По причинам, которых он уже не помнил, хотя допускал, что в то время они имели некое практическое значение, он приказал перенести Аарона, тюфяк и все прочее из гостиной в спальню. Идея оказалась неплохой: вор заговорил.
— А сам-то ты как выглядишь! — парировал он, балансируя на одной ноге, пока Охам снимал с него грязные штаны.
Аарон, откинувшись на гору подушек, которые Фади сложил в изголовье тюфяка, слегка опустил плечи. Любое другое движение тянуло за шрамы на заживающей груди и грозило ввергнуть его обратно в темноту. Вор скривил губы, наблюдая за сценой у кровати.
— Ты один из принцев, — сказал он.
— Верно. — Дарвиш соскребал какую-то корку, присохшую к тыльной стороне ладони.
У Аарона даже опустились брови, когда он попытался вспомнить.
— Дарвиш…
Охам круто повернулся, цепочки, скрепляющие жилет, натянулись от негодующего вздоха.
— Ты должен говорить «ваше высочество!».
— Почему? — холодно промолвил Аарон, закрывая глаза. — Что он со мной сделает?
— Ты можешь умереть! — отрезал Охам.
— Да, могу.
«Но не умру, — подумал он, — бог моего отца еще не закончил со мной». Эта мысль не взволновала его. Его больше, ничто не волновало. У него не осталось чувств, не осталось жизни. Пусть божья десница опускается. Ему уже все равно.
— Он может звать меня как хочет, — сказал Дарвиш и побрел к ванной. — Хватит сверкать на него глазами, Охам, лучше иди сюда. А то как бы мне не утонуть сегодня утром без помощи.
«И кроме того, — тяжело опираясь на одевальщика, принц ухитрился перебросить сначала одну, потом другую ногу через край ванны, — думаю, неплохо, если для разнообразия меня будут называть по имени. И, похоже, черное облако, в которое он себя завернул, наконец испарилось, слава Одной».
После ванны, чувствуя себя если не лучше, то по крайней мере не так близко к смерти, как при пробуждении, принц сидел не шевелясь и наблюдал за вором, пока Охам распутывал его волосы.
— Итак, — спросил наконец Дарвиш, больше потому, что не умел молчать, чем из любопытства, — за чем ты охотился той ночью, когда упал к моим ногам?
Аарон перевел взгляд с узоров света и тени, играющих на потолке, к лицу принца. Почему бы не сказать ему?
— За изумрудом на королевском посохе.
Охам поперхнулся, а Фади на другом, конце спальни едва не выронил из рук блюдо с хлебом и фруктами. Шпион лорд-канцлера, убирающий ванную комнату, навострил уши, дабы не пропустить дальнейших признаний. Принц только ухмыльнулся.
— Я так и думал, что ты явился не за Камнем, поскольку ты не кажешься мне полным идиотом. Изумруд, хм? — Он восхищенно покачал головой. — Зачем?
Аарон сжал губы.
— По личным мотивам, — проворчал он. Фахарра принадлежит ему; память о ней — это единственное, что стоило хранить в его неудавшейся жизни.
— Не хочешь — не говори.
Взяв с поданного блюда персик, Дарвиш начал его очищать.
— Я бы предложил составить мне компанию, — молвил он, пока Фади подбирал упавшую кожицу, — но Карида говорит, что ты еще некоторое время пробудешь на жидкостях. Думаю, она ждет, когда к тебе вернется цвет. — Капля сока брызнула на стену над головой Аарона: Дарвиш жестикулировал с сочным фруктом в руке. — Конечно, ты чужеземец, так что более яркого цвета можно и не дождаться.
Это прозвучало как оскорбление. Направляемые своим королем, жители Ишии привыкли думать, что чужеземцы немногим отличаются от варваров, и относились к ним в лучшем случае с покровительственной терпимостью. Такое отношение намного облегчило Аарону воровскую работу.
— У тебя голубые глаза, — заметил он мягко. Дарвиш вытер подбородок.
— Моя бабушка была с севера. С далекого севера. Договорная невеста.
— Король наполовину чужеземец?
— Выходит, так. — Персиковая косточка полетела за балконные перила. — Но никогда не говори об этом моему возвышеннейшему отцу.
Аарон едва заметно пожал плечами. Он сомневался, что будет говорить хоть что-то королю Джаффару. И если третьему сыну короля, его голубоглазому сыну, так и не удалось понять, что само его существование напоминает королю о том, что он лишь наполовину из той страны, которой правит, страны, которую он старался очистить от других напоминателей, — что ж, это его дело. Вор не намерен открывать ему глаза на правду — ведь говорят же, третий сын слишком слеп, чтобы мог сам это увидеть. Аарона это совершенно не волнует. Неуверенность короля — не его проблема.
— Что ты собираешься делать со мной? — неожиданно спросил он. Впрочем, его и это не волновало — хотя сердце, по-видимому, не подозревая о его ощущениях, забилось быстрее в ожидании ответа.
— Когда тебе станет лучше?
— Да.
Дарвиш увидел, как солнечный свет превращает волосы Аарона в начищенную медь, как чуть более светлые кустистые брови сходятся над изумительными серебристо-серыми глазами. Шрамы немного портили вид, но даже с ними гибкое мускулистое тело казалось привлекательным. Принц ухмыльнулся.
— Я тут подумал кое о чем.
Аарон оскалил зубы.
— Скорее я увижу тебя в Госпоже.
«Вот, значит, как? Жаль». Дарвиш потянулся за вторым персиком. Он никогда не овладевал насильно любовником и не собирался делать это сейчас. Достаточно мужчин и женщин вешаются ему на шею, чтобы зачем-то изнурять себя, соблазняя одного тощего вора.
— Ну, пока мы понимаем друг друга, — сказал он.
5
— Чандра! Чандра! — Пронзительный крик эхом взобрался по башенной лестнице, за ним послышались шелест ткани и тяжелое сопение, которые свидетельствовали о том, что взбирающийся может делать что-то одно: либо кричать, либо взбираться.
Стройная девушка с бронзовой кожей и ухом не повела. Длинные каштановые волосы развевались за ее спиной как флаг. Она сидела в самом центре башенной крыши, уставясь в заходящее солнце.
— Чандра! — Уже не столь приглушенный камнем и расстоянием, крик усилился. — Чандра! — В открытом люке неожиданно возникла голова, закутанная в ярды лиловой вуали. Черные глаза-смородинки — единственная открытая часть — округлились, увидев девушку. — Вот ты где, Чандра! Я могла бы догадаться, что ты здесь.
Солнце опустилось за горизонт, и Чандра наконец оторвалась от созерцания быстро темнеющего неба.
— Конечно, могла бы, — фыркнула она, — ведь я всегда сижу здесь на закате!
— Но не сегодня же! — Пухлые руки явно немолодой женщины замахали в воздухе как вспугнутые голуби. — Прибыл посланец от короля Джаффара.
— Я знаю, Аба. Я видела его из окна. Со всеми этими флагами и трубящими рогами его было трудно не заметить. — Девушка принялась заплетать в косу тяжелый водопад волос. — Но его послание меня не интересует. Что бы там не ответил король Джаффар, я ни за кого не выйду замуж.
— Ах, какие громкие слова! — засмеялась было нянька, но под свирепым взглядом Чандры прикусила язык. Молодые так легко выходят из себя. — Это ты сейчас так говоришь, крошка…
— Я говорила это с самого начала, Аба. Разве я виновата, что отец не слушает? — Отец девушки как на беду имел давнюю привычку слышать только то, что ему хотелось. — И не надо приписывать это моей девичьей скромности, — решительно примолвила Чандра, — ибо у меня ее нет.
— Какая уж тут скромность! — Няня вдруг осознала, насколько раздета ее крошка. — Умоляю, Чандра, надень платье, пока тебя не увидели!
— Кто? — Чандра грациозно обвела пространство рукой. Башня была самым высоким строением в их деревенском поместье, и оттуда просматривалось только небо и окрестные горы.
— Ты же знаешь, на что способны эти гадкие мальчишки!
Вообще-то Чандра не знала — она никогда не общалась со сверстниками, они были слишком юны, — но так как ее старая няня уже пребывала на грани истерики, девушка поднялась из позы лотоса, в которой сидела последние два часа, касаясь лбом каждого колена, когда выпрямляла ноги.
— Мое платье в комнате, — самодовольно обронила она, — а ты загораживаешь лестницу.
Чандра смотрела, как отец чистит яблоко, и думала, не заговорить ли первой. В конце концов, ее позиция проста: она не собирается выходить замуж за принца Дарвиша. И ни за кого другого, коли на то пошло. Никогда. Но пока о свадьбе не упоминалось, — хотя о погоде, торговле, урожае оливок и новом гнедом жеребце все уже было сказано, — а сама девушка не решалась поднять эту тему. «Когда битвы уже нельзя избежать, — сказала как-то Раджит, ее наставница, — разумнее всего прозондировать силу и слабость врага и использовать их против него». Конечно, единственной силой отца была его слабость, из-за этого девушке приходилось особенно трудно. Раджит, будучи чародейкой Первого — бога войны, никогда не принимала это в расчет.
Глядя, как кожица ложится на стол одной длинной спиралью, Чандра вспомнила свое детское впечатление от этого зрелища. Всякий раз, когда прибывал ящик с заморскими фруктами, она просила отца немедленно очистить ей яблоко. Многое поражало ее тогда в отце — он возвышался над людьми, он был тем, чем должен быть лорд. Они вместе ездили верхом, вместе гуляли, вместе читали. Он на собственном примере показывал ей, как надо относиться к людям, которыми она будет однажды править: с мудростью и состраданием. А потом умерла ее мама, оставив ноющую пустоту там, где когда-то были ласковый смех и теплые руки. Пустота еще больше разрослась, потому что в отце тоже что-то умерло. Чандре было тогда десять лет. Она пыталась утешить его, но отец ни в чем не находил утешения. Он то приходил в ярость, то плакал, взывая к Одной Внизу забрать и его тоже. Бедная малышка не могла понять, что она сделала не так. Она не была повинна в смерти матери и знала это даже тогда, но почему-то ее тревожило ощущение, что она подвела своего отца.
Даже сейчас, спустя шесть лет, Чандра не могла вспоминать о том времени без содрогания. Как раз тогда в ней обнаружились способности к чародейству, и она с головой ушла в занятия, прячась от отца и от собственной неспособности помочь ему. Учебники, трактаты, обретенные знания становились баррикадами между нею и отцом. Если в его сердце нет места для нее, и она не оставит в своем сердце места для него. Магическая сила заменила ей отцовскую любовь и то внимание, которое Чандра раньше уделяла ему, она теперь отдавала силе.
В конце концов, ее отец вполне довольствуется своим умелым правлением. Что ж, пусть будет так!
Он взял надушенную льняную салфетку, лежавшую у его тарелки, и вытер пропитанные яблочным соком руки. «Когда же он перейдет к делу?» Чандре хотелось забарабанить пальцами по лакированному столу, но она сдержалась. Отец не спеша отложил салфетку. Слуга убрал низкие столики и внес чашки со сладким кофе. Прежде чем сделать первый глоточек, Чандра подержала его во рту, жмурясь от наслаждения. Страсть к этому густому, пряному напитку осталась единственной слабостью, которую она разделяла со своим отцом, и хотя Чандра знала, что это глупо — чародей должен отгораживаться от таких уз, — она не могла заставить себя разорвать последнее звено.
Лорд Этман Балин откинулся на диванные подушки и поднес к губам тонкую фарфоровую чашку. Затем посмотрел на дочь. Вот она глотнула, и блаженством осветилось ее лицо. Увидев это, лорд Балин спросил себя, не слишком ли поздно искать ту маленькую девочку, которую он потерял. Ах, как все было просто, пока Одна Внизу не забрала его возлюбленную Матрику! Они втроем жили в том идеальном мире, и Чандра была веселым, счастливым, распахнутым настежь ребенком. Лорд Балин не узнавал ту Чандру в этой молчаливой, замкнутой девушке, которая наблюдает за всем, что он делает, с холодным неодобрением. Ребенок не мог тогда осознать, что он чувствовал, когда его Матрику оторвали от него. А когда лорд Балин наконец был способен объяснить, девушка не захотела слушать. Он вздохнул, и коричнево-красная рябь пробежала по поверхности напитка. Больно, что дочь не желает понимать его.
Оставалось надеяться лишь на ее здравомыслие. Однако лорд Балин опасался, что девушка не сознает, чего ждут от нее как единственной дочери правящего дома. Поэтому сегодня вечером они ужинали одни.
— Прибыл посланец от короля Джаффара.
Чандра промолчала.
— Он одобряет брачный союз между тобою и своим третьим сыном, Дарвишем.
Девушка нисколько не удивилась. Остров, которым правит ее отец, невелик, зато лежит на торговом пути между материком и Сизали — более крупным островом короля Джаффара. Со времен ее прадеда поддерживались добрые отношения с Сизали, и, разумеется, имело смысл подыскать для нее мужа среди сыновей Джаффара, укрепляя этот союз.
Была только одна проблема.
— Я не собираюсь выходить замуж за этого Дарвиша, отец. Я предупредила тебя, еще когда ты отправлял то предложение. Для всех было бы лучше, если б ты поверил мне тогда.
— Это хорошая партия.
— Я знаю, отец. — С этим Чандра никогда не спорила. Факты неопровержимы: этот союз выгоден обеим странам, и сам по себе принц Дарвиш вроде бы не урод и не на полпути к Одной Внизу. — Я — Чародей Девяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42