Фэйянь в ответ церемонно наклонила голову. Седовласый снова заговорил. Речь его была отрывистой игортанной. Следом затараторил толмач:
– Господин главный царедворец просит высокочтимую принцессу Фэйянь проследовать за ним на берег, где ее высочество ожидает паланкин.
– Хорошо, – сказала принцесса. – Но сначала я должна поблагодарить капитана моего корабля за то, что плавание прошло благополучно. Капитан Жун, я сердечно благодарю вас.
– Это плавание было великой честью для меня, принцесса, – в ответ поклонился капитан. – Моя бригавелла будет ждать вас в доках, чтобы отвезти на родину. Лишь подайте мне знак, о госпожа, и паруса наполнятся ветром.
– Я надеюсь на вас, капитан-сянь , – просто ответила принцесса, после чего со свитой, состоявшей из высокородных драконих, сошла на берег. При этом шум толпы усилился. Принцесса недоумевающе посмотрела на царедворца императрицы. Тот пояснил через толмача:
– Люди Жемчужного Завета приветствуют и прославляют прекрасную принцессу Фэйянь и ее чудесную свиту.
Свита принцессы и впрямь была чудесной. Полдюжины драконих, в чьих венах текла самая благородная кровь, сопровождали Фэйянь в этом путешествии. Драконихи не были столь огромны, как драконы-самцы, но все-таки производили самое ошеломительное впечатление. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы хоть одна дракониха поместилась в паланкине вместе с принцессой. Поэтому в паланкин, узорчатый и изысканный, как шкатулка для драгоценностей, Фэйянь села одна, а драконихи ровным клином сопровождали процессию сверху.
Из-за полупрозрачных тканей, занавешивающих паланкин, Фэйянь жадно всматривалась в картины незнакомого города. Паланкин несли медленно, и у принцессы была отличная возможность увидеть высокие многоярусные башни, выкрашенные киноварью и позолотой, ряды маленьких белых домиков с плоскими крышами, сады, фонтаны, разноцветные громадные храмы, рыночные площади и молитвенные арки… Все это нимало не напоминало построек родной столицы принцессы – Тэнкина и тем более построек Лунтана.
– Какая красота! – тихо восхищалась Фэйянь. – Какая изысканность и простота линий! Теперь я вспомнила, как называется столица Жемчужного Завета. Она называется Уэдо, что в переводе со здешнего языка означает «хризантема». Город и впрямь прекрасен, словно цветок.
Когда же процессия вступила под своды дворцового комплекса, который простирался во все стороны света на несколько десятков тчи, принцесса Фэйянь не смогла сдержать восторженного возгласа. Дворцовый комплекс в Уэдо был весь выстроен из перламутра – ограды, дворцы, храмы, башни, павильоны и беседки. А между этими драгоценными постройками росли удивительной красоты деревца, усыпанные розовыми и сиреневыми, готовыми вот-вот распуститься бутонами.
– Вероятно, это те самые деревья, которые в землях Жемчужного Завета объявлены священными, – сказала тихо принцесса Фэйянь.
Драконихам из свиты принцессы было повелено остаться в одной из башен, предназначенных для придворных и прочей дворцовой челяди. Это вовсе не было проявлением неуважения к столь благородным созданиям. Просто главный дворец, в котором принцессу Фэйянь ожидала императрица Чхунхян, был настолько хрупок и изящен, что одно неосторожное движение крыла или чешуйчатой лапы могло повредить колонну либо арку.
Главный дворец назывался Сагами-кусе, что означало «поле божественных цветов». И действительно, его нефритовые полы и стены были изукрашены цветами, сделанными из тончайшего разноцветного стекла и перламутра. По полу невозможно было бы двигаться, кабы не особые тропки из червонного золота, проложенные между стеклянными бутонами.
Паланкин принцессы Фэйянь остановился у главного входа в блистающую сотнями лампад и фонарей залу. Казалось, что с неба опустились все созвездия для того, чтобы поприветствовать принцессу. Служанки помогли Фэйянь выбраться из паланкина и, поддерживая шлейф ее парадного платья, пошли следом за ней к возвышающемуся посреди залы престолу. Женщина, сидящая на престоле, была прекрасна и совершенна. Ее лицо напоминало бутон божественного лотоса, дивные глаза сияли, как аметисты, а приоткрытые в улыбке алые губы, казалось, созданы были на погибель всему мужскому племени. Это и была Ют-Карахон-Отэ, Почтенная Мировая Матушка, императрица Чхунхян.
Появился давешний толмач, уже успевший сменить лиловый наряд на светло-зеленый с золотом.
Толмач, не переставая кланяться императрице, встал неподалеку от престола.
Фэйянь знала, что согласно дворцовому церемониалу ей должно как гостье первой приветствовать божественную императрицу. Поэтому она, не доходя нескольких шагов до престола, склонилась в изысканном и почтительном поклоне и сказала на языке Яшмовой Империи:
– Я, смиренная принцесса Фэйянь, владычица Яшмовой Империи и княгиня острова Лунтан, почтительно приветствую ваше величество!
Толмач немедленно перевел. Императрица Чхунхян сошла с престола, спустилась по ступенькам и встала рядом с Фэйянь. И тут оказалось, что они – и императрица, и принцесса – одного роста и даже возраста. Но это лишь на первый взгляд.
– Я не настолько плохо знаю язык Яшмовой Империи, – медленно, подбирая слова, заговорила Ют-Карахон-Отэ, – чтобы нам понадобился толмач.
Упомянутый толмач лицом стал под цвет своему светло-зеленому одеянию и поспешил удалиться из залы. А принцесса Фэйянь почему-то подумала, что Почтенная Мировая Матушка – женщина с весьма своеобычным норовом.
Однако пока этот норов никак особенно не проявлялся. Императрица Чхунхян милостиво взяла принцессу Фэйянь за руку и поцеловала в щеку.
– Я воистину рада видеть вас, драгоценная принцесса Фэйянь, – сказала она. – Я молилась всем сердцем богам Жемчужного Завета, чтобы они привели вас сюда, и молитва моя исполнилась.
– Рада служить вашему величеству, – потупилась Фэйянь.
– Служить?! О нет! Это я буду служить вам, моя бесценная гостья, и поверьте, почту сие за великую честь! Угодно ли вам свершить омовение и отдохнуть перед пиром?
– Да, – кивнула принцесса Фэйянь. – Путешествие по морю, сколь ни было приятным, все же было и утомительным. Кроме того, свежесть впечатлений от вашего прекрасного дворца и города…
– О, вы еще и не видели толком всех красот Уэдо! Но эта нам только предстоит. Впереди праздник ханоми, этот праздник вы никогда не забудете, принцесса, клянусь вам!
– Я верю вам, ваше величество.
Императрица меж тем лично проводила принцессу до предназначенных ей покоев. Эти покои занимали небольшой отдельный дворец, соединенный с главным дворцом крытым мостиком из нефрита. Когда Фэйянь очутилась в отведенных ей покоях, ей показалось, будто она находится на дне моря – окна были застеклены стеклом зеленого цвета, и от этого казалось, будто свет проходит сквозь толщу морской воды.
– Оставляю вас на попечение служанок, – сказала императрица Чхунхян. – Я подобрала самых умелых и расторопных. Надеюсь, вы хорошо отдохнете и будете на вечернем пиру блистать как распустившийся цветок лотоса.
– Вы слишком добры ко мне, ваше величество, – только и сказала Фэйянь.
– Да, я добра, – качнула высокой прической императрица. – И у вас будет еще немало поводов убедиться в моей доброте.
Фэйянь не придала значения этим словам, подумав, что императрица Чхунхян все-таки не очень хорошо владеет языком Яшмовой Империи. До вечера Фэйянь постаралась как следует отдохнуть. Она позволила служанкам раздеть себя и искупать в отделанной плитами лазурита ванне, а позже сделать ей легкий массаж. От массажа глаза принцессы начали слипаться, она подала знак служанкам, чтобы те удалились, а сама, укрывшись покрывалом из плотного лилового шелка, задремала. Постепенно дремота перешла в крепкий сон. Фэйянь снилось, что она бродит и бродит без конца среди изумрудно зеленеющей бамбуковой рощи. Она идет, отчего-то слишком усталая, чтобы восхищаться окружающей красотой. Ей не хватает воздуха для полноценного вдоха, сердце сжимает непонятная тоска, и больными, воспаленными глазами принцесса ищет кого-то среди гладких зеленых стволов. Ноги вязнут в земле… Фэйянь останавливается и вдруг видит свою мать, императрицу Нэнхун, окруженную бледно-золотым сиянием.
– Матушка! – простирает к ней руки принцесса. – Матушка, где мы?!
Императрица Нэнхун качает головой:
– Тише, дитя мое, тише. Мы во владениях Летающей Царицы Чая. Она может разгневаться на нас за то, что мы говорим громко.
– Матушка, давай уйдем отсюда! – просит Фэйянь, стараясь сделать хоть шаг в сторону матери, но отчего-то ей это не удается – ноги словно попали в вязкую смолу, ступней не шевельнуть…
– Из владений Летающей Царицы Чая невозможно уйти, пока она сама того не пожелает, – печально говорит Нэнхун. – Мы обречены, доченька.
– Обречены на что? – восклицает Фэйянь.
– О, тише, тише! – умоляюще складывает руки Нэнхун. – Не буди Уносящих Свет! Молю тебя, возлюбленное мое чадо, не противься грядущему. Тебе не одолеть Царицу Чая. Она всесильна, она не знает, что такое отказ, она видит прошлое и будущее каждой души. О, не противься, не противься!
– Матушка, не оставляй меня! – просит принцесса Фэйянь и все-таки делает несколько шагов по направлению к матери. И каждый из этих шагов дается ей с величайшим трудом, словно Фэйянь идет сквозь загустевший овсяный кисель…
– Мама! – восклицает Фэйянь и касается рук матери…
Но что это?!
Вместо прекрасной императрицы Нэнхун на принцессу мертвыми глазами пялится призрак, обряженный в лохмотья белесого тумана. Лицо призрака искажается злобой, глаза наливаются яростным желтым светом, в пасти клацают острые черные зубы… Фэйянь отшатывается в страхе,
– Не противься! – повторяет призрак замогильным голосом.
Фэйянь бежит прочь, прочь! Но земля под ногами предает ее, превращается в болото, засасывающее все сильнее и сильнее. Фэйянь в отчаянии хватается руками за стволы бамбука, но руки хватают пустоту – эта бамбуковая роща тоже не более чем призрак.
И болотная жижа, забив рот, нос, уши, смыкается над головой принцессы. Нет ни вздоха, ни удара сердца…
– Не противься! – жирным, тягучим голосом говорит болото.
Фэйянь понимает, что она мертва. И понимает также, что находится в пустоте, в нигде, в никак. Нет уже никакого болота, нет призраков, возможно, и ее самой также нет. Впрочем, думает Фэйянь, она все-таки есть, потому что в какой-то миг начинает ощущать свое тело, хотя и не видит его. Ощущает так, как в том стыдно и признаться! Жар невероятной, немыслимой похоти обрушивается на Фэйянь, доводит до исступления, до безумия. И теперь Фэйянь видит себя – она лежит нагой на ложе, выглядящем как перламутровая раковина. Ложе светится, а кругом по-прежнему тьма. Фэйянь извивается на ложе, ненавидя себя и свое тело за то, что происходит.
– О боги! – молит она. – Помогите мне!
– Боги не в силах тебе помочь, – слышит Фэйянь странный, мелодичный и в то же время какой-то неживой голос – Только я помогу тебе. Только я утолю твою страсть и исполню все твои желания.
И когда обладатель голоса приближается к ложу и вступает в круг света, Фэйянь не может сдержать вопля ужаса. Перед нею тот, кого нельзя наречь никаким именем, тот, кого устрашатся и Владыки ада…
– Я возьму тебя и подарю тебе наслаждение, – говорит чудовище.
– Нет! – заходится в крике Фэйянь. – Лучше смерть, чем вечный позор!
– Ты глупа, принцесса, – слышит она страшный голос – Это не позор, а честь. Ты вознесешься до небес…
– Нет, – повторяет Фэйянь. – Нет, нет, нет!
И чувствует, как кости ее хрустят, а лоно вспыхивает огнем невыносимой боли. Тело ее словно раздирают в клочья…
– Не-э-эт, – выдыхает она и падает, падает в ничто…
…Фэйянь просыпается оттого, что упала с ложа и довольно-таки ощутимо приложилась спиной о каменный пол – и шелковое покрывало не спасло. Фэйянь делает судорожный выдох, садится и лишь после этого открывает глаза – ей, охваченной впечатлениями сна, все еще кажется, что она в сердцевине ужаса. Но небо милостиво: Фэйянь сидит на полу в отведенной ей гостевой спальне, ее одежды в беспорядке, все тело покрыто холодным потом… И поначалу Фэйянь представляется, что и окружающие ее покои призрачны, но постепенно принцесса начинает приходить в себя. Она ощущает прохладу пола, рукой бессознательно мнет дорогой шелк покрывала, другой рукой пытается собрать свои непослушные рассыпавшиеся волосы. И эти ощущения – шелка, мрамора, волос – говорят ей о том, что сон с его ужасами миновал, и она, принцесса Фэйянь, освободилась от его оков, чтобы наслаждаться явью.
Чтобы окончательно прийти в себя и изгнать из сердца постыдный ужас, Фэйянь делает несколько упражнений, уравновешивающих тело и дух. Этим упражнениям ее обучила Крылатая Цэнфэн, настоятельница Незримой Обители, той самой обители, где Фэйянь в совершенстве овладела не только боевыми искусствами, но и искусством каллиграфии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39