Нужно нам, знаете ли, местечко, где яйца откладывать.
Хвосттрубой поднялся и стал обходить пса, описывая широкий круг.
– Да, только подумайте, – сказал он, озираясь, – сотни летучих котов… больших, маленьких… прелестная идейка, не так ли?
Он почти миновал опасность, когда Гав-Расправ издал басистое рокочущее рычание:
– Коты не летают. Не смей врать!
Мастиф с лаем прыгнул вперед, и Фритти повернулся и помчался вверх по холму. И сразу понял, что там не было ни деревьев, чтобы вскарабкаться, ни забора, чтобы спрятаться, – на вершине холма открытая лужайка.
«Что ж, – вдруг подумал он, – а с чего бы это мне беспокоиться насчет бегства? Раньше я встречал лицом к лицу куда худшие опасности, и выжил».
Он повернулся мордой к огромному мастифу, мчавшемуся на него снизу.
– Подойди, нюхатель навоза! – взвыл Хвосттрубой. – Подойди и переведайся с детищем Огнелапа!
Заливаясь лаем, Гав-Расправ подбежал, не подозревая, что окажется носом к носу с юным, азартным, царапучим котом. Его утробный лай превратился в изумленный визг, когда острые когти прошлись по его брылям.
Словно небольшой рыжий вихрь, Фритти внезапно весь оказался на Рычателе – с когтями, зубами, хриплыми воплями. Потрясенный Гав-Расправ попятился, мотая большущей головой. В ту же секунду, отведя назад уши и волоча хвост, отпрянул и Хвосттрубой.
Пока устрашенный Рычатель робко убегал, зализывая изувеченный нос, Фритти добрался до владений Мурчела. Прыгнув и уцепившись когтями, он оказался на невысокой каменной стене, а оттуда перебрался на тростниковую крышу. Стоя на краю, испустил победный клич:
– Вперед не суйся так запросто к Племени, неуклюжая зверюга!
На земле, под ним, ворчал Гав-Расправ.
– Вот сойди только, и костей от тебя не останется, кот! – с отвращением сказал он.
– Ха! – фыркнул Хвосттрубой. – Я приведу сюда армию моего Племени, размещу ее тут, и мы выщиплем тебе хвост и нахлещем тебя по отвислым брылям, чтоб ты помер со стыда! Ха!
Гав-Расправ повернулся и с тяжеловесным Достоинством потащился прочь.
Фритти мягко прошелся взад-вперед по тростнику; сердце его постепенно замедлялось до обычного своего ритма. Он чувствовал себя чудесно.
Поискал некоторое время – перегнувшись через край и морща нос – и обнаружил под стрехой открытое окно. Осторожно огляделся – нет ли Рычателя, но Гав-Расправ был на много прыжков ниже по склону: залечивал раны. Фритти прыгнул вниз, на каменную стену, потом снова вверх, на подоконник. На миг остановился, чтобы прикинуть расстояние до пола комнаты, поколебался на подоконнике – и спрыгнул.
Посреди комнаты, свернувшись в густой меховой шар, лежала Мягколапка.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Некий отшельник – не знаю кто – сказал однажды, что никакие узы не привязывают его к этой жизни и то единственное, что жаль ему покидать, – это небо.
Йошида Кенко
Казалось, она не узнает его. Он стоял перед нею с выгнутой спиной и дрожащими ногами и не мог говорить.
Мягколапка вяло приподняла голову и уставилась на него:
– Да? Что вам нужно?
– Мягколапка! – задохнулся он. – Это я! Хвосттрубой!
Глаза фелы удивленно раскрылись. Долгий миг оба безмолвствовали. Мягколапка недоумевающе тряхнула головой:
– Хвосттрубой? Мой дружочек Хвосттрубой? Это правда ты?
В мгновение ока она была на лапах, потом оба они оказались вместе, обнюхивались, терлись носами и мордами. Фритти ощущал жар ее дыхания. Вскоре комната наполнилась дремотным мурлыканьем.
Позже они лежали носом к носу, покуда Фритти рассказывал Мягколапке о своих путешествиях и приключениях. Сначала она изумлялась и превозносила его, но когда рассказ затянулся, стала подгонять, задавая вопросы.
Окончив рассказ, он отодвинулся, чтобы взглянуть на Мягколапку.
– Ты должна рассказать мне, как сюда попала! – крикнул он. – Я спускался в глубины, чтобы отыскать тебя, – а ты здесь, целая и невредимая! Что произошло?
Мягколапка вздернула подбородок:
– Правда же, с твоей стороны было очень мужественно так вот за мной пойти. И все эти ужасные существа… Я совершенно потрясена. Боюсь, моя собственная история отнюдь не столь волнующая.
– Расскажи мне ее, пожалуйста!
– Ну это, право, очень просто. Однажды – теперь кажется, что уже очень давно – Мурчел посадил меня в ящик. Знаешь, вроде ящика для спанья, но с закрытым верхом. Ну, по правде-то, он не сажал меня в ящик – на самом деле там был кусочек рыбы. Я, конечно, обожаю рыбу, иначе ни за что не вошла бы в него. Я просидела в ящике веки-вечные, но могла смотреть сквозь дырочки. Мы ехали и ехали, потом подъехали к Большой Воде. Залезли в такую штуку вроде скорлупки и поплыли через воду.
– Я плавал в скорлупке! – взволнованно вмешался Фритти. – Вот как я сюда попал!
– Конечно, – рассеянно сказала Мягколапка. – Ну вот так я и прибыла в эти места. По-моему, здесь очень, очень мило!
– Но как же насчет Рычателя? Разве у тебя никогда не бывает стычек с ним? Кажется, уж из-за него-то это место опасно для жизни?
– Из-за Гава-Расправа? – рассмеялась она. – Ох, на самом деле он всего только большой котенок. К тому же я редко выхожу. Здесь так мило и тепло… и Мурчел дает мне такую чудную еду… такую вкусную, дивную… – Она отползла.
Фритти смутился. Очевидно, Мягколапка никогда не знавала никакой опасности.
– Ты часто обо мне думаешь? – спросил он, но ответа не было. Она крепко спала.
Когда Верзила вошел в комнату и застал их лежащими рядом, Хвосттрубой сел ощетинившись. Мурчел медленно подошел, издавая низкие звуки. Фритти не удрал, и Мурчел наклонился и легонько его погладил. Хвосттрубой отскочил, но Верзила его не преследовал – только присел, протянув лапу. Фритти нерешительно двинулся к ней. Придвинувшись чуть поближе, обнюхал. Мурчелов а лапа – вот так так! – привлекательно пахла рыбой, и Фритти прикрыл глаза, сморщив от удовольствия нос.
Мурчел поставил что-то на пол возле него. Он мигом понял что. Это была миска с ужином. Хватило одного только запаха ее содержимого, чтобы Хвосттрубоева осторожность испарилась.
Пока Фритти ел, Верзила почесывал его за ухом. Фритти не возражал.
Мягколапка казалась другой. Лапы и хвост оставались неизменно изящны и грациозны, но она стала куда полнее – пухленькая и мягкая под лоснящимся мехом. Она стала и не столь энергичной, как бывала, – предпочитала спанье на солнышке беганью и прыганью; Фритти только с превеликим трудом удавалось вовлекать ее в игры.
– Ты всегда был очень прыгуч, Хвосттрубой, – сказала она однажды. Он обиделся.
Ей было приятно его видеть, она радовалась, что у нее есть собеседник, но Фритти ощущал неудовлетворенность. Мягколапка, казалось, попросту не понимала всего, через что он прошел, чтобы найти ее. Она не обращала больше ни малейшего внимания на его рассказы о чудесах Перводомья или о величии воителей.
Правда, пища была хороша. Верзила отлично кормил их и всегда был добр к Хвосттрубою, почесывая и поглаживая его и разрешая бродить сколько вздумается. Фритти не то чтобы поладил с псом Гавом-Расправом, но между ними установился непрочный мир. Фритти старался не уходить чересчур далеко от убежища.
Так проходили дни в месте, которое Огнелап назвал Вилла-он-Мар. Каждое новое солнце было чуть-чуть теплее предыдущего. Стаи перелетных крылянокненадолго останавливались на острове, пролетая к северу, и Фритти отлично охотился, хотя и редко бывал достаточно голоден для серьезной охоты. Время текло ровно, словно тихий ручей. Хвосттрубой и сам безостановочно толстел.
Однажды вечером, в разгаре весны, когда Око Мурклы было уже накануне своего следующего раскрытия, несколько Верзил приплыли в большой скорлупе через Мурряну – навестить Мурчела. В гнезде было полно Верзил, повсюду слышалось эхо их гудящих голосов. Некоторые из них попытались поиграть с Фритти.
Большие цепкие лапы подняли и стиснули его, и когда он оказался возле Верзильих лиц, то скорчился от их неприятного дыхания. Вырвался – гудящие голоса стали ревущими.
Фритти вспрыгнул на окно, но снаружи не в лучшем настроении расхаживал, неся караул, Гав-Расправ. Пробежав меж ног орущих, хватающих Верзил, Хвосттрубой отступил в комнату, где, свернувшись, спала Мягколапка.
– Мягколапка! – закричал он, расталкивая ее. – Проснись! Нам нужно отсюда уходить.
Зевнув и потянувшись, фела с любопытством поглядела на него:
– Что это ты такое говоришь, Хвосттрубой? Уходить? Почему?
– Это место не для нас. Верзилы хватают и носят нас… кормят нас и гладят… но убежать некуда!
– Ничего ты не смыслишь, – холодно сказала она. – С нами очень хорошо обращаются.
– Обращаются с нами как с котятами. Это не жизнь для охотника. С тем же успехом я мог бы никогда не покидать логова моей матери, Травяного Гнездышка.
– Ты прав, – сказала Мягколапка. – Ты прав, потому что ведешь себя как беспокойный младенец. Что ты имеешь в виду – «уходить»? С какой это стати я должна куда-то идти?
– Мы можем спрятаться в скорлупке, как я сделал раньше. Можем незаметно ускользнуть и вернуться в лес, в болото, куда угодно, – с отчаянием сказал Фритти. – Можем бежать, куда хотим. Можем завести семью.
– Ого, семью, вот как? – спросила она. – Это ты прямо сейчас и выдумал. Хватит с меня твоих лапаний и обнюхиваний, вот Плясунья Небесная свидетель. Я уже тебе говорила, что меня ничуть не интересуют такого рода вещи. Мне просто тошно глядеть, до чего смешно ты себя ведешь. Тоже мне, в лес! Листья и колючки в шерсти, да и часто целыми днями есть нечего. С и л я н а?и Мишка, и… Харар знает что еще! Нет, благодарствую.
Когда она увидела обиженное, напуганное выражение на морде Фритти, ее собственное выражение смягчилось.
– Послушай, милый Хвосттрубой, – сказала она. – Ты мой друг, и, по-моему, какой-то особенный. Думаю, ты просто расстроен. Верзилы порой могут быть шумными и устрашающими. Просто держись от них подальше, и завтра все будет тихо и спокойно, как прежде. – Она потерлась носом о его морду. – А теперь иди-ка спать. Потом увидишь, что все это было очень глупо.
Она положила голову на лапы и закрыла глаза.
Фритти сидел и смотрел.
«Почему она не понимает? – удивлялся он. – Тут что-то не то, ну прямо чувствую».
Но что же это было? Почему он чувствовал себя в ловушке, как когда-то под землей?
Мягколапка мяукнула и выпустила когти во сне.
«Я бы должен быть счастлив, – подумал он. – Ведь найти Мягколапку было моим сердечным желанием! Лорд Огнелап сказал: я обрету свое сердечное желание на Вилла-он-Мар…» Хвосттрубой медленно подошел к открытому окну и вскочил на подоконник. Сильный свет с холма над владениями бросал яркий луч на темные воды Мурряны. Воздух был теплый, полный запахов цветения.
Когда скорлупка ударилась о берег, Фритти вылез из укрытия. Выпрыгнул из скорлупки на каменистую отмель мимо ошеломленных Верзил. Стайка Мурчелов изумленно зашумела. Махнув рыжим хвостом, он взлетел по склону на залитые светом Ока луга.
Он стоял на травянистом холме и размышлял обо всем, что должен будет сделать. Шустрик ждал его в Перводомье. Он должен снова повидаться с ним. И конечно, с друзьями у Стены Сборищ. Что за истории у него в запасе! Сколько еще мест надо повидать!
И конечно, Мимолетку… Фрези Мимолетку, темную и стройную, как тень.
Прозвучала трель ночной птицы. Мир был так огромен, а ночное небо так полно мерцающего света!
Это пришло к нему как пламя, как звезда, горевшая у него в сердце и на лбу; он понял. Засмеялся и подскочил, потом снова засмеялся. Он прыгал и кружился на вершине холма, и голос его звенел от восторга.
Окончив танец, он скатился со склона и, распевая, с развевающимся хвостом, помчался в поля. Око Мурклы спокойно следило, как его яркая фигура исчезает в высокой траве.
ХВОСТТРУБОЙ или ПРИКЛЮЧЕНИЯ МОЛОДОГО КОТА
Примечания автора
За очень немногими исключениями все незнакомые слова в этой книге принадлежат к Языку Предков Племени.
Племя, как и все его теплокровные братья и сестры (да и еще кое-кто), владеет двумя языками.
Повседневный язык (переводчики для краткости иногда называют его Котоязом) Племя разделяет с большинством других млекопитающих; это – Единый Язык, сложившийся в основном из движений, запахов и состояний, при нескольких легко разгадываемых звуках и криках, придающих ему выразительность. В этой книге Единый Язык представлен в грубом переводе на английский (и в не менее грубом – на русский. – Прим. переводчиков.) В особых случаях или специфических описаниях, где Единого Языка недостаточно, употребляется Язык Предков. В этот разряд входит почти все ритуальное и, конечно же, легендарное.
В Языке Предков преобладают глаголы, хотя смысл может усиливаться и посредством строчных выделений, и курсива. Чтобы не заставлять читателя непрестанно заглядывать в словарь, многие слова Языка Предков переведены прямо внутри текста; на всякий случай, однако, в конце имеется и глоссарий.
СЛОВАРЬ ИМЕН И НАЗВАНИЙ НА ЯЗЫКЕ ПРЕДКОВ
Анемон(а)– странный кот из легенды Мышедава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Хвосттрубой поднялся и стал обходить пса, описывая широкий круг.
– Да, только подумайте, – сказал он, озираясь, – сотни летучих котов… больших, маленьких… прелестная идейка, не так ли?
Он почти миновал опасность, когда Гав-Расправ издал басистое рокочущее рычание:
– Коты не летают. Не смей врать!
Мастиф с лаем прыгнул вперед, и Фритти повернулся и помчался вверх по холму. И сразу понял, что там не было ни деревьев, чтобы вскарабкаться, ни забора, чтобы спрятаться, – на вершине холма открытая лужайка.
«Что ж, – вдруг подумал он, – а с чего бы это мне беспокоиться насчет бегства? Раньше я встречал лицом к лицу куда худшие опасности, и выжил».
Он повернулся мордой к огромному мастифу, мчавшемуся на него снизу.
– Подойди, нюхатель навоза! – взвыл Хвосттрубой. – Подойди и переведайся с детищем Огнелапа!
Заливаясь лаем, Гав-Расправ подбежал, не подозревая, что окажется носом к носу с юным, азартным, царапучим котом. Его утробный лай превратился в изумленный визг, когда острые когти прошлись по его брылям.
Словно небольшой рыжий вихрь, Фритти внезапно весь оказался на Рычателе – с когтями, зубами, хриплыми воплями. Потрясенный Гав-Расправ попятился, мотая большущей головой. В ту же секунду, отведя назад уши и волоча хвост, отпрянул и Хвосттрубой.
Пока устрашенный Рычатель робко убегал, зализывая изувеченный нос, Фритти добрался до владений Мурчела. Прыгнув и уцепившись когтями, он оказался на невысокой каменной стене, а оттуда перебрался на тростниковую крышу. Стоя на краю, испустил победный клич:
– Вперед не суйся так запросто к Племени, неуклюжая зверюга!
На земле, под ним, ворчал Гав-Расправ.
– Вот сойди только, и костей от тебя не останется, кот! – с отвращением сказал он.
– Ха! – фыркнул Хвосттрубой. – Я приведу сюда армию моего Племени, размещу ее тут, и мы выщиплем тебе хвост и нахлещем тебя по отвислым брылям, чтоб ты помер со стыда! Ха!
Гав-Расправ повернулся и с тяжеловесным Достоинством потащился прочь.
Фритти мягко прошелся взад-вперед по тростнику; сердце его постепенно замедлялось до обычного своего ритма. Он чувствовал себя чудесно.
Поискал некоторое время – перегнувшись через край и морща нос – и обнаружил под стрехой открытое окно. Осторожно огляделся – нет ли Рычателя, но Гав-Расправ был на много прыжков ниже по склону: залечивал раны. Фритти прыгнул вниз, на каменную стену, потом снова вверх, на подоконник. На миг остановился, чтобы прикинуть расстояние до пола комнаты, поколебался на подоконнике – и спрыгнул.
Посреди комнаты, свернувшись в густой меховой шар, лежала Мягколапка.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Некий отшельник – не знаю кто – сказал однажды, что никакие узы не привязывают его к этой жизни и то единственное, что жаль ему покидать, – это небо.
Йошида Кенко
Казалось, она не узнает его. Он стоял перед нею с выгнутой спиной и дрожащими ногами и не мог говорить.
Мягколапка вяло приподняла голову и уставилась на него:
– Да? Что вам нужно?
– Мягколапка! – задохнулся он. – Это я! Хвосттрубой!
Глаза фелы удивленно раскрылись. Долгий миг оба безмолвствовали. Мягколапка недоумевающе тряхнула головой:
– Хвосттрубой? Мой дружочек Хвосттрубой? Это правда ты?
В мгновение ока она была на лапах, потом оба они оказались вместе, обнюхивались, терлись носами и мордами. Фритти ощущал жар ее дыхания. Вскоре комната наполнилась дремотным мурлыканьем.
Позже они лежали носом к носу, покуда Фритти рассказывал Мягколапке о своих путешествиях и приключениях. Сначала она изумлялась и превозносила его, но когда рассказ затянулся, стала подгонять, задавая вопросы.
Окончив рассказ, он отодвинулся, чтобы взглянуть на Мягколапку.
– Ты должна рассказать мне, как сюда попала! – крикнул он. – Я спускался в глубины, чтобы отыскать тебя, – а ты здесь, целая и невредимая! Что произошло?
Мягколапка вздернула подбородок:
– Правда же, с твоей стороны было очень мужественно так вот за мной пойти. И все эти ужасные существа… Я совершенно потрясена. Боюсь, моя собственная история отнюдь не столь волнующая.
– Расскажи мне ее, пожалуйста!
– Ну это, право, очень просто. Однажды – теперь кажется, что уже очень давно – Мурчел посадил меня в ящик. Знаешь, вроде ящика для спанья, но с закрытым верхом. Ну, по правде-то, он не сажал меня в ящик – на самом деле там был кусочек рыбы. Я, конечно, обожаю рыбу, иначе ни за что не вошла бы в него. Я просидела в ящике веки-вечные, но могла смотреть сквозь дырочки. Мы ехали и ехали, потом подъехали к Большой Воде. Залезли в такую штуку вроде скорлупки и поплыли через воду.
– Я плавал в скорлупке! – взволнованно вмешался Фритти. – Вот как я сюда попал!
– Конечно, – рассеянно сказала Мягколапка. – Ну вот так я и прибыла в эти места. По-моему, здесь очень, очень мило!
– Но как же насчет Рычателя? Разве у тебя никогда не бывает стычек с ним? Кажется, уж из-за него-то это место опасно для жизни?
– Из-за Гава-Расправа? – рассмеялась она. – Ох, на самом деле он всего только большой котенок. К тому же я редко выхожу. Здесь так мило и тепло… и Мурчел дает мне такую чудную еду… такую вкусную, дивную… – Она отползла.
Фритти смутился. Очевидно, Мягколапка никогда не знавала никакой опасности.
– Ты часто обо мне думаешь? – спросил он, но ответа не было. Она крепко спала.
Когда Верзила вошел в комнату и застал их лежащими рядом, Хвосттрубой сел ощетинившись. Мурчел медленно подошел, издавая низкие звуки. Фритти не удрал, и Мурчел наклонился и легонько его погладил. Хвосттрубой отскочил, но Верзила его не преследовал – только присел, протянув лапу. Фритти нерешительно двинулся к ней. Придвинувшись чуть поближе, обнюхал. Мурчелов а лапа – вот так так! – привлекательно пахла рыбой, и Фритти прикрыл глаза, сморщив от удовольствия нос.
Мурчел поставил что-то на пол возле него. Он мигом понял что. Это была миска с ужином. Хватило одного только запаха ее содержимого, чтобы Хвосттрубоева осторожность испарилась.
Пока Фритти ел, Верзила почесывал его за ухом. Фритти не возражал.
Мягколапка казалась другой. Лапы и хвост оставались неизменно изящны и грациозны, но она стала куда полнее – пухленькая и мягкая под лоснящимся мехом. Она стала и не столь энергичной, как бывала, – предпочитала спанье на солнышке беганью и прыганью; Фритти только с превеликим трудом удавалось вовлекать ее в игры.
– Ты всегда был очень прыгуч, Хвосттрубой, – сказала она однажды. Он обиделся.
Ей было приятно его видеть, она радовалась, что у нее есть собеседник, но Фритти ощущал неудовлетворенность. Мягколапка, казалось, попросту не понимала всего, через что он прошел, чтобы найти ее. Она не обращала больше ни малейшего внимания на его рассказы о чудесах Перводомья или о величии воителей.
Правда, пища была хороша. Верзила отлично кормил их и всегда был добр к Хвосттрубою, почесывая и поглаживая его и разрешая бродить сколько вздумается. Фритти не то чтобы поладил с псом Гавом-Расправом, но между ними установился непрочный мир. Фритти старался не уходить чересчур далеко от убежища.
Так проходили дни в месте, которое Огнелап назвал Вилла-он-Мар. Каждое новое солнце было чуть-чуть теплее предыдущего. Стаи перелетных крылянокненадолго останавливались на острове, пролетая к северу, и Фритти отлично охотился, хотя и редко бывал достаточно голоден для серьезной охоты. Время текло ровно, словно тихий ручей. Хвосттрубой и сам безостановочно толстел.
Однажды вечером, в разгаре весны, когда Око Мурклы было уже накануне своего следующего раскрытия, несколько Верзил приплыли в большой скорлупе через Мурряну – навестить Мурчела. В гнезде было полно Верзил, повсюду слышалось эхо их гудящих голосов. Некоторые из них попытались поиграть с Фритти.
Большие цепкие лапы подняли и стиснули его, и когда он оказался возле Верзильих лиц, то скорчился от их неприятного дыхания. Вырвался – гудящие голоса стали ревущими.
Фритти вспрыгнул на окно, но снаружи не в лучшем настроении расхаживал, неся караул, Гав-Расправ. Пробежав меж ног орущих, хватающих Верзил, Хвосттрубой отступил в комнату, где, свернувшись, спала Мягколапка.
– Мягколапка! – закричал он, расталкивая ее. – Проснись! Нам нужно отсюда уходить.
Зевнув и потянувшись, фела с любопытством поглядела на него:
– Что это ты такое говоришь, Хвосттрубой? Уходить? Почему?
– Это место не для нас. Верзилы хватают и носят нас… кормят нас и гладят… но убежать некуда!
– Ничего ты не смыслишь, – холодно сказала она. – С нами очень хорошо обращаются.
– Обращаются с нами как с котятами. Это не жизнь для охотника. С тем же успехом я мог бы никогда не покидать логова моей матери, Травяного Гнездышка.
– Ты прав, – сказала Мягколапка. – Ты прав, потому что ведешь себя как беспокойный младенец. Что ты имеешь в виду – «уходить»? С какой это стати я должна куда-то идти?
– Мы можем спрятаться в скорлупке, как я сделал раньше. Можем незаметно ускользнуть и вернуться в лес, в болото, куда угодно, – с отчаянием сказал Фритти. – Можем бежать, куда хотим. Можем завести семью.
– Ого, семью, вот как? – спросила она. – Это ты прямо сейчас и выдумал. Хватит с меня твоих лапаний и обнюхиваний, вот Плясунья Небесная свидетель. Я уже тебе говорила, что меня ничуть не интересуют такого рода вещи. Мне просто тошно глядеть, до чего смешно ты себя ведешь. Тоже мне, в лес! Листья и колючки в шерсти, да и часто целыми днями есть нечего. С и л я н а?и Мишка, и… Харар знает что еще! Нет, благодарствую.
Когда она увидела обиженное, напуганное выражение на морде Фритти, ее собственное выражение смягчилось.
– Послушай, милый Хвосттрубой, – сказала она. – Ты мой друг, и, по-моему, какой-то особенный. Думаю, ты просто расстроен. Верзилы порой могут быть шумными и устрашающими. Просто держись от них подальше, и завтра все будет тихо и спокойно, как прежде. – Она потерлась носом о его морду. – А теперь иди-ка спать. Потом увидишь, что все это было очень глупо.
Она положила голову на лапы и закрыла глаза.
Фритти сидел и смотрел.
«Почему она не понимает? – удивлялся он. – Тут что-то не то, ну прямо чувствую».
Но что же это было? Почему он чувствовал себя в ловушке, как когда-то под землей?
Мягколапка мяукнула и выпустила когти во сне.
«Я бы должен быть счастлив, – подумал он. – Ведь найти Мягколапку было моим сердечным желанием! Лорд Огнелап сказал: я обрету свое сердечное желание на Вилла-он-Мар…» Хвосттрубой медленно подошел к открытому окну и вскочил на подоконник. Сильный свет с холма над владениями бросал яркий луч на темные воды Мурряны. Воздух был теплый, полный запахов цветения.
Когда скорлупка ударилась о берег, Фритти вылез из укрытия. Выпрыгнул из скорлупки на каменистую отмель мимо ошеломленных Верзил. Стайка Мурчелов изумленно зашумела. Махнув рыжим хвостом, он взлетел по склону на залитые светом Ока луга.
Он стоял на травянистом холме и размышлял обо всем, что должен будет сделать. Шустрик ждал его в Перводомье. Он должен снова повидаться с ним. И конечно, с друзьями у Стены Сборищ. Что за истории у него в запасе! Сколько еще мест надо повидать!
И конечно, Мимолетку… Фрези Мимолетку, темную и стройную, как тень.
Прозвучала трель ночной птицы. Мир был так огромен, а ночное небо так полно мерцающего света!
Это пришло к нему как пламя, как звезда, горевшая у него в сердце и на лбу; он понял. Засмеялся и подскочил, потом снова засмеялся. Он прыгал и кружился на вершине холма, и голос его звенел от восторга.
Окончив танец, он скатился со склона и, распевая, с развевающимся хвостом, помчался в поля. Око Мурклы спокойно следило, как его яркая фигура исчезает в высокой траве.
ХВОСТТРУБОЙ или ПРИКЛЮЧЕНИЯ МОЛОДОГО КОТА
Примечания автора
За очень немногими исключениями все незнакомые слова в этой книге принадлежат к Языку Предков Племени.
Племя, как и все его теплокровные братья и сестры (да и еще кое-кто), владеет двумя языками.
Повседневный язык (переводчики для краткости иногда называют его Котоязом) Племя разделяет с большинством других млекопитающих; это – Единый Язык, сложившийся в основном из движений, запахов и состояний, при нескольких легко разгадываемых звуках и криках, придающих ему выразительность. В этой книге Единый Язык представлен в грубом переводе на английский (и в не менее грубом – на русский. – Прим. переводчиков.) В особых случаях или специфических описаниях, где Единого Языка недостаточно, употребляется Язык Предков. В этот разряд входит почти все ритуальное и, конечно же, легендарное.
В Языке Предков преобладают глаголы, хотя смысл может усиливаться и посредством строчных выделений, и курсива. Чтобы не заставлять читателя непрестанно заглядывать в словарь, многие слова Языка Предков переведены прямо внутри текста; на всякий случай, однако, в конце имеется и глоссарий.
СЛОВАРЬ ИМЕН И НАЗВАНИЙ НА ЯЗЫКЕ ПРЕДКОВ
Анемон(а)– странный кот из легенды Мышедава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45