Острая боль пронзила низ живота, она явственно ощущала холод металла, раздиравшего ее кишки.
Убийца навалился на нее всем телом. Пенни не удержалась и рухнула на пол.
Нож, не задев ее вытянутой руки, вновь вонзился ей в плечо, совсем рядом с шеей. Белый, весь испещренный трещинами кафель на стене покрылся брызгами крови.
Ослепленная попавшим в глаза шампунем, Пенни громко стонала, потеряв всякую надежду освободиться от вероломно вторгшегося к ней незнакомца. Сопротивляться бесполезно. Оба ножа опустились на нее одновременно. Меньший из них пропорол ее левую грудь и рассек сосок. Второй, более длинный нож, царапнув кость, вонзился в легкое. Послышался звук, напоминающий звук быстро спускающегося колеса, и через зияющее отверстие вырвалась струя дурно пахнущего воздуха.
Пенни попыталась вздохнуть, но это усилие причинило ей безумную боль. Сквозь рану в легком со свистом выходил воздух, и она стала яростно хватать воздух ртом, дабы вновь наполнить свои легкие и ослабить стремительно нараставшее давление в голове. Вздохнуть полной грудью не удавалось, и она беспомощно замахала руками, ощущая боль и ужас от сознания того, что это конец. Кровь пошла у нее ртом, от ее тошнотворного привкуса Пенни мутило, а нападавший продолжал безжалостно наносить удары.
Собрав в отчаянии последние силы, Пенни попыталась приподняться и вырвать из его рук ножи.
Но только лишний раз убедилась, что противостоять такому грозному противнику бессмысленно. Убийца легко уклонился от безнадежно вскинутых рук Пенни и с ухмылкой наблюдал, как она снова плюхнулась вниз лицом на залитый кровью пол в ванной. Пенни задыхалась, чувствуя, как кровь истекает из нее сквозь порезы и разрывы, обезобразившие ее тело. Глаза ее налились слезами, страх, казалось, парализовал ее, но, превозмогая боль, она все же шевельнула ногами и поползла. Судорожно хватая воздух открытым ртом, забывая о мучительной боли, которую доставляло ей каждое движение, Пенни все дальше отползала от ванной. Силясь закричать, она поперхнулась, и из горла хлынула рвота, смешиваясь с потоком крови.
Убийца безмолвно наблюдал за корчами девицы, прислушиваясь к ее хрипам. Когда Пенни поползла, он неторопливо, чуть ли не с умилением двинулся следом, низко склонившись над ней, — так отец сопровождает своего ребенка, который учится делать первые шаги.
Однако скоро его терпение лопнуло, он нагнулся, схватил Пенни за лодыжки и, оттащив ее назад в ванную, перевернул на спину. В положение, к которому она привыкла.
Убийца опустился на колени между ее раздвинутых ног, как будто молясь на святыню.
Затем ножи снова вонзились в ее тело.
И снова.
И снова.
Часть вторая
Ты предлагаешь мне больное воображение.
Я хочу проникнуть в твой разум.
Иудейский священник
Безумие не обязательно означает полный срыв. Оно может означать также и прорыв. Это — потенциальное освобождение и обновление, равно как и порабощение и экзистенциальная смерть.
Р.Д. Лэнг
Глава 33
Миллер не мог взять в толк, как он добрался до дома. Сидя на кухне и неотрывно глядя на чайник, ожидая, когда он закипит, Миллер не переставал удивляться, как ему удалось преодолеть ночью двадцать с лишним километров от Сохо до своего квартала. Кроме того, хотелось бы знать, кто сунул ему под череп пневматический бур, который теперь неотвязно сверлит его мозг.
Он с силой сдавил кулаками виски, как будто это могло заглушить гул в голове. Проглотил, не запивая, две таблетки аспирина, поморщившись от горечи, когда одна из таблеток на какое-то время застряла в горле.
Чайник закипел. Миллер встал, чтобы приготовить себе кофе. Руки дрожали, кофе расплескался на плите, но, словно не заметив этого, он лишь обтер дно чашки и снова сел. Небольшими глотками отпивая горячий кофе, он все же обжег язык и скривился. Выругавшись про себя, тяжело вздохнул. Часы показывали начало восьмого. Три-четыре птички щебетали на дереве за его окном, и эта их ранняя утренняя спевка действовала на нервы. Миллер закрыл глаза и снова отпил кофе. Чем лучше всего заняться, когда тебя отстраняют от работы? — спрашивал он себя. Всю ночь пьянствовать? Очень забавно. Сейчас было не время для шуток, даже над самим собой. Что же такое предпринять, чтобы унять этот гул в голове? Долго так продолжаться не может: или череп расколется, или он сойдет с ума.
Такого с ним не случалось уже многие годы. Он был настолько пьян, что не помнил, ни в котором часу вернулся, ни как вообще очутился дома. Какой инстинкт вел его и почему его «гранада» не врезалась в какое-нибудь дерево у дороги? Полный провал в памяти. Лишь какие-то отрывочные воспоминания о том, как вечером он выпил две бутылки хейг-виски и поехал в Сохо. Дальше — туман.
Казалось, будто его разум как экран компьютера, с которого шельмец стер все, что случилось этой ночью.
Фотоаппарат лежал на столе; специалист по киноэффектам взглянул на него — футляр был открыт. Циклопический глаз объектива слепо уставился на Миллера, отразив его перекошенное лицо. Картина была омерзительна. Миллер содрогнулся, встал из-за стола и взял в руки свой «Никон», отметив, что пленка полностью отснята. Где бы он ни куролесил этой ночью, размышлял он, у него осталось, по крайней мере, что-то вроде фотозаписи его похождений. Может, стоит лишь проявить пленку, и все события прошедшей ночи предстанут перед ним как на ладони? Он вспомнит, где был и что делал. Возможно, это избавит его и от мучительной тяжести в голове.
Миллер направился с аппаратом в свой рабочий кабинет.
У входной двери послышались шаги, и через мгновение в его почтовый ящик была просунута ежедневная газета. Она упала на коврик, и Миллер нагнулся, чтобы поднять ее. Он захватил ее в кабинет, включил свет и закрыл дверь.
Поставив чашку с кофе на один из верстаков, рядом с отрубленной рукой, он снова выключил свет и аккуратно извлек пленку из фотоаппарата при свете красной лампочки, висевшей над двойной раковиной. Он погрузил пленку в проявитель и стал двигать ее взад-вперед с помощью пластмассового пинцета. Ожидая, когда на пленке проступит изображение, Миллер развернул газету и пробежал глазами заголовок:
ПРОСТИТУТКА СТРАШНО ИЗУРОДОВАНА. РАЗГУЛ ТЕРРОРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Миллер быстро прочитал сообщение. При тусклом освещении видно было плохо, пришлось напрягать зрение и даже потереть левый глаз, когда он перестал фокусировать. Вверху газетной полосы была помещена фотография убитой девушки. Полиция не сообщила ее фамилии, но он сразу узнал эти длинные волосы, болезненные черты лица, болячку в углу губ.
Бог ты мой! Догадка ударила его точно обухом по голове.
Он сощурился, стараясь получше рассмотреть фотографию.
Вокруг трупа разливалось слабое, еле заметное свечение. Какой-то едва уловимый светящийся ореол.
Миллер долго и скрупулезно изучал фотографию, затем взглянул на пленку, отснятую им прошлой ночью. Вынув из проявителя, обработал ее в фиксаже и промыл в проточной воде из крана.
Он поднял к глазам полоску пленки.
Пьяная троица, кто-то скрючился рядом с машиной. Двое мужчин выходят из клуба. Женщина разговаривает со швейцаром. Другие не очень резкие кадры лондонского дна. Это не тот Лондон, в котором светло и уютно, а тот, что покрыт плесенью и гнилью, погряз в несчастьях, где происходит распад разума и тела. Взгляд Миллера задержался на одном из кадров, и вдруг пленка в его руке задрожала.
На нем была запечатлена девушка, выходящая из клуба с мужчиной. Лицо девушки было ему знакомо, и он пристальнее в него всмотрелся.
Длинные волосы. Болезненные черты лица.
Болячка в углу губ.
Он перевел взгляд с проявленной пленки на фотографию в газете — вне всякого сомнения, это одна и та же девушка. И на обоих изображениях ее фигуру окутывало едва заметное свечение. Размытое светлое пятно, чем-то напоминающее ореол над головами святых с живописных полотен. Только девушка эта была отнюдь не святой.
Миллер закрыл левый глаз и снова принялся рассматривать фотографию и пленку.
Ничего необычного в них не было.
Он закрыл правый глаз.
Вокруг фигуры появилось свечение, окутав изображение, как пеленой.
Специалист по киноэффектам отложил газету и пленку и торопливо направился к одному из своих картотечных шкафчиков. Сняв кольцеобразные скрепки, он извлек из папки два снимка. На обоих был изображен доктор Джордж Кук. И на обоих вокруг фигуры доктора можно было различить круг света.
Один и тот же ореол на фотографиях обеих жертв.
Джордж Кук.
Пенни Стил.
Оба мертвы. Оба убиты.
Оба окружены каким-то свечением.
Миллер отложил фотографии и потянулся к телефону.
Глава 34
— А никак.
Инспектор сыскной полиции Стюарт Гибсон допил остатки пива и стукнул кружкой по стойке с такой силой, что она чуть не разбилась.
— Абсолютно никак ты не сможешь получить доступ к документам по этому делу, — сказал инспектор, акцентируя каждое слово.
Миллер удивленно взглянул на своего бывшего коллегу поверх бокала, продолжая медленно потягивать виски.
— А кто узнает-то? — спросил он наконец.
— Да хотя бы я, — запротестовал Гибсон. — Черт возьми, Фрэнк, ведь ты уже давно не в штате. Комиссар съест меня с потрохами, если узнает, о чем я с тобой тут говорил.
Миллер заказал еще по порции, глядя, как инспектор закурил сигарету.
— А я думал, ты уже бросил, — сказал Миллер.
— Бросал. — Гибсон выпустил струю дыма и закашлялся. — Я давно уговариваю Чандлера бросить курить, а сам опять за это взялся, — признался инспектор. Вспомнив сослуживца, пожилой инспектор усмехнулся, и суровая складка, появившаяся было у него на лбу, разгладилась. — Чандлер не может мне простить, что я получил должность, которую, по его мнению, должен был получить он. Иногда мне кажется, что этот парень будет злорадствовать, если меня поставят к стенке по этому делу.
— Значит, вы так и не нашли никакой зацепки? — спросил Миллер больше для того, чтобы поддержать беседу.
— Ты же знаешь, как это бывает, Фрэнк. Иной раз сразу выходишь на след. А здесь с самого начала никаких улик. За месяц семь человек убиты, а мы не продвинулись ни на шаг после первой жертвы. Сегодня все утро меня донимали газетчики и телевизионщики, комиссар с меня не слезает. Хорошо хоть, что пресс-конференция — это его затея. Надо, говорит, успокоить средства массовой информации, — посетовал инспектор полиции и отпил из кружки огромный глоток пива. — Если выяснится, что пресс-конференция была уловкой, они нас затопчут... меня, во всяком случае. Я стоял перед ними и уверял, что убийца арестован, а тут новое убийство.
— Фамилия жертвы в газетах не сообщалась, — сказал Миллер. — Кто она?
— Это не подлежит разглашению, Фрэнк.
— Да ладно тебе, Стюарт, ты же не с репортером разговариваешь. Какая-то девица с панели. Все равно это — расходный материал, зачем, черт возьми, делать тайну из ее фамилии?
— А тебе что за дело? — поинтересовался Гибсон.
Миллер полез во внутренний карман куртки и извлек оттуда две фотографии. Он еще не успел положить их на стойку бара, как у инспектора от удивления округлились глаза: на одной из фотографий он узнал Пенни Стил.
— Где ты это снял? — спросил он, поднося фотографию поближе к глазам, чтобы получше рассмотреть.
— Снимал вчера вечером, не важно где и зачем.
— Ошибаешься, это может оказаться очень важно, — отметил Гибсон, подозрительно взглянув на Миллера. — А это что за тип? — ткнул он в фотографию Джорджа Кука.
Миллер рассказал все, что знал о хирурге, и снова разложил фотографии.
— Он был убит около недели назад, задавлен машиной.
— Какая здесь может быть связь с маньяком, убившем проститутку и еще шесть жертв? — недоумевал Гибсон.
Миллер попросил инспектора посмотреть на фотографии повнимательнее, не находит ли он в них чего-нибудь необычного. Тот ничего не обнаружил.
— Вокруг каждого из них есть какая-то аура, — пояснил Миллер. — Некое свечение, будто тела светятся изнутри.
Гибсон поднял брови, затем посмотрел в пустой бокал Миллера.
— И сколько ты таких наснимал? — поинтересовался он.
— Дело в том, что почему-то только я это вижу, — сказал Миллер. — На снимках вокруг них проступает светящийся контур, и оба они были убиты. По-моему, это какой-то знак. Разумеется, сами они и не подозревали, что были отмечены как жертвы.
— Ты в своем уме, Фрэнк? — воскликнул Гибсон. — Не слишком ли много ты выпил? Неужто ты и впрямь хочешь меня уверить, будто заранее знал, что этих людей убьют?
— Световые пятна на фотографиях я заметил, когда было уже слишком поздно.
Гибсон покачал головой.
— Вполне заурядные фотографии. Ничего из ряда вон выходящего.
— Я и говорю, что только мне удается увидеть какое-то свечение. Поэтому я хочу познакомиться с делами по другим жертвам, хочу убедиться в своей правоте. Мне надо взглянуть на документы, Стюарт.
— Повторяю — это невозможно. Что будет, если узнает комиссар? Он же от меня мокрое место оставит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Убийца навалился на нее всем телом. Пенни не удержалась и рухнула на пол.
Нож, не задев ее вытянутой руки, вновь вонзился ей в плечо, совсем рядом с шеей. Белый, весь испещренный трещинами кафель на стене покрылся брызгами крови.
Ослепленная попавшим в глаза шампунем, Пенни громко стонала, потеряв всякую надежду освободиться от вероломно вторгшегося к ней незнакомца. Сопротивляться бесполезно. Оба ножа опустились на нее одновременно. Меньший из них пропорол ее левую грудь и рассек сосок. Второй, более длинный нож, царапнув кость, вонзился в легкое. Послышался звук, напоминающий звук быстро спускающегося колеса, и через зияющее отверстие вырвалась струя дурно пахнущего воздуха.
Пенни попыталась вздохнуть, но это усилие причинило ей безумную боль. Сквозь рану в легком со свистом выходил воздух, и она стала яростно хватать воздух ртом, дабы вновь наполнить свои легкие и ослабить стремительно нараставшее давление в голове. Вздохнуть полной грудью не удавалось, и она беспомощно замахала руками, ощущая боль и ужас от сознания того, что это конец. Кровь пошла у нее ртом, от ее тошнотворного привкуса Пенни мутило, а нападавший продолжал безжалостно наносить удары.
Собрав в отчаянии последние силы, Пенни попыталась приподняться и вырвать из его рук ножи.
Но только лишний раз убедилась, что противостоять такому грозному противнику бессмысленно. Убийца легко уклонился от безнадежно вскинутых рук Пенни и с ухмылкой наблюдал, как она снова плюхнулась вниз лицом на залитый кровью пол в ванной. Пенни задыхалась, чувствуя, как кровь истекает из нее сквозь порезы и разрывы, обезобразившие ее тело. Глаза ее налились слезами, страх, казалось, парализовал ее, но, превозмогая боль, она все же шевельнула ногами и поползла. Судорожно хватая воздух открытым ртом, забывая о мучительной боли, которую доставляло ей каждое движение, Пенни все дальше отползала от ванной. Силясь закричать, она поперхнулась, и из горла хлынула рвота, смешиваясь с потоком крови.
Убийца безмолвно наблюдал за корчами девицы, прислушиваясь к ее хрипам. Когда Пенни поползла, он неторопливо, чуть ли не с умилением двинулся следом, низко склонившись над ней, — так отец сопровождает своего ребенка, который учится делать первые шаги.
Однако скоро его терпение лопнуло, он нагнулся, схватил Пенни за лодыжки и, оттащив ее назад в ванную, перевернул на спину. В положение, к которому она привыкла.
Убийца опустился на колени между ее раздвинутых ног, как будто молясь на святыню.
Затем ножи снова вонзились в ее тело.
И снова.
И снова.
Часть вторая
Ты предлагаешь мне больное воображение.
Я хочу проникнуть в твой разум.
Иудейский священник
Безумие не обязательно означает полный срыв. Оно может означать также и прорыв. Это — потенциальное освобождение и обновление, равно как и порабощение и экзистенциальная смерть.
Р.Д. Лэнг
Глава 33
Миллер не мог взять в толк, как он добрался до дома. Сидя на кухне и неотрывно глядя на чайник, ожидая, когда он закипит, Миллер не переставал удивляться, как ему удалось преодолеть ночью двадцать с лишним километров от Сохо до своего квартала. Кроме того, хотелось бы знать, кто сунул ему под череп пневматический бур, который теперь неотвязно сверлит его мозг.
Он с силой сдавил кулаками виски, как будто это могло заглушить гул в голове. Проглотил, не запивая, две таблетки аспирина, поморщившись от горечи, когда одна из таблеток на какое-то время застряла в горле.
Чайник закипел. Миллер встал, чтобы приготовить себе кофе. Руки дрожали, кофе расплескался на плите, но, словно не заметив этого, он лишь обтер дно чашки и снова сел. Небольшими глотками отпивая горячий кофе, он все же обжег язык и скривился. Выругавшись про себя, тяжело вздохнул. Часы показывали начало восьмого. Три-четыре птички щебетали на дереве за его окном, и эта их ранняя утренняя спевка действовала на нервы. Миллер закрыл глаза и снова отпил кофе. Чем лучше всего заняться, когда тебя отстраняют от работы? — спрашивал он себя. Всю ночь пьянствовать? Очень забавно. Сейчас было не время для шуток, даже над самим собой. Что же такое предпринять, чтобы унять этот гул в голове? Долго так продолжаться не может: или череп расколется, или он сойдет с ума.
Такого с ним не случалось уже многие годы. Он был настолько пьян, что не помнил, ни в котором часу вернулся, ни как вообще очутился дома. Какой инстинкт вел его и почему его «гранада» не врезалась в какое-нибудь дерево у дороги? Полный провал в памяти. Лишь какие-то отрывочные воспоминания о том, как вечером он выпил две бутылки хейг-виски и поехал в Сохо. Дальше — туман.
Казалось, будто его разум как экран компьютера, с которого шельмец стер все, что случилось этой ночью.
Фотоаппарат лежал на столе; специалист по киноэффектам взглянул на него — футляр был открыт. Циклопический глаз объектива слепо уставился на Миллера, отразив его перекошенное лицо. Картина была омерзительна. Миллер содрогнулся, встал из-за стола и взял в руки свой «Никон», отметив, что пленка полностью отснята. Где бы он ни куролесил этой ночью, размышлял он, у него осталось, по крайней мере, что-то вроде фотозаписи его похождений. Может, стоит лишь проявить пленку, и все события прошедшей ночи предстанут перед ним как на ладони? Он вспомнит, где был и что делал. Возможно, это избавит его и от мучительной тяжести в голове.
Миллер направился с аппаратом в свой рабочий кабинет.
У входной двери послышались шаги, и через мгновение в его почтовый ящик была просунута ежедневная газета. Она упала на коврик, и Миллер нагнулся, чтобы поднять ее. Он захватил ее в кабинет, включил свет и закрыл дверь.
Поставив чашку с кофе на один из верстаков, рядом с отрубленной рукой, он снова выключил свет и аккуратно извлек пленку из фотоаппарата при свете красной лампочки, висевшей над двойной раковиной. Он погрузил пленку в проявитель и стал двигать ее взад-вперед с помощью пластмассового пинцета. Ожидая, когда на пленке проступит изображение, Миллер развернул газету и пробежал глазами заголовок:
ПРОСТИТУТКА СТРАШНО ИЗУРОДОВАНА. РАЗГУЛ ТЕРРОРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Миллер быстро прочитал сообщение. При тусклом освещении видно было плохо, пришлось напрягать зрение и даже потереть левый глаз, когда он перестал фокусировать. Вверху газетной полосы была помещена фотография убитой девушки. Полиция не сообщила ее фамилии, но он сразу узнал эти длинные волосы, болезненные черты лица, болячку в углу губ.
Бог ты мой! Догадка ударила его точно обухом по голове.
Он сощурился, стараясь получше рассмотреть фотографию.
Вокруг трупа разливалось слабое, еле заметное свечение. Какой-то едва уловимый светящийся ореол.
Миллер долго и скрупулезно изучал фотографию, затем взглянул на пленку, отснятую им прошлой ночью. Вынув из проявителя, обработал ее в фиксаже и промыл в проточной воде из крана.
Он поднял к глазам полоску пленки.
Пьяная троица, кто-то скрючился рядом с машиной. Двое мужчин выходят из клуба. Женщина разговаривает со швейцаром. Другие не очень резкие кадры лондонского дна. Это не тот Лондон, в котором светло и уютно, а тот, что покрыт плесенью и гнилью, погряз в несчастьях, где происходит распад разума и тела. Взгляд Миллера задержался на одном из кадров, и вдруг пленка в его руке задрожала.
На нем была запечатлена девушка, выходящая из клуба с мужчиной. Лицо девушки было ему знакомо, и он пристальнее в него всмотрелся.
Длинные волосы. Болезненные черты лица.
Болячка в углу губ.
Он перевел взгляд с проявленной пленки на фотографию в газете — вне всякого сомнения, это одна и та же девушка. И на обоих изображениях ее фигуру окутывало едва заметное свечение. Размытое светлое пятно, чем-то напоминающее ореол над головами святых с живописных полотен. Только девушка эта была отнюдь не святой.
Миллер закрыл левый глаз и снова принялся рассматривать фотографию и пленку.
Ничего необычного в них не было.
Он закрыл правый глаз.
Вокруг фигуры появилось свечение, окутав изображение, как пеленой.
Специалист по киноэффектам отложил газету и пленку и торопливо направился к одному из своих картотечных шкафчиков. Сняв кольцеобразные скрепки, он извлек из папки два снимка. На обоих был изображен доктор Джордж Кук. И на обоих вокруг фигуры доктора можно было различить круг света.
Один и тот же ореол на фотографиях обеих жертв.
Джордж Кук.
Пенни Стил.
Оба мертвы. Оба убиты.
Оба окружены каким-то свечением.
Миллер отложил фотографии и потянулся к телефону.
Глава 34
— А никак.
Инспектор сыскной полиции Стюарт Гибсон допил остатки пива и стукнул кружкой по стойке с такой силой, что она чуть не разбилась.
— Абсолютно никак ты не сможешь получить доступ к документам по этому делу, — сказал инспектор, акцентируя каждое слово.
Миллер удивленно взглянул на своего бывшего коллегу поверх бокала, продолжая медленно потягивать виски.
— А кто узнает-то? — спросил он наконец.
— Да хотя бы я, — запротестовал Гибсон. — Черт возьми, Фрэнк, ведь ты уже давно не в штате. Комиссар съест меня с потрохами, если узнает, о чем я с тобой тут говорил.
Миллер заказал еще по порции, глядя, как инспектор закурил сигарету.
— А я думал, ты уже бросил, — сказал Миллер.
— Бросал. — Гибсон выпустил струю дыма и закашлялся. — Я давно уговариваю Чандлера бросить курить, а сам опять за это взялся, — признался инспектор. Вспомнив сослуживца, пожилой инспектор усмехнулся, и суровая складка, появившаяся было у него на лбу, разгладилась. — Чандлер не может мне простить, что я получил должность, которую, по его мнению, должен был получить он. Иногда мне кажется, что этот парень будет злорадствовать, если меня поставят к стенке по этому делу.
— Значит, вы так и не нашли никакой зацепки? — спросил Миллер больше для того, чтобы поддержать беседу.
— Ты же знаешь, как это бывает, Фрэнк. Иной раз сразу выходишь на след. А здесь с самого начала никаких улик. За месяц семь человек убиты, а мы не продвинулись ни на шаг после первой жертвы. Сегодня все утро меня донимали газетчики и телевизионщики, комиссар с меня не слезает. Хорошо хоть, что пресс-конференция — это его затея. Надо, говорит, успокоить средства массовой информации, — посетовал инспектор полиции и отпил из кружки огромный глоток пива. — Если выяснится, что пресс-конференция была уловкой, они нас затопчут... меня, во всяком случае. Я стоял перед ними и уверял, что убийца арестован, а тут новое убийство.
— Фамилия жертвы в газетах не сообщалась, — сказал Миллер. — Кто она?
— Это не подлежит разглашению, Фрэнк.
— Да ладно тебе, Стюарт, ты же не с репортером разговариваешь. Какая-то девица с панели. Все равно это — расходный материал, зачем, черт возьми, делать тайну из ее фамилии?
— А тебе что за дело? — поинтересовался Гибсон.
Миллер полез во внутренний карман куртки и извлек оттуда две фотографии. Он еще не успел положить их на стойку бара, как у инспектора от удивления округлились глаза: на одной из фотографий он узнал Пенни Стил.
— Где ты это снял? — спросил он, поднося фотографию поближе к глазам, чтобы получше рассмотреть.
— Снимал вчера вечером, не важно где и зачем.
— Ошибаешься, это может оказаться очень важно, — отметил Гибсон, подозрительно взглянув на Миллера. — А это что за тип? — ткнул он в фотографию Джорджа Кука.
Миллер рассказал все, что знал о хирурге, и снова разложил фотографии.
— Он был убит около недели назад, задавлен машиной.
— Какая здесь может быть связь с маньяком, убившем проститутку и еще шесть жертв? — недоумевал Гибсон.
Миллер попросил инспектора посмотреть на фотографии повнимательнее, не находит ли он в них чего-нибудь необычного. Тот ничего не обнаружил.
— Вокруг каждого из них есть какая-то аура, — пояснил Миллер. — Некое свечение, будто тела светятся изнутри.
Гибсон поднял брови, затем посмотрел в пустой бокал Миллера.
— И сколько ты таких наснимал? — поинтересовался он.
— Дело в том, что почему-то только я это вижу, — сказал Миллер. — На снимках вокруг них проступает светящийся контур, и оба они были убиты. По-моему, это какой-то знак. Разумеется, сами они и не подозревали, что были отмечены как жертвы.
— Ты в своем уме, Фрэнк? — воскликнул Гибсон. — Не слишком ли много ты выпил? Неужто ты и впрямь хочешь меня уверить, будто заранее знал, что этих людей убьют?
— Световые пятна на фотографиях я заметил, когда было уже слишком поздно.
Гибсон покачал головой.
— Вполне заурядные фотографии. Ничего из ряда вон выходящего.
— Я и говорю, что только мне удается увидеть какое-то свечение. Поэтому я хочу познакомиться с делами по другим жертвам, хочу убедиться в своей правоте. Мне надо взглянуть на документы, Стюарт.
— Повторяю — это невозможно. Что будет, если узнает комиссар? Он же от меня мокрое место оставит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36