Наконец голод полностью одержал верх над мечтами Фритти, и он стал уделять больше внимания червякам, извивавшимся на влажной земле туннеля. После нескольких попыток изловил одного и не без труда проглотил на ходу. Мерзкое ощущение – не иметь возможности остановиться, чтобы поесть, но он опасался даже замедлить шаг: это грозило тяжелыми последствиями. Хотя дело это было малопочтенное, он почувствовал себя немножко лучше, перехватив кусочек, и как можно скорее поймал другого червяка и тоже съел. Следующего попытался передать Шусту, но котенок не обратил на червяка внимания. После нескольких бесплодных попыток придвинуть к нему свой набитый, жующий рот Фритти отступился и съел добычу сам.
Туннель пошел вверх. Немного погодя процессия вошла в небольшую подземную пещеру – не больше Двух прыжков в ширину, но с высокой кровлей. Внутри пещеры дышалось чуточку полегче, и, когда Растерзяк остановил их, Фритти был более чем счастлив просто на миг присесть, перевести дух и дать отдых измученным лапам и ступням. Он принялся устало умываться, выкусывая острые камешки и самые плотные сгустки грязи, застрявшие меж подушечками лап, дотянулся языком до раны на плече. Кровь засохла, и свалявшаяся шерсть затвердела. Рану было больно промывать. Шустрик сидел возле него неподвижно, словно парализованный; когда Фритти повернулся и стал его умывать, он беззвучно подчинился.
Растерзяк и двое других стражей вполголоса посовещались в дальнем конце пещеры. Разорвяк приблизился к пленникам и бросил возле них бесчувственное тело Грозы Тараканов. Потом по кивку Растерзяка он повернулся и через дальний ход пещеры выскользнул в туннель. Раскусяк и начальник вытянули свои длинные жилистые тела на полу земляной комнаты и уставились на пленников. Фритти, решив, что лучше всего как можно меньше их замечать, продолжал счищать грязь со шкурки Шустрика и зализал юному коту множество ранок и ссадин. Гроза Тараканов раз-другой застонал и шевельнулся, но не пришел в себя.
Наконец с той стороны, где исчез Разорвяк, донесся приглушенный вой. По приказанию Растерзяка – низкое рычание и дерганье головой – Раскусяк выскочил в туннель прежде, чем умолкло отдавшееся от известковых стен эхо. До Фритти долетели спорящие голоса Разорвяка и Раскусяка. Немного погодя оба втиснулись в пещеру, таща какую-то огромную размякшую ношу. Растерзяк поднялся и, раскорячивая лапы, рысцой подбежал полюбопытствовать, что они принесли.
– Словил его прямо там, где ветка туннеля вылазит наружу, в аккурат у стенки долины, шеф, – сказал Разорвяк с усмешкой, облизываясь. – Вы его точно засекли по запаху. Отловил его, когда он другую дорогу искал, а после с ходу поволок вниз, чтоб меня Огненным Глазом не достало. Хозяином клянусь, он круто здоровенный, разве ж нет? – После этой речи Разорвяк отвернулся и стал скромно зализывать рану на боку.
Невольно заинтересовавшись, Хвосттрубой наклонился, всматриваясь в пещерную мглу. То, что притащили два Когтестража, было каким-то животным. Измятая его фигура издала негромкий стон боли. Растерзяк поднял глаза на Фритти.
– Подойди уж поглазеть, грязная Писклюшка, – сказал он. – Не бойся, этот тебя уже не обидит.
Смех начальника словно оцарапал стены каменной комнаты. Хвосттрубой нерешительно двинулся вперед.
Лежавший на сыром камне был громадным Рычателем; кровь струилась из нескольких ран на его животе и морде. Следуя взглядом за Растерзяком, Хвосттрубой увидел, как мутные глаза собаки приоткрылись. Пес был столь же огромен, как сами Когтестражи; Фритти изумился и устрашился, узнав, что один из чудовищных котов сумел самостоятельно добыть вяку такой величины. Рычатель мигнул – тщетно пытаясь стряхнуть с глаз кровь – и захрипел от боли. Внутри у него было что-то сломано, и он умирал. Фритти вернулся в свой угол.
Разорвяк оторвался от зализывания раны и сказал Растерзяку:
– Нам ведь этим ничего давать не надо? – Он указал на Фритти и Шустрика. – Верно, начальничек?
Растерзяк взглянул на обоих – настороженного нервного Фритти и обессиленного молчаливого Шустрика.
– Нам надо только живьем доставить их в Закот. Мы не разделим с ними наше скромное угощение.
Сказав это, Растерзяк выпустил алые когти и нанес быстрый вспарывающий удар по брюху вяки. И хотя ужасные крики агонии еще не стихли, Когтестражи принялись за еду.
Фритти свернулся вокруг Шустрика и постарался этих звуков не слышать.
Окончив трапезу и усыпав пол пещеры отвратительными объедками, Когтестражи заснули. По предусмотрительному указанию Растерзяка Раскусяк и Разорвяк дотащили свои раздувшиеся животы до выходов и улеглись поперек них.
Они перевернулись на спины, чтобы заснуть вверх ногами, и тем самым открыли достаточный путь к спасению.
Но все, что мог Хвосттрубой, – беспомощно лежать возле Шуста и Грозы Тараканов, покуда чудовища переваривали добычу.
Фритти понятия не имел, долго ли пролежал подле своих молчаливых спутников, слушая булькающие всхрапы охранников. Он впал в прерывистый сон и проснулся от странного звука. Сначала, еще полусонный, он вообразил, что умер и что с неба спустились стервятники, чтобы обглодать его кости. Ему казалось – он отовсюду слышит их, важно торгующихся из-за лакомых кусочков. У них были грубые, низкие и холодные голоса…
Полностью проснувшись, он и впрямь услышал жуткие звуки, наполнявшие пещеру. Это были не огромные старые стервятники. Все еще растянувшись спинах, неуклюже привалясь к мокрому камню пещерных стен, Когтестражи пели:
Настанет день,
И час настанет -
Ничто вверху
Сиять не станет.
Тогда из глубины,
Где Старцы смотрят сны,
Ползком, средь тишины,
Наш род наверх нагрянет.
Мы больше ждать
Не будем ночи
И прикрывать
От Солнца очи!
Оно умрет, друзья!
Тогда и ты, и я
Взлетим из-под гнилья -
Сражаться что есть мочи!
Умрет, умрет
Власть злого Солнца!
Оно скользнет -
С высот сорвется!
Тогда, во тьме густой,
Мы все вернем с лихвой -
И мы хотим с тобой
Лишь только смерти Солнца…
Они звучали и звучали, эти страшные поющие голоса, выстанывающие песнь о мраке, ненависти и мести – о ночном выползании в Верхний Мир, о крови на камнях и на земле и о Роде Холма, восстающем, чтобы воцариться надо всем.
Рядом с Фритти внезапно открыл глаза Гроза Тараканов. Приподнялся было, но снова лег и, покуда гудела песнь, недвижно и безмолвно слушал. Хвосттрубой видел, как он измученно, болезненно тряхнул головой и снова закрыл глаза. Казалось, песне Когтестражей не будет конца. И через некоторое время Хвосттрубой снова провалился в тягостный, каменно-тяжелый сон.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Где сумрак запад обволок,
Воздвигла Смерть себе чертог.
Там странный город виден взглядам…
Эдгар Аллан По
После пещеры в туннелях показалось теплее. Фритти знал, что снаружи зима – град, мокрый снег. Здесь, глубоко в земле – а насколько глубоко, у Фритти не было способа дознаться, – воздух как бы густел от жары и сырости.
Гроза Тараканов теперь был на ногах и двигался. Он что-то тихонько бубнил про себя, но по-другому – не показывая охранникам и признака сопротивления. Разорвяк, чья морда еще не совсем зажила после удара, полученного от Грозы Тараканов, находил огромное удовольствие, изводя старого кота, который увертливо сопротивлялся всем попыткам стража взбесить его.
Хвосттрубой, тащившийся на свинцовых ногах, снова стал ощущать пульсацию Холма. Здесь, под землей, ощущение стало иным, сотрясение глубже проникало в кости и нервы. Пульс Холма казался ниже и устойчивее – всепоглощающий, но, как ни странно, более естественный. Хвосттрубой понял: они приближаются к цели.
– Ну, чувствуешь, чувствуешь, а?
Фритти подпрыгнул от грубого окрика. Растерзяк шел вплотную за ним, наблюдая; неприятные желтые глаза следили за каждым его движением.
– Вижу, ты начинаешь слышать песню Закота. Да ты у нас страх какой чувствительный клоп! Ты, меченная звездочкой мордашка!
Начальник придвинулся к Фритти. Его громоздкая мускулистая тень смутно нависла над Фритти, пугая его и затрудняя ответ.
– Я… я что-то слышу, – запинаясь, сказал он. – Я это и раньше слышал… наверху.
– Ого, – покосился на него Растерзяк. – Да ты у нас смышленый малый! Не беспокойся… там, куда мы идем, найдется кое-кто из Рода, кто уделит достаточно внимания проворному котишке вроде тебя, – может, даже больше, чем тебе понравится.
С холодной суровой усмешкой, обнажившей несколько зубов, начальник Когтестражей отодвинулся и снова пошел следом за Фритти. Шкура вокруг усов молодого кота зудела и подергивалась. Он вовсе не хотел, чтобы что-либо или кто-либо еще больше им заинтересовался. И поспешил догнать Грозу Тараканов и Шустрика. Земля содрогалась.
Вскоре туннель расширился. Теперь примерно через каждую сотню прыжков группа проходила мимо ответвлений туннеля или пещер – мимо чего именно, трудно сказать, поскольку то были только темные дыры в стене основного хода. Воздух продолжал теплеть, и от сырой жары Фритти и его спутники чувствовали вялость. Гроза Тараканов помотал головой из стороны в сторону, словно желая сбросить какие-то путы.
– Здесь, сейчас, обратно в ямы – ни за что, ни за что… – Старый сумасшедший кот умоляюще взглянул сперва на безмолвного Шустрика, потом на Фритти, который смог лишь тряхнуть головой. – Все это бим-бом… так и режет, ну и скрежет… не могу… не могу!…
Гроза Тараканов повращал глазами и перестал бормотать. Хвосттрубой легонько толкнул головой Шустрика:
– Слышишь его, Шусти? Что ты об этом думаешь, ммм? Насторожи-ка усы, что это он? – Фритти тщетно подождал ответа, потом попробовал снова: – Что это будет за рассказ, когда мы вернемся к Стене Сборищ, а? Как по-твоему, Племя нам поверит?
Через миг Шустрик приподнял голову и горестно взглянул на Фритти.
– Где мой друг Мимолетка? – спросил он.
– Будет с нами, Шусти, даст Муркла! Клянусь моим именем хвоста – мы выберемся отсюда и найдем ее!
Котенок какое-то мгновение с растерянным видом смотрел на него, потом снова уставился в землю.
«Ушки на макушке Плясуньи Небесной! – проклинал себя Фритти. – Когда же я перестану давать обещания, которые вряд ли смогу сдержать?! Вот и еще одно, – подумал он. – Но мне нужно было сказать Шусти. У него такой вид, будто он в любой миг собирается улечься и отплыть в Дальние Поля… По крайней мере хоть выжал из него словцо-другое».
Теперь Хвосттрубой заметил, что звук в туннеле изменился. Почудилось – он различает внизу, сквозь почти бесшумную свою поступь, густой прибой голосов… кошачьих голосов, но очень далеко.
Раскусяк, ближайший страж, повернулся и прошипел:
– Мы скоро будем у себя. Да и вы у себя – хоть во всяком разе и ненадолго.
Наконец подземная тропа снова расширилась и свернула вниз. Пульсирование стало постоянным и почти знакомым, а голоса, которые Фритти уловил раньше, – громче и громче. И вот, когда уже казалось, что они скоро подойдут к их источнику, Растерзяк остановил процессию.
– Так, – сказал он, бросив тяжелый взгляд на Фритти и его товарищей, – сейчас мы войдем в Закот через ближайшие Малые Ворота. Если вы только шевельнетесь, чтоб удрать, я вас в клочки раздеру, и с удовольствием. А если все-таки решитесь попытать удачи, – тут он сощурился на Грозу Тараканов, который неловко отвел глаза, – то даже будь вы достаточно быстры и ловки, чтоб увильнуть от меня – в чем я сомневаюсь, – вам еще захочется умереть у меня в когтях, уж я вам обещаю. Когтестражи – не самые страшные из тех, кто обитает в Холме Закота.
Растерзяк повернулся к подчиненным:
– И вы двое. Запомните, никого не вмешивать – особенно Клыкостражей. Пленники остаются при нас, пока я не скажу чего другого, понятно? Дошло? Усекли?
Все последовали вниз за Растерзяком и вскоре миновали изгиб туннеля, обнаружив, что находятся в широком проходе перед воротами. В конце туннеля, вырисовываясь в неверном зелено-голубом свете, стояли два огромных Когтестража, безмолвные и ужасающие, даже крупнее, чем охранники Фритти. По каждую сторону входа, который они охраняли, на невысоких кучах взрыхленной земли лежали черепа. Череп чудовищного Рычателя с мрачными, как сама скорбь, глазницами. И череп громадного рогатого животного. Все четверо этих часовых безжалостно взглянули на Фритти и его спутников, когда они проходили между ними.
Проходя под сводом туннельной пасти в глубины Закота, Фритти испытал странное чувство. Словно в каком-то кошачьем кошмаре, стал ощущать жжение во лбу. Впрочем, как бы то ни было, ни его друзья, ни Когтестражи ничего в нем не приметили.
За порогом им предстало видение, которому суждено было навсегда остаться в памяти у Фритти.
Перед ними раскинулась бескрайняя пещера с кровлей не менее высокой, чем вершины Коренного Леса. Она была освещена голубым свечением земли, уже знакомым им по туннелям, а в придачу – слабым голубым мерцанием камней, свисавших с каменного потолка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45