– Это все ты виновата! Опять я с тобой заболтался, – сказал он ей. – Видишь, что ты наделала!
– Как бы то ни было, – продолжил доктор Ромени, вытирая лысую макушку, – Американца мы упустили. И я требую серьезнейших поисков немедленно, сегодняшней ночью. Сейчас трое из нас здесь – ты слушаешь, Ричард? Очень хорошо. Итак, трое из нас знают, как он выглядит, и каждый из нас возглавит одну из трех групп поиска. Хорребин, мобилизуй своих негодяев, и ищите в районе Сент-Мартин-лейн – собор Святого Павла. Проверяйте всех хозяев меблированных комнат; загляните во все пабы; внимательно осмотрите всех нищих. Ричард, ты возглавишь поиск на южном берегу – от Блекфрайерского моста до амбаров ниже Уоппинга. Я возьму своих портовых ребят и обшарю район юго-восточнее Святого Павла – трущобы Клэр-маркет, Тауэр, доки и район Уайтчепель. Откровенно говоря, именно там я думаю его найти. Он завел друзей с северного берега и когда мы видели его в последний раз, он направлялся к востоку от твоего района, Хорребин.
* * *
Через два часа после того, как ему пришлось спуститься с колокольни и отправиться на задание. Окаянный Ричард с трудом поднимался по ступенькам наверх. Он ступал очень осторожно, так как полагал, что деревянная обезьянка в его кармане заснула. Когда он занял свое место в оконной нише, два волшебника уже подвесились на своих веревках.
– Полагаю, – сказал шеф цыган, обращая к нему изможденное лицо, – что тебе не больше повезло в Суррейсайде, чем нам в северной части города.
– Кек, руа.
– Означает «нет», – сказал Ромени Хорребину.
* * *
Огромный камень вывалился из свода башни, и пока пятно солнечного света медленно, пядь за пядью, скользило вниз по стене, уличные торговцы на Холборн-стрит могли неотчетливо слышать, выкликая достоинства своих товаров, как два волшебника обсуждали дальнейшую стратегию. В это время обезьянка проснулась, и Окаянный Ричард бережно устроил ее за воротником рубашки и, как обычно, долго с ней о чем-то шептался.
Глава 6
На лестнице сада в ночной тишине
Тот, кого нет, повстречался мне…
Через два дня во вторник утром небо затянули хмурые тучи, и угрюмый моросящий дождь, казалось, никогда не перестанет. Но в кофейнях вокруг Королевской Биржи брокеры и аукционисты проворачивали сделки столь же энергично, как и всегда. Дойль, отупевший от голода и недосыпа, сидел в углу кофейни «Джамайка» и наблюдал, как дюжина дельцов, устроив торги, предлагали свою цену за груз табака, спасенного с какого-то корабля, умудрившегося затонуть на Темзе. Аукционные торги проводились по старинному правилу «дюйм свечи»: последнее предложение цены надо успеть сделать до того, как догорит огарок свечи. Сейчас свеча уже догорала, и участники торгов наперебой выкрикивали свою цену. Дойль сделал еще глоток тепловатого кофе, заставляя себя ограничиться только одним маленьким глотком – ведь если допить эту чашку, то придется заказать следующую, а иначе его выдворят из кофейни. На данный момент приобретение приличной одежды: коричневые брюки, сюртук, белая рубашка и черные ботинки – все ношеное, но чистое и целое – уменьшило его финансы до размеров шиллинга, а он очень хотел предложить Эшблесу чашечку кофе, когда тот наконец появится.
Плечо нестерпимо болело. Дойль уже начинал опасаться, что бренди, вылитое на повязку, недостаточно продезинфицировало рану. Я должен был просто-напросто выпить это бренди – возможно, пользы было бы больше, подумал Дойль. Глаза слезились, нос пощипывало, но казалось, его тело забыло, как надо чихать. Поторопись, Вильям, думал он. Твой биограф уже при смерти. Он огляделся по сторонам и бросил нетерпеливый взгляд на часы на стене – десять двадцать. Ну вот, ждать осталось недолго – Эшблес будет здесь через десять минут.
«По крайней мере я сейчас здесь и живой», – сказал себе Дойль, пытаясь сохранять бодрость духа. А ведь были моменты, когда казалось, что пришел мой последний час. И с ножом-то на меня нападали, и стреляли все подряд… Ну и порядки в этом проклятущем веке, нашли себе забаву – охотиться на ни в чем не повинного человека! Не говоря уже о том, что в субботу вечером меня просто чуть было не утопили в Темзе. А позже, ночью, этот старый цыган с обезьянкой гнался за мной…
Дойль улыбнулся слегка обескураженно, уткнувшись в чашку с кофе, – он припомнил столкновение с цыганом. Тогда, в субботу, он поблагодарил Джеки и тепло с ним простился – они условились встретиться на середине Лондонского моста в пятницу, ровно в полдень. Дойль был представлен главному конюху Казиака и готовился со всей ответственностью приступить к выполнению обязанностей по выгребанию навоза… и вот тут-то все и случилось… В двери вломился старый цыган и стал требовать заменить ему трех заморенных лошадей на свежих. Конюх сначала отказал, но вид полной пригоршни золотых соверенов, которые цыган настойчиво совал ему под нос, заставил его изменить принятое решение без видимого сожаления. Дойль стоял, лениво привалившись к стене, и наблюдал колоритную жанровую сценку с праздным интересом, тут-то он и узнал цыгана. Внутри все похолодело, и душа ушла в пятки. Да, сомнений не оставалось, тот же самый цыган – старый, бандитского вида, с серьгой в ухе и с обезьянкой. Дойль содрогнулся, внезапно вспомнив и пережив заново все случившееся в шатре неделю назад. Тогда мерзкий цыган стоял рядом и смотрел, как Ромени пытает его. Стараясь не привлечь к себе внимание резким движением, Дойль незаметно отступил в темноту из освещенного лампой круга и стал осторожно продвигаться к выходу. Но в тот момент, когда он уже почти добрался до входной двери, взгляд цыгана натолкнулся на Дойля, и узнавание стало взаимным. Не раздумывая ни секунды, Дойль опрометью бросился бежать по переулку и дальше к Лондонскому мосту. Но силы Дойля были уже на исходе, и он с ужасом осознал, что на этот раз ему не уйти от погони. Старый цыган оказался быстрее. Дойль слышал за спиной приближающийся топот бегущих ног – все громче и громче… Могучая рука сгребла его за воротник и швырнула на камни мостовой.
– Попробуй только произнести первое слово любого заклинания, ты, пес Бенга, и я размозжу твою дурацкую башку о мостовую, – проговорил цыган, склонясь над ним. Он был совершенно спокоен и даже почти не запыхался.
– Господи Иисусе, – прошептал Дойль, с трудом переводя дыхание, – и почему только твои люди не могут оставить меня в покое? О, если бы я знал заклинания… Да неужели же ты думаешь, что я стал бы убегать от тебя, если б знал хотя бы одно малюсенькое заклинаньице! Черт возьми, конечно, нет! Я бы сразу наколдовал крылатую колесницу и преспокойно унесся на ней в небеса. Или сотворил бы что-нибудь другое в этом роде, столь же впечатляющее, и не выбивался бы из последних сил, играя тут с тобой в салочки! А, придумал! Знаешь, что бы я учинил, если бы умел колдовать? Я просто-напросто превратил бы тебя в катышек конского навоза, чтобы иметь удовольствие сгрести тебя в тележку с отбросами.
К немалому удивлению Дойля, цыган беззлобно усмехнулся:
– Ты только послушай, обезьяна! Этот парень хочет превратить нас в лошадиный навоз. Все остальные маги поступают как раз наоборот – пытаются превратить навоз в золото!
Он подхватил ослабевшего Дойля и поднял его на ноги.
– А теперь пошли, Бенго. Наш главный давно хочет потолковать с тобой.
На шум потасовки из задней двери вышли двое и стали что-то сердито кричать. Цыган поспешил утащить Дойля подальше от этого места, он пошел по улице, удаляясь от реки, свернул направо, и таким образом оказалось, что они опять подходят к парадному входу в заведение Казиака. Дойль послушно шел впереди.
Они миновали открытую дверь паба через два строения дальше по улице, и Дойль остановился.
– Если уж ты непременно собрался доставить меня к тому полоумному лысому старику, который в прошлый раз собирался выжечь мне глаз, – начал Дойль слегка неуверенно, – то я хочу сначала выпить две кружки пива. По крайней мере две, но можно и больше. Кстати, приятель, у тебя ведь имеется куча золотых, так почему бы тебе не угостить меня пивом по случаю удачного окончания охоты?
За спиной царило гробовое молчание. Дойль уже начинал нервничать, но после секундной паузы цыган сказал:
– А неплохая мысль. Пошли. Они вошли внутрь и прошли через комнату с высоким потолком, где находился бар, поднялись на две ступеньки и остановились в маленьком зальчике, где на чистом деревянном полу было расставлено множество столов. Цыган выкатил свои черные глазищи, указывая на столик в углу зала. Дойль кивнул, пересек зал и уселся. На столе уютно горела свеча. Озябший и измученный Дойль протянул руки и долго держал их над пламенем свечи, пытаясь согреться и хоть немного успокоиться.
Вскоре появилась миловидная служаночка и приняла заказ: пиво для Дойля и вино для цыгана.
– Они называют меня Окаянный Ричард, – начал беседу удачливый охотник, только что поймавший очередную жертву и, по всей видимости, испытывающий некоторое удовлетворение от мастерски выполненного приказа.
– Очень прият… то есть нет, вовсе нет… Что же тут приятного? Уф, совсем запутался. Ну ладно, я – Брендан Дойль.
– А это мой друг, – сказал цыган, вытаскивая из кармана вырезанную из дерева обезьянку. В ту ночь, неделю назад, Дойль уже видел обезьянку. – Обезьяна, познакомься – это Дойль. Тот самый джорджо, из-за которого так волнуется наш руа и которого он так хочет изловить. И руа будет очень нами доволен, слышишь, обезьяна? Он обязательно нас похвалит за то, что мы раздобыли для него этого Дойля. – Он одарил Дойля беззаботной улыбкой. – На этот раз мы доставим тебя в такое место, откуда твои вопли никто не услышит.
– Послушай, Ричард, – начал Дойль спокойно, но проявляя некоторую настойчивость, – что, если ты притворишься, что не поймал меня? Я могу сделать тебя очень богатым человеком. Даю слово…
Дойль успел откинуться назад на спинку стула и, кажется, как раз вовремя – кулак цыгана с быстротой захлопывающейся мышеловки остановился в дюйме от его переносицы.
– Вы, джорджо, видимо, думаете, что все ромени просто идиоты, – спокойно откомментировал происходящее Ричард.
Очень кстати принесли пиво и вино. Дойль заставил служанку подождать, пока он прикончит свою порцию пива в два долгих обжигающих глотка. И сразу потребовал принести еще пинту.
Ричард уставился на него.
– Хм, неплохо. Полагаю, никому не будет вреда, если я притащу тебя к нашим в стельку пьяным. – Он проводил удаляющуюся служанку тоскливым взглядом. – Совсем даже неплохо выпить немного холодного пива после такой беготни.
Он потягивал вино без всякого воодушевления.
– Да, оно не так уж плохо. Налей немного себе.
– Нет. Пиво – любимый напиток моей Бесси. И с тех самых пор, как она умерла, я не выпил ни капли.
Он решительно, одним глотком, разделался с содержимым стакана и передернулся. Когда служанка принесла Дойлю следующую пинту пива, он заказал еще стакан вина.
Дойль отхлебнул пива и обдумал, взвесил услышанное.
– Моя Ребекка, – сказал он бережно, – любила почти любой вид спиртного, и с тех самых пор, как она… умерла, я пью и за себя, и за нее. Да, я стараюсь пить за двоих. Как минимум за двоих.
Ричард обдумывал услышанное, сосредоточенно нахмурив брови. Некоторое время молчал, затем кивнул.
– Да, пожалуй, это то же самое, – наконец произнес он, – мы показываем, что не забыли их.
Подойдя к столу на этот раз, девушка потребовала заплатить и, получив деньги, оставила на столе кувшин и бутылку. Цыган и Дойль вдумчиво наполнили стаканы.
– За наших дорогих покойниц, – умиленно сказал Окаянный Ричард.
Дойль поднял стакан и кивнул. В наступившей тишине они, не произнося более ни слова, опустошили стаканы, словно боясь, что любое сказанное слово прозвучит неуместно и нарушит торжественность минуты. Затем опустевшие стаканы одновременно с громким стуком поставили на стол. И с торжественной размеренностью движений, не прерывая молчания, наполнили опять.
– А как давно ты потерял Бесси? – спросил Дойль осторожно.
Ричард, не торопясь, выпил добрую половину стакана, прежде чем собрался с силами ответить.
– Семнадцать лет назад, – спокойно произнес он. – Она упала с лошади близ Крофтонского леса. Она всегда прекрасно умела обращаться с лошадьми… Но тогда, ночью… за нами гнались джорджо, мы мчались во весь опор в кромешной тьме… и лошадь угодила ногой в яму. Бесси вылетела из седла и упала… и только, понимаешь, она разбила голову…
Дойль долил себе, потянулся к бутылке с вином и наполнил стакан Ричарда.
– За наших любимых и незабвенных подруг, – проговорил Дойль тихонько, с нескрываемой нежностью в голосе; он с трудом подбирал слова – в горле стоял комок горечи, и на глаза наворачивались слезы.
Они опять осушили стаканы и опять наполнили… Дойль с удивлением обнаружил, что все еще может отчетливо произносить слова, если только говорить медленно и тщательно готовиться к произнесению каждого слова – как в гольфе, тщательно примериваясь перед трудным ударом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Как бы то ни было, – продолжил доктор Ромени, вытирая лысую макушку, – Американца мы упустили. И я требую серьезнейших поисков немедленно, сегодняшней ночью. Сейчас трое из нас здесь – ты слушаешь, Ричард? Очень хорошо. Итак, трое из нас знают, как он выглядит, и каждый из нас возглавит одну из трех групп поиска. Хорребин, мобилизуй своих негодяев, и ищите в районе Сент-Мартин-лейн – собор Святого Павла. Проверяйте всех хозяев меблированных комнат; загляните во все пабы; внимательно осмотрите всех нищих. Ричард, ты возглавишь поиск на южном берегу – от Блекфрайерского моста до амбаров ниже Уоппинга. Я возьму своих портовых ребят и обшарю район юго-восточнее Святого Павла – трущобы Клэр-маркет, Тауэр, доки и район Уайтчепель. Откровенно говоря, именно там я думаю его найти. Он завел друзей с северного берега и когда мы видели его в последний раз, он направлялся к востоку от твоего района, Хорребин.
* * *
Через два часа после того, как ему пришлось спуститься с колокольни и отправиться на задание. Окаянный Ричард с трудом поднимался по ступенькам наверх. Он ступал очень осторожно, так как полагал, что деревянная обезьянка в его кармане заснула. Когда он занял свое место в оконной нише, два волшебника уже подвесились на своих веревках.
– Полагаю, – сказал шеф цыган, обращая к нему изможденное лицо, – что тебе не больше повезло в Суррейсайде, чем нам в северной части города.
– Кек, руа.
– Означает «нет», – сказал Ромени Хорребину.
* * *
Огромный камень вывалился из свода башни, и пока пятно солнечного света медленно, пядь за пядью, скользило вниз по стене, уличные торговцы на Холборн-стрит могли неотчетливо слышать, выкликая достоинства своих товаров, как два волшебника обсуждали дальнейшую стратегию. В это время обезьянка проснулась, и Окаянный Ричард бережно устроил ее за воротником рубашки и, как обычно, долго с ней о чем-то шептался.
Глава 6
На лестнице сада в ночной тишине
Тот, кого нет, повстречался мне…
Через два дня во вторник утром небо затянули хмурые тучи, и угрюмый моросящий дождь, казалось, никогда не перестанет. Но в кофейнях вокруг Королевской Биржи брокеры и аукционисты проворачивали сделки столь же энергично, как и всегда. Дойль, отупевший от голода и недосыпа, сидел в углу кофейни «Джамайка» и наблюдал, как дюжина дельцов, устроив торги, предлагали свою цену за груз табака, спасенного с какого-то корабля, умудрившегося затонуть на Темзе. Аукционные торги проводились по старинному правилу «дюйм свечи»: последнее предложение цены надо успеть сделать до того, как догорит огарок свечи. Сейчас свеча уже догорала, и участники торгов наперебой выкрикивали свою цену. Дойль сделал еще глоток тепловатого кофе, заставляя себя ограничиться только одним маленьким глотком – ведь если допить эту чашку, то придется заказать следующую, а иначе его выдворят из кофейни. На данный момент приобретение приличной одежды: коричневые брюки, сюртук, белая рубашка и черные ботинки – все ношеное, но чистое и целое – уменьшило его финансы до размеров шиллинга, а он очень хотел предложить Эшблесу чашечку кофе, когда тот наконец появится.
Плечо нестерпимо болело. Дойль уже начинал опасаться, что бренди, вылитое на повязку, недостаточно продезинфицировало рану. Я должен был просто-напросто выпить это бренди – возможно, пользы было бы больше, подумал Дойль. Глаза слезились, нос пощипывало, но казалось, его тело забыло, как надо чихать. Поторопись, Вильям, думал он. Твой биограф уже при смерти. Он огляделся по сторонам и бросил нетерпеливый взгляд на часы на стене – десять двадцать. Ну вот, ждать осталось недолго – Эшблес будет здесь через десять минут.
«По крайней мере я сейчас здесь и живой», – сказал себе Дойль, пытаясь сохранять бодрость духа. А ведь были моменты, когда казалось, что пришел мой последний час. И с ножом-то на меня нападали, и стреляли все подряд… Ну и порядки в этом проклятущем веке, нашли себе забаву – охотиться на ни в чем не повинного человека! Не говоря уже о том, что в субботу вечером меня просто чуть было не утопили в Темзе. А позже, ночью, этот старый цыган с обезьянкой гнался за мной…
Дойль улыбнулся слегка обескураженно, уткнувшись в чашку с кофе, – он припомнил столкновение с цыганом. Тогда, в субботу, он поблагодарил Джеки и тепло с ним простился – они условились встретиться на середине Лондонского моста в пятницу, ровно в полдень. Дойль был представлен главному конюху Казиака и готовился со всей ответственностью приступить к выполнению обязанностей по выгребанию навоза… и вот тут-то все и случилось… В двери вломился старый цыган и стал требовать заменить ему трех заморенных лошадей на свежих. Конюх сначала отказал, но вид полной пригоршни золотых соверенов, которые цыган настойчиво совал ему под нос, заставил его изменить принятое решение без видимого сожаления. Дойль стоял, лениво привалившись к стене, и наблюдал колоритную жанровую сценку с праздным интересом, тут-то он и узнал цыгана. Внутри все похолодело, и душа ушла в пятки. Да, сомнений не оставалось, тот же самый цыган – старый, бандитского вида, с серьгой в ухе и с обезьянкой. Дойль содрогнулся, внезапно вспомнив и пережив заново все случившееся в шатре неделю назад. Тогда мерзкий цыган стоял рядом и смотрел, как Ромени пытает его. Стараясь не привлечь к себе внимание резким движением, Дойль незаметно отступил в темноту из освещенного лампой круга и стал осторожно продвигаться к выходу. Но в тот момент, когда он уже почти добрался до входной двери, взгляд цыгана натолкнулся на Дойля, и узнавание стало взаимным. Не раздумывая ни секунды, Дойль опрометью бросился бежать по переулку и дальше к Лондонскому мосту. Но силы Дойля были уже на исходе, и он с ужасом осознал, что на этот раз ему не уйти от погони. Старый цыган оказался быстрее. Дойль слышал за спиной приближающийся топот бегущих ног – все громче и громче… Могучая рука сгребла его за воротник и швырнула на камни мостовой.
– Попробуй только произнести первое слово любого заклинания, ты, пес Бенга, и я размозжу твою дурацкую башку о мостовую, – проговорил цыган, склонясь над ним. Он был совершенно спокоен и даже почти не запыхался.
– Господи Иисусе, – прошептал Дойль, с трудом переводя дыхание, – и почему только твои люди не могут оставить меня в покое? О, если бы я знал заклинания… Да неужели же ты думаешь, что я стал бы убегать от тебя, если б знал хотя бы одно малюсенькое заклинаньице! Черт возьми, конечно, нет! Я бы сразу наколдовал крылатую колесницу и преспокойно унесся на ней в небеса. Или сотворил бы что-нибудь другое в этом роде, столь же впечатляющее, и не выбивался бы из последних сил, играя тут с тобой в салочки! А, придумал! Знаешь, что бы я учинил, если бы умел колдовать? Я просто-напросто превратил бы тебя в катышек конского навоза, чтобы иметь удовольствие сгрести тебя в тележку с отбросами.
К немалому удивлению Дойля, цыган беззлобно усмехнулся:
– Ты только послушай, обезьяна! Этот парень хочет превратить нас в лошадиный навоз. Все остальные маги поступают как раз наоборот – пытаются превратить навоз в золото!
Он подхватил ослабевшего Дойля и поднял его на ноги.
– А теперь пошли, Бенго. Наш главный давно хочет потолковать с тобой.
На шум потасовки из задней двери вышли двое и стали что-то сердито кричать. Цыган поспешил утащить Дойля подальше от этого места, он пошел по улице, удаляясь от реки, свернул направо, и таким образом оказалось, что они опять подходят к парадному входу в заведение Казиака. Дойль послушно шел впереди.
Они миновали открытую дверь паба через два строения дальше по улице, и Дойль остановился.
– Если уж ты непременно собрался доставить меня к тому полоумному лысому старику, который в прошлый раз собирался выжечь мне глаз, – начал Дойль слегка неуверенно, – то я хочу сначала выпить две кружки пива. По крайней мере две, но можно и больше. Кстати, приятель, у тебя ведь имеется куча золотых, так почему бы тебе не угостить меня пивом по случаю удачного окончания охоты?
За спиной царило гробовое молчание. Дойль уже начинал нервничать, но после секундной паузы цыган сказал:
– А неплохая мысль. Пошли. Они вошли внутрь и прошли через комнату с высоким потолком, где находился бар, поднялись на две ступеньки и остановились в маленьком зальчике, где на чистом деревянном полу было расставлено множество столов. Цыган выкатил свои черные глазищи, указывая на столик в углу зала. Дойль кивнул, пересек зал и уселся. На столе уютно горела свеча. Озябший и измученный Дойль протянул руки и долго держал их над пламенем свечи, пытаясь согреться и хоть немного успокоиться.
Вскоре появилась миловидная служаночка и приняла заказ: пиво для Дойля и вино для цыгана.
– Они называют меня Окаянный Ричард, – начал беседу удачливый охотник, только что поймавший очередную жертву и, по всей видимости, испытывающий некоторое удовлетворение от мастерски выполненного приказа.
– Очень прият… то есть нет, вовсе нет… Что же тут приятного? Уф, совсем запутался. Ну ладно, я – Брендан Дойль.
– А это мой друг, – сказал цыган, вытаскивая из кармана вырезанную из дерева обезьянку. В ту ночь, неделю назад, Дойль уже видел обезьянку. – Обезьяна, познакомься – это Дойль. Тот самый джорджо, из-за которого так волнуется наш руа и которого он так хочет изловить. И руа будет очень нами доволен, слышишь, обезьяна? Он обязательно нас похвалит за то, что мы раздобыли для него этого Дойля. – Он одарил Дойля беззаботной улыбкой. – На этот раз мы доставим тебя в такое место, откуда твои вопли никто не услышит.
– Послушай, Ричард, – начал Дойль спокойно, но проявляя некоторую настойчивость, – что, если ты притворишься, что не поймал меня? Я могу сделать тебя очень богатым человеком. Даю слово…
Дойль успел откинуться назад на спинку стула и, кажется, как раз вовремя – кулак цыгана с быстротой захлопывающейся мышеловки остановился в дюйме от его переносицы.
– Вы, джорджо, видимо, думаете, что все ромени просто идиоты, – спокойно откомментировал происходящее Ричард.
Очень кстати принесли пиво и вино. Дойль заставил служанку подождать, пока он прикончит свою порцию пива в два долгих обжигающих глотка. И сразу потребовал принести еще пинту.
Ричард уставился на него.
– Хм, неплохо. Полагаю, никому не будет вреда, если я притащу тебя к нашим в стельку пьяным. – Он проводил удаляющуюся служанку тоскливым взглядом. – Совсем даже неплохо выпить немного холодного пива после такой беготни.
Он потягивал вино без всякого воодушевления.
– Да, оно не так уж плохо. Налей немного себе.
– Нет. Пиво – любимый напиток моей Бесси. И с тех самых пор, как она умерла, я не выпил ни капли.
Он решительно, одним глотком, разделался с содержимым стакана и передернулся. Когда служанка принесла Дойлю следующую пинту пива, он заказал еще стакан вина.
Дойль отхлебнул пива и обдумал, взвесил услышанное.
– Моя Ребекка, – сказал он бережно, – любила почти любой вид спиртного, и с тех самых пор, как она… умерла, я пью и за себя, и за нее. Да, я стараюсь пить за двоих. Как минимум за двоих.
Ричард обдумывал услышанное, сосредоточенно нахмурив брови. Некоторое время молчал, затем кивнул.
– Да, пожалуй, это то же самое, – наконец произнес он, – мы показываем, что не забыли их.
Подойдя к столу на этот раз, девушка потребовала заплатить и, получив деньги, оставила на столе кувшин и бутылку. Цыган и Дойль вдумчиво наполнили стаканы.
– За наших дорогих покойниц, – умиленно сказал Окаянный Ричард.
Дойль поднял стакан и кивнул. В наступившей тишине они, не произнося более ни слова, опустошили стаканы, словно боясь, что любое сказанное слово прозвучит неуместно и нарушит торжественность минуты. Затем опустевшие стаканы одновременно с громким стуком поставили на стол. И с торжественной размеренностью движений, не прерывая молчания, наполнили опять.
– А как давно ты потерял Бесси? – спросил Дойль осторожно.
Ричард, не торопясь, выпил добрую половину стакана, прежде чем собрался с силами ответить.
– Семнадцать лет назад, – спокойно произнес он. – Она упала с лошади близ Крофтонского леса. Она всегда прекрасно умела обращаться с лошадьми… Но тогда, ночью… за нами гнались джорджо, мы мчались во весь опор в кромешной тьме… и лошадь угодила ногой в яму. Бесси вылетела из седла и упала… и только, понимаешь, она разбила голову…
Дойль долил себе, потянулся к бутылке с вином и наполнил стакан Ричарда.
– За наших любимых и незабвенных подруг, – проговорил Дойль тихонько, с нескрываемой нежностью в голосе; он с трудом подбирал слова – в горле стоял комок горечи, и на глаза наворачивались слезы.
Они опять осушили стаканы и опять наполнили… Дойль с удивлением обнаружил, что все еще может отчетливо произносить слова, если только говорить медленно и тщательно готовиться к произнесению каждого слова – как в гольфе, тщательно примериваясь перед трудным ударом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66