Поэтому он оставил Джеррарда в команде, но отдалился от него настолько, насколько было дипломатически возможно, посылая кандидата на пост вице-президента произносить предвыборные речи в наименее важные, наименее населенные районы, тем самым как бы заставив основную часть избирателей забыть о нем.
Благодаря нескольким факторам — слабой демократической оппозиции, сильным связям президента с прежней очень популярной администрацией — республиканцы победили на выборах, и президент немедленно еще больше отдалился от Джеррарда, используя его как номинального представителя Белого дома на самых незначительных мероприятиях и часто отсылая по разным странам с самыми безобидными «миссиями доброй воли». В последнее время Джеррарда начали называть в газетах «человеком-невидимкой».
Но четыре дня назад прекратили. О да, прекратили. Четыре дня назад. Именно тогда Джеррард оказался на виду и использовал свою ограниченную власть, шокировав всех политологов страны.
В Овальном кабинете, куда Джеррард вошел, закрыв за собой дверь, не было никого, кроме президента, Клиффорда Гарта, который сидел за широким полированным письменным столом в кресле с высокой пуленепробиваемой спинкой на фоне окна с пуленепробиваемым стеклом, выходящего на лужайку перед Белым домом.
Президенту исполнилось пятьдесят пять лет, он был высок — выше, чем выглядел по телевидению, и худощав, поскольку поддерживал себя в форме, ежедневно проплывая по две мили в бассейне в цокольном этаже Белого дома. У него было узкое, вытянутое лицо, что придавало ему страдальческий вид, темные, властно сведенные брови эффектно контрастировали с благородной сединой в аккуратно подстриженных, коротких волосах. Его загорелое благодаря ежедневным сеансам под кварцевой лампой лицо сейчас было багровым, а глаза, как правило смотревшие спокойно, со сдержанным ободряющим вниманием, выкатились, сверкая яростью.
— Я к вашим услугам, господин президент. Вы хотели меня видеть? — спросил Джеррард.
— Видеть вас? Вы чертовски правы, я хотел вас видеть. — Президент резко встал. — Я бы приказал вам явиться сюда четыре дня назад, но мне понадобилось именно столько времени, чтобы взять себя в руки! И меня останавливали не политические соображения. Просто мне не хотелось, чтобы меня арестовали.
Джеррард покачал головой.
— Не понимаю, сэр, арестовали? Вас?
— Да, арестовали за убийство. — Гарт в бешенстве вскинул руку и принялся водить указательным пальцем слева направо, словно по газетным строкам. — Представьте заголовки. Представьте чувство удовлетворения, которое я испытал бы. «Президент, потеряв над собой контроль, бросается на вице-президента, швыряет ублюдка на стол в Овальном кабинете и душит сукина сына так, что у того вываливается язык». Идиот! Какого дьявола вам взбрело в голову?… Вы что, шутки ради вообразили, что обладаете какой-то властью? Кретин!
— Ах, понимаю, сэр. Вы, вероятно, имеете в виду голосование в сенате по законопроекту о контроле за чистотой атмосферы, — сказал Джеррард.
— Господи, я поражен до глубины души! Я и не подозревал о подобных ваших способностях. Вы вдруг становитесь гением, вы читаете мои мысли, Джеррард. Да, вы правы, именно это я имел в виду. Сенатский законопроект о контроле за чистотой атмосферы!
— Господин президент, если бы мы могли обсудить это спокойно…
— Спокойно? Я и так спокоен, насколько это возможно. Если у вас плохо с памятью, напомню: я — президент. Не вы! Пока я не выяснил — пока! — как оппозиции удалось переманить на свою сторону достаточное количество наших сенаторов, чтобы протащить свой законопроект, но я обещаю — можете поставить на это свое будущее и будущее ваших детей — я выясню! Но что не укладывается у меня в голове… — Президента передернуло. — Чего я не могу понять, и что мешает мне заснуть всю ночь, и почему мне хочется проткнуть вас авторучкой — это с какой стати вы вдруг пошли против меня! Три года назад я чуть не выкинул вас из команды. Вы должны быть благодарны. Я дал вам непыльную работу. Никакой ответственности! Отдыхайте, ходите на приемы, стараясь не слишком напиваться, и, когда вашей куколки-жёны нет поблизости, трахайтесь на здоровье с любой республиканской активисткой, у которой достаточно большая грудь, но которая умеет держать язык за зубами. Так почему же вы не можете держать язык за зубами? Бога ради, Джеррард, принятие законопроекта о контроле за чистотой атмосферы было нами заблокировано. Поскольку вы оказались дураком, я вам разъясню. Работа вице-президента заключается в том, чтобы корректировать голосование, что означает, что он голосует за политику администрации. Но вы проголосовали против меня! Вы скорректировали голосование в пользу оппозиции!
— Если вы послушаете меня минуту, господин президент…
— Послушать вас? — Гарт был на грани апоплексического удара. — Послушать вас? Это не я буду слушать, а вы. Вы — мой подчиненный, а я — ваш начальник. И то, что я говорю, должно исполняться. Только вы, кажется, этого не понимаете.
— Закон о контроле за чистотой атмосферы — хороший закон, — спокойно проговорил Джеррард. — Атмосфера слишком загрязнена. Она отравляет наши легкие. Последние данные свидетельствуют о том, что через сорок лет наша планета будет обречена на гибель.
— Да я к этому времени умру. Какое мне до этого дело? А если хотите поговорить насчет обреченных, то обреченный — это вы. Когда подойдет время выборов, вас здесь не будет, приятель. Мне нужен вице-президент, который готов со мной сотрудничать, и, помоги мне Господь, я считал, что вы подходите на эту роль. И вот как гром среди ясного неба. Я все-таки не понимаю, откуда взялось у вас собственное мнение?
— Я голосовал сообразно своей совести, — торжественно проговорил Джеррард.
— Совести? Да бросьте вы!
— По моему мнению, мы должны пойти в этом направлении еще дальше. В этом году каждый день только в нью-йоркской гавани происходит утечка нефти. Я не говорю обо всем побережье: в Аляске, Орегоне, Калифорнии, Нью-Джерси, Техасе, наконец, в моем родном штате Флорида. Но сейчас закроем глаза на утечку нефти. Забудем о сбросах нечистот в реки и гавани. Не будем говорить о гербицидах и пестицидах в питьевой воде и утечках ядерных электростанций. Давайте подумаем только о воздухе. Он ужасен, и правительство должно взять на себя контроль за его чистотой.
— Джеррард, посмотрите на вещи реально. Наша администрация должна поддерживать промышленность, которая дает работу избирателям, стабилизирует экономику и пополняет госбюджет налогами, — хотя, я согласен, и не так щедро, как могла бы, но не будем забывать, что промышленность вносит свой вклад в нашу пошатнувшуюся внешнюю торговлю. В общем, я хочу сказать, Джеррард…
— Простите, сэр, — перебил его Джеррард, — позвольте я угадаю. Когда ситуация с воздухом станет катастрофической, мы с ней как-нибудь сладим.
Президент вздернул подбородок.
— Вот это сюрприз! Вы наконец-то поняли мою идею.
— Проблема в том… — Джеррард запнулся. — Вы, кажется, не отдаете себе отчета…
— Ну уж я-то во всем отдаю себе отчет.
— Катастрофа уже разразилась. Если мы будем сидеть сложа руки, то уже ничего не сможем исправить.
— Вы забыли про американские ноу-хау. Вы забыли Вторую мировую войну. Американская предприимчивость доказала, и неоднократно, что ей по силам любая проблема.
— Да, но…
— Что?
— Все это в прошлом. А катастрофа — сейчас. По части же предприимчивости нас уже обогнали японцы.
— Боже мой, надеюсь, вы не говорили этого журналистам.
— А воссоединенная Германия будет предприимчивее японцев, — сказал Джеррард. — Но я думаю, что даже она не решит этой проблемы, так же как и мы. Алчность, господин президент. Алчность — вот ответ. Она всегда побеждает, победит и на этот раз — мы все задохнемся.
— Вы рассуждаете, как какой-нибудь паршивый радикал шестидесятых годов из университета в Беркли.
— Хорошо, — продолжал Джеррард. — Я допускаю, что строжайший контроль над чистотой воздуха затронет практически все отрасли американской промышленности. Меры по сдерживанию загрязнения атмосферы двуокисью серы, фреоном, выбросами заводов, вызывающими у людей рак, двуокисью углерода из автомобильных выхлопов — я мог бы продолжить, но не буду, чтобы не наскучить вам, — потребуют колоссальных расходов.
— Наконец-то, Джеррард. Я искренне поражен — до нас дошла суть проблемы. Двуокись серы, вызывающую кислотные дожди, выбрасывают в атмосферу работающие на угле электростанции. Значит, если мы запретим использовать на них уголь, то оставим без работы сотни тысяч шахтеров. Фреон, уничтожающий озоновый слой, используется в охлаждающих системах, в том числе в холодильниках и кондиционерах. Но альтернативной технологии охлаждения нет. Что же нам делать? Запретить эти отрасли промышленности? Неужели вы всерьез полагаете, что американцы все как один согласятся обойтись без кондиционеров? Автомобильные выхлопы — основная причина общего потепления климата Земли? Правильно. Но если мы заставим автомобильные компании уменьшить вредные выхлопы и усовершенствовать двигатели, это обойдется им в миллиарды долларов. Автомобили подорожают. Люди будут не в состоянии покупать их, и Детройт выйдет из игры. Поймите меня правильно, Джеррард. Меня беспокоит грязный воздух. Поверьте мне. В конце концов, я тоже дышу этой гадостью. И моя жена тоже. И мои дети. Мои внуки. Но хотите знать, что также беспокоит меня, и гораздо больше? Упадок экономики… отрицательный торговый баланс… растущий национальный долг… ближневосточный кризис… вот что повергает меня в панику! И потому мне плевать, что будет через сорок лет. Я должен сконцентрироваться на этом месяце! Этом году! И поскольку вам неизвестен план моих действий, Джеррард, позвольте довести до вашего сведения, что будет дальше. Если конгресс согласится с сенатом и закон о контроле за чистотой атмосферы окажется на моем столе, я наложу вето.
— Вето?
— Очень мило с вашей стороны, вы внимательно слушаете меня, Теперь постарайтесь быть еще внимательнее. Когда сенат будет пересматривать законопроект, на этот раз вы будете убеждать его голосовать против. Раскройте уши и запоминайте. Против. Вам достаточно ясно?
— Вполне.
— Тогда не вздумайте снова все испортить!
Джеррард внутри кипел, хотя внешне оставался почтителен.
— Конечно, господин президент. Мне понятны ваши рассуждения и мотивы. В конце концов, правительство считает, что забота о бизнесе важнее всего.
— Даю голову на отсечение, именно бизнесом жива наша страна. Никогда не забывайте об этом.
— Поверьте, господин президент, это не входит в мои намерения.
Глава 8
Через три минуты, когда президент высказал все, что он думает о Джеррарде, его родителях и жене, о его внешности кинозвезды и даже умении играть в теннис, Джеррарду наконец было позволено покинуть Овальный кабинет.
Сотрудники секретной службы, застывшие вдоль коридора, по-прежнему сохраняли бесстрастное выражение лица, однако на этот раз не только по долгу службы, но и потому, что чутко реагировали на политический климат и понимали, что сейчас у Джеррарда еще меньше власти, чем когда он входил в кабинет президента.
Во всяком случае, так решил Джеррард, когда шел мимо них нетвердым шагом, отирая носовым платком покрасневшее лицо. Президентские помощники смущенно отворачивались от него, не скрывая, однако, очевидного облегчения, что не они оказались на месте Джеррарда, что, впрочем, тому было все равно. Облеченный высокой миссией, он был лишен чувства гордости. Последнее оскорбление президента показалось ему иронией судьбы, ибо игра в теннис, по поводу которой президент прошелся под занавес, имела непосредственное отношение к его следующей запланированной на тот день встрече: теннисному матчу в чрезвычайно привилегированном загородном клубе. Джеррард спустился на лифте в гараж Белого дома, откуда в сопровождении двух машин с сотрудниками секретной службы — одна впереди его лимузина, вторая позади — направился в фешенебельное вашингтонское предместье. Там он вошел в низкое, просторное здание из стекла и сверкающего металла, автор проекта которого три года назад получил премию по архитектуре. Даже от входа слышалось «пок-пок-пок» теннисных мячей. Водитель Джеррарда и охранники остались снаружи. Они незаметно наблюдали за стоянкой и входом в клуб, хотя и не слишком бдительно. В конце концов, кто может счесть Джеррарда достаточно важным объектом террористического акта?
В роскошной раздевалке теннисного клуба он сменил костюм на модную спортивную рубашку и шорты от известного портного. Четырехсотдолларовые теннисные туфли были итальянскими, ручной работы — подарок какого-то дипломата во время одной из многочисленных «миссий доброй воли». Сделанные на заказ из сверхпрочных материалов ракетки стоили две тысячи долларов, их ему подарила жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Благодаря нескольким факторам — слабой демократической оппозиции, сильным связям президента с прежней очень популярной администрацией — республиканцы победили на выборах, и президент немедленно еще больше отдалился от Джеррарда, используя его как номинального представителя Белого дома на самых незначительных мероприятиях и часто отсылая по разным странам с самыми безобидными «миссиями доброй воли». В последнее время Джеррарда начали называть в газетах «человеком-невидимкой».
Но четыре дня назад прекратили. О да, прекратили. Четыре дня назад. Именно тогда Джеррард оказался на виду и использовал свою ограниченную власть, шокировав всех политологов страны.
В Овальном кабинете, куда Джеррард вошел, закрыв за собой дверь, не было никого, кроме президента, Клиффорда Гарта, который сидел за широким полированным письменным столом в кресле с высокой пуленепробиваемой спинкой на фоне окна с пуленепробиваемым стеклом, выходящего на лужайку перед Белым домом.
Президенту исполнилось пятьдесят пять лет, он был высок — выше, чем выглядел по телевидению, и худощав, поскольку поддерживал себя в форме, ежедневно проплывая по две мили в бассейне в цокольном этаже Белого дома. У него было узкое, вытянутое лицо, что придавало ему страдальческий вид, темные, властно сведенные брови эффектно контрастировали с благородной сединой в аккуратно подстриженных, коротких волосах. Его загорелое благодаря ежедневным сеансам под кварцевой лампой лицо сейчас было багровым, а глаза, как правило смотревшие спокойно, со сдержанным ободряющим вниманием, выкатились, сверкая яростью.
— Я к вашим услугам, господин президент. Вы хотели меня видеть? — спросил Джеррард.
— Видеть вас? Вы чертовски правы, я хотел вас видеть. — Президент резко встал. — Я бы приказал вам явиться сюда четыре дня назад, но мне понадобилось именно столько времени, чтобы взять себя в руки! И меня останавливали не политические соображения. Просто мне не хотелось, чтобы меня арестовали.
Джеррард покачал головой.
— Не понимаю, сэр, арестовали? Вас?
— Да, арестовали за убийство. — Гарт в бешенстве вскинул руку и принялся водить указательным пальцем слева направо, словно по газетным строкам. — Представьте заголовки. Представьте чувство удовлетворения, которое я испытал бы. «Президент, потеряв над собой контроль, бросается на вице-президента, швыряет ублюдка на стол в Овальном кабинете и душит сукина сына так, что у того вываливается язык». Идиот! Какого дьявола вам взбрело в голову?… Вы что, шутки ради вообразили, что обладаете какой-то властью? Кретин!
— Ах, понимаю, сэр. Вы, вероятно, имеете в виду голосование в сенате по законопроекту о контроле за чистотой атмосферы, — сказал Джеррард.
— Господи, я поражен до глубины души! Я и не подозревал о подобных ваших способностях. Вы вдруг становитесь гением, вы читаете мои мысли, Джеррард. Да, вы правы, именно это я имел в виду. Сенатский законопроект о контроле за чистотой атмосферы!
— Господин президент, если бы мы могли обсудить это спокойно…
— Спокойно? Я и так спокоен, насколько это возможно. Если у вас плохо с памятью, напомню: я — президент. Не вы! Пока я не выяснил — пока! — как оппозиции удалось переманить на свою сторону достаточное количество наших сенаторов, чтобы протащить свой законопроект, но я обещаю — можете поставить на это свое будущее и будущее ваших детей — я выясню! Но что не укладывается у меня в голове… — Президента передернуло. — Чего я не могу понять, и что мешает мне заснуть всю ночь, и почему мне хочется проткнуть вас авторучкой — это с какой стати вы вдруг пошли против меня! Три года назад я чуть не выкинул вас из команды. Вы должны быть благодарны. Я дал вам непыльную работу. Никакой ответственности! Отдыхайте, ходите на приемы, стараясь не слишком напиваться, и, когда вашей куколки-жёны нет поблизости, трахайтесь на здоровье с любой республиканской активисткой, у которой достаточно большая грудь, но которая умеет держать язык за зубами. Так почему же вы не можете держать язык за зубами? Бога ради, Джеррард, принятие законопроекта о контроле за чистотой атмосферы было нами заблокировано. Поскольку вы оказались дураком, я вам разъясню. Работа вице-президента заключается в том, чтобы корректировать голосование, что означает, что он голосует за политику администрации. Но вы проголосовали против меня! Вы скорректировали голосование в пользу оппозиции!
— Если вы послушаете меня минуту, господин президент…
— Послушать вас? — Гарт был на грани апоплексического удара. — Послушать вас? Это не я буду слушать, а вы. Вы — мой подчиненный, а я — ваш начальник. И то, что я говорю, должно исполняться. Только вы, кажется, этого не понимаете.
— Закон о контроле за чистотой атмосферы — хороший закон, — спокойно проговорил Джеррард. — Атмосфера слишком загрязнена. Она отравляет наши легкие. Последние данные свидетельствуют о том, что через сорок лет наша планета будет обречена на гибель.
— Да я к этому времени умру. Какое мне до этого дело? А если хотите поговорить насчет обреченных, то обреченный — это вы. Когда подойдет время выборов, вас здесь не будет, приятель. Мне нужен вице-президент, который готов со мной сотрудничать, и, помоги мне Господь, я считал, что вы подходите на эту роль. И вот как гром среди ясного неба. Я все-таки не понимаю, откуда взялось у вас собственное мнение?
— Я голосовал сообразно своей совести, — торжественно проговорил Джеррард.
— Совести? Да бросьте вы!
— По моему мнению, мы должны пойти в этом направлении еще дальше. В этом году каждый день только в нью-йоркской гавани происходит утечка нефти. Я не говорю обо всем побережье: в Аляске, Орегоне, Калифорнии, Нью-Джерси, Техасе, наконец, в моем родном штате Флорида. Но сейчас закроем глаза на утечку нефти. Забудем о сбросах нечистот в реки и гавани. Не будем говорить о гербицидах и пестицидах в питьевой воде и утечках ядерных электростанций. Давайте подумаем только о воздухе. Он ужасен, и правительство должно взять на себя контроль за его чистотой.
— Джеррард, посмотрите на вещи реально. Наша администрация должна поддерживать промышленность, которая дает работу избирателям, стабилизирует экономику и пополняет госбюджет налогами, — хотя, я согласен, и не так щедро, как могла бы, но не будем забывать, что промышленность вносит свой вклад в нашу пошатнувшуюся внешнюю торговлю. В общем, я хочу сказать, Джеррард…
— Простите, сэр, — перебил его Джеррард, — позвольте я угадаю. Когда ситуация с воздухом станет катастрофической, мы с ней как-нибудь сладим.
Президент вздернул подбородок.
— Вот это сюрприз! Вы наконец-то поняли мою идею.
— Проблема в том… — Джеррард запнулся. — Вы, кажется, не отдаете себе отчета…
— Ну уж я-то во всем отдаю себе отчет.
— Катастрофа уже разразилась. Если мы будем сидеть сложа руки, то уже ничего не сможем исправить.
— Вы забыли про американские ноу-хау. Вы забыли Вторую мировую войну. Американская предприимчивость доказала, и неоднократно, что ей по силам любая проблема.
— Да, но…
— Что?
— Все это в прошлом. А катастрофа — сейчас. По части же предприимчивости нас уже обогнали японцы.
— Боже мой, надеюсь, вы не говорили этого журналистам.
— А воссоединенная Германия будет предприимчивее японцев, — сказал Джеррард. — Но я думаю, что даже она не решит этой проблемы, так же как и мы. Алчность, господин президент. Алчность — вот ответ. Она всегда побеждает, победит и на этот раз — мы все задохнемся.
— Вы рассуждаете, как какой-нибудь паршивый радикал шестидесятых годов из университета в Беркли.
— Хорошо, — продолжал Джеррард. — Я допускаю, что строжайший контроль над чистотой воздуха затронет практически все отрасли американской промышленности. Меры по сдерживанию загрязнения атмосферы двуокисью серы, фреоном, выбросами заводов, вызывающими у людей рак, двуокисью углерода из автомобильных выхлопов — я мог бы продолжить, но не буду, чтобы не наскучить вам, — потребуют колоссальных расходов.
— Наконец-то, Джеррард. Я искренне поражен — до нас дошла суть проблемы. Двуокись серы, вызывающую кислотные дожди, выбрасывают в атмосферу работающие на угле электростанции. Значит, если мы запретим использовать на них уголь, то оставим без работы сотни тысяч шахтеров. Фреон, уничтожающий озоновый слой, используется в охлаждающих системах, в том числе в холодильниках и кондиционерах. Но альтернативной технологии охлаждения нет. Что же нам делать? Запретить эти отрасли промышленности? Неужели вы всерьез полагаете, что американцы все как один согласятся обойтись без кондиционеров? Автомобильные выхлопы — основная причина общего потепления климата Земли? Правильно. Но если мы заставим автомобильные компании уменьшить вредные выхлопы и усовершенствовать двигатели, это обойдется им в миллиарды долларов. Автомобили подорожают. Люди будут не в состоянии покупать их, и Детройт выйдет из игры. Поймите меня правильно, Джеррард. Меня беспокоит грязный воздух. Поверьте мне. В конце концов, я тоже дышу этой гадостью. И моя жена тоже. И мои дети. Мои внуки. Но хотите знать, что также беспокоит меня, и гораздо больше? Упадок экономики… отрицательный торговый баланс… растущий национальный долг… ближневосточный кризис… вот что повергает меня в панику! И потому мне плевать, что будет через сорок лет. Я должен сконцентрироваться на этом месяце! Этом году! И поскольку вам неизвестен план моих действий, Джеррард, позвольте довести до вашего сведения, что будет дальше. Если конгресс согласится с сенатом и закон о контроле за чистотой атмосферы окажется на моем столе, я наложу вето.
— Вето?
— Очень мило с вашей стороны, вы внимательно слушаете меня, Теперь постарайтесь быть еще внимательнее. Когда сенат будет пересматривать законопроект, на этот раз вы будете убеждать его голосовать против. Раскройте уши и запоминайте. Против. Вам достаточно ясно?
— Вполне.
— Тогда не вздумайте снова все испортить!
Джеррард внутри кипел, хотя внешне оставался почтителен.
— Конечно, господин президент. Мне понятны ваши рассуждения и мотивы. В конце концов, правительство считает, что забота о бизнесе важнее всего.
— Даю голову на отсечение, именно бизнесом жива наша страна. Никогда не забывайте об этом.
— Поверьте, господин президент, это не входит в мои намерения.
Глава 8
Через три минуты, когда президент высказал все, что он думает о Джеррарде, его родителях и жене, о его внешности кинозвезды и даже умении играть в теннис, Джеррарду наконец было позволено покинуть Овальный кабинет.
Сотрудники секретной службы, застывшие вдоль коридора, по-прежнему сохраняли бесстрастное выражение лица, однако на этот раз не только по долгу службы, но и потому, что чутко реагировали на политический климат и понимали, что сейчас у Джеррарда еще меньше власти, чем когда он входил в кабинет президента.
Во всяком случае, так решил Джеррард, когда шел мимо них нетвердым шагом, отирая носовым платком покрасневшее лицо. Президентские помощники смущенно отворачивались от него, не скрывая, однако, очевидного облегчения, что не они оказались на месте Джеррарда, что, впрочем, тому было все равно. Облеченный высокой миссией, он был лишен чувства гордости. Последнее оскорбление президента показалось ему иронией судьбы, ибо игра в теннис, по поводу которой президент прошелся под занавес, имела непосредственное отношение к его следующей запланированной на тот день встрече: теннисному матчу в чрезвычайно привилегированном загородном клубе. Джеррард спустился на лифте в гараж Белого дома, откуда в сопровождении двух машин с сотрудниками секретной службы — одна впереди его лимузина, вторая позади — направился в фешенебельное вашингтонское предместье. Там он вошел в низкое, просторное здание из стекла и сверкающего металла, автор проекта которого три года назад получил премию по архитектуре. Даже от входа слышалось «пок-пок-пок» теннисных мячей. Водитель Джеррарда и охранники остались снаружи. Они незаметно наблюдали за стоянкой и входом в клуб, хотя и не слишком бдительно. В конце концов, кто может счесть Джеррарда достаточно важным объектом террористического акта?
В роскошной раздевалке теннисного клуба он сменил костюм на модную спортивную рубашку и шорты от известного портного. Четырехсотдолларовые теннисные туфли были итальянскими, ручной работы — подарок какого-то дипломата во время одной из многочисленных «миссий доброй воли». Сделанные на заказ из сверхпрочных материалов ракетки стоили две тысячи долларов, их ему подарила жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66