– Спросите у мистера Лаверна, – усмехнулся Принс. – Последнее время суперинтендант плохо отдает себе отчет в своих действиях. Будьте добры, напомните ему, что полицейский может избивать подозреваемого только в тюремной камере, но ни в коем случае до того. Разве я не прав, Мико?
Стоявший рядом полинезиец нехотя кивнул, окинув Лаверна взглядом, в котором читалась злоба и нечто похожее на уважение.
Линн и Лоулесс недоуменно переглянулись. Или они что-то неправильно поняли?..
Лаверн засунул руку в карман и вытащил оттуда бумажник, из которого извлек мятую фотокопию.
– Что за бумаженция? – ухмыльнулся Принс. – Не иначе как список преступников, пойманных тобой за неделю... Нет, коротковат будет. А, понял – ордер на мой арест.
– Почти угадал, – спокойно ответил Лаверн. – Это ордер на арест Иоланды Хенерберри.
Улыбки Принса как не бывало.
* * *
После многодневных дискуссий Лаверн и Линн Сэвидж пришли к заключению, что допрашивать Принса – понапрасну терять время. Они оба понимали, что Хьюго слишком скользкий и изворотливый тип и сумеет уйти от любых вопросов. Именно поэтому решили сначала побеседовать с Иоландой – исходя из соображений, что она как неизменная спутница Принса должна быть соучастницей его преступлений, хотя ей, возможно, и далеко до него как с точки зрения изобретательности, так и по части характера.
Насчет характера они явно ошиблись. Почти весь день Иоланда просидела в комнате для допросов на Фулфорд-роуд, холодно глядя на Лаверна и Сэвидж и легко парируя их вопросы полуправдами и издевками. Адвокат ей не понадобился – Иоланда была твердо уверена, что у полиции нет ни мозгов, ни улик.
Лишь раз, к концу допроса, она выказала легкое замешательство, услышав от Лаверна следующее:
– Эдисон Реффел рассказала мне, что у нее был ребенок, которого Принс определил в приемную семью.
На мгновение Иоланда изменилась в лице и вся напряглась – не столько проявление эмоций, сколько желание их подавить. Однако и этого было достаточно, чтобы от Лаверна и Линн не скрылась ее реакция, кстати, запечатленная и на видеокамеру.
– Ага, вы явно что-то об этом знаете, – прокомментировал Лаверн.
– Ничего подобного. – К Иоланде вернулось самообладание.
Вмешалась Линн:
– И все-таки, по вашему собственному признанию, вы были постоянной спутницей Принса по крайней мере последние пять лет.
– Я хотела бы вам сказать про эту Эдисон одну вещь – у нее была привычка фантазировать. Она вечно что-то выдумывала. И никакая она не бродяжка. У нее была своя квартира в Йорке, она просто приезжала к нам и жила, сколько ей заблагорассудится. Я бы не стала называть ее лгуньей. Просто она жила в своем, вымышленном мире. И байки про ребенка – лишь одна из многих ее фантазий. Лично я ни о каком ребенке не слышала.
Линн и Лаверн несколько мгновений пристально всматривались в лицо Иоланды, затем Линн перевела взгляд на свои бумаги.
– Знаете, Иоланда, я нахожу это довольно странным. Потому что в позапрошлом году в Йоркской Королевской больнице был зарегистрирован факт рождения ребенка мужского пола у некоей Эдисон Мэри Реффел. Дата – восьмое октября. Вес семь фунтов одиннадцать унций.
Иоланда Хенерберри сидела молча, глядя на полицейских, которые столь же пристально наблюдали за ней. В ее глазах читалась черная злоба.
Лаверн взглянул на настенные часы.
– На сегодня хватит. Продолжим нашу милую беседу завтра утром. Надеюсь, вы не против провести ночь в уютной тюремной камере.
* * *
Лаверн лежал рядом с Донной, ломая голову, как очередной пакости ждать от Принса. Была половина второго ночи. Суперинтендант лег спать в одиннадцать, но, проворочавшись около часа, встал, чтобы принять снотворное. Увы, лекарство не подействовало. Лаверн понимал, что, пока Иоланда сидит за решеткой, Принс наверняка предпримет какой-нибудь ход. Какой?.. Это предстояло выяснить.
Лаверн встал второй раз за ночь и на сей раз оставил тело. Устремившись в темноту ночи, так что только ветер свистел в ушах, он вскоре оказался на длинной галерее в Норт-Эбби. Лаверн не хотел, чтобы его здесь видели, и предпочел остаться бесплотным. Невидимый, он будет следить за каждым движением Принса здесь, в аббатстве, как когда-то следил за Демоном скачек.
Послышались шаги. Из-за поворота по направлению к Лаверну с подносом в руках прошествовал лакей. Донесся аромат кофе. Какое-то мгновение лакей смотрел прямо на суперинтенданта, однако Лаверн прочел в его взгляде лишь усталость и скуку. Слуга отвернулся, постучал в дверь кабинета Принса и вошел внутрь. Лаверн последовал за ним. Увы, кабинет оказался пуст. Лакей поставил поднос на стол и удалился.
Лаверн же шагнул сквозь стену и попал в часовню. Там, спиной к нему, перед алтарем виднелась коленопреклоненная человеческая фигура. Низко опустив голову, Хьюго Принс молился на коленях перед одной-единственной истекающей воском свечой.
Неслышно приблизившись, Лаверн поравнялся с американцем. Принс остался стоять на коленях, плотно закрыв глаза, – казалось он не замечает присутствия незваного гостя. Едва слышным шепотом он повторял одну и ту же фразу. Заинтригованный, Лаверн склонился к нему, чтобы лучше расслышать. К его величайшему удивлению, Принс твердил:
– Глупец, глупец, глупец.
В то же мгновение Принс выбросил руку и с силой схватил Лаверна за горло. Американец открыл глаза, прыжком поднялся с колен и, сдавливая шею Вернона, вплотную приблизил к нему лицо. Лаверн не мог понять, что происходит. Ведь он бесплотен. Невидим. Как мог Принс уловить его присутствие?
Ответ был ясен – в часовне молился отнюдь не Хьюго Принс, а поставленный в качестве часового дух. На глазах у Лаверна черты лица Принса потускнели и расплылись, а на их месте появилась иссиня-черная смертная маска Дерека Тайрмена. Привидение издало змеиный шип, дыхнув тошнотворной вонью разлагающейся плоти.
Почувствовав, что его сейчас вырвет, Лаверн вырвался из омерзительных лапищ. Но сквозь стены часовни внутрь слетелись другие духи и взяли его в кольцо. У некоторых из них были лица, у некоторых – просто какие-то пятна. Принс убедил их, что они мертвецы, и поэтому, даже будучи духами, они продолжали разлагаться, поскольку знали, что это единственное, что дозволено мертвым.
Они были страшны, омерзительны и жалки одновременно. Лаверн не мог оторвать от них глаз. Духи все как один двинулись в его сторону. Наконец осознав, что ему грозит, Лаверн кометой взмыл к потолку часовни. Почти мгновенно духи устремились за ним.
Снаружи его поджидала еще целая сотня, стаей кружившая во тьме над Норт-Эбби. Увидев Лаверна, духи раскаркались, словно омерзительные стервятники, и на головокружительной скорости бросились на него. Лаверну запомнился лишь свист ветра в ушах, пока он несся в кромешной тьме, и адский клекот преследователей за спиной. Спустя несколько секунд он вернулся назад, в свое тело. Покрывшись холодной испариной и тяжело дыша, Лаверн присел на кровати.
Преследователи были не видны ему, но он ощущал их присутствие в комнате. Воздух в комнате стал словно ледяным, а в следующее мгновение ее наполнил оглушительный треск и грохот, будто все вокруг рушилось в тартарары. Донна проснулась и инстинктивно схватила его за руку.
Лаверн спешно включил лампу на прикроватном столике; в ту же секунду зеркало над туалетным столиком взорвалось сотнями брызг и, покачнувшись, словно малыш, делающий первые шаги, свалилось на пол. Вместе с осколками внутрь ворвался шар голубого огня, слепивший глаза сильнее, чем вспышка магния. Несколько раз пометавшись по спальне из угла в угол, он вылетел на лестничную площадку и там исчез.
Наступила тишина.
– Только не надо за старое, – простонала Донна. – Ради Бога, Вернон, что ты там натворил?
– Ничего, – произнес он голосом, полным раскаяния.
– Не ври. Я же знаю, что ты опять темнишь. Меня не обманешь.
Не в силах отмести обвинение, Вернон произнес:
– Давай я лучше сделаю нам чаю.
Донна вздохнула и откинула одеяло.
– Нет, чаем займусь я, а ты, будь так добр, возьми на себя уборку.
Она попыталась встать с кровати, но как-то нелепо осела на пол. Лаверн рассмеялся и нагнулся, чтобы помочь ей встать.
– Ах ты, растяпа, – произнес он, беря ее за руку.
Донна тоже было рассмеялась, однако в следующее мгновение осеклась и испуганно посмотрела на мужа.
– Вернон, я не чувствую ног.
* * *
Лаверн не терял времени. Он оделся, сложил вещи жены и повез ее в Йоркскую Королевскую больницу в отделение травматологии. Два часа ей пришлось пролежать на каталке в коридоре – в отделении не хватало персонала, а все койки в палатах были заняты. Лаверн сидел рядом с Донной, держа ее за руку и отпуская грубоватые шутки в адрес медсестер или врачей, когда тем случалось проходить мимо.
Когда они только приехали в больницу, Вернон захотел поговорить с доктором Грегг, однако, как оказалось, та заступит на дежурство только часов через пять. В конце концов Донну осмотрел приятный молодой человек. Его вердикт был прост и банален: Донна парализована от талии и ниже.
Пока они ждали, освободилось место в двенадцатой палате – той самой, где умер Дерек Тайрмен. Лаверн знал, что, когда койка освобождается в четыре тридцать утра, это может означать лишь одно.
Наконец оказавшись на больничной койке, Донна пожала Лаверну руку и попросила его не хамить персоналу. Все будет в порядке, заверила она его.
– Я в хороших руках, – сказала она.
Лаверн кивнул, хотя у него были все основания сомневаться в этом.
Сидя в гостиной у себя дома, Лаверн благодарил Бога, что не стал рассказывать Донне про отходную молитву. Если ей суждено умереть, то пусть это произойдет тихо, без мучений, без гложущего страха. Зачем ей знать, что какие-то там призраки медленно высасывают из нее жизнь. Лаверн попытался представить себе жизнь без Донны, и ему сразу стало не по себе.
На Новый год Принс поклялся нанести ему удар в самое сердце. И вот теперь он, кажется, готов исполнить угрозу. Американец оказался прав: Лаверн не способен убивать, он всего лишь заурядный полицейский, которому только мешают в работе такие старомодные понятия, как благородство и справедливость. Он – пережиток былых времен, в то время как Принс с его презрением ко всему человеческому и человечному – порождение своего времени.
Лаверн был обречен на поражение. И пока он знал одно: лишь один-единственный человек во всем свете способен ему помочь.
* * *
Бабулю Мэй терзали опасения. Ночью ей привиделось, будто Лаверн убит – заколот насмерть в темном соборе. Мэй проснулась, чувствуя себя совершенно несчастной и подавленной. Она даже заговорила вслух, умоляя Бога помочь ей... Увы, Бог остался глух к ее мольбам. Прошло часа два, но Бог все тянул с ответом. Такого не случалось с тех самых пор, когда она только стала жрицей хуны. Умиротворяющий, приятный голос, который вел, питал и поддерживал ее все эти двадцать шесть лет, почему-то умолк.
Мэй погрузилась в такое отчаяние, что сидела в темноте, у окна верхней гостиной, не в состоянии сомкнуть глаз. Она смотрела на море, однако не видела ни мерцающих огоньков рыбацких лодок на горизонте, ни первых проблесков занимающегося дня над холодным заливом. Мысленным взором она представляла себе гнетущую перспективу – прожить остаток дней в полном одиночестве, без единственного друга и спутника, сопровождавшего ее все эти годы.
Настойчивый, повторяющийся звук, долетавший непонятно откуда, вернул ее к действительности. Мэй не сразу поняла, что это звонит телефон. Она перевела взгляд на часы на соседней полке. Еще совсем утро, 6.45. Ну кто еще может потревожить в такую рань, кроме Лаверна. Со вздохом Мэй поднялась со стула и направилась вниз.
Подойдя к двери в гостиную, Мэй выглянула на крутую узкую лестницу и увидела, что в доме она не одна. На ступеньках стоял старик. Он был одет в длинное выцветшее одеяние и в одной руке сжимал кинжал. Его изможденное проницательное лицо обрамляли седые кудри. В налитых кровью, широко распахнутых глазах читалась черная злоба, но тонкий, красиво очерченный рот кривился в улыбке.
Мэй вскрикнула и попятилась. И в то же мгновение привидение начало подниматься по лестнице, угрожая ей кинжалом и на ходу выкрикивая какие-то проклятия на древнеанглийском. Мэй бросилась к окнам и принялась их распахивать.
Внизу, на мостках, уже стояли любители ранних прогулок, и Мэй в отчаянии стала звать на помощь. Но они даже не шелохнулись, глядя на море, и не повернули головы.
Вверху по небу к берегу неслась мрачная черная туча, увлекая за собой барашки волн. Когда туча приблизилась, Мэй увидела, что она состоит из сотен летящих человеческих фигур: это были мертвые души в истлевших лохмотьях. В мертвой тишине духи кружили над ее домом, заслоняя собой голубизну неба.
Мэй обернулась и увидела рядом с собой призрак Томаса Норта. Он занес руку с кинжалом, и в последний раз Мэй взмолилась Богу, чтобы тот защитил ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37