), высшая сила не могла вести себя таким образом.
Но это так, уже анализ происшедшего. А сами факты я изложил и с удовольствием могу сказать читателю: Валентина Сергеевна процветает, обижать ее перестали, и пока в Балахтоне не происходит ничего, выходящего за рамки обыденного.
Глава 5
ПЛЯШУЩИЙ ДИВАН
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Б.Л. Пастернак
Эту историю я слышал, занимаясь делом более чем прозаическим: участвуя в выборах главы района Красноярского края в одном маленьком (по сибирским масштабам) районе. Уезжал я туда ночью и возвращался тоже ночью, в пургу – прямо некоторый мрачный стиль.
Свернули от Галанино на запад, и тут же пришлось пережидать: метель крутит, несет снег прямо в лобовое стекло. В ровной белой пелене исчезает не только низкое небо, горизонт, но и ближайшие предметы: стволы огромных сосен, пышные ветки, сугробы. Нет ничего, кроме пелены, везде одинаковой, белой…
Шофер притормаживает – все равно толком не видишь, куда ехать, пережидает порыв. Ветра не чувствуешь в машине; видишь не ветер, а летящий снег, впечатление такое, что снег вдруг неизвестно почему ложится, его пелена становится все ниже. Из летящего снега опять выступают сосны, почти цепляющие сосны тучи, а ниже все равно белая мгла.
Вот снег опадает совсем, и опять можно двигаться осторожно ехать между белыми сугробами, под покрытыми снегом сосновыми лапами, и метель опять несет снег – уже над нами, над сугробами, между сосновых стволов.
«Зеленая тьма» – так назвал свою повесть Николай Тихонов. В ней главным героем был тропический лес. Тут царит белая тьма; можно любить, можно не любить эти северные леса, можно к ним быть равнодушным, но они именно таковы, и ничего тут нельзя поделать.
Машина выезжает в чистое поле, дрожат огоньки в стороне, а метель кружит по полю, гонит снег столбами, набегающими волнами, крутящимися вихрями.
Потом мне покажут местную газету «Заря», и я с ощущением некоторой жути прочитаю о деревнях, которые оказались полностью отрезанными от всего остального мира, – метель занесла дороги, пройти и проехать невозможно, даже на самых проходимых автомобилях.
Другая статья в газете «Заря» за 13 января 2001 года так и называется – «В экстремальном режиме»; смысл статьи очень простой – начальство делает все, что может, и оно не виновато, если где-то лопаются провода и останавливаются котельные. Это все морозы, к ним и нужно предъявлять претензии. А руководство района вполне может и не знать, что в Сибири иногда бывает холодно. Ну подумаешь, что такое наша зима? Ну всего-то девять месяцев в году, можно ее и не заметить…
Но если село отрезано от всего мира, то зимы и правда лучше всего не замечать, и если что-то приключилось, действовать по обстоятельствам – или затопить печь, вытянуть к ней ноги и ждать, пока все само кончится. А можно сразу попрощаться с близкими людьми и приготовиться к общению с Создателем. Атеистам, правда, сложнее, раз по их вере все тут и кончается…
Но мы по дороге в этот район зиму почему-то сразу заметили, и из теплой машины наблюдать ее было даже интересно. Только вот мелькала еще такая мысль, что если, не дай бог, двигатель возьмет и заглохнет, в десятках километров от ближайшего села нам может стать очень неуютно… Даже если не 50 градусов на улице, а всего-навсего 15.
Но красиво! Все-таки красиво, интересно, и так, в белой тьме, в крутящихся столбах метели, въехали мы в село – центр этого района.
Историки спорят о точных сроках основания села Пировское. То ли в 1668, то ли в 1664, то ли даже в 1640 году купец Пиров построил тут Новомангазейскую слободу – специально чтобы кормить Мангазею. Новомангазейская слобода скоро стала называться Пировской слободой, а для защиты слободы, кормившей хлебушком русский Север, в тот же год основали острог Бельский.
В 1673 году кыргызы осадили Бельский острог, пытались взять его штурмом. Как ни странно, им совсем не нравились русские и не нравилось, что они берут ясак с их данников и распахивают землю, которую многие поколения племени аринов считали своей. Как и следовало ожидать, туземцы действовали неудачно: отвага первобытных людей оказалась бессмысленной против ружей и пушек, и все больше русских деревень то ли украшали, то ли портили (по мнению кыргызов) эту суровую землю.
Еще в районе при Советской власти очень гордились, что именно тут, в селе Бельском, отбывал ссылку знаменитый революционер Михаил Васильевич Петрашевский. Тот самый, который в 1846–1849 собрал кружок петербургской интеллигенции, в которую входил, помимо многих прочих, и Ф.М. Достоевский. Петрашевский пытался привлечь в кружок и представителей, так сказать, трудового народа, но они по доброй воле не шли; и тогда Петрашевский стал платить дворникам по полтиннику в час, лишь бы они сидели на собраниях и слушали.
По делу Петрашевского проходило ни много ни мало 123 человека, из которых 21 был приговорен к расстрелу, замененному разными сроками каторги или солдатчиной в разных линейных полках. Все они были амнистированы Александром II, кроме М.В. Петрашевского, и именно в селе Бельском 7 января 1866 года прервалась его жизнь. При Советской власти писали о Петрашевском очень сочувственно и очень возвышенно, особенно о высоте его идей и мудрости и глубине убеждений и его страдании за народ. Что эти страдания за народ и тяготы ссылки сократили его жизнь, говорилось вполне откровенно – ведь в 1866 году Михаилу Васильевичу должно было исполниться всего 45 лет…
Вот чего не договаривали при Советской власти, так это того, что Петрашевский не скончался от тоски и страданий за народ, не умер в героической позе, проклиная царских сатрапов, – ничего подобного! Петрашевский угорел в баньке, причем угорел по пьяному делу, и еще сравнительно недавно в Бельском доживали свой век старики, которые помнили эту историю, – просто потому, что им рассказывали ее их отцы и деды.
Может быть, потому и отношение к Петрашевскому было в Бельском несколько смутным. Хоть и поставили там власти памятник, но ни сделать в селе музея, ни переименовать Бельское в Петрашевское никому в голову не пришло. Да и у памятника быстро оторвали нос, и так он до сих пор стоит, безносый.
В этом районе, осененном памятью запойного неосторожного Петрашевского, сегодня живет чуть больше 10 500 человек. Из них в районном центре живет 3 500, и уж, конечно, даже здесь на виду каждый человек, а уж тем более каждый яркий и заметный. Остальные живут в 34 деревнях и селах, от 1 500 во втором по размерам поселке и до деревушек, где осталось всего несколько доживающих свой век стариков.
Как здесь живут?
Чем живут? Живут и за счет тайги, за счет реки…
На другой день заходим во двор к одному человеку:
– Хозяин дома?
– Нет, – отвечает хозяйка, – он вечером будет.
– Ясное дело, не будет его сегодня, – комментирует местный житель, – метет!
– Ну и что, что метет? – наивно спрашиваю я. И тут физиономия местного жителя приобретает лукавое и вместе с тем «понимающее» выражение. Так иногда ухмыляется любитель выпить, когда заходит речь о самогонке и прочих соблазнительных спиртосодержащих веществах. Но тут речь никак не о выпивке…
– Когда ветер, когда тайга шумит, лось не слышит ничего…
Заходим второй раз, уже вечером, хозяин в сараюшке рубит мясо. Вот огромная передняя нога, грудина в тазу – все густо облепленное снегом, явно привезенное из леса.
– Это я говядину решил подрубить, на суп…
Ври, хозяин, ври, все равно мы не охотинспекция, мы тебя не сдадим никому. Мы не Чубайс и не Гайдар, нам совершенно не нужно, чтобы твоя семья сидела голодная.
А в тайге метет, февраль – месяц метелей, и многие люди пойдут в этом месяце… нарубить себе еще говядины. Удачи им! Ведь давно сложена «веселая» поговорка: «Встретил медведя – готовь постель, встретил лося – готовь могилу». Потому что лось мало похож на домашнюю корову: огромный сильный зверь, с рогами и пудовыми копытами. А люди вот берут лосей и мясом их кормят себя и семьи… Уважаю!
Между прочим, три года назад один житель района погиб возле собственной избушки… Или, вернее, погиб-то он не возле самой избушки, погиб он уже дома… В общем, дело было так: пошел в феврале месяце человек… нарубить говядины. Рубил несколько дней, нарубил, стащил мясо в избушку, назавтра думал уезжать домой. Тут из-за избушки вывернулся медведь-шатун. Это вообще самое страшное, что бывает в тайге, – медведь, который по какой-то причине не лег в берлогу или которого выгнали из берлоги. Ходит такой зверь неприкаянный, смертельно голодный и от голода очень смелый, бросается на кого угодно и на что угодно.
Этот шатун вывернулся из-за избушки, рявкнул, двинул лапой по голове хозяина избушки и запасов «говядины». Опытные люди знают, что драка чаще всего начинается и кончается первым же сильным ударом, а охота – первым точным выстрелом. Американские кинодраки, в которых главный герой и главный злодей молотят друг друга минут пятнадцать без всяких последствий, – совершеннейшая чепуха, в реальной жизни так не бывает. Так вот и здесь – хозяин избушки сразу же прилег и потерял сознание, и мишка уже начал использовать его в качестве говядины.
Так бы и использовал, наверное, если бы не собака. Сорвалась она с привязи, вцепилась медведю в «штаны» и держит его, не дает хозяина съесть. Ну, и постепенно уводит его, уводит все дальше и дальше от лежащего.
Человек очнулся – нет ни собаки, ни медведя. Сел за руль своей машины-«рафика», сумел доехать до районного центра. Ехал по заметенной снегами дороге, восемьдесят километров! Причем ехал с пробитым черепом и с пожеванной медведем правой рукой – зверь почему-то начал трапезу с руки. Так и доехал до районной больницы, заехал в ограду…
Поставили человеку металлическую пластинку на череп, поздравили, на всякий случай подержали после операции сутки в больнице. И выписали, радуясь спасению хорошего человека. Но как же может быть хороший человек без баньки?! Никак не может. Едва успел незадачливый охотник выйти из палаты, тут же пошел топить баньку. Даже за своей «говядиной» не поехал, пока ее всю не сожрал медведь!
Ну, и на этой-то баньке, как нетрудно догадаться окончился его жизненный путь. Жаль человека, но ведь надо же и думать иногда…
Еще живут в районе сельским хозяйством, вестимо, но в наше время сельское хозяйство совсем не таково, как в патриархальные времена купца Пирова. Чтобы произвести много хлеба и мяса, слишком много нужно купить такого, что не растет на грядке или в поле, – например, горюче-смазочных материалов, пресловутой «горючки», по которой и разворачиваются основные хозяйственные страсти.
Да и пахать, сеять, убирать урожай уже приходится не на лошади. А техника старенькая, материальная часть совхозов и колхозов разворована, вечно чего-то не хватает.
Еще недавно существовало в Пировском районное техническое предприятие (РТП), то есть собственная ремонтная база, местный Агропромснаб. Ну, и было это РТП за последние годы разворовано, разрушено так, что теперь починить топливный насос или отшлифовать коленчатый вал можно только в Лесосибирске – это ближе всего. Мало того, что надо заплатить за работу 450–500 рублей, так ведь надо еще и ехать за 150 километров, то есть опять же жечь «горючку», платить шоферу и терпеть амортизацию машины. Золотой выходит коленвал…
Как здесь делаются деньги?
Казалось бы, какой смысл в политической борьбе за эти глухие уголки? А смысл-то очень даже есть. Это не Газпром, конечно, и не Красноярский алюминиевый завод, но и в самом глухом, самом диком районе есть свои источники наживы – особенно если вы имеете рычаги власти.
Делать деньги можно практически на всем – если, конечно, иметь эти самые рычаги и не иметь остатков совести.
Не первый год совхозы и колхозы покупают «горючку» за счет «лесных» денег – то есть за счет проданной древесины. Я уже не говорю, что земля устала, что необходимы удобрения, а купить их можно только все за те же «лесные» денежки. Но даже горючее для посевной, для сбора урожая можно купить только так.
Неужели нельзя никак иначе?! Неужели сельское хозяйство не может содержать само себя? Может, конечно, но для этого надо что-то делать, решать какие-то вопросы совсем иначе, чем это делается в районе. Пока же за лесные делянки ведется настоящая война, и районная власть почему-то вовсе не считает важным обеспечить удобными делянками своих – тех, кто ведет сельское хозяйство на территории района. Казалось бы – раз лес нужен для обеспечения районного же производства зерна и мяса, должен быть приоритет у местных заготовителей! Да и вообще – у местных предпринимателей.
Но тут у властей какая-то совсем другая логика: как раз свои, районные, с трудом добиваются отведения делянок и получают неудобные, далеко расположенные участки. Некоторые жители района жаловались – мол, нам швыряют эти участки, словно милостыню!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Но это так, уже анализ происшедшего. А сами факты я изложил и с удовольствием могу сказать читателю: Валентина Сергеевна процветает, обижать ее перестали, и пока в Балахтоне не происходит ничего, выходящего за рамки обыденного.
Глава 5
ПЛЯШУЩИЙ ДИВАН
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Б.Л. Пастернак
Эту историю я слышал, занимаясь делом более чем прозаическим: участвуя в выборах главы района Красноярского края в одном маленьком (по сибирским масштабам) районе. Уезжал я туда ночью и возвращался тоже ночью, в пургу – прямо некоторый мрачный стиль.
Свернули от Галанино на запад, и тут же пришлось пережидать: метель крутит, несет снег прямо в лобовое стекло. В ровной белой пелене исчезает не только низкое небо, горизонт, но и ближайшие предметы: стволы огромных сосен, пышные ветки, сугробы. Нет ничего, кроме пелены, везде одинаковой, белой…
Шофер притормаживает – все равно толком не видишь, куда ехать, пережидает порыв. Ветра не чувствуешь в машине; видишь не ветер, а летящий снег, впечатление такое, что снег вдруг неизвестно почему ложится, его пелена становится все ниже. Из летящего снега опять выступают сосны, почти цепляющие сосны тучи, а ниже все равно белая мгла.
Вот снег опадает совсем, и опять можно двигаться осторожно ехать между белыми сугробами, под покрытыми снегом сосновыми лапами, и метель опять несет снег – уже над нами, над сугробами, между сосновых стволов.
«Зеленая тьма» – так назвал свою повесть Николай Тихонов. В ней главным героем был тропический лес. Тут царит белая тьма; можно любить, можно не любить эти северные леса, можно к ним быть равнодушным, но они именно таковы, и ничего тут нельзя поделать.
Машина выезжает в чистое поле, дрожат огоньки в стороне, а метель кружит по полю, гонит снег столбами, набегающими волнами, крутящимися вихрями.
Потом мне покажут местную газету «Заря», и я с ощущением некоторой жути прочитаю о деревнях, которые оказались полностью отрезанными от всего остального мира, – метель занесла дороги, пройти и проехать невозможно, даже на самых проходимых автомобилях.
Другая статья в газете «Заря» за 13 января 2001 года так и называется – «В экстремальном режиме»; смысл статьи очень простой – начальство делает все, что может, и оно не виновато, если где-то лопаются провода и останавливаются котельные. Это все морозы, к ним и нужно предъявлять претензии. А руководство района вполне может и не знать, что в Сибири иногда бывает холодно. Ну подумаешь, что такое наша зима? Ну всего-то девять месяцев в году, можно ее и не заметить…
Но если село отрезано от всего мира, то зимы и правда лучше всего не замечать, и если что-то приключилось, действовать по обстоятельствам – или затопить печь, вытянуть к ней ноги и ждать, пока все само кончится. А можно сразу попрощаться с близкими людьми и приготовиться к общению с Создателем. Атеистам, правда, сложнее, раз по их вере все тут и кончается…
Но мы по дороге в этот район зиму почему-то сразу заметили, и из теплой машины наблюдать ее было даже интересно. Только вот мелькала еще такая мысль, что если, не дай бог, двигатель возьмет и заглохнет, в десятках километров от ближайшего села нам может стать очень неуютно… Даже если не 50 градусов на улице, а всего-навсего 15.
Но красиво! Все-таки красиво, интересно, и так, в белой тьме, в крутящихся столбах метели, въехали мы в село – центр этого района.
Историки спорят о точных сроках основания села Пировское. То ли в 1668, то ли в 1664, то ли даже в 1640 году купец Пиров построил тут Новомангазейскую слободу – специально чтобы кормить Мангазею. Новомангазейская слобода скоро стала называться Пировской слободой, а для защиты слободы, кормившей хлебушком русский Север, в тот же год основали острог Бельский.
В 1673 году кыргызы осадили Бельский острог, пытались взять его штурмом. Как ни странно, им совсем не нравились русские и не нравилось, что они берут ясак с их данников и распахивают землю, которую многие поколения племени аринов считали своей. Как и следовало ожидать, туземцы действовали неудачно: отвага первобытных людей оказалась бессмысленной против ружей и пушек, и все больше русских деревень то ли украшали, то ли портили (по мнению кыргызов) эту суровую землю.
Еще в районе при Советской власти очень гордились, что именно тут, в селе Бельском, отбывал ссылку знаменитый революционер Михаил Васильевич Петрашевский. Тот самый, который в 1846–1849 собрал кружок петербургской интеллигенции, в которую входил, помимо многих прочих, и Ф.М. Достоевский. Петрашевский пытался привлечь в кружок и представителей, так сказать, трудового народа, но они по доброй воле не шли; и тогда Петрашевский стал платить дворникам по полтиннику в час, лишь бы они сидели на собраниях и слушали.
По делу Петрашевского проходило ни много ни мало 123 человека, из которых 21 был приговорен к расстрелу, замененному разными сроками каторги или солдатчиной в разных линейных полках. Все они были амнистированы Александром II, кроме М.В. Петрашевского, и именно в селе Бельском 7 января 1866 года прервалась его жизнь. При Советской власти писали о Петрашевском очень сочувственно и очень возвышенно, особенно о высоте его идей и мудрости и глубине убеждений и его страдании за народ. Что эти страдания за народ и тяготы ссылки сократили его жизнь, говорилось вполне откровенно – ведь в 1866 году Михаилу Васильевичу должно было исполниться всего 45 лет…
Вот чего не договаривали при Советской власти, так это того, что Петрашевский не скончался от тоски и страданий за народ, не умер в героической позе, проклиная царских сатрапов, – ничего подобного! Петрашевский угорел в баньке, причем угорел по пьяному делу, и еще сравнительно недавно в Бельском доживали свой век старики, которые помнили эту историю, – просто потому, что им рассказывали ее их отцы и деды.
Может быть, потому и отношение к Петрашевскому было в Бельском несколько смутным. Хоть и поставили там власти памятник, но ни сделать в селе музея, ни переименовать Бельское в Петрашевское никому в голову не пришло. Да и у памятника быстро оторвали нос, и так он до сих пор стоит, безносый.
В этом районе, осененном памятью запойного неосторожного Петрашевского, сегодня живет чуть больше 10 500 человек. Из них в районном центре живет 3 500, и уж, конечно, даже здесь на виду каждый человек, а уж тем более каждый яркий и заметный. Остальные живут в 34 деревнях и селах, от 1 500 во втором по размерам поселке и до деревушек, где осталось всего несколько доживающих свой век стариков.
Как здесь живут?
Чем живут? Живут и за счет тайги, за счет реки…
На другой день заходим во двор к одному человеку:
– Хозяин дома?
– Нет, – отвечает хозяйка, – он вечером будет.
– Ясное дело, не будет его сегодня, – комментирует местный житель, – метет!
– Ну и что, что метет? – наивно спрашиваю я. И тут физиономия местного жителя приобретает лукавое и вместе с тем «понимающее» выражение. Так иногда ухмыляется любитель выпить, когда заходит речь о самогонке и прочих соблазнительных спиртосодержащих веществах. Но тут речь никак не о выпивке…
– Когда ветер, когда тайга шумит, лось не слышит ничего…
Заходим второй раз, уже вечером, хозяин в сараюшке рубит мясо. Вот огромная передняя нога, грудина в тазу – все густо облепленное снегом, явно привезенное из леса.
– Это я говядину решил подрубить, на суп…
Ври, хозяин, ври, все равно мы не охотинспекция, мы тебя не сдадим никому. Мы не Чубайс и не Гайдар, нам совершенно не нужно, чтобы твоя семья сидела голодная.
А в тайге метет, февраль – месяц метелей, и многие люди пойдут в этом месяце… нарубить себе еще говядины. Удачи им! Ведь давно сложена «веселая» поговорка: «Встретил медведя – готовь постель, встретил лося – готовь могилу». Потому что лось мало похож на домашнюю корову: огромный сильный зверь, с рогами и пудовыми копытами. А люди вот берут лосей и мясом их кормят себя и семьи… Уважаю!
Между прочим, три года назад один житель района погиб возле собственной избушки… Или, вернее, погиб-то он не возле самой избушки, погиб он уже дома… В общем, дело было так: пошел в феврале месяце человек… нарубить говядины. Рубил несколько дней, нарубил, стащил мясо в избушку, назавтра думал уезжать домой. Тут из-за избушки вывернулся медведь-шатун. Это вообще самое страшное, что бывает в тайге, – медведь, который по какой-то причине не лег в берлогу или которого выгнали из берлоги. Ходит такой зверь неприкаянный, смертельно голодный и от голода очень смелый, бросается на кого угодно и на что угодно.
Этот шатун вывернулся из-за избушки, рявкнул, двинул лапой по голове хозяина избушки и запасов «говядины». Опытные люди знают, что драка чаще всего начинается и кончается первым же сильным ударом, а охота – первым точным выстрелом. Американские кинодраки, в которых главный герой и главный злодей молотят друг друга минут пятнадцать без всяких последствий, – совершеннейшая чепуха, в реальной жизни так не бывает. Так вот и здесь – хозяин избушки сразу же прилег и потерял сознание, и мишка уже начал использовать его в качестве говядины.
Так бы и использовал, наверное, если бы не собака. Сорвалась она с привязи, вцепилась медведю в «штаны» и держит его, не дает хозяина съесть. Ну, и постепенно уводит его, уводит все дальше и дальше от лежащего.
Человек очнулся – нет ни собаки, ни медведя. Сел за руль своей машины-«рафика», сумел доехать до районного центра. Ехал по заметенной снегами дороге, восемьдесят километров! Причем ехал с пробитым черепом и с пожеванной медведем правой рукой – зверь почему-то начал трапезу с руки. Так и доехал до районной больницы, заехал в ограду…
Поставили человеку металлическую пластинку на череп, поздравили, на всякий случай подержали после операции сутки в больнице. И выписали, радуясь спасению хорошего человека. Но как же может быть хороший человек без баньки?! Никак не может. Едва успел незадачливый охотник выйти из палаты, тут же пошел топить баньку. Даже за своей «говядиной» не поехал, пока ее всю не сожрал медведь!
Ну, и на этой-то баньке, как нетрудно догадаться окончился его жизненный путь. Жаль человека, но ведь надо же и думать иногда…
Еще живут в районе сельским хозяйством, вестимо, но в наше время сельское хозяйство совсем не таково, как в патриархальные времена купца Пирова. Чтобы произвести много хлеба и мяса, слишком много нужно купить такого, что не растет на грядке или в поле, – например, горюче-смазочных материалов, пресловутой «горючки», по которой и разворачиваются основные хозяйственные страсти.
Да и пахать, сеять, убирать урожай уже приходится не на лошади. А техника старенькая, материальная часть совхозов и колхозов разворована, вечно чего-то не хватает.
Еще недавно существовало в Пировском районное техническое предприятие (РТП), то есть собственная ремонтная база, местный Агропромснаб. Ну, и было это РТП за последние годы разворовано, разрушено так, что теперь починить топливный насос или отшлифовать коленчатый вал можно только в Лесосибирске – это ближе всего. Мало того, что надо заплатить за работу 450–500 рублей, так ведь надо еще и ехать за 150 километров, то есть опять же жечь «горючку», платить шоферу и терпеть амортизацию машины. Золотой выходит коленвал…
Как здесь делаются деньги?
Казалось бы, какой смысл в политической борьбе за эти глухие уголки? А смысл-то очень даже есть. Это не Газпром, конечно, и не Красноярский алюминиевый завод, но и в самом глухом, самом диком районе есть свои источники наживы – особенно если вы имеете рычаги власти.
Делать деньги можно практически на всем – если, конечно, иметь эти самые рычаги и не иметь остатков совести.
Не первый год совхозы и колхозы покупают «горючку» за счет «лесных» денег – то есть за счет проданной древесины. Я уже не говорю, что земля устала, что необходимы удобрения, а купить их можно только все за те же «лесные» денежки. Но даже горючее для посевной, для сбора урожая можно купить только так.
Неужели нельзя никак иначе?! Неужели сельское хозяйство не может содержать само себя? Может, конечно, но для этого надо что-то делать, решать какие-то вопросы совсем иначе, чем это делается в районе. Пока же за лесные делянки ведется настоящая война, и районная власть почему-то вовсе не считает важным обеспечить удобными делянками своих – тех, кто ведет сельское хозяйство на территории района. Казалось бы – раз лес нужен для обеспечения районного же производства зерна и мяса, должен быть приоритет у местных заготовителей! Да и вообще – у местных предпринимателей.
Но тут у властей какая-то совсем другая логика: как раз свои, районные, с трудом добиваются отведения делянок и получают неудобные, далеко расположенные участки. Некоторые жители района жаловались – мол, нам швыряют эти участки, словно милостыню!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60