Потом к ней подошел один из сыщиков и сел рядом. Может, в доме есть что-то такое, спросил он, что могло быть использовано в качестве оружия? Не могла бы она посмотреть, не пропало ли что, например, большой гаечный ключ или тяжелая металлическая ваза?
У них нет металлических ваз, отвечала она.
– А большой гаечный ключ?
И большого гаечного ключа, кажется, нет. Но что-то подобное можно поискать в гараже.
Поиски продолжались. Она знала, что полицейские ходят и в саду, вокруг дома. Она слышала шаги по гравию, а в щели между шторами иногда мелькал луч фонарика. Становилось уже поздно – часы на камине показывали почти десять часов. Четверо полицейских, осматривавших комнаты, казалось, устали и были несколько раздосадованы.
– Джек, – сказала она, когда сержант Нунан в очередной раз проходил мимо нее, – не могли бы вы дать мне выпить?
– Конечно. Как насчет вот этого виски?
– Да, пожалуйста. Но только немного. Может, мне станет лучше.
Он протянул ей стакан.
– А почему бы и вам не выпить? – сказала она. – Вы, должно быть, чертовски устали. Прошу вас, выпейте. Вы были так добры ко мне.
– Что ж, – ответил он. – Вообще-то это не положено, но я пропущу капельку для бодрости.
Один за другим в комнату заходили полицейские и после уговоров выпивали по глотку виски. Они стояли вокруг нее со стаканами в руках, чувствуя себя несколько неловко, и пытались произносить какие-то слова утешения. Сержант Нунан забрел на кухню, тотчас же вышел оттуда и сказал:
– Послушайте-ка, миссис Мэлони, а плита-то у вас горит, и мясо все еще в духовке.
– О боже! – воскликнула она. – И правда!
– Может, выключить?
– Да, пожалуйста, Джек. Большое вам спасибо.
Когда сержант снова вернулся, она взглянула на него своими большими темными, полными слез глазами.
– Джек Нунан, – сказала она.
– Да?
– Не могли бы вы сделать мне одолжение, да и другие тоже?
– Попробуем, миссис Мэлони.
– Видите ли, – сказала она, – тут собрались друзья дорогого Патрика, и вы стараетесь напасть на след человека, который убил его. Вы, верно, ужасно проголодались, потому что время ужина давно прошло, а Патрик, я знаю, не простил бы мне, упокой господь его душу, если бы я отпустила вас без угощения. Почему бы вам не съесть эту баранью ногу, которую я поставила в духовку? Она уже, наверное, готова.
– Об этом и речи быть не может, – ответил сержант Нунан.
– Прошу вас, – умоляюще проговорила она. – Пожалуйста, съешьте ее. Лично я и притронуться ни к чему не смогу, во всяком случае, ни к чему такому, что было в доме при нем. Но вам-то что до этого? Вы сделаете мне одолжение, если съедите ее. А потом можете продолжать свою работу.
Четверо полицейских поколебались было, но они уже давно проголодались, и в конце концов она уговорила их отправиться на кухню и поесть. Женщина осталась на своем месте, прислушиваясь к их разговору, доносившемуся из-за приоткрытых дверей, и слышала, как они немногословно переговаривались между собой, пережевывая мясо.
– Еще, Чарли?
– Нет. Оставь ей.
– Она хочет, чтобы мы ничего не оставляли. Она сама так сказала. Говорит, сделаем ей одолжение.
– Тогда ладно. Дай еще кусочек.
– Ну и дубина же, должно быть, была, которой этот парень огрел беднягу Патрика, – рассуждал один из них. – Врач говорит, ему проломили череп, точно кувалдой.
– Значит, нетрудно будет ее найти.
– Точно, и я так говорю.
– Кто бы это ни сделал, долго таскать с собой эту штуку не станешь.
Один из них рыгнул.
– Лично мне кажется, что она где-то тут, в доме.
– Может, прямо у нас под носом. Как, по-твоему, Джек?
И миссис Мэлони, сидевшая в комнате, захихикала.
Пари
Время близилось к шести часам, и я решил посидеть в шезлонге рядом с бассейном, выпить пива и немного погреться в лучах заходящего солнца.
Я отправился в бар, купил пива и через сад прошел к бассейну.
Сад был замечательный: лужайки с подстриженной травой, клумбы, на которых произрастали азалии, а вокруг всего этого стояли кокосовые пальмы. Сильный ветер раскачивал вершины пальм, и листья шипели и потрескивали, точно были объяты пламенем. Под листьями висели гроздья больших коричневых плодов.
Вокруг бассейна стояло много шезлонгов; за белыми столиками под огромными яркими зонтами сидели загорелые мужчины в плавках и женщины в купальниках. В самом бассейне находились три или четыре девушки и около полудюжины молодых людей; они плескались и шумели, бросая друг другу огромный резиновый мяч.
Я остановился, чтобы рассмотреть их получше. Девушки были англичанками из гостиницы. Молодых людей я не знал, но у них был американский акцент, и я подумал, что это, наверное, курсанты морского училища, сошедшие на берег с американского учебного судна, которое утром бросило якорь в гавани.
Я сел под желтым зонтом, под которым было еще четыре свободных места, налил себе пива и закурил.
Очень приятно было сидеть на солнце, пить пиво и курить сигарету. Я с удовольствием наблюдал за купающимися, плескавшимися в зеленой воде.
Американские моряки весело проводили время с английскими девушками. Они уже настолько с ними сблизились, что позволяли себе нырять под воду и щипать их за ноги.
И тут я увидел маленького пожилого человечка в безукоризненном белом костюме, бодро шагавшего вдоль бассейна. Он шел быстрой подпрыгивающей походкой, с каждым шагом приподнимаясь на носках. На нем была большая панама бежевого цвета; двигаясь вдоль бассейна, он поглядывал на людей, сидевших в шезлонгах.
Он остановился возле меня и улыбнулся, обнажив очень мелкие неровные зубы, чуточку темноватые. Я улыбнулся в ответ.
– Простите, пажалста, могу я здесь сесть?
– Конечно, – ответил я. – Присаживайтесь. Он присел на шезлонг, как бы проверяя его на прочность, потом откинулся и закинул ногу на ногу. Его белые кожаные башмаки были в дырочку, чтобы ногам в них было нежарко.
– Отличный вечер, – сказал он. – Тут на Ямайке все вечера отличные.
По тому, как он произносил слова, я не мог определить, итальянец он или испанец, или скорее он был откуда-нибудь из Южной Америки. При ближайшем рассмотрении он оказался человеком пожилым, лет, наверное, шестидесяти восьми – семидесяти.
– Да, – ответил я. – Здесь правда замечательно.
– А кто, позвольте спросить, все эти люди? – Он указал на купающихся в бассейне. – Они не из нашей гостиницы.
– Думаю, это американские моряки, – сказал я. – Это американцы, которые хотят стать моряками.
– Разумеется, американцы. Кто еще будет так шуметь? А вы не американец, нет?
– Нет, – ответил я. – Не американец.
Неожиданно возле нас вырос американский моряк. Он только что вылез из бассейна, и с него капала вода; рядом с ним стояла английская девушка.
– Эти шезлонги заняты? – спросил он.
– Нет, – ответил я.
– Ничего, если мы присядем?
– Присаживайтесь.
– Спасибо, – сказал он.
В руке у него было полотенце, и, усевшись, он развернул его и извлек пачку сигарет и зажигалку. Он предложил сигарету девушке, но та отказалась, затем предложил сигарету мне, и я взял одну. Человечек сказал:
– Спасибо, нет, я, пожалуй, закурю сигару.
Он достал коробочку из крокодиловой кожи и взял сигару, затем вынул из кармана складной ножик с маленькими ножничками и отрезал у нее кончик.
– Прикуривайте. – Юноша протянул ему зажигалку.
– Она не загорится на ветру.
– Еще как загорится. Она отлично работает.
Человечек вынул сигару изо рта, так и не закурив ее, склонил голову набок и взглянул на юношу.
– Отлично? – медленно произнес он.
– Ну конечно, никогда не подводит. Меня, во всяком случае.
Человечек продолжал сидеть, склонив голову набок и глядя на юношу.
– Так-так. Так вы говорите, что эта ваша замечательная зажигалка никогда вас не подводит? Вы ведь так сказали?
– Ну да, – ответил юноша. – Именно так.
Ему было лет девятнадцать-двадцать; его вытянутое веснушчатое лицо украшал заостренный птичий нос. Грудь его не очень-то загорела и тоже была усеяна веснушками и покрыта несколькими пучками бледно-рыжих волос. Он держал зажигалку в правой руке, готовясь щелкнуть ею.
– Она никогда меня не подводит, – повторил он, на сей раз с улыбкой, поскольку явно преувеличивал достоинства предмета своей гордости.
– Один момент, пажалста. – Человечек вытянул руку, в которой держал сигару, и выставил ладонь, точно останавливал машину. – Один момент. – У него был удивительно мягкий монотонный голос, и он, не отрываясь, смотрел на юношу. – А не заключить ли нам пари? – Он улыбнулся, глядя на юношу. – Не поспорить ли нам, так ли уж хорошо работает ваша зажигалка?
– Давайте поспорим, – сказал юноша. – Почему бы и нет?
– Вы любите спорить?
– Конечно, люблю.
Человечек умолк и принялся рассматривать свою сигару, и, должен сказать, мне не очень-то было по душе его поведение. Казалось, он собирается извлечь какую-то для себя выгоду из всего этого, а заодно и посмеяться над юношей, и в то же время у меня было такое чувство, будто он вынашивает некий тайный замысел.
Он пристально посмотрел на юношу и медленно произнес:
– Я тоже люблю спорить. Почему бы нам не поспорить насчет этой штуки? По-крупному.
– Ну уж нет, – сказал юноша. – По-крупному не буду. Но двадцать пять центов могу предложить, или даже доллар, или сколько это будет в пересчете на местные деньги, – сколько-то там шиллингов, кажется.
Человечек махнул рукой.
– Послушайте меня. Давайте весело проводить время. Давайте заключим пари. Потом поднимемся в мой номер, где нет ветра, и я спорю, что если вы щелкнете своей зажигалкой десять раз подряд, то хотя бы раз она не загорится.
– Спорим, что загорится, – сказал юноша.
– Хорошо. Отлично. Так спорим, да?
– Конечно, я ставлю доллар.
– Нет-нет. Я поставлю кое-что побольше. Я богатый человек и к тому же азартный. Послушайте меня. За гостиницей стоит моя машина. Очень хорошая машина. Американская машина из вашей страны. "Кадиллак"...
– Э, нет. Постойте-ка. – Юноша откинулся в шезлонге и рассмеялся. – Против машины мне нечего выставить. Это безумие.
– Вовсе не безумие. Вы успешно щелкаете зажигалкой десять раз подряд, и "кадиллак" ваш. Вам бы хотелось иметь "кадиллак", да?
– Конечно, "кадиллак" я бы хотел. – Улыбка не сходила с лица юноши.
– Отлично. Замечательно. Мы спорим, и я ставлю "кадиллак".
– А я что ставлю?
Человечек аккуратно снял с так и не закуренной сигары опоясывавшую ее красную бумажку.
– Друг мой, я никогда не прошу, чтобы человек ставил что-то такое, чего он не может себе позволить. Понимаете?
– Ну и что же я должен поставить?
– Я у вас попрошу что-нибудь попроще, да?
– Идет. Просите что-нибудь попроще.
– Что-нибудь маленькое, с чем вам не жалко расстаться, а если бы вы и потеряли это, вы бы не очень-то огорчились. Так?
– Например что?
– Например, скажем, мизинец с вашей левой руки.
– Что? – Улыбка слетела с лица юноши.
– Да. А почему бы и нет? Выиграете – берете машину. Проиграете – я беру палец.
– Не понимаю. Что это значит – берете палец?
– Я его отрублю.
– Ничего себе ставка! Нет, уж лучше я поставлю доллар.
Человечек откинулся в своем шезлонге, развел руками и презрительно пожал плечами.
– Так-так-так, – произнес он. – Этого я не понимаю. Вы говорите, что она отлично работает, а спорить не хотите. Тогда оставим это, да?
Юноша, не шевелясь, смотрел на купающихся в бассейне. Затем он неожиданно вспомнил, что не прикурил сигарету. Он взял ее в рот, заслонил зажигалку ладонью и щелкнул. Фитилек загорелся маленьким ровным желтым пламенем; руки он держал так, что ветер не задувал его.
– Можно и мне огонька? – спросил я.
– О, простите меня, я не заметил, что вы тоже не прикурили.
Я протянул руку за зажигалкой, однако он поднялся и подошел ко мне сам.
– Спасибо, – сказал я, и он возвратился на свое место.
– Вам здесь нравится? – спросил я у него.
– Очень, – ответил он. – Здесь просто замечательно. Снова наступило молчание; я видел, что человечку удалось растормошить юношу своим нелепым предложением. Тот был очень спокоен, но было заметно, что что-то в нем всколыхнулось. Спустя какое-то время он беспокойно заерзал, принялся почесывать грудь и скрести затылок и, наконец, положил обе руки на колени и стал постукивать пальцами по коленным чашечкам. Скоро он начал постукивать и ногой.
– Давайте-ка еще раз вернемся к этому вашему предложению, – в конце концов проговорил он. – Вы говорите, что мы идем к вам в номер, и если я зажгу зажигалку десять раз подряд, то выиграю "кадиллак". Если она подведет меня хотя бы один раз, то я лишаюсь мизинца на левой руке. Так?
– Разумеется. Таково условие. Но мне кажется, вы боитесь.
– А что, если я проиграю? Я протягиваю вам палец, и вы его отрубаете?
– О нет! Так не пойдет. К тому же вы, может быть, пожелаете убрать руку. Прежде чем мы начнем, я привяжу вашу руку к столу и буду стоять с ножом, готовый отрубить вам палец в ту секунду, когда зажигалка не сработает.
– Какого года ваш "кадиллак"? – спросил юноша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113