— Возможно, вы сможете мне в этом помочь. В чем обвиняют Энгьюина?
— Они сказали, что нашли письмо с угрозами — как раз здесь, в этом столе. — Он ткнул пальцем в стол. — Они спросили меня, виделся ли я с ним, и я ответил, нет. Последнее время я редко появлялся здесь. Видите ли, я передал дело Мейнарду. Судя по всему, Энгьюин — из пациентов. Его имя встречается в книге записи на прием дважды за последние три недели. Я не припомнил его по описанию, но у нас было тогда много пациентов.
— Ага, — согласился я. — И к тому же вы обращаете внимание не столько на лица, сколько на… гм. Вы видели это письмо?
— Нет, хотя хотел бы. Инквизиция была здесь задолго до того, как я узнал о смерти Мейнарда.
— У вас нет никаких предположений относительно того, что не сложилось у
Стенханта и Энгьюина?
Он сделал вид, будто думает. На деле же это могло означать все что угодно.
— Нет, — сказал он в конце концов. — По правде говоря, нет. Я полагаю, что это дело сугубо личного характера.
— Все, с чем вы имеете дело, можно назвать сугубо личным, — возразил я.
— Вы не могли бы поконкретнее?
— Что-то между ними двумя. Не имеющее отношения к практике.
— Ясно, — сказал я и в некотором роде не покривил душой. Тестафер принадлежал к людям, которые стараются держаться подальше от того, что им неприятно. Подобная нерешительность призвана скрывать, что он каким-то образом вовлечен во все это, но отнюдь не характеризует его как личность.
— Мы с Мейнардом никогда не были особо близки, — объяснил он. — Я как раз собирался на пенсию, но по возможности не хотел закрывать практику.
Мейнард был хорошим врачом, ему я вполне мог доверить дело. Наши отношения можно охарактеризовать как весьма удачное деловое партнерство, и мы уважали друг друга, но не более того.
— Вы молоды для пенсии. Сколько вам, пятьдесят пять? Пятьдесят восемь?
Ей-богу, стариковский возраст.
От такой характеристики Тестафер зажмурился.
— Мне почти шестьдесят, мистер Меткалф. Впрочем, вам не откажешь в наблюдательности.
Он не стал продолжать тему «стариковского возраста». Я решил, что нажимать на него дальше не имеет смысла. Он будет гнуть ту же линию.
Попробуем-ка поддеть его с другой стороны.
— И как вы будете теперь? — спросил я. — Будете искать еще одно молодое светило или прикроете лавочку?
Этим я его слегка разозлил.
— Я должен думать о пациентах. Я буду принимать их — во всяком случае, пока обстоятельства не изменятся.
— Ну разумеется. А что миссис Стенхант? Она унаследует пациентов
Мейнарда или передаст их вам?
— Я не связывался еще с миссис Стенхант. Но о ней позаботятся… — необходимость импровизировать выводила его из себя.
— Пока обстоятельства не изменятся? — подсказал я.
— Ну… да.
Я пустил крученый мяч.
— Не думаю, чтобы в ваших планах фигурировал Денни.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Боюсь, я не совсем вас понял.
— Не бойтесь, — сказал я. — Я просто оговорился.
— Полагаю, что так.
Я забавлялся намеками достаточно долго, чтобы надоесть ему. В любом случае он не горел желанием говорить о Денни, кем бы этот Денни ни был.
— Что вы можете сказать о том месте, где находится Челеста Стенхант?
— Там живут Пэнси Гринлиф с сыном. Только он… он редко бывает дома.
Он… он — башкунчик, — Меткалф произнес это слово не без отвращения.
— Я так и понял. Похоже, она завела себе в качестве замены обращенного котенка. Чем миссис Гринлиф зарабатывает на жизнь?
— Представления не имею, — ехидно произнес он. — У меня нет привычки расспрашивать. — Ударение на последнем слове показывало степень его раздражения. — Она дружила со Стенхантами, — добавил он уже спокойнее.
— С которыми вы не были особенно близки, — уточнил я.
— Вот именно.
Я демонстративно посмотрел на часы.
— Ну что же, не смею больше отвлекать вас. Вы весьма мне помогли.
— К вашим услугам, — ответил он, сглотнув. Ему не терпелось остаться одному.
— Если вы вспомните что-нибудь полезное для меня… — Я написал на бланке рецепта свой телефон и встал. — Пожалуй, мне пора. Прощайте, доктор.
Я вышел в вестибюль, закрыв за собой дверь кабинета. Сестра уже ушла. Я отворил выходную дверь и закрыл ее, не выходя. Потом подошел к шкафу с регистрационными картами.
Сначала я поискал карту Ортона Энгьюина. Таковой не оказалось. Я перелистал пару произвольно выбранных карт, но ничего подозрительного не нашел. Если с ними и было что-то не так, требовался профессиональный уролог, чтобы это обнаружить.
Я слышал шаги Тестафера за дверью, так что мне следовало спешить: стоило ему открыть дверь — и я бы оказался у него перед глазами. С другой стороны, он вроде бы не из тех, кто стал бы слишком шуметь из-за этого. Он боялся меня — это очевидно — и боялся до такой степени, что из кожи вон лез, только бы показать, что он помогает моему расследованию. Иначе он вряд ли согласился бы вообще встретиться со мной.
Оставалось неясным одно: почему он меня так боится? Конечно, я мог бы прямо спросить его, кто такой Денни, но ведь тогда он узнал бы, что мне самому это неизвестно.
Я взял с полки еще одну папку. Совершенно безобидная папка: парень по имени Морис Госпелс, шестидесяти семи лет от роду, диагноз — хронический уретрит или что-то в этом роде… Я закрыл шкаф и сунул папку под плащ.
Затем шагнул к двери в офис и повернул ручку.
Тестафер склонился над столом, втягивая носом через металлическую трубочку что-то белое с поверхности маленького зеркальца. Увидев меня, он дернул головой, и из ноздри потекла белая струйка. Он не сказал ничего. Я тоже не торопился начинать разговор. Ощущение такое, словно видишь себя в зеркале лет через двадцать.
— Вот, — сказал я наконец и выложил на стол папку. Он прикрыл зеркальце руками, чтобы порошок не разлетелся. — Это то, что Стенхант дал мне на вынос из офиса. Мне это так и так уже не понадобится.
Тестафер лихорадочно пролистал карту Мориса Госпелса в поисках чего-то подозрительного. Белая струйка медленно сползала с нижней губы на подбородок. Я вышел.

6
Я возвращался в свой офис, настраивая себя на неизбежное столкновение с парнями из Отдела. Раньше или позже такого столкновения не избежать. Если мне повезет, они выведут меня на Ортона Энгьюина. Выйти из тупика в расследовании можно только с его помощью; что же до моего кошелька, то единственный шанс — это деньги Энгьюина. Я не особенно терзался. Если
Энгьюину это и не поможет, деньги ему все равно будут ни к чему.
Однако в приемной не оказалось никого, за исключением пары обращенных кроликов в крошечных костюмах-тройках Они углубились в изучение журналов и только мельком посмотрели на меня, пока я шел через приемную к своей двери. Из кабинета дантиста доносилось приглушенное повизгивание бормашины. «У кого-то проблемы с зубами, — подумал я, — а мой сосед-дантист не настолько процветает, чтобы отказываться от практики».
Я повесил плащ на рогатую вешалку, плюхнулся на стул, вздохнул, достал из кармана карточку и сунул ее в декодер на столе. Хотя инквизиторы, как правило, держат слово, не снимая и не добавляя кармы больше, чем заявляют, я довольно смутно помнил свой уровень до инцидента в вестибюле
«Калифорнии».
Магнитная полоска на моей карточке хранила шестьдесят пять единиц. Не так плохо. Обычно инквизиторы возвращали мне отобранную карму по окончании расследования, а если его результаты были на руку Отделу, то могли немного и добавить. Шестьдесят пять единиц — уровень, с которым можно чувствовать себя более или менее уютно. Достаточный запас для работы; недостаточный, впрочем, для тех парней из Отдела, которые потехи ради могут его еще понизить. С точки зрения Отдела шестьдесят пять единиц — так, пустяк, но для такого типа, как я, многовато. Низкий уровень кармы — одна из вещей, к которым поневоле привыкаешь при моей работе.
Я поднял телефонную трубку, набрал номер забегаловки на углу и заказал сандвич с яичным салатом. Потом врубил компьютер и сделал несколько запросов. Я даже не удивился, когда информации на Ортона Энгьюина там не оказалось. Я набрал имя Пэнси Гринлиф — женщины, у которой оставалась пока
Челеста, — и даже подсказал ее адрес на Кренберри-стрит, но получил в ответ фигу. Забавы ради я набрал свое имя и, разумеется, оказался в списке. Что ж, спасибо и на том.
Я просмотрел почту. Ее накопилось почти за неделю, в основном счета и рекламная макулатура, открытка от парня из Вегаса, который был мне должен, и авторучка-сувенир от одной из аэрокосмических фирм. Я вытряхнул ее из конверта, и она повисла в воздухе у меня перед носом: антиграв, первый, увиденный собственными глазами. Похоже, важнейшие изобретения всегда заявляют о себе таким обыденным образом. Ты ожидаешь чуда из чудес, а на деле тебе доставляют по почте ручку, или расческу, или соломину для нюханья порошка с телефоном торговца на конверте. К тому же ручка наверняка окажется барахляной. Попишешь такой неделю, и кончится стержень.
В дверь постучали.
— Не заперто! — гаркнул я, сунул ручку в карман и полез в ящик стола за мелочью расплатиться за сандвич. Но это был не разносчик.
Первый из них оказался примерно моего возраста, с кривыми зубами и десятидолларовой стрижкой. Абсолютно стандартный для Отдела тип. Они все на одно лицо и отличаются только сортом карамелек от кашля, которые постоянно сосут. У них и привычка такая: подойти поближе, чтобы ты мог понюхать и восхититься их оригинальностью. Я имел дело с такими миллион раз, и, несомненно, еще миллион раз мне придется иметь с ними дело в будущем. Я и сам бы таким стал, останься я в свое время работать в Отделе.
Второй… второй это совсем другое дело. Толстый, лысеющий, бритый кое-как, в подтяжках и с парой медалей на лацкане. Крепкий орешек, за версту видать. Он ввалился в комнату, захлопнул за собою дверь и произнес:
«Меткалф?» — таким голосом и с таким взглядом, что я, признаться, аж вздрогнул.
— Он самый, — ответил я.
— Где ты был час назад?
— Вы, ребята, часом не полы полировать? Я не могу договариваться с вами в отсутствие доктора.
Тот, что больше, уселся в кресло, где еще совсем недавно сидел Энгьюин.
Второй покосился на запыленное кресло в углу у раковины и решил пока постоять.
— Дай-ка мне свою карточку и лицензию, — буркнул здоровяк.
Пока он изучал мои документы, я демонстративно смотрел в потолок. Когда он положил их на стол между нами, я принципиально не стал брать их сразу — мол, не очень-то и хотелось.
— А где инквизитор Карбондейл? — спросил я.
— Его перебросили в приморский округ, — ответил здоровяк. — Моя фамилия
Моргенлендер. Это — инквизитор Корнфельд. — При упоминании его имени молчаливый кивнул.
— Любо-дорого посмотреть на вас, ребята, в деле.
— Не могу ответить взаимностью, длинноносый, — ухмыльнулся
Моргенлендер. — У нас к тебе пара вопросов по делу Стенханта. Мы не допустим, чтобы кто-либо спекулировал на этом.
— Нет проблем, инспектор. С превеликим удовольствием. — Я достал из ящика стола пачку сигарет.
— Фиг тебе удовольствие, — скривил рот Моргенлендер. — Не то у тебя положение. Ты у меня на подозрении, длинноносый.
— Я уже имел встречу с вашим подозреваемым, Моргенлендер. Парень на последнем издыхании. Ловко сработано.
— Энгьюину не позавидуешь. У него нет будущего. Мне бы не хотелось, чтобы такое случилось с длинноносым вроде тебя.
Я повернулся к Корнфельду — тот так и стоял с каменным лицом.
— У меня что, в самом деле нос такой длинный? Скажите, не стесняйтесь.
— Прибереги шуточки, длинноносый, — мрачно сказал Моргенлендер. — Твоя лицензия годна разве что подтираться, это я тебе говорю. — Он поправил галстук на бычьей шее. — А теперь расскажи-ка инквизитору Корнфельду про свою поездку к доктору.
— Я ходил показаться специалисту, — объяснил я. — Проконсультироваться, нельзя ли укоротить нос.
Я зажег сигарету и затянулся. Моргенлендер перегнулся через стол и выбил ее у меня изо рта. Она отлетела под кресло в углу и затерялась в пыли.
— Не тяни время, длинноносый. Лучше отвечай. — Он вытащил из кармана магнит и бесцеремонно нацелил на мою карточку.
Я сплюнул в угол. Черт, давно бы пора прибраться.
— Валяйте, — буркнул я.
— Кто впутал тебя в дело Стенханта?
— Я впутался в него до того, как оно стало «делом», — ответил я. — Я работал на Стенханта перед тем, как он заполучил дырку в голове.
— Ты работаешь на Энгьюина?
— Был бы рад. Я не знаю, где он.
— Вот говнюк, — сказал Моргенлендер. — Это он послал тебя к доктору. Он еще надеется выпутаться.
Вся эта карусель начала действовать мне на нервы.
— Иными словами Энгьюин занимался шантажом. — Я надеялся, что хоть этот вопрос вызовет ответную реакцию.
— Не прикидывайся простачком, длинноносый. Что он просил тебя передать доктору?
Я решил поиграть еще немного.
— Он не просил ничего конкретного. Я только прощупывал доктора
Тестафера.
В дверь снова постучали. Инквизитор Корнфельд отступил от двери, и я крикнул, чтобы входили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30