И обязательно замужем за генералом. И все свободное время он уделял воспитанию дочери. Природа щедро наградила Яну — не смотря на хрупкое с виду телосложение, она обладала удивительной для девчонки физической силой и ловкостью, многократно усиленной ежедневными тренировками. Кроме того, Луговой с удивлением обнаружил, что Яна обладает цепким умом и интересуется такими вещами, как механика, автоматика и даже мистическая для Лугового электроника… Может виной тому было мальчишеское воспитание Яны, но она с удовольствием с четвертого класса бегала по кружкам выборгского дома пионеров и удивляла учителей тем, что все премудрости техники осваивала моментально — ей не надо было повторять по два раза. В школе она тоже училась блестяще, а в старших классах серьезно увлеклась математикой, химией и физикой. Тогда Луговой стал задумываться — а не попытаться ли дочери поступить в институт? Он не очень хорошо представлял какое место в армии она сможет занять, окончив например институт связи, но почему-то был уверен, что жизнь ее должна быть связана с армией и только с армией, наверно потому, что не мыслил иной жизни и для себя. Но Яна обладала еще одним качеством — упрямым и своевольным характером, и хотя она раньше никогда не смела ослушаться отца, Луговой чувствовал, что этот день не за горами. И вот это случилось. И Луговой чувствовал, что рушится все — все силы, вся жизнь, которую он посвятил воспитанию дочери, шла крахом. Но он понимал, что сделать тут уже ничего нельзя — все-таки он был умным человеком и чутко разбирался в житейских вопросах.
— Яна, прекрати истерику! Что ты орешь как базарная баба! Тебе еще до лета два месяца учиться, успеешь все продумать, сейчас главное школу окончить.
— Я не хочу больше жить здесь! — Яна топнула ногой и мотнула головой — ее рыжие волосы огненной копной дернулась из стороны в сторону, хлестнув по лицу.
Луговой крепко задумался и вдруг вспомнил, точнее догадался — сопоставил несколько крохотных фактов и в голове тут же нарисовалась полная картина.
— Яна, а что там было с тем парнем из инженерного взвода, москвичом? Я видел как ты беседовала с ним однажды на аллее, так? И постоянно к ангару ходила потом? Он вроде недели две как демобилизовался? Или три? — Луговой прищурился и на его лице обозначились скулы.
Но впечатление, которое его слова произвели на Яну, поразило его — не говоря ни слова Яна вскочила и выскользнули из комнаты. Прошуршала сумка, хамовато хлопнула входная дверь, вдалеке по лестнице простучали четкие шажки, хрустнул за окном гравий и наступила тишина. Луговой перевел взгляд на Маришу.
— Вот тебе и песня. Ты знала?
Мариша не ответила. Помолчав, она вздохнула и сказала бесцветным голосом:
— Иди есть, все остыло.
* * *
Это началось месяц назад. Уже давно Яна обнаружила, что постепенно становится взрослой женщиной. Это было необъяснимое чувство — появилось какое-то беспокойство и вместе с тем степенность, какими-то другими стали казаться окружающие. Мужчины словно появились в ее мире — из давних школьных приятелей, из окружающих соседей, из солдат. Все они существовали и раньше, но вот уже несколько лет постепенно меняли свой статус — из лиц мужского пола превращались в ее глазах в мужиков. В чем суть этого превращения и чего следовало ждать от мужиков Яна конечно понимала прекрасно. Еще задолго до того как два года назад школьная учительница, немного краснея перед гогочущими восьмиклашками, стала путанно и наукообразно излагать содержимое пресловутого «сорок первого» параграфа учебника анатомии, еще до этого Яна прекрасно знала откуда берутся дети, и даже что надо делать чтобы они ниоткуда не брались. Но со временем в душе Яны поселилось какое-то другое чувство, которое было связано не столько с мыслью о любви постельной, столь хорошо известной по рассказам, сколько с ожиданием каких-то романтических перемен в судьбе, перемен в личной жизни немного нахальной школьной отличницы и послушной «десантницы» своего отца, как ее прозвали в школе.
Будучи от природы человеком веселого и озорного характера, Яна вдобавок обладала неким снобизмом. Это не была обычная девчачья надменность, которая заставляет всех девушек страны в какой-то период своей жизни ходить по улицам с подружками и, задирая носик, выговаривать, характерно растягивая слова, что-нибудь вроде: «Бли-ин ва-а-аще, паца-а-аны в классе та-а-акие, блин, ва-а-абражалы!» Нет, в манерах Яны была какая-то особая царственность. В пионерлагерях таких называют «принцессами». Яна пользовалась безукоризненным уважением в школе. Мальчишки все без исключения готовы были выполнить любое ее указание. Девчонки завидовали ей страшно и втихаря люто ненавидели. Сама Яна поглядывала на одноклассников, особенно на парней, немного свысока, с другой стороны школьные парни побаивались с ней заигрывать, стесняясь даже приближаться к ней, понимая, что девочка эта совершенно недоступна, и изливая свое внимание на более простых и игривых одноклассниц. Поэтому в то время как половина десятого класса вовсю жила половой жизнью с другой половиной, Яна, будучи красавицей номер один в школе, оставалась девственницей и не знала сама — то ли ей следует гордиться своей царственной неприступностью, так как знала, что стоит ей махнуть рукой — и все самые смазливые школьные красавчики будут у ее ног, то ли следует ощущать свою неполноценность по сравнению с менее разборчивыми, но уже опытными подругами.
В тот день Яна определенно была в хорошем настроении — она шла домой из школы, весело помахивая синей плетеной сумкой с тетрадками. Куртка ее была нараспашку, весенний мартовский воздух приятно обжигал легкие, и в душе было что-то радостное. Проходя мимо распахнутой створки ворот гаража спецтехники, Яна чуть было не столкнулось с солдатиком, выносившим ведро мусора — какой-то щебень, промасленная бумага, бутылки.
— Сорри, мадмуазель. — галантно поклонился солдатик, — А я тут дерьмо несу. — он театрально шаркнул ногой.
Яна удивилась. Вообще-то с детства она привыкла считать солдат если и за людей, то безусловно за людей самого низшего сорта. Не потому что они хуже, а потому что они такие по званию. Они видела как отец гонял своих солдат, как любой сосед-офицер из городка мог остановить любого солдатика и дать ему любое поручение. Истину, что все люди равны и все люди братья, Яне вдолбили еще в школе на уроках политинформации, но в городке все обстояло иначе — были люди гражданские, которые не могли никем командовать, были люди военные, которые командовали, и были солдаты — те, кто не мог командовать никем. И вот встретился солдатик, который поразил ее воображение своим вольным обращением «мадмуазель» и вместе с тем бескомплексным упоминанием дерьма. Яна холодно оглядела его с ног до головы — среднего роста, мускулистый, симпатичная мордашка, напоминающая то ли певца группы «На-На», то ли персонажа фильма «Гардемарины, вперед!». Если бы не уши, торчащие из-под пилотки…
— Искренне желаю успехов вам и вашему дерьму во всех начинаниях. — в тон солдатику ответила Яна.
— А ты здесь живешь или приехала друга навестить? — деловито спросил парень, оглядел ее с непозволительной простому солдату внимательностью и улыбнулся. Улыбка у него была приятной.
— Мадмуазель. — строго поправила Яна. Ей не понравилось, что парень перешел на «ты».
— Мадмуазель! — подхватил парень радостно.
— Так вот, мадмуазель живет здесь. А ты кто такой?
— Я принц. — сообщил парень. — Мадмуазель. — добавил он поспешно.
— В смысле? — не поняла Яна.
— Просто принц. Но заколдованный. Если мадмуазель соизволит со мной и моим ведром пройтись до вон тех помойных баков, то я поведаю свою грустную историю.
— Красиво поешь. — усмехнулась Яна. — Но девушек приглашают обычно в бар или на дискотеку, но уж никак не на помойку, тебя этому разве не научила маменька или первая школьная учительница?
— Увы. — парень театрально вздохнул и в глазах его блеснули искорки. — Дело в том, что эти помойные баки — тоже не совсем помойные баки. Они заколдованные. На самом деле вон тот с распахнутой крышкой — это заколдованный бар, а вот этот, закопченный, это типичная заколдованная дискотека. Но по дороге я расскажу и про это.
— Ну ладно, валяй. — Яна направилась к мусорным бакам в конце аллеи, а парень пошел рядом.
— Значит на чем я остановился? А, ну да. Я принц. Когда-то я был принцем, жил далеко-далеко отсюда — в городе Москва — в большой башне. Этажей так двадцать пять, с двумя лифтами. На двадцатом этаже жил. И готовился стать великим актером — ну ваще просто в щуку или в щепку.
— Не ругайся. — строго приказала Яна.
— Да ни боже мой. — парень приостановился и поставил ведро на землю, разминая ладонь, на которой красной полосой отпечаталась ручка ведра. — щука и щепка — это названия училищ. Училище — это тоже не ругательство, хотя по звуку похоже.
— Училище — ПТУ что ли?
— Не гони чернуху! — парень строго посмотрел на нее, но тут же поправился, — Мадмуазель! Не опошляйте добрую сказку. Шукинское и Щепкинское — училища театральные. И вот я, то есть принц, должен был учиться там на…
— На суфлера.
— Не, на актера. На Харатяна.
— Какая скука. Мне больше нравится Шварценнегер.
— Во как? — парень посмотрел на Яну с явным интересом. — Ну на Шварценнегера я там тоже собирался учиться. На факультете гантельного дела.
— Тебе что, помочь ведро нести? А то стоишь, ладонь трешь, гантельное дело.
— Помоги конечно. — парень нагло кивнул на ведро.
Яна опешила.
— Отставить. Шварценнегер, волоки сам.
— Есть! — Парень взял ведро и неторопясь потащил его дальше. — Значит тут прилетает злой колдун с повесткой, и не успел я выучить стишок и басню, как произносит он заклинание и превращает меня в зеленую жабу. Жаба зеленая, сапоги черные, портянки серые. — парень схватил ведро обеими руками, с натугой поднял и перевернул в раскрытый бак. Со звяканьем посыпались обломки кирпичей и остальная труха.
— Вот, значит, теперь я живу на этом болоте и жду пока придет прекрасная принцесса, поцелует меня и в тот же миг я превращусь обратно в принца — будущего Шварценнегера. Потом поженимся венцом да холодцом, нарожаем детей полну горницу, будем жить долго и счастливо и умрем в один день от одной и той же инфекции, как покажет потом эксгумация.
Яна весело засмеялась. Определенно парень ей нравился.
— А целовать следует сюда. — парень лихо сдвинул набок пилотку, и повернул к Яне чисто выбритую щеку, умильно улыбнувшись при этом.
Яна встала на цыпочки и чмокнула его в щеку, чуть порозовев от удовольствия.
— Спектакль был хорош. — сказала она. — но Шварценнегера из тебя не выйдет — ведра таскать не умеешь. Ну? И чего же ты не превратился в принца из зеленой жабы?
— Ну, не в ту же секунду. — важно ответил парень. И вообще наверно это была осечка, холостой поцелуй. Надо еще попробовать. Тогда наверно слетит жабья кожа и появится принц.
Яна скосила взгляд вниз на его ремень — действительно пряжка была лихо изогнута, так изгибают пряжку только деды, значит и впрямь парню до приказа, до превращения в принца, оставалось совсем недолго, этой же весной точно уйдет в дембель. Парень заметил ее взгляд, но истолковал его совершенно по своему.
— Да, принц появится как раз из этого места. Я чувствую, он уже готов появиться в любую минуту, зеленая жабья шкура уже горит синим пламенем и готова слететь. Но конечно не сейчас. Может завтра?
Яна вспыхнула и отвернулась. Тут только до нее стал доходить ужас ситуации — значит она, принцесса, посреди бела дня целует какого-то солдатика возле помойки, а тот ей говорит такие пошлости?? Неслыханно! И хоть вокруг вроде бы никого нет, все равно городок на виду и всегда здесь все видят всех.
— Постой! — закричал парень, — Не уходи! Это была шутка! — он побежал следом и схватил ее за правое плечо. — Стой!
Этого ему конечно не надо было делать. Яна, мстительно стиснув зубы, взмахнула левой рукой. Легко и метко, словно убивая комара, она шлепнула руку на правое плечо, поверх его руки и цепко прижала ее. Она даже успела ощутить, что рука солдата теплая и приятная на ощупь. Но правая рука Яны, аккуратно и рассчетливо выронив сумку с тетрадками, уже разворачивалась вверх и назад по дуге — и через секунду, когда Яна развернулась назад всем корпусом, она уже удовлетворенно наблюдала результат, твердо стоя вполоборота: внизу прямо перед ней маячила ровная и зеленая спина парня, неестественно свернутого и согнутого. Парень попробовал дернуться, и Яна привычным доворотом локтя еще крепче нажала на его руку. Парень охнул от боли.
— Да ты что? С ума сошла? — только и выдохнул он, — Я же пошутил, сегодня же первое апреля! День шуток!
Яна быстро прикинула дату — действительно, сегодня март кончился, и было именно первое апреля. Как она могла забыть? Она отпустила парня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Яна, прекрати истерику! Что ты орешь как базарная баба! Тебе еще до лета два месяца учиться, успеешь все продумать, сейчас главное школу окончить.
— Я не хочу больше жить здесь! — Яна топнула ногой и мотнула головой — ее рыжие волосы огненной копной дернулась из стороны в сторону, хлестнув по лицу.
Луговой крепко задумался и вдруг вспомнил, точнее догадался — сопоставил несколько крохотных фактов и в голове тут же нарисовалась полная картина.
— Яна, а что там было с тем парнем из инженерного взвода, москвичом? Я видел как ты беседовала с ним однажды на аллее, так? И постоянно к ангару ходила потом? Он вроде недели две как демобилизовался? Или три? — Луговой прищурился и на его лице обозначились скулы.
Но впечатление, которое его слова произвели на Яну, поразило его — не говоря ни слова Яна вскочила и выскользнули из комнаты. Прошуршала сумка, хамовато хлопнула входная дверь, вдалеке по лестнице простучали четкие шажки, хрустнул за окном гравий и наступила тишина. Луговой перевел взгляд на Маришу.
— Вот тебе и песня. Ты знала?
Мариша не ответила. Помолчав, она вздохнула и сказала бесцветным голосом:
— Иди есть, все остыло.
* * *
Это началось месяц назад. Уже давно Яна обнаружила, что постепенно становится взрослой женщиной. Это было необъяснимое чувство — появилось какое-то беспокойство и вместе с тем степенность, какими-то другими стали казаться окружающие. Мужчины словно появились в ее мире — из давних школьных приятелей, из окружающих соседей, из солдат. Все они существовали и раньше, но вот уже несколько лет постепенно меняли свой статус — из лиц мужского пола превращались в ее глазах в мужиков. В чем суть этого превращения и чего следовало ждать от мужиков Яна конечно понимала прекрасно. Еще задолго до того как два года назад школьная учительница, немного краснея перед гогочущими восьмиклашками, стала путанно и наукообразно излагать содержимое пресловутого «сорок первого» параграфа учебника анатомии, еще до этого Яна прекрасно знала откуда берутся дети, и даже что надо делать чтобы они ниоткуда не брались. Но со временем в душе Яны поселилось какое-то другое чувство, которое было связано не столько с мыслью о любви постельной, столь хорошо известной по рассказам, сколько с ожиданием каких-то романтических перемен в судьбе, перемен в личной жизни немного нахальной школьной отличницы и послушной «десантницы» своего отца, как ее прозвали в школе.
Будучи от природы человеком веселого и озорного характера, Яна вдобавок обладала неким снобизмом. Это не была обычная девчачья надменность, которая заставляет всех девушек страны в какой-то период своей жизни ходить по улицам с подружками и, задирая носик, выговаривать, характерно растягивая слова, что-нибудь вроде: «Бли-ин ва-а-аще, паца-а-аны в классе та-а-акие, блин, ва-а-абражалы!» Нет, в манерах Яны была какая-то особая царственность. В пионерлагерях таких называют «принцессами». Яна пользовалась безукоризненным уважением в школе. Мальчишки все без исключения готовы были выполнить любое ее указание. Девчонки завидовали ей страшно и втихаря люто ненавидели. Сама Яна поглядывала на одноклассников, особенно на парней, немного свысока, с другой стороны школьные парни побаивались с ней заигрывать, стесняясь даже приближаться к ней, понимая, что девочка эта совершенно недоступна, и изливая свое внимание на более простых и игривых одноклассниц. Поэтому в то время как половина десятого класса вовсю жила половой жизнью с другой половиной, Яна, будучи красавицей номер один в школе, оставалась девственницей и не знала сама — то ли ей следует гордиться своей царственной неприступностью, так как знала, что стоит ей махнуть рукой — и все самые смазливые школьные красавчики будут у ее ног, то ли следует ощущать свою неполноценность по сравнению с менее разборчивыми, но уже опытными подругами.
В тот день Яна определенно была в хорошем настроении — она шла домой из школы, весело помахивая синей плетеной сумкой с тетрадками. Куртка ее была нараспашку, весенний мартовский воздух приятно обжигал легкие, и в душе было что-то радостное. Проходя мимо распахнутой створки ворот гаража спецтехники, Яна чуть было не столкнулось с солдатиком, выносившим ведро мусора — какой-то щебень, промасленная бумага, бутылки.
— Сорри, мадмуазель. — галантно поклонился солдатик, — А я тут дерьмо несу. — он театрально шаркнул ногой.
Яна удивилась. Вообще-то с детства она привыкла считать солдат если и за людей, то безусловно за людей самого низшего сорта. Не потому что они хуже, а потому что они такие по званию. Они видела как отец гонял своих солдат, как любой сосед-офицер из городка мог остановить любого солдатика и дать ему любое поручение. Истину, что все люди равны и все люди братья, Яне вдолбили еще в школе на уроках политинформации, но в городке все обстояло иначе — были люди гражданские, которые не могли никем командовать, были люди военные, которые командовали, и были солдаты — те, кто не мог командовать никем. И вот встретился солдатик, который поразил ее воображение своим вольным обращением «мадмуазель» и вместе с тем бескомплексным упоминанием дерьма. Яна холодно оглядела его с ног до головы — среднего роста, мускулистый, симпатичная мордашка, напоминающая то ли певца группы «На-На», то ли персонажа фильма «Гардемарины, вперед!». Если бы не уши, торчащие из-под пилотки…
— Искренне желаю успехов вам и вашему дерьму во всех начинаниях. — в тон солдатику ответила Яна.
— А ты здесь живешь или приехала друга навестить? — деловито спросил парень, оглядел ее с непозволительной простому солдату внимательностью и улыбнулся. Улыбка у него была приятной.
— Мадмуазель. — строго поправила Яна. Ей не понравилось, что парень перешел на «ты».
— Мадмуазель! — подхватил парень радостно.
— Так вот, мадмуазель живет здесь. А ты кто такой?
— Я принц. — сообщил парень. — Мадмуазель. — добавил он поспешно.
— В смысле? — не поняла Яна.
— Просто принц. Но заколдованный. Если мадмуазель соизволит со мной и моим ведром пройтись до вон тех помойных баков, то я поведаю свою грустную историю.
— Красиво поешь. — усмехнулась Яна. — Но девушек приглашают обычно в бар или на дискотеку, но уж никак не на помойку, тебя этому разве не научила маменька или первая школьная учительница?
— Увы. — парень театрально вздохнул и в глазах его блеснули искорки. — Дело в том, что эти помойные баки — тоже не совсем помойные баки. Они заколдованные. На самом деле вон тот с распахнутой крышкой — это заколдованный бар, а вот этот, закопченный, это типичная заколдованная дискотека. Но по дороге я расскажу и про это.
— Ну ладно, валяй. — Яна направилась к мусорным бакам в конце аллеи, а парень пошел рядом.
— Значит на чем я остановился? А, ну да. Я принц. Когда-то я был принцем, жил далеко-далеко отсюда — в городе Москва — в большой башне. Этажей так двадцать пять, с двумя лифтами. На двадцатом этаже жил. И готовился стать великим актером — ну ваще просто в щуку или в щепку.
— Не ругайся. — строго приказала Яна.
— Да ни боже мой. — парень приостановился и поставил ведро на землю, разминая ладонь, на которой красной полосой отпечаталась ручка ведра. — щука и щепка — это названия училищ. Училище — это тоже не ругательство, хотя по звуку похоже.
— Училище — ПТУ что ли?
— Не гони чернуху! — парень строго посмотрел на нее, но тут же поправился, — Мадмуазель! Не опошляйте добрую сказку. Шукинское и Щепкинское — училища театральные. И вот я, то есть принц, должен был учиться там на…
— На суфлера.
— Не, на актера. На Харатяна.
— Какая скука. Мне больше нравится Шварценнегер.
— Во как? — парень посмотрел на Яну с явным интересом. — Ну на Шварценнегера я там тоже собирался учиться. На факультете гантельного дела.
— Тебе что, помочь ведро нести? А то стоишь, ладонь трешь, гантельное дело.
— Помоги конечно. — парень нагло кивнул на ведро.
Яна опешила.
— Отставить. Шварценнегер, волоки сам.
— Есть! — Парень взял ведро и неторопясь потащил его дальше. — Значит тут прилетает злой колдун с повесткой, и не успел я выучить стишок и басню, как произносит он заклинание и превращает меня в зеленую жабу. Жаба зеленая, сапоги черные, портянки серые. — парень схватил ведро обеими руками, с натугой поднял и перевернул в раскрытый бак. Со звяканьем посыпались обломки кирпичей и остальная труха.
— Вот, значит, теперь я живу на этом болоте и жду пока придет прекрасная принцесса, поцелует меня и в тот же миг я превращусь обратно в принца — будущего Шварценнегера. Потом поженимся венцом да холодцом, нарожаем детей полну горницу, будем жить долго и счастливо и умрем в один день от одной и той же инфекции, как покажет потом эксгумация.
Яна весело засмеялась. Определенно парень ей нравился.
— А целовать следует сюда. — парень лихо сдвинул набок пилотку, и повернул к Яне чисто выбритую щеку, умильно улыбнувшись при этом.
Яна встала на цыпочки и чмокнула его в щеку, чуть порозовев от удовольствия.
— Спектакль был хорош. — сказала она. — но Шварценнегера из тебя не выйдет — ведра таскать не умеешь. Ну? И чего же ты не превратился в принца из зеленой жабы?
— Ну, не в ту же секунду. — важно ответил парень. И вообще наверно это была осечка, холостой поцелуй. Надо еще попробовать. Тогда наверно слетит жабья кожа и появится принц.
Яна скосила взгляд вниз на его ремень — действительно пряжка была лихо изогнута, так изгибают пряжку только деды, значит и впрямь парню до приказа, до превращения в принца, оставалось совсем недолго, этой же весной точно уйдет в дембель. Парень заметил ее взгляд, но истолковал его совершенно по своему.
— Да, принц появится как раз из этого места. Я чувствую, он уже готов появиться в любую минуту, зеленая жабья шкура уже горит синим пламенем и готова слететь. Но конечно не сейчас. Может завтра?
Яна вспыхнула и отвернулась. Тут только до нее стал доходить ужас ситуации — значит она, принцесса, посреди бела дня целует какого-то солдатика возле помойки, а тот ей говорит такие пошлости?? Неслыханно! И хоть вокруг вроде бы никого нет, все равно городок на виду и всегда здесь все видят всех.
— Постой! — закричал парень, — Не уходи! Это была шутка! — он побежал следом и схватил ее за правое плечо. — Стой!
Этого ему конечно не надо было делать. Яна, мстительно стиснув зубы, взмахнула левой рукой. Легко и метко, словно убивая комара, она шлепнула руку на правое плечо, поверх его руки и цепко прижала ее. Она даже успела ощутить, что рука солдата теплая и приятная на ощупь. Но правая рука Яны, аккуратно и рассчетливо выронив сумку с тетрадками, уже разворачивалась вверх и назад по дуге — и через секунду, когда Яна развернулась назад всем корпусом, она уже удовлетворенно наблюдала результат, твердо стоя вполоборота: внизу прямо перед ней маячила ровная и зеленая спина парня, неестественно свернутого и согнутого. Парень попробовал дернуться, и Яна привычным доворотом локтя еще крепче нажала на его руку. Парень охнул от боли.
— Да ты что? С ума сошла? — только и выдохнул он, — Я же пошутил, сегодня же первое апреля! День шуток!
Яна быстро прикинула дату — действительно, сегодня март кончился, и было именно первое апреля. Как она могла забыть? Она отпустила парня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57