самой интуиции, над которой ты насмехаешься. Каждый год ее родители присылают нам открытку со словами благодарности – такое не забывают. Извини, но, что касается меня, это куда более веский довод в защиту Вернона, чем какой-то там рапорт.
Герейнт то и дело пытался ее перебить, однако Линн не дала ему вставить ни слова. Лишь когда она закончила свою тираду, Герейнт наконец получил возможность высказаться до конца.
– Эй, не надо так горячиться. Я ведь на его стороне. И я рад, что ты тоже.
Линн это заявление не успокоило.
– Если ты на его стороне, то с какой стати ты за ним устроил едва ли не слежку? Простите, сэр, но я разочарована в вас.
К ее удивлению, Герейнт расхохотался.
– Господи, – произнес он наконец, – ну неужели ты не можешь хоть раз в жизни согласиться со мной?
Именно в этот, самый неподходящий момент с чайным подносом в руках появился Йен. Герейнт спокойно, хотя и не без некоторой насмешки, посмотрел в его сторону. Правда, Линн так и не поняла, что смешного в человеке с подносом в руках.
– Чай и виски для страждущих. Пирожки для алчных, – весело объявил Йен, явно не замечая ни натянутой атмосферы, ни того, как некстати прозвучали его слова, а поставив поднос и снова направившись к двери, ляпнул очередную бестактность: – Если ты скоро не закруглишься, мамчик, то видео мы будем смотреть без тебя.
– Итак, что ты там сказала? – ухмыльнулся Герейнт, беря стакан «Джонни Уокера».
Потрясающая непробиваемость!.. Линн подумала, что если Герейнт зол на Лаверна и готовит ей какой-то подвох, то он просто великолепный актер.
– Ну, что Лаверн знает, что делает. Главное, он ловит преступников.
Линн налила себе в чашку горячего чая и принялась медленно его помешивать.
Молчание нарушил оглушительный топот детских ног наверху. Герейнт вновь усмехнулся и, взглядом указав на потолок, пошутил:
– Воздушный налет.
Снова воцарилось молчание.
– Говоришь, он ловит преступников... Но как? Что ты расскажешь новичкам в вашем отделе, когда тебя спросят, как вам удалось поймать Болтонского Душителя?
– Они меня ни о чем не спрашивают, – пожала плечами Линн.
Герейнт принялся за пирог.
– Вкусно, – произнес он с набитым ртом. – Сама печешь?
– Нет, муж.
– Мужчина без комплексов, – усмехнулся Герейнт.
– Нет, просто знает, как включать духовку.
Герейнт предпочел сменить тему:
– Ведь Вернон поначалу тебе не нравился?
– Нет. Он, можно сказать, устроил мне веселую жизнь. Я пришла в отдел сержантом и вскоре поняла, что поддержки от него не дождешься.
– Верно. Тебя порекомендовал Дэнни Филпс. Манчестерской полиции никак не удавалось изловить Душителя, а ты тогда так здорово сработала по делу о педофилах. Вот мы и подумали, что твой опыт нам пригодится. А Вернон, вместо того чтобы помочь, твердил: «Это не мое дело, пусть сами разбираются».
– Откуда тебе это известно? Я никому не рассказывала!
Герейнт заговорщически подмигнул:
– От меня ничего не скроешь, не надейтесь. Семь деток отдали Богу душу, мы посылаем в Манчестер нашего лучшего детектива, а он даже и не думает пошевелить задницей.
Линн улыбнулась воспоминаниям.
– Однажды он довел меня до слез. Я не знала, что и думать. Мне казалось, что он халтурщик и бездельник.
– Не тебе одной так казалось. Мне тогда позвонили из Манчестера и спросили: «Кого это ты нам прислал? У нас пропал еще один ребенок, а ваш фигляр знай себе расхаживает по церквям».
Линн рассмеялась.
– Ну, такие подробности мне неизвестны.
– Вот-вот, – поддакнул заместитель главного констебля, но взгляд его не потеплел. Герейнт сделал глоток виски, побулькал немного, словно полоща рот, а затем уставился на Линн в упор. Хрестоматийный прием, призванный вызвать допрашиваемого на откровенность. О таком прочтешь в любом учебнике по технике допроса.
«Со мной этот номер не пройдет, – подумала Линн. Впрочем, простим Герейнту подобные штучки».
Наконец ему самому это надоело, и он первым нарушил молчание:
– А как он вел себя последнее время? Ты не заметила в нем никаких странностей?
– Нет, ровным счетом ничего. :
– А по-моему, их только прибавилось. По лицу вижу, что ты со мной согласна. Да ты сама лучше меня знаешь, что девять из десяти убийств раскрываются в считанные дни, потому что их совершают дураки, лично знакомые со своими жертвами. А еще тебе известно, что оставшиеся десять процентов так и остаются нераскрытыми, потому что у нас дерьмо, а не полиция. Правда, если бы люди знали, какое она дерьмо, то наверняка от страха не спали бы по ночам.
– Ну, это уже верх цинизма, – возразила Линн, – да и вообще несправедливо. Пусть у нас нет ни средств, ни ресурсов для длительного расследования. Как тогда с Душегубом. Надо было идти по горячим следам, а у нас в конце концов сложилась такая ситуация, что все деньги просто вылетали в трубу. Организацию лишили возможности действовать эффективно, и все потому, что нас не ценят и не дают денег.
– Совершенно с тобой согласен, – отозвался Герейнт с ехидцей. – Более того, думаешь, я все это серьезно? Просто хотел проверить, профессионал ты или нет. Считай, что сдала экзамен на «отлично». Я восхищен, инспектор. Вот если бы в полиции все были такими, как ты. А теперь послушай, что я тебе скажу. Мне надо, чтобы ты обратила внимание на Вернона. Будешь докладывать обо всех его действиях.
Линн, сохраняя внешнее спокойствие, поставила чашку на блюдце.
– Понятно. Ты хочешь, чтобы я следила за собственным начальником.
– Ну, не так резко, – фыркнул Герейнт. – Просто мне необходимо, чтобы ты – а наблюдательности тебе не занимать – вела учет всех его действий.
– А, собственно, зачем?
– Как я уже сказал, кое-кто им интересуется. Кое-кто имеет на него зуб. Так что мы с тобой устроим ему что-то вроде заслона. Я не прошу тебя ничего записывать. Достаточно, чтобы ты звонила мне, скажем, раз в неделю или раз в день, если случится что-то важное. Тут недавно произошло два малоприятных убийства. И я хотел бы знать, как Вернон занимается их расследованием. Вот и все.
– Боюсь, что ничем не смогу помочь, – ответила Линн, ощутив, как подрагивает ее голос.
– Никто не узнает, даю слово, – продолжал гнуть свое Герейнт. – И если вдруг в новом году тебе захочется подать на повышение, будь уверена, я помогу тебе.
– Неужели? А с чего ты решил, что я собираюсь это сделать? – огрызнулась Линн. – Мне и на моем месте неплохо. И вообще у меня нет никакого желания вновь напяливать на себя форму.
– А кто сказал, что тебе придется ее напяливать? Для исключительных офицеров мы всегда готовы сделать исключение.
Линн встала со стула.
– Прошу прощения, сэр, я вынуждена просить вас покинуть мой дом.
Герейнт поднялся, но не для того чтобы уйти. Вместо этого он крепко схватил ее за руки и настойчиво продолжал:
– Извини, я не хотел тебя обидеть. Или унизить. Или усомниться в твоих способностях. Таких замечательных людей, как ты, редко встретишь на нашей работе. Я, наверное, совершил глупость. А теперь сядь и выслушай меня.
Линн молча подчинилась.
– Как я уже сказал, – продолжал Герейнт, – ходят всякие слухи. И, наверное, не без причины. Конечно, Вернон с блеском раскрыл несколько дел. Но почему он тогда не поймал Душегуба? В Стрэдинге преступник изрезал женщину на куски, когда вы с Верноном находились буквально в нескольких сотнях метров от того места. И где тогда, скажите на милость, была его хваленая интуиция?
Линн лишь пожала плечами.
– Такое уж точно не в его пользу, – начал было Герейнт, но, увидев лицо Линн, осекся. Вместо понимания на нем читалось возмущение. – Значит, ты отказываешься?
– Вернон мой коллега. Можно сказать, друг. Как мне казалось, не только мой, но и твой.
Герейнта это слегка задело.
– Разумеется, друг. Что бы ты там ни думала. Я этого пакостника люблю больше, чем самого себя.
– Тогда, скажи на милость, что ты против него замышляешь? – вздохнула Линн.
Герейнт отвернулся, словно пытаясь сочинить краткий и правдивый ответ.
– Я пытаюсь спасти его от него самого, Линн. Клянусь.
От этих слов Линн стало как-то не по себе. Она даже поежилась. За свою бытность офицером полиции она успела встретить немало лжецов. Герейнт же говорил правду. Он допил содержимое стакана, слегка передернувшись, а затем несколько секунд не мог решить, куда его поставить – на стол или на поднос. В конце концов он выбрал поднос, после чего поднялся и надел пальто. В кармане звякнули ключи.
– Тебе доводилось видеть Вернона не на работе? – поинтересовался Герейнт.
– Нет, не считая праздников. А тебе?
– Несколько раз. Последнее время мы оба стали ужасными домоседами. Как ни крути, а годы берут свое.
В прихожей Герейнт перед зеркалом поправил шарф. Линн тем временем открыла дверь. Герейнт протянул руку как для рукопожатия, но, как оказалось, положил ей в ладонь визитку.
– Мой домашний телефон. Звони в любое время, если передумаешь. – В его голосе звучала настоятельная просьба. – А ему ни слова. Договорились?
– Ясное дело.
– Обещай.
Линн глубоко вздохнула:
– Обещаю.
– Ну а теперь пока. Я пошел.
С этими словами Герейнт шагнул на мороз и направился к воротам. Не оглядываясь, он поднял руку, и откуда-то из темноты материализовался черный «даймлер». Линн неожиданно заметила на тумбочке в прихожей чужие перчатки. Схватив их, она бросилась на улицу. Увы, хлопнула автомобильная дверь, и «даймлер» тронулся с места. Единственное, что заметила Линн, – Герейнта на заднем сиденье. Выбежав на тротуар, Линн замахала руками, однако машина уже набирала скорость. Еще мгновение, и «даймлер» скрылся за углом.
Вернувшись в дом, Линн приняла ванну, переоделась и попробовала изобразить из себя образцовую мать. Увы, диснеевский мультфильм, который она смотрела с детьми, показался жуткой тягомотиной, а песни, которые пели герои, просто действовали на нервы. Визит начальника оставил в глубине души какой-то неприятный осадок, и Линн была не в состоянии переключиться на что-нибудь другое. Короче говоря, Рождество из праздника превратилось в самый заурядный вечер, хотя и в кругу семьи.
Когда дети уже спали, Йен принес бутылку коньяка и пару стаканов. Выключив телевизор, он поровну налил в каждый золотистой жидкости и подвинул к ней один из них. Нежно поцеловав жену в щеку, Йен произнес:
– Как ты думаешь, не слишком это по-дурацки, если я поздравлю тебя с Рождеством?
– По-дурацки? А что в этом такого?
– Да я же вижу, что ты чем-то ужасно расстроена. И вообще завтра на работу, которая у тебя уже в печенках сидит, а тут я со своими поздравлениями. Согласись, это глупо. Глупее не придумаешь.
Зная слабую сторону мужа – того гляди еще заподозрит, что у нее роман, а ему такое всякий раз приходит в голову, когда ее валит с ног усталость и она не в силах отпускать ему комплименты – мол, какой ты у меня бесценный, – Линн решила, что лучше не стоит скрывать правду. И рассказала о странной просьбе Герейнта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Я его печатала.
– Хватит, ты собственноручно его писала.
Линн усмехнулась:
– Откуда такие сведения?
– Просто одно предложение бросилось мне в глаза. «Факт совершения подозреваемым преступления представляется безусловно доказанным». С каких это пор Вернон научился так витиевато выражаться?
Линн покраснела. Герейнт расхохотался и, словно школьник, показал в ее сторону пальцем.
– А что сейчас считать «безусловно доказанным»? Я ведь тоже, кажется, следователь. Или как?
Теперь уже Линн усмехнулась. Герейнт ушел из следственного отдела еще в начале семидесятых, но до сих пор любил выдать себя за «своего». Слушая его, можно было подумать, что, несмотря на высокий пост, служебную машину с шофером и щедрое жалованье, он, как и рядовой сотрудник, ежедневно смотрит Смерти в глаза.
– Рапорты Вернона совершенно бессмысленны. Если следователь раскрывает дело, мы хотим знать как. Когда за дело берется Вернон, поди разберись, что он там раскапывает. Свихнуться легче. Как тогда – кого-то замочили на скачках в Йорке, и, нате вам, у Вернона уже есть «предчувствие», что убийца – тот счастливчик из Нью-Маркета, что сорвал куш на бегах. Чушь. Бред. Читаешь его рапорты, а там одни чувства да предчувствия. И никакой логики. Никаких дедуктивных выводов. Ничегошеньки... Ты тоже офицер полиции. И, насколько я наслышан, на хорошем счету. И ты получила звание не потому, что у тебя какие-то там предчувствия. Или как?
Линн подозревала, что ее терпение вот-вот лопнет.
– Но Вернон другой. Он не интеллектуал, он полагается на чутье. Полицейские тоже люди. А все люди разные. У каждого свои таланты. Вернон наделен интуицией.
– Интуицией, – буркнул Герейнт, словно на самом деле слово это означало «дерьмо».
– А что плохого? – настаивала Линн. – Не могу понять, к чему весь этот разговор. Вернон спас не одну жизнь. Вспомни девочку из Манчестера. Недавно она отпраздновала свой день рождения – и все благодаря той самой интуиции, над которой ты насмехаешься. Каждый год ее родители присылают нам открытку со словами благодарности – такое не забывают. Извини, но, что касается меня, это куда более веский довод в защиту Вернона, чем какой-то там рапорт.
Герейнт то и дело пытался ее перебить, однако Линн не дала ему вставить ни слова. Лишь когда она закончила свою тираду, Герейнт наконец получил возможность высказаться до конца.
– Эй, не надо так горячиться. Я ведь на его стороне. И я рад, что ты тоже.
Линн это заявление не успокоило.
– Если ты на его стороне, то с какой стати ты за ним устроил едва ли не слежку? Простите, сэр, но я разочарована в вас.
К ее удивлению, Герейнт расхохотался.
– Господи, – произнес он наконец, – ну неужели ты не можешь хоть раз в жизни согласиться со мной?
Именно в этот, самый неподходящий момент с чайным подносом в руках появился Йен. Герейнт спокойно, хотя и не без некоторой насмешки, посмотрел в его сторону. Правда, Линн так и не поняла, что смешного в человеке с подносом в руках.
– Чай и виски для страждущих. Пирожки для алчных, – весело объявил Йен, явно не замечая ни натянутой атмосферы, ни того, как некстати прозвучали его слова, а поставив поднос и снова направившись к двери, ляпнул очередную бестактность: – Если ты скоро не закруглишься, мамчик, то видео мы будем смотреть без тебя.
– Итак, что ты там сказала? – ухмыльнулся Герейнт, беря стакан «Джонни Уокера».
Потрясающая непробиваемость!.. Линн подумала, что если Герейнт зол на Лаверна и готовит ей какой-то подвох, то он просто великолепный актер.
– Ну, что Лаверн знает, что делает. Главное, он ловит преступников.
Линн налила себе в чашку горячего чая и принялась медленно его помешивать.
Молчание нарушил оглушительный топот детских ног наверху. Герейнт вновь усмехнулся и, взглядом указав на потолок, пошутил:
– Воздушный налет.
Снова воцарилось молчание.
– Говоришь, он ловит преступников... Но как? Что ты расскажешь новичкам в вашем отделе, когда тебя спросят, как вам удалось поймать Болтонского Душителя?
– Они меня ни о чем не спрашивают, – пожала плечами Линн.
Герейнт принялся за пирог.
– Вкусно, – произнес он с набитым ртом. – Сама печешь?
– Нет, муж.
– Мужчина без комплексов, – усмехнулся Герейнт.
– Нет, просто знает, как включать духовку.
Герейнт предпочел сменить тему:
– Ведь Вернон поначалу тебе не нравился?
– Нет. Он, можно сказать, устроил мне веселую жизнь. Я пришла в отдел сержантом и вскоре поняла, что поддержки от него не дождешься.
– Верно. Тебя порекомендовал Дэнни Филпс. Манчестерской полиции никак не удавалось изловить Душителя, а ты тогда так здорово сработала по делу о педофилах. Вот мы и подумали, что твой опыт нам пригодится. А Вернон, вместо того чтобы помочь, твердил: «Это не мое дело, пусть сами разбираются».
– Откуда тебе это известно? Я никому не рассказывала!
Герейнт заговорщически подмигнул:
– От меня ничего не скроешь, не надейтесь. Семь деток отдали Богу душу, мы посылаем в Манчестер нашего лучшего детектива, а он даже и не думает пошевелить задницей.
Линн улыбнулась воспоминаниям.
– Однажды он довел меня до слез. Я не знала, что и думать. Мне казалось, что он халтурщик и бездельник.
– Не тебе одной так казалось. Мне тогда позвонили из Манчестера и спросили: «Кого это ты нам прислал? У нас пропал еще один ребенок, а ваш фигляр знай себе расхаживает по церквям».
Линн рассмеялась.
– Ну, такие подробности мне неизвестны.
– Вот-вот, – поддакнул заместитель главного констебля, но взгляд его не потеплел. Герейнт сделал глоток виски, побулькал немного, словно полоща рот, а затем уставился на Линн в упор. Хрестоматийный прием, призванный вызвать допрашиваемого на откровенность. О таком прочтешь в любом учебнике по технике допроса.
«Со мной этот номер не пройдет, – подумала Линн. Впрочем, простим Герейнту подобные штучки».
Наконец ему самому это надоело, и он первым нарушил молчание:
– А как он вел себя последнее время? Ты не заметила в нем никаких странностей?
– Нет, ровным счетом ничего. :
– А по-моему, их только прибавилось. По лицу вижу, что ты со мной согласна. Да ты сама лучше меня знаешь, что девять из десяти убийств раскрываются в считанные дни, потому что их совершают дураки, лично знакомые со своими жертвами. А еще тебе известно, что оставшиеся десять процентов так и остаются нераскрытыми, потому что у нас дерьмо, а не полиция. Правда, если бы люди знали, какое она дерьмо, то наверняка от страха не спали бы по ночам.
– Ну, это уже верх цинизма, – возразила Линн, – да и вообще несправедливо. Пусть у нас нет ни средств, ни ресурсов для длительного расследования. Как тогда с Душегубом. Надо было идти по горячим следам, а у нас в конце концов сложилась такая ситуация, что все деньги просто вылетали в трубу. Организацию лишили возможности действовать эффективно, и все потому, что нас не ценят и не дают денег.
– Совершенно с тобой согласен, – отозвался Герейнт с ехидцей. – Более того, думаешь, я все это серьезно? Просто хотел проверить, профессионал ты или нет. Считай, что сдала экзамен на «отлично». Я восхищен, инспектор. Вот если бы в полиции все были такими, как ты. А теперь послушай, что я тебе скажу. Мне надо, чтобы ты обратила внимание на Вернона. Будешь докладывать обо всех его действиях.
Линн, сохраняя внешнее спокойствие, поставила чашку на блюдце.
– Понятно. Ты хочешь, чтобы я следила за собственным начальником.
– Ну, не так резко, – фыркнул Герейнт. – Просто мне необходимо, чтобы ты – а наблюдательности тебе не занимать – вела учет всех его действий.
– А, собственно, зачем?
– Как я уже сказал, кое-кто им интересуется. Кое-кто имеет на него зуб. Так что мы с тобой устроим ему что-то вроде заслона. Я не прошу тебя ничего записывать. Достаточно, чтобы ты звонила мне, скажем, раз в неделю или раз в день, если случится что-то важное. Тут недавно произошло два малоприятных убийства. И я хотел бы знать, как Вернон занимается их расследованием. Вот и все.
– Боюсь, что ничем не смогу помочь, – ответила Линн, ощутив, как подрагивает ее голос.
– Никто не узнает, даю слово, – продолжал гнуть свое Герейнт. – И если вдруг в новом году тебе захочется подать на повышение, будь уверена, я помогу тебе.
– Неужели? А с чего ты решил, что я собираюсь это сделать? – огрызнулась Линн. – Мне и на моем месте неплохо. И вообще у меня нет никакого желания вновь напяливать на себя форму.
– А кто сказал, что тебе придется ее напяливать? Для исключительных офицеров мы всегда готовы сделать исключение.
Линн встала со стула.
– Прошу прощения, сэр, я вынуждена просить вас покинуть мой дом.
Герейнт поднялся, но не для того чтобы уйти. Вместо этого он крепко схватил ее за руки и настойчиво продолжал:
– Извини, я не хотел тебя обидеть. Или унизить. Или усомниться в твоих способностях. Таких замечательных людей, как ты, редко встретишь на нашей работе. Я, наверное, совершил глупость. А теперь сядь и выслушай меня.
Линн молча подчинилась.
– Как я уже сказал, – продолжал Герейнт, – ходят всякие слухи. И, наверное, не без причины. Конечно, Вернон с блеском раскрыл несколько дел. Но почему он тогда не поймал Душегуба? В Стрэдинге преступник изрезал женщину на куски, когда вы с Верноном находились буквально в нескольких сотнях метров от того места. И где тогда, скажите на милость, была его хваленая интуиция?
Линн лишь пожала плечами.
– Такое уж точно не в его пользу, – начал было Герейнт, но, увидев лицо Линн, осекся. Вместо понимания на нем читалось возмущение. – Значит, ты отказываешься?
– Вернон мой коллега. Можно сказать, друг. Как мне казалось, не только мой, но и твой.
Герейнта это слегка задело.
– Разумеется, друг. Что бы ты там ни думала. Я этого пакостника люблю больше, чем самого себя.
– Тогда, скажи на милость, что ты против него замышляешь? – вздохнула Линн.
Герейнт отвернулся, словно пытаясь сочинить краткий и правдивый ответ.
– Я пытаюсь спасти его от него самого, Линн. Клянусь.
От этих слов Линн стало как-то не по себе. Она даже поежилась. За свою бытность офицером полиции она успела встретить немало лжецов. Герейнт же говорил правду. Он допил содержимое стакана, слегка передернувшись, а затем несколько секунд не мог решить, куда его поставить – на стол или на поднос. В конце концов он выбрал поднос, после чего поднялся и надел пальто. В кармане звякнули ключи.
– Тебе доводилось видеть Вернона не на работе? – поинтересовался Герейнт.
– Нет, не считая праздников. А тебе?
– Несколько раз. Последнее время мы оба стали ужасными домоседами. Как ни крути, а годы берут свое.
В прихожей Герейнт перед зеркалом поправил шарф. Линн тем временем открыла дверь. Герейнт протянул руку как для рукопожатия, но, как оказалось, положил ей в ладонь визитку.
– Мой домашний телефон. Звони в любое время, если передумаешь. – В его голосе звучала настоятельная просьба. – А ему ни слова. Договорились?
– Ясное дело.
– Обещай.
Линн глубоко вздохнула:
– Обещаю.
– Ну а теперь пока. Я пошел.
С этими словами Герейнт шагнул на мороз и направился к воротам. Не оглядываясь, он поднял руку, и откуда-то из темноты материализовался черный «даймлер». Линн неожиданно заметила на тумбочке в прихожей чужие перчатки. Схватив их, она бросилась на улицу. Увы, хлопнула автомобильная дверь, и «даймлер» тронулся с места. Единственное, что заметила Линн, – Герейнта на заднем сиденье. Выбежав на тротуар, Линн замахала руками, однако машина уже набирала скорость. Еще мгновение, и «даймлер» скрылся за углом.
Вернувшись в дом, Линн приняла ванну, переоделась и попробовала изобразить из себя образцовую мать. Увы, диснеевский мультфильм, который она смотрела с детьми, показался жуткой тягомотиной, а песни, которые пели герои, просто действовали на нервы. Визит начальника оставил в глубине души какой-то неприятный осадок, и Линн была не в состоянии переключиться на что-нибудь другое. Короче говоря, Рождество из праздника превратилось в самый заурядный вечер, хотя и в кругу семьи.
Когда дети уже спали, Йен принес бутылку коньяка и пару стаканов. Выключив телевизор, он поровну налил в каждый золотистой жидкости и подвинул к ней один из них. Нежно поцеловав жену в щеку, Йен произнес:
– Как ты думаешь, не слишком это по-дурацки, если я поздравлю тебя с Рождеством?
– По-дурацки? А что в этом такого?
– Да я же вижу, что ты чем-то ужасно расстроена. И вообще завтра на работу, которая у тебя уже в печенках сидит, а тут я со своими поздравлениями. Согласись, это глупо. Глупее не придумаешь.
Зная слабую сторону мужа – того гляди еще заподозрит, что у нее роман, а ему такое всякий раз приходит в голову, когда ее валит с ног усталость и она не в силах отпускать ему комплименты – мол, какой ты у меня бесценный, – Линн решила, что лучше не стоит скрывать правду. И рассказала о странной просьбе Герейнта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37