Такого я отродясь не видывал. Билли прыгала и корчилась так, словно в голове у нее отбивали сумасшедший ритм тамтамы.
Вместо того чтобы приказать ей остановиться, Уэзли таращился на нее, очарованный зрелищем.
Оно увлекло и меня.
От подобного невозможно отвернуть глаза. Особенно, если ты мужчина.
О Боже, это было все равно, что наблюдать какой-нибудь ритуал дикарей: то, как она выделывала курбеты при свете факела, нагая, наклоняясь и распрямляясь, вращаясь волчком, похныкивая и постанывая от напряжения, шлепая босыми ногами в луже бензина. Как изгибались ее лоснящиеся бедра, как вздрагивали, покачивались и подскакивали ее глянцевые груди, как блестело, излучая свет, ее словно облитое маслом лицо, как слетал капельками расплавленного золота с ее волос, носа, подбородка, сосков и кончиков пальцев пот. Пот этот ручьями катился по шее, грудной клетке и грудям, по спине и животу, по ягодицам, лобку и ногам, словно потоки золотого ливня.
Настоящий ливень.
Шквал.
Это мой танец дождя! Я вызываю грозу!
Сказано для Уэзли.
Предназначалось для меня.
Присев на корточки, я выхватил из травы копье. Уэзли все еще стоял на крыше клетки, наклонившись и наблюдая за Билли.
Он даже не взглянул на меня, когда я выпрямился, занес над головой копье и метнул в него.
Последний бои Уэзли
Когда копье ударило его, голова Уэзли все еще была внизу. Оно попало в верхнюю часть левого плеча, прокололо кожу, но не воткнулось, отскочив от кости и вырвавшись из тонкого слоя плоти. Другой конец его взметнулся вверх, словно от плеча отталкивался прыгун с шестом.
Уэзли взревел.
Копье отлетело в темноту за его спиной.
Он поднял лоснящееся, покрытое испариной лицо с выпученными глазами и оскалился.
Билли прекратила танец. Запрокинув назад голову, она стояла в луже бензина прямо под ним, посредине клетки. Ее мокрое тело блестело, словно она только что вышла из бассейна. Дышала она тяжело и с присвистом.
– Ах ты грязный сучонок! – заорал на меня Уэзли. И, просунув факел между прутьями под ногами, отпустил его.
– Нет! – вскрикнул я.
Факел упал.
Через мгновение он коснулся бензина. Бензин вспыхнул с тяжелым “ПУХ!”, словно хлопнул наполнившийся ветром грот. Неожиданно яркий свет резанул по глазам. Когда я зажмурился, меня окатила волна горячего воздуха.
Насчет темных защитных очков Уэзли был прав.
Впечатление было такое, словно посредине клетки из бетонного пола вырвался столб огня.
В клетке я увидел Билли, вернее, ее спину, озаренную ярким пламенем и блестящую.
Вот она бежит, вскакивает на свое перевернутое кверху дном ведро, которое использует как ступеньку для следующего прыжка. Прыжок этот переносит ее высоко вверх в дальний угол клетки, где она цепляется за прутья и, подтянув к груди колени, сворачивается в комок.
Само существование Билли теперь зависит от пота, рожденного ее безумным танцем, пота, который должен был смыть бензин с ее кожи и оросить ее спасительной влагой.
У меня не было уверенности, что это сработает.
В страхе увидеть ее горящей я перевел взгляд на крышу клетки.
Где на Уэзли прыгали языки пламени.
Они уже обхватили огненным кольцом его “бомбардирскую” картонную коробку, лизали бока канистры.
Вскрикнув от страха, Уэзли отшвырнул ее ногой, и канистра полетела в сторону, за дальнюю стенку клетки Билли, выплескивая бензин из горлышка. Там она с громыханием ударилась о пустую клетку, которая должна была стать моей камерой.
Когда я оглянулся на Уэзли, он, выделывая балетные па, скакал по прутьям, убегая от взбиравшегося по его ногам пламени. В этот момент он потерял равновесие и плюхнулся животом на лестницу. Та подскочила и содрогнулась под ним, поднимая ужасный грохот.
Еще до того как лестница легла на прежнее место, Уэзли вскочил на четвереньки и быстро пополз по ней.
Прочь от сотворенного им самим пожара.
Огня, который уже успел наполовину уменьшиться.
Но Уэзли этого не знал. Потому что не оборачивался. Если бы он увидел, что огонь так резко пошел на убыль, вероятно, бегство его не было бы столь стремительным.
Билли все еще висела на прутьях в дальнем углу своей клетки.
И волосы ее были целы.
От плеч до ягодиц кожа ее покраснела и лоснилась мокрым блеском, но не обуглилась.
Получилось!
Теперь предстояло убить Уэзли.
Схватив мачете, я бросился за ним.
Когда Уэзли заметил мое приближение, он был уже на полпути между клетками. Взвизгнув, он пополз еще быстрее по шатавшейся и дребезжавшей под ним лестнице.
Я на полной скорости влетел на площадку между клетками. И стал подпрыгивать, изо всех сил вытягивая вверх руку и пытаясь достать мачете Уэзли, который уже почти доползал до другой стороны по нависшей над моей головой лестнице.
Но я не попал ни в Уэзли, ни по лестнице.
Дело в том, что я невысокого роста, и чтобы достать до лестницы, мне не хватало целого фута.
Но зато я здорово напугал Уэзли. Он пронзительно визжал всякий раз, когда я взмахивал под ним мачете, а когда я отказался от дальнейших попыток, лестница загрохотала так, словно по ней спасался бегством обезумевший слон.
Внезапно шум лестницы стих.
Я повернулся, и в этот момент поднимающийся Уэзли оглянулся на меня через плечо.
А ему лучше бы посмотреть под ноги.
Потому что его правая нога ступила мимо прута и резко провалилась вниз. С возгласом “Йааа!” Уэзли всплеснул руками. Тем временем другая нога согнулась в колене и выскочила из-под него. В следующий момент Уэзли шлепнулся на прутья голым задом.
Теперь он сидел, свесивши правую ногу в клетку Кимберли.
И испуганно хныкал.
Прежде чем он начал подниматься, прыгнула Кимберли.
Боже, что это был за прыжок!
– Есть! – раздался чей-то крик.
Билли.
Она стояла с пылающим факелом Уэзли в поднятой руке у боковой стенки своей клетки. За спиной у нее трепетали низкие языки догорающего пламени.
А под Уэзли раскачивалась Кимберли, вцепившись обеими руками в его правую лодыжку.
Золотистая от света факела, она настолько вытянулась, что груди ее стали почти плоскими – длинные, покатые низкие бугорки, увенчанные набрякшими и торчащими сосками. Все ее тело натянулось и истончилось, словно его растягивали с обеих сторон.
Уэзли попытался стряхнуть ее.
Но ему едва удалось пошевелить ногой. Кимберли лишь качнулась, медленно и плавно.
– Отпусти! – крикнул он.
Кимберли ничего не ответила. Но и ноги не отпустила.
Уэзли достал из ножен на ремне нож. Дотянуться до нее он не сможет. Зато может бросить.
– Берегись! – вскрикнул я и побежал между клеток.
– У него нож! Берегись! – закричала Билли.
Я бросил из-под руки мачете в сторону клетки Билли. Оно ударилось о прутья, но упало достаточно близко, чтобы та могла дотянуться до него. Когда я оказался возле клетки Кимберли, Уэзли вскрикнул от боли.
Потому что Кимберли начала раскачиваться. Повиснув на его лодыжке, она вскидывала ноги вперед и вверх.
Как ребенок на качелях, пытающийся посильнее раскачаться.
– Остановись! – взвыл Уэзли. – Остановись, твою мать!
Подпрыгнув, я поднял повыше руки, схватился за прутья, и, прижимая их коленями, начал карабкаться на верх клетки Кимберли. Медленно и неуклюже, но я все же продвигался.
Я подтягивался и перебирал ногами, а в ушах звенел голос Уэзли:
– Моя нога! Отпусти! Блин! Ты же ее оторвешь! Мать твою! Отпусти! Ааааа!
Кимберли больше не вела себя, как ребенок на качелях. Мерных и грациозных раскачивании больше не было. В нее словно вселились бесы: она взбрыкивала и выламывалась, резко вскидывая ноги к прутьям потолка.
Из левого бедра ее торчал нож.
Я не видел, когда он попал в нее. Наверное, Уэзли метнул его между прутьями, пока я смотрел в другую сторону.
Неудивительно, что она взбеленилась.
Кимберли раскачивалась, как взбесившийся Тарзан, как безумная нагая Джейн, пытающаяся долететь на своей лиане до Луны.
Сквозь крики и вопли Уэзли я услышал звук рвущихся хрящей.
Это бедренная кость Уэзли выскочила из сустава.
От его крика у меня поползли мурашки по телу.
– Не убивай его! – донесся чей-то крик. Откуда-то издалека. Голос девочки. Эрин.
– Не убивай Уэзли! – кричала она. – Он должен сказать, где ключи.
В этот момент моя левая рука ухватилась за поперечный брус на крыше клетки. Подняв вверх правую руку, я сделал захват и подтянулся.
Когда я переваливался через край, Уэзли не сводил с меня глаз. И вот я наконец взгромоздился на крышу клетки Кимберли. Я стоял на четвереньках на прутьях крыши, а Уэзли сидел на некотором расстоянии вправо у самого конца лестницы...
Хотя одна его нога лежала поверх прутьев, он корчился и мерно покачивался из стороны в сторону – подобно одной из тех надувных игрушек для битья, которые раскачиваются туда-сюда от удара, но непременно возвращаются в вертикальное положение.
– Помоги! – взревел он. По его перекосившемуся от боли лицу метались блики света от факела и тени, ручьями катились пот и слезы. – Пожалуйста! – молил он. – Вели ей остановиться! Пожалуйста!
Но, моля о пощаде, он тем не менее уже занес над головой свой второй нож, держа его за лезвие большим и указательными пальцами.
– Положи нож! – крикнул я.
Похоже, он никак не мог решить, бросать ли его в меня или в Кимберли.
Взглянув вниз, я увидел, что она взбирается ко мне по его ноге. Мне показалось, что она смотрела прямо на меня. В следующее мгновение она уже растянулась подо мной, слово подставляла свое тело для любовных ласк. На какое-то мгновение она зависла в таком положении, под самыми прутьями, вся в тени и вся как на ладони.
Пронзительно вскрикнув, Уэзли резко одернул руку с ножом к уху.
Выбор был сделан.
Кимберли.
Его мучительница, и такая легкая цель всего в нескольких дюймах под прутьями, неподвижно застывшая на мгновение перед началом своего движения вниз.
Я закричал и прыгнул.
Бросился – не столько на Уэзли, сколько между ним и Кимберли.
И услышал глухой стук.
И стон.
Я упал плашмя на жесткие прутья, и больно ударился. Прутья зазвенели. Какое-то время я еще скользил по ним.
Лицо Кимберли было под моим лицом.
Глаза прикрыты до узких щелочек, открытый рот и обнаженные зубы.
Ее огромное прекрасное лицо перекосилось от боли.
Затем оно начало стремительно уменьшаться.
Вначале я не понял почему.
Но по мере того как лицо становилось все меньше, стали появляться другие части тела Кимберли.
Шея и плечи. Поднятые кверху руки, словно у сдающегося в плен. Грудная клетка. Рукоятка ножа, торчащая между грудей. Живот, пах, бедра. Рукоятка ножа, торчащая из левого бедра. Длинные раздвинутые ноги.
Все уменьшалось.
Затем уменьшение прекратилось. Кимберли встряхнуло, словно на нее неожиданно налетел ураган. Он накатил на всю переднюю часть ее тела – разгладил лицо, расплющил груди, на мгновение изломал ее всю – затем улетел прочь.
Я не сразу услышал крики.
Кричала Билли.
Кричал и я сам.
Каким-то образом я не услышал, как тело Кимберли шлепнулось на бетон. Должно быть, звук утонул в наших криках ужаса и отчаяния.
Не помню, сколько я лежал, распластавшись на брусьях и глазея на нее.
Я не мог поверить, что это произошло.
Мне хотелось, чтобы это был сон.
Или пробный дубль. Я хотел получить еще один шанс, чтобы попытаться сделать все по-другому.
Чтобы спасти ее.
– Сучка собиралась оторвать мне ногу, – раздался голос Уэзли. – Не мог же я позволить ей оторвать себе ногу?
Я поднял голову.
– Эй! – воскликнул он. – Эй, послушай. Да успокойся ты. Это был несчастный случай, о’кей? От несчастных случаев никто не застрахован.
В стране боли
Когда взошло солнце, Кимберли все еще лежала на полу своей клетки. Вокруг нее растеклась лужа крови, почти такая же, какой была лужа бензина на полу клетки Билли, но темнее.
Билли и Конни стояли в передних углах своих клеток лицом ко мне.
Я стоял лицом к Уэзли.
Алиса и Эрин наблюдали за всем из своих дальних клеток.
Четыре зрителя, четыре свидетеля.
Один палач.
И один гребаный сукин сын, которого ждет мучительная смерть.
* * *
Еще ночью я спустил Уэзли вниз. Вместе с Билли мы привязали его за горло ремнем к одному из прутьев ее клетки. Никто из нас не разговаривал с ним. Он плакал, молил, извинялся и нес прочую чушь. Но мы даже не слушали.
Когда мы спросили его о ключах от клеток, он ответил:
– Не скажу. Если расскажу, вы меня убьете. А эти клеточки дай Боже. Никто из них не выберется, никогда. Только если есть ключи.
Билли осталась охранять его с мачете, а я отошел.
По пути я коротко переговорил с Конни, которая уже пришла в себя, но, видимо, потеряла ориентацию во времени и пространстве. Все это время она лежала без сознания и поэтому не имела понятия о том, что Кимберли убита. Когда я сообщил ей об этом, она вся вдруг съежилась и, опустившись на пол в углу клетки, закрыла лицо руками.
Затем я подошел к Алисе и Эрин и объяснил им, что случилось, а после этого вернулся в особняк.
В поисках ключей я обыскал весь дом. По ходу дела я наткнулся на несколько кусков веревки, те, которые, по-видимому, принадлежали прежде нам и были подобраны на поле нашей великой битвы у пропасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Вместо того чтобы приказать ей остановиться, Уэзли таращился на нее, очарованный зрелищем.
Оно увлекло и меня.
От подобного невозможно отвернуть глаза. Особенно, если ты мужчина.
О Боже, это было все равно, что наблюдать какой-нибудь ритуал дикарей: то, как она выделывала курбеты при свете факела, нагая, наклоняясь и распрямляясь, вращаясь волчком, похныкивая и постанывая от напряжения, шлепая босыми ногами в луже бензина. Как изгибались ее лоснящиеся бедра, как вздрагивали, покачивались и подскакивали ее глянцевые груди, как блестело, излучая свет, ее словно облитое маслом лицо, как слетал капельками расплавленного золота с ее волос, носа, подбородка, сосков и кончиков пальцев пот. Пот этот ручьями катился по шее, грудной клетке и грудям, по спине и животу, по ягодицам, лобку и ногам, словно потоки золотого ливня.
Настоящий ливень.
Шквал.
Это мой танец дождя! Я вызываю грозу!
Сказано для Уэзли.
Предназначалось для меня.
Присев на корточки, я выхватил из травы копье. Уэзли все еще стоял на крыше клетки, наклонившись и наблюдая за Билли.
Он даже не взглянул на меня, когда я выпрямился, занес над головой копье и метнул в него.
Последний бои Уэзли
Когда копье ударило его, голова Уэзли все еще была внизу. Оно попало в верхнюю часть левого плеча, прокололо кожу, но не воткнулось, отскочив от кости и вырвавшись из тонкого слоя плоти. Другой конец его взметнулся вверх, словно от плеча отталкивался прыгун с шестом.
Уэзли взревел.
Копье отлетело в темноту за его спиной.
Он поднял лоснящееся, покрытое испариной лицо с выпученными глазами и оскалился.
Билли прекратила танец. Запрокинув назад голову, она стояла в луже бензина прямо под ним, посредине клетки. Ее мокрое тело блестело, словно она только что вышла из бассейна. Дышала она тяжело и с присвистом.
– Ах ты грязный сучонок! – заорал на меня Уэзли. И, просунув факел между прутьями под ногами, отпустил его.
– Нет! – вскрикнул я.
Факел упал.
Через мгновение он коснулся бензина. Бензин вспыхнул с тяжелым “ПУХ!”, словно хлопнул наполнившийся ветром грот. Неожиданно яркий свет резанул по глазам. Когда я зажмурился, меня окатила волна горячего воздуха.
Насчет темных защитных очков Уэзли был прав.
Впечатление было такое, словно посредине клетки из бетонного пола вырвался столб огня.
В клетке я увидел Билли, вернее, ее спину, озаренную ярким пламенем и блестящую.
Вот она бежит, вскакивает на свое перевернутое кверху дном ведро, которое использует как ступеньку для следующего прыжка. Прыжок этот переносит ее высоко вверх в дальний угол клетки, где она цепляется за прутья и, подтянув к груди колени, сворачивается в комок.
Само существование Билли теперь зависит от пота, рожденного ее безумным танцем, пота, который должен был смыть бензин с ее кожи и оросить ее спасительной влагой.
У меня не было уверенности, что это сработает.
В страхе увидеть ее горящей я перевел взгляд на крышу клетки.
Где на Уэзли прыгали языки пламени.
Они уже обхватили огненным кольцом его “бомбардирскую” картонную коробку, лизали бока канистры.
Вскрикнув от страха, Уэзли отшвырнул ее ногой, и канистра полетела в сторону, за дальнюю стенку клетки Билли, выплескивая бензин из горлышка. Там она с громыханием ударилась о пустую клетку, которая должна была стать моей камерой.
Когда я оглянулся на Уэзли, он, выделывая балетные па, скакал по прутьям, убегая от взбиравшегося по его ногам пламени. В этот момент он потерял равновесие и плюхнулся животом на лестницу. Та подскочила и содрогнулась под ним, поднимая ужасный грохот.
Еще до того как лестница легла на прежнее место, Уэзли вскочил на четвереньки и быстро пополз по ней.
Прочь от сотворенного им самим пожара.
Огня, который уже успел наполовину уменьшиться.
Но Уэзли этого не знал. Потому что не оборачивался. Если бы он увидел, что огонь так резко пошел на убыль, вероятно, бегство его не было бы столь стремительным.
Билли все еще висела на прутьях в дальнем углу своей клетки.
И волосы ее были целы.
От плеч до ягодиц кожа ее покраснела и лоснилась мокрым блеском, но не обуглилась.
Получилось!
Теперь предстояло убить Уэзли.
Схватив мачете, я бросился за ним.
Когда Уэзли заметил мое приближение, он был уже на полпути между клетками. Взвизгнув, он пополз еще быстрее по шатавшейся и дребезжавшей под ним лестнице.
Я на полной скорости влетел на площадку между клетками. И стал подпрыгивать, изо всех сил вытягивая вверх руку и пытаясь достать мачете Уэзли, который уже почти доползал до другой стороны по нависшей над моей головой лестнице.
Но я не попал ни в Уэзли, ни по лестнице.
Дело в том, что я невысокого роста, и чтобы достать до лестницы, мне не хватало целого фута.
Но зато я здорово напугал Уэзли. Он пронзительно визжал всякий раз, когда я взмахивал под ним мачете, а когда я отказался от дальнейших попыток, лестница загрохотала так, словно по ней спасался бегством обезумевший слон.
Внезапно шум лестницы стих.
Я повернулся, и в этот момент поднимающийся Уэзли оглянулся на меня через плечо.
А ему лучше бы посмотреть под ноги.
Потому что его правая нога ступила мимо прута и резко провалилась вниз. С возгласом “Йааа!” Уэзли всплеснул руками. Тем временем другая нога согнулась в колене и выскочила из-под него. В следующий момент Уэзли шлепнулся на прутья голым задом.
Теперь он сидел, свесивши правую ногу в клетку Кимберли.
И испуганно хныкал.
Прежде чем он начал подниматься, прыгнула Кимберли.
Боже, что это был за прыжок!
– Есть! – раздался чей-то крик.
Билли.
Она стояла с пылающим факелом Уэзли в поднятой руке у боковой стенки своей клетки. За спиной у нее трепетали низкие языки догорающего пламени.
А под Уэзли раскачивалась Кимберли, вцепившись обеими руками в его правую лодыжку.
Золотистая от света факела, она настолько вытянулась, что груди ее стали почти плоскими – длинные, покатые низкие бугорки, увенчанные набрякшими и торчащими сосками. Все ее тело натянулось и истончилось, словно его растягивали с обеих сторон.
Уэзли попытался стряхнуть ее.
Но ему едва удалось пошевелить ногой. Кимберли лишь качнулась, медленно и плавно.
– Отпусти! – крикнул он.
Кимберли ничего не ответила. Но и ноги не отпустила.
Уэзли достал из ножен на ремне нож. Дотянуться до нее он не сможет. Зато может бросить.
– Берегись! – вскрикнул я и побежал между клеток.
– У него нож! Берегись! – закричала Билли.
Я бросил из-под руки мачете в сторону клетки Билли. Оно ударилось о прутья, но упало достаточно близко, чтобы та могла дотянуться до него. Когда я оказался возле клетки Кимберли, Уэзли вскрикнул от боли.
Потому что Кимберли начала раскачиваться. Повиснув на его лодыжке, она вскидывала ноги вперед и вверх.
Как ребенок на качелях, пытающийся посильнее раскачаться.
– Остановись! – взвыл Уэзли. – Остановись, твою мать!
Подпрыгнув, я поднял повыше руки, схватился за прутья, и, прижимая их коленями, начал карабкаться на верх клетки Кимберли. Медленно и неуклюже, но я все же продвигался.
Я подтягивался и перебирал ногами, а в ушах звенел голос Уэзли:
– Моя нога! Отпусти! Блин! Ты же ее оторвешь! Мать твою! Отпусти! Ааааа!
Кимберли больше не вела себя, как ребенок на качелях. Мерных и грациозных раскачивании больше не было. В нее словно вселились бесы: она взбрыкивала и выламывалась, резко вскидывая ноги к прутьям потолка.
Из левого бедра ее торчал нож.
Я не видел, когда он попал в нее. Наверное, Уэзли метнул его между прутьями, пока я смотрел в другую сторону.
Неудивительно, что она взбеленилась.
Кимберли раскачивалась, как взбесившийся Тарзан, как безумная нагая Джейн, пытающаяся долететь на своей лиане до Луны.
Сквозь крики и вопли Уэзли я услышал звук рвущихся хрящей.
Это бедренная кость Уэзли выскочила из сустава.
От его крика у меня поползли мурашки по телу.
– Не убивай его! – донесся чей-то крик. Откуда-то издалека. Голос девочки. Эрин.
– Не убивай Уэзли! – кричала она. – Он должен сказать, где ключи.
В этот момент моя левая рука ухватилась за поперечный брус на крыше клетки. Подняв вверх правую руку, я сделал захват и подтянулся.
Когда я переваливался через край, Уэзли не сводил с меня глаз. И вот я наконец взгромоздился на крышу клетки Кимберли. Я стоял на четвереньках на прутьях крыши, а Уэзли сидел на некотором расстоянии вправо у самого конца лестницы...
Хотя одна его нога лежала поверх прутьев, он корчился и мерно покачивался из стороны в сторону – подобно одной из тех надувных игрушек для битья, которые раскачиваются туда-сюда от удара, но непременно возвращаются в вертикальное положение.
– Помоги! – взревел он. По его перекосившемуся от боли лицу метались блики света от факела и тени, ручьями катились пот и слезы. – Пожалуйста! – молил он. – Вели ей остановиться! Пожалуйста!
Но, моля о пощаде, он тем не менее уже занес над головой свой второй нож, держа его за лезвие большим и указательными пальцами.
– Положи нож! – крикнул я.
Похоже, он никак не мог решить, бросать ли его в меня или в Кимберли.
Взглянув вниз, я увидел, что она взбирается ко мне по его ноге. Мне показалось, что она смотрела прямо на меня. В следующее мгновение она уже растянулась подо мной, слово подставляла свое тело для любовных ласк. На какое-то мгновение она зависла в таком положении, под самыми прутьями, вся в тени и вся как на ладони.
Пронзительно вскрикнув, Уэзли резко одернул руку с ножом к уху.
Выбор был сделан.
Кимберли.
Его мучительница, и такая легкая цель всего в нескольких дюймах под прутьями, неподвижно застывшая на мгновение перед началом своего движения вниз.
Я закричал и прыгнул.
Бросился – не столько на Уэзли, сколько между ним и Кимберли.
И услышал глухой стук.
И стон.
Я упал плашмя на жесткие прутья, и больно ударился. Прутья зазвенели. Какое-то время я еще скользил по ним.
Лицо Кимберли было под моим лицом.
Глаза прикрыты до узких щелочек, открытый рот и обнаженные зубы.
Ее огромное прекрасное лицо перекосилось от боли.
Затем оно начало стремительно уменьшаться.
Вначале я не понял почему.
Но по мере того как лицо становилось все меньше, стали появляться другие части тела Кимберли.
Шея и плечи. Поднятые кверху руки, словно у сдающегося в плен. Грудная клетка. Рукоятка ножа, торчащая между грудей. Живот, пах, бедра. Рукоятка ножа, торчащая из левого бедра. Длинные раздвинутые ноги.
Все уменьшалось.
Затем уменьшение прекратилось. Кимберли встряхнуло, словно на нее неожиданно налетел ураган. Он накатил на всю переднюю часть ее тела – разгладил лицо, расплющил груди, на мгновение изломал ее всю – затем улетел прочь.
Я не сразу услышал крики.
Кричала Билли.
Кричал и я сам.
Каким-то образом я не услышал, как тело Кимберли шлепнулось на бетон. Должно быть, звук утонул в наших криках ужаса и отчаяния.
Не помню, сколько я лежал, распластавшись на брусьях и глазея на нее.
Я не мог поверить, что это произошло.
Мне хотелось, чтобы это был сон.
Или пробный дубль. Я хотел получить еще один шанс, чтобы попытаться сделать все по-другому.
Чтобы спасти ее.
– Сучка собиралась оторвать мне ногу, – раздался голос Уэзли. – Не мог же я позволить ей оторвать себе ногу?
Я поднял голову.
– Эй! – воскликнул он. – Эй, послушай. Да успокойся ты. Это был несчастный случай, о’кей? От несчастных случаев никто не застрахован.
В стране боли
Когда взошло солнце, Кимберли все еще лежала на полу своей клетки. Вокруг нее растеклась лужа крови, почти такая же, какой была лужа бензина на полу клетки Билли, но темнее.
Билли и Конни стояли в передних углах своих клеток лицом ко мне.
Я стоял лицом к Уэзли.
Алиса и Эрин наблюдали за всем из своих дальних клеток.
Четыре зрителя, четыре свидетеля.
Один палач.
И один гребаный сукин сын, которого ждет мучительная смерть.
* * *
Еще ночью я спустил Уэзли вниз. Вместе с Билли мы привязали его за горло ремнем к одному из прутьев ее клетки. Никто из нас не разговаривал с ним. Он плакал, молил, извинялся и нес прочую чушь. Но мы даже не слушали.
Когда мы спросили его о ключах от клеток, он ответил:
– Не скажу. Если расскажу, вы меня убьете. А эти клеточки дай Боже. Никто из них не выберется, никогда. Только если есть ключи.
Билли осталась охранять его с мачете, а я отошел.
По пути я коротко переговорил с Конни, которая уже пришла в себя, но, видимо, потеряла ориентацию во времени и пространстве. Все это время она лежала без сознания и поэтому не имела понятия о том, что Кимберли убита. Когда я сообщил ей об этом, она вся вдруг съежилась и, опустившись на пол в углу клетки, закрыла лицо руками.
Затем я подошел к Алисе и Эрин и объяснил им, что случилось, а после этого вернулся в особняк.
В поисках ключей я обыскал весь дом. По ходу дела я наткнулся на несколько кусков веревки, те, которые, по-видимому, принадлежали прежде нам и были подобраны на поле нашей великой битвы у пропасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54