«Трое за мной!», выхватил меч и побежал вниз.
Юйсары неслась по тесному коридору, крики и топот за спиной подгоняли ее, как уколы пики. Коридор казался бесконечным, и ни одного бокового, некуда свернуть; у девушки закололо в боку, жгучая боль разбежалась по легким. Погоня настигала. У Юйсары подкашивались ноги, она шаталась, ударялась плечами о стены. «Проклятые доспехи! – слабея с каждым ударом сердца, подумала она. – Какая же я дура… Надо было снять…»
Коридор вдруг оборвался, девушка, спотыкаясь, вошла в ярко освещенную комнату с низким сводчатым потолком. И отпрянула вбок, к стене. И застыла под прицелом четырех «жал Мушхуша».
– Стоять! – процедил сквозь зубы полуголый и потный агадеец. И гаркнул, как на несмышленого младенца, взявшего в руки остро наточенный нож: – Брось игрушку! Ну! Кому говорю?!
В комнату ввалились четверо преследователей, Юйсары шарахнулась от них, забилась в угол, выставила перед собой арбалет.
– Дурак! – рявкнул полуголый. – Бросай! Повторять не буду!
– Да ладно, – пробасил десятник с крыши. – Кончайте сукина сына, а то еще подстрелит кого…
За агадейцами на полу лежали деревянные носилки, а на них тускло поблескивал большой стеклянный шар. Точно такие же шары покоились у стен на соломенной подстилке. Их были десятки, если не сотни. Родные братья тех, что сожгли когирский лагерь за скалами. И вендийских крестьян. И деревню с кшатриями и пандрцами. И добытых в бою лошадей.
Юйсары чуть опустила арбалет, а левую руку поднесла к голове и сняла горногвардейский шлем. И уронила на тесаный гранит.
– Да это ж девка! – удивился полуголый подносчик.
– Ну и что? – осведомился десятник. – Целоваться с ней прикажешь?
– А че? – полуголый ухмыльнулся, – Почему нет?
– Отставить! – Десятник посмотрел девушке в глаза. – Жить хочешь?
Юйсары кивнула.
– Тогда брось арбалет.
Она отрицательно покачала головой. Десятник сплюнул.
– Слушай, дура, нам с тобой сюсюкать некогда. Или сдавайся, или подыхай. Понятно?
Опять кивок.
– А коли понятно, так какого… А-а, с-сука!
С шести шагов Юйсары не могла промахнуться по большому, в обхват, стеклянному шару.
* * *
Крылатый посланник завис на полпути к дворцу. Из ивовой корзины Бен-Саиф не мог видеть ни крошечного блестящего обруча на правой ножке Ияра, ни бледно-зеленой от патины цепи, которая тянулась к нему с земли, вернее, с костлявого запястья потустороннего гостя. Сотник не верил своим глазам: что удерживает в воздухе попугая, почему он, как ни машет крыльями, не может продвинуться вперед хотя бы на локоть? Теряясь в догадках, он опустил глаза и увидел внизу, около фруктового сада, маленького человечка. Незнакомец шагал в сторону дворца и странно водил руками, словно что-то наматывал.
Бен-Саиф снова поглядел на беспомощного Ияра и крякнул от растерянности и досады.
Две катапульты на крыше дворца и одна на сокровищнице по-прежнему разбрасывали по окрестностям огненную смерть. На юге, западе и севере бушевали пожары, горели дома и леса, даже скалы. Бен-Саиф не завидовал тем, кто оказался в этом кромешном аду. Но мысли о неизбежных потерях врага ничуть его не успокоили.
На крыше дворца забегали солдаты, должно быть, ординарец прочитал его записку. Но Конан (а сотник более не сомневался, что сам командир отряда партизан поскакал к дворцу Сеула) уже спешился подле парадного крыльца, у коновязи, где стояли три или четыре лошади. Из высоких дверей навстречу Конану выбежал солдат (связной, догадался Бен-Саиф, возвращается на свой пост) и замер на нижней ступеньке крыльца, и схватился за меч. Молниеносный обмен ударами, и вот один человек в серых доспехах падает ничком, а другой перепрыгивает через него и скрывается за позолоченными дверными створками.
И в этот миг на агадейского сотника нахлынул страх. Он один-одинешенек в поднебесье, в убогой корзине под брюхом неуправляемого мешка… Его связные погибли, враги проникли в стены сокровищницы и дворца и уже, наверное, одного за другим убивают солдат. А вдруг Конан пробьется во внутренний двор? Достаточно резок полоснуть мечом по канату, и ветер понесет агадейского командира на север… Конечно, далеко ему не улететь, мешок уже давно висит, в нем изрядно подостыл воздух… Что, если корзина окунется в огненное море на севере? От этой мысля Бен-Саиф покрылся холодным потом. Нет! Надо на землю. Надо выпустить воздух из шара и снизиться. В небесах больше делать нечего. Связные перебиты, крылатый разведчик в плену у колдовства. Бен-Саиф должен быть во дворце, со своими людьми! Надеть доспехи, взять меч, а лучше что-нибудь понадежнее, и встретиться с Конаном лицом к лицу!
Он ухватился за веревочную лестницу, полез к ремню, который стягивал отверстие шара. Одним рывком распустил узел. Мешок дохнул в лицо теплым воздухом.
Солдаты на крыше дворца заметили, что воздухоплавательный аппарат теряет высоту, и дали знать обслуге шара, которая дежурила во внутреннем дворе. Те дружно бросились к дощатому барабану на вертикальных брусьях, налегли на рукояти, стали выбирать канат. Если бы они замешкались, шар бы упал за наружной стеной дворца.
* * *
Ординарец Бен-Саифа рухнул замертво под гулким ударом рукояти меча о шлем. Другого воина киммериец сбросил с крыши, но этим преимущество внезапного натиска исчерпалось полностью. Двенадцать горногвардейцев проворно расхватали мечи и шестоперы и дружно насели на Конана.
Не будь на нем агадейских доспехов, не спасла бы и медвежья сила, и навыки, которым завидовали все знакомые бойцы на мечах. Его обступили со всех сторон; удары сыпались градом. Но и он не оставался в долгу. Прямой выпад в голову, и падает навзничь контуженный воин, мах по ногам, как косой, и с криком отскакивает другой агадеец, держась за ушибленное колено. Конан ринулся в брешь, добежал до катапульты, рубанул мечом по стеклянному шару на деревянной ложке и сразу метнулся вбок, а за ним с яростным ревом – враги… Огненный демон вырос на пятьдесят локтей, выпрямил спину, расправил плечи, хищно огляделся кругом…
Внезапно за спиной Конана, перекрывая гул далеких и близких пожаров, раскатился грохот. Невидимая сила злобно толкнула в спину. Киммериец упал на колени и оглянулся. Его больше не преследовали, агадейцы тоже попадали на черепицы и повернули головы к сокровищнице.
Кривая щель разделила тигриную морду надвое, и не только из трещины, но и из глазниц, и из пасти били струи пламени вперемешку с дымом. Меньшая половина тигриной головы неспешно опрокинулась, ударилась оземь и рассыпалась на блоки, а большую растапливала огненная буря, сплавляла воедино сокровища Сеула Выжиги и гранит. «Когда-нибудь, – отстранено подумал Конан, глядя на гигантское сооружение, тающее в огне, как восковая свечка, – сюда придут золотоискатели с хайлами. Будут вырубать из каменной толщи золотые прожилки, вылущивать самоцветы, которых прежде никогда не находили в граните».
Он вскочил на ноги. Враги опомнились и снова бросились на него.
* * *
«Бежать!» – обреченно подумал Бен-Саиф, глядя на гибель сокровищницы и дворца. Каменная голова превращалась в раскаленную лужу, «слезы Инанны», пролитые Конаном на катапульту, прожигали дворец до фундамента. На крыше, вспомнил он, лежат еще несколько сосудов со «слезами»; если до них доберется пламя, дворцу конец. А оно доберется. Потому что никто не пытается унести их вниз, подальше от дворца. Вся обслуга катапульт гоняется по крыше за Конаном.
Ивовая корзина раскачивалась локтях в сорока над крышей, невдалеке от ярящегося огненного столба. Солдаты во дворе вращали неповоротливый барабан, выбирали канат. Если они успеют заново наполнить шар горячим воздухом, прежде чем пламя охватит весь дворец, сотник улетит. Так он решил. Он сделал все, что мог, и теперь должен лететь в Шетру за подкреплением. А уцелевшим солдатам он прикажет держаться до его возвращения.
Шар снижался. Еще несколько локтей, и корзина окунется в огненный ад.
А чуть в стороне Конан отбивался от десяти умелых и неустрашимых воинов. Его теснили к краю крыши. Скоро виновник всех злоключений агадейского сотника расшибется в лепешку о мостовую внутреннего двора.
Почему-то Бен-Саифа эта мысль почти не радовала.
Над головой раздался протяжный вздох. Сотник запрокинул лицо и обмер, потрясенный до глубины души.
«Я сошел с ума!»
Шар пульсировал. Его гладкие бока втягивались, точно щеки толстяка. В отверстие с шумом затекал раскаленный воздух.
Внезапно мешок пошел вверх. Солдаты на внутреннем дворе закричали, когда рукояти барабана вырвались и громадный дощатый цилиндр закрутился в обратную сторону. Сотник вновь задрал голову. Отверстие в подбрюшье шара затянулось само по себе, под ним теперь извивался и дергался длинный кожаный ремень, стягиваясь в узел, который своими руками распустил Бен-Саиф.
Шар рванулся вверх. Голубоглазый воин заметил это краем глаза и не рассуждал ни мгновения. Он повернулся кругом и со всех ног бросился бежать от своих противников.
Никто его не преследовал. Если дикарь из далекой суровой страны предпочел плену серые равнины, туда ему и дорога.
Что было сил он оттолкнулся ногами от края крыши и, не выпуская меча из руки, одолел в прыжке локтей восемь, а то и девять. Левая кисть сомкнулась мертвой хваткой, ноги крепко-накрепко обхватили толстый ременный канат.
– Отлично, дружок, – прокомментировал оборванец, который стоял на почтительном отдалении от гибнущего дворца. – Твоему прыжку позавидует любая обезьяна. А моей магии – любой, кхи-хи, император Великой Агадеи.
Шар уверенно поднимался, хотя его ноша утяжелилась почти вдвое. Конан медленно лез по канату к корзине. Очень мешал меч, его никак не удавалось спрятать в нежны.
– Конан?! – Бен-Саиф отшатнулся от стенки корзины, но изумление и страх тотчас уступили злорадству. Киммерийский бродяга, его проклятье, болтается в поднебесье на жалком канате. Теперь ему точно конец. Достаточно разок-другой полоснуть кинжалом, и…
Он снова вспотел от страха. Его кинжал остался внизу вместе со всем оружием!
Ломая ногти, он теребил бесформенный узел под брюхом шара. Тщетно – слишком толст канат, слишком туго затянули узел бесчисленные рывки.
Перо! Стальное перо! Он вонзит его в глаз киммерийцу, едва тот поднимет голову над краем корзины! И Конан от страха и невыносимой боли разожмет пальцы и камнем улетит вниз!
Бен-Саиф вытащил перо из-за пазухи, стиснул в кулаке и опустился на корточки.
– Это еще что такое?? – возмутился на земле Анунна. – Грязные приемчики? Как не стыдно, Бен-Саиф?! Ты же сотник горной гвардии! Солдат императора Великой Агадеи! Кхи-кхи-хи…
Из-под шара на плечи Бен-Саифа упал конец ремня, что перекрывал отверстие в оболочке. Упал и обвил шею.
– Сам виноват, – сказал Ну-Ги, когда бездыханное тело сотника повалилось на дно корзины. – С такими, как Конан, надо драться честно. Правда, Иярчик?
Он поднес к лицу насмерть перепуганного попугая. Ласково подул на плешивую макушку.
– Лети, пичужка. Лети следом за шаром. А то бедненький глупенький император ждет нас с тобой, не дождется.
Он подбросил попугая, тот захлопал крыльями, и отшельник невесомо, как пушинка одуванчика, взмыл над горящим дворцом.
Глава 3
Словно моровое поветрие пронеслось по многолюдным кварталам величественной агадейской столицы. Личным указом Абакомо распорядился выселить в окрестные села светское население; даже весь его двор, за исключением жрецов, спешно перебрался в загородную резиденцию императора.
Шетра готовилась встретить божество.
Никакой иной город или село Междугорья, уже не говоря о монастырях с полигонами, специально предназначенными для всевозможных катастроф (а разве не чревато катастрофой приглашение в мир живых божества такого пошиба?), не годились для приема верховного бога агадейского пантеона. Столица облачилась в торжественно-праздничный наряд: море цветов, государственные флаги на каждом фасаде, зеленые и желто-коричневые процессии жрецов, парадные мундиры на тысячах солдат горной гвардии. Все священнослужители и воины Междугорья собирались на городской площади и строились в безупречные шеренги вдоль монументальных мраморных стен подиума из шлифованных мраморных блоков, на котором возвышался циклопический позолоченный трон с расширяющейся кверху спинкой и закругленными подлокотниками.
Король, надевший сообразно случаю мундир тысяцкого горной гвардии, ждал как на иголках, когда последние священники и гвардейцы займут свои места в строю. Его вельможи и адъютанты несколько ночей не смыкали глаз, готовя столицу к великому событию, к переломному моменту в истории Агадеи (да что там Агадеи – всего мира!), и теперь едва держались на ногах от усталости.
Преподобные Кеф и Магрух смахивали на оживших мертвецов, им досталась самая сложная работа: поиск безотказного средства для вызова божества. Они переворошили библиотеки всех храмов, закопались в окаменелые пласты фольклора, не побрезговали даже языческой эзотерикой, но отыскали, в конце концов, способ, который вчера, на испытании в Храме Откровения Инанны, за северной околицей Шетры дал ощутимый и зримый результат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Юйсары неслась по тесному коридору, крики и топот за спиной подгоняли ее, как уколы пики. Коридор казался бесконечным, и ни одного бокового, некуда свернуть; у девушки закололо в боку, жгучая боль разбежалась по легким. Погоня настигала. У Юйсары подкашивались ноги, она шаталась, ударялась плечами о стены. «Проклятые доспехи! – слабея с каждым ударом сердца, подумала она. – Какая же я дура… Надо было снять…»
Коридор вдруг оборвался, девушка, спотыкаясь, вошла в ярко освещенную комнату с низким сводчатым потолком. И отпрянула вбок, к стене. И застыла под прицелом четырех «жал Мушхуша».
– Стоять! – процедил сквозь зубы полуголый и потный агадеец. И гаркнул, как на несмышленого младенца, взявшего в руки остро наточенный нож: – Брось игрушку! Ну! Кому говорю?!
В комнату ввалились четверо преследователей, Юйсары шарахнулась от них, забилась в угол, выставила перед собой арбалет.
– Дурак! – рявкнул полуголый. – Бросай! Повторять не буду!
– Да ладно, – пробасил десятник с крыши. – Кончайте сукина сына, а то еще подстрелит кого…
За агадейцами на полу лежали деревянные носилки, а на них тускло поблескивал большой стеклянный шар. Точно такие же шары покоились у стен на соломенной подстилке. Их были десятки, если не сотни. Родные братья тех, что сожгли когирский лагерь за скалами. И вендийских крестьян. И деревню с кшатриями и пандрцами. И добытых в бою лошадей.
Юйсары чуть опустила арбалет, а левую руку поднесла к голове и сняла горногвардейский шлем. И уронила на тесаный гранит.
– Да это ж девка! – удивился полуголый подносчик.
– Ну и что? – осведомился десятник. – Целоваться с ней прикажешь?
– А че? – полуголый ухмыльнулся, – Почему нет?
– Отставить! – Десятник посмотрел девушке в глаза. – Жить хочешь?
Юйсары кивнула.
– Тогда брось арбалет.
Она отрицательно покачала головой. Десятник сплюнул.
– Слушай, дура, нам с тобой сюсюкать некогда. Или сдавайся, или подыхай. Понятно?
Опять кивок.
– А коли понятно, так какого… А-а, с-сука!
С шести шагов Юйсары не могла промахнуться по большому, в обхват, стеклянному шару.
* * *
Крылатый посланник завис на полпути к дворцу. Из ивовой корзины Бен-Саиф не мог видеть ни крошечного блестящего обруча на правой ножке Ияра, ни бледно-зеленой от патины цепи, которая тянулась к нему с земли, вернее, с костлявого запястья потустороннего гостя. Сотник не верил своим глазам: что удерживает в воздухе попугая, почему он, как ни машет крыльями, не может продвинуться вперед хотя бы на локоть? Теряясь в догадках, он опустил глаза и увидел внизу, около фруктового сада, маленького человечка. Незнакомец шагал в сторону дворца и странно водил руками, словно что-то наматывал.
Бен-Саиф снова поглядел на беспомощного Ияра и крякнул от растерянности и досады.
Две катапульты на крыше дворца и одна на сокровищнице по-прежнему разбрасывали по окрестностям огненную смерть. На юге, западе и севере бушевали пожары, горели дома и леса, даже скалы. Бен-Саиф не завидовал тем, кто оказался в этом кромешном аду. Но мысли о неизбежных потерях врага ничуть его не успокоили.
На крыше дворца забегали солдаты, должно быть, ординарец прочитал его записку. Но Конан (а сотник более не сомневался, что сам командир отряда партизан поскакал к дворцу Сеула) уже спешился подле парадного крыльца, у коновязи, где стояли три или четыре лошади. Из высоких дверей навстречу Конану выбежал солдат (связной, догадался Бен-Саиф, возвращается на свой пост) и замер на нижней ступеньке крыльца, и схватился за меч. Молниеносный обмен ударами, и вот один человек в серых доспехах падает ничком, а другой перепрыгивает через него и скрывается за позолоченными дверными створками.
И в этот миг на агадейского сотника нахлынул страх. Он один-одинешенек в поднебесье, в убогой корзине под брюхом неуправляемого мешка… Его связные погибли, враги проникли в стены сокровищницы и дворца и уже, наверное, одного за другим убивают солдат. А вдруг Конан пробьется во внутренний двор? Достаточно резок полоснуть мечом по канату, и ветер понесет агадейского командира на север… Конечно, далеко ему не улететь, мешок уже давно висит, в нем изрядно подостыл воздух… Что, если корзина окунется в огненное море на севере? От этой мысля Бен-Саиф покрылся холодным потом. Нет! Надо на землю. Надо выпустить воздух из шара и снизиться. В небесах больше делать нечего. Связные перебиты, крылатый разведчик в плену у колдовства. Бен-Саиф должен быть во дворце, со своими людьми! Надеть доспехи, взять меч, а лучше что-нибудь понадежнее, и встретиться с Конаном лицом к лицу!
Он ухватился за веревочную лестницу, полез к ремню, который стягивал отверстие шара. Одним рывком распустил узел. Мешок дохнул в лицо теплым воздухом.
Солдаты на крыше дворца заметили, что воздухоплавательный аппарат теряет высоту, и дали знать обслуге шара, которая дежурила во внутреннем дворе. Те дружно бросились к дощатому барабану на вертикальных брусьях, налегли на рукояти, стали выбирать канат. Если бы они замешкались, шар бы упал за наружной стеной дворца.
* * *
Ординарец Бен-Саифа рухнул замертво под гулким ударом рукояти меча о шлем. Другого воина киммериец сбросил с крыши, но этим преимущество внезапного натиска исчерпалось полностью. Двенадцать горногвардейцев проворно расхватали мечи и шестоперы и дружно насели на Конана.
Не будь на нем агадейских доспехов, не спасла бы и медвежья сила, и навыки, которым завидовали все знакомые бойцы на мечах. Его обступили со всех сторон; удары сыпались градом. Но и он не оставался в долгу. Прямой выпад в голову, и падает навзничь контуженный воин, мах по ногам, как косой, и с криком отскакивает другой агадеец, держась за ушибленное колено. Конан ринулся в брешь, добежал до катапульты, рубанул мечом по стеклянному шару на деревянной ложке и сразу метнулся вбок, а за ним с яростным ревом – враги… Огненный демон вырос на пятьдесят локтей, выпрямил спину, расправил плечи, хищно огляделся кругом…
Внезапно за спиной Конана, перекрывая гул далеких и близких пожаров, раскатился грохот. Невидимая сила злобно толкнула в спину. Киммериец упал на колени и оглянулся. Его больше не преследовали, агадейцы тоже попадали на черепицы и повернули головы к сокровищнице.
Кривая щель разделила тигриную морду надвое, и не только из трещины, но и из глазниц, и из пасти били струи пламени вперемешку с дымом. Меньшая половина тигриной головы неспешно опрокинулась, ударилась оземь и рассыпалась на блоки, а большую растапливала огненная буря, сплавляла воедино сокровища Сеула Выжиги и гранит. «Когда-нибудь, – отстранено подумал Конан, глядя на гигантское сооружение, тающее в огне, как восковая свечка, – сюда придут золотоискатели с хайлами. Будут вырубать из каменной толщи золотые прожилки, вылущивать самоцветы, которых прежде никогда не находили в граните».
Он вскочил на ноги. Враги опомнились и снова бросились на него.
* * *
«Бежать!» – обреченно подумал Бен-Саиф, глядя на гибель сокровищницы и дворца. Каменная голова превращалась в раскаленную лужу, «слезы Инанны», пролитые Конаном на катапульту, прожигали дворец до фундамента. На крыше, вспомнил он, лежат еще несколько сосудов со «слезами»; если до них доберется пламя, дворцу конец. А оно доберется. Потому что никто не пытается унести их вниз, подальше от дворца. Вся обслуга катапульт гоняется по крыше за Конаном.
Ивовая корзина раскачивалась локтях в сорока над крышей, невдалеке от ярящегося огненного столба. Солдаты во дворе вращали неповоротливый барабан, выбирали канат. Если они успеют заново наполнить шар горячим воздухом, прежде чем пламя охватит весь дворец, сотник улетит. Так он решил. Он сделал все, что мог, и теперь должен лететь в Шетру за подкреплением. А уцелевшим солдатам он прикажет держаться до его возвращения.
Шар снижался. Еще несколько локтей, и корзина окунется в огненный ад.
А чуть в стороне Конан отбивался от десяти умелых и неустрашимых воинов. Его теснили к краю крыши. Скоро виновник всех злоключений агадейского сотника расшибется в лепешку о мостовую внутреннего двора.
Почему-то Бен-Саифа эта мысль почти не радовала.
Над головой раздался протяжный вздох. Сотник запрокинул лицо и обмер, потрясенный до глубины души.
«Я сошел с ума!»
Шар пульсировал. Его гладкие бока втягивались, точно щеки толстяка. В отверстие с шумом затекал раскаленный воздух.
Внезапно мешок пошел вверх. Солдаты на внутреннем дворе закричали, когда рукояти барабана вырвались и громадный дощатый цилиндр закрутился в обратную сторону. Сотник вновь задрал голову. Отверстие в подбрюшье шара затянулось само по себе, под ним теперь извивался и дергался длинный кожаный ремень, стягиваясь в узел, который своими руками распустил Бен-Саиф.
Шар рванулся вверх. Голубоглазый воин заметил это краем глаза и не рассуждал ни мгновения. Он повернулся кругом и со всех ног бросился бежать от своих противников.
Никто его не преследовал. Если дикарь из далекой суровой страны предпочел плену серые равнины, туда ему и дорога.
Что было сил он оттолкнулся ногами от края крыши и, не выпуская меча из руки, одолел в прыжке локтей восемь, а то и девять. Левая кисть сомкнулась мертвой хваткой, ноги крепко-накрепко обхватили толстый ременный канат.
– Отлично, дружок, – прокомментировал оборванец, который стоял на почтительном отдалении от гибнущего дворца. – Твоему прыжку позавидует любая обезьяна. А моей магии – любой, кхи-хи, император Великой Агадеи.
Шар уверенно поднимался, хотя его ноша утяжелилась почти вдвое. Конан медленно лез по канату к корзине. Очень мешал меч, его никак не удавалось спрятать в нежны.
– Конан?! – Бен-Саиф отшатнулся от стенки корзины, но изумление и страх тотчас уступили злорадству. Киммерийский бродяга, его проклятье, болтается в поднебесье на жалком канате. Теперь ему точно конец. Достаточно разок-другой полоснуть кинжалом, и…
Он снова вспотел от страха. Его кинжал остался внизу вместе со всем оружием!
Ломая ногти, он теребил бесформенный узел под брюхом шара. Тщетно – слишком толст канат, слишком туго затянули узел бесчисленные рывки.
Перо! Стальное перо! Он вонзит его в глаз киммерийцу, едва тот поднимет голову над краем корзины! И Конан от страха и невыносимой боли разожмет пальцы и камнем улетит вниз!
Бен-Саиф вытащил перо из-за пазухи, стиснул в кулаке и опустился на корточки.
– Это еще что такое?? – возмутился на земле Анунна. – Грязные приемчики? Как не стыдно, Бен-Саиф?! Ты же сотник горной гвардии! Солдат императора Великой Агадеи! Кхи-кхи-хи…
Из-под шара на плечи Бен-Саифа упал конец ремня, что перекрывал отверстие в оболочке. Упал и обвил шею.
– Сам виноват, – сказал Ну-Ги, когда бездыханное тело сотника повалилось на дно корзины. – С такими, как Конан, надо драться честно. Правда, Иярчик?
Он поднес к лицу насмерть перепуганного попугая. Ласково подул на плешивую макушку.
– Лети, пичужка. Лети следом за шаром. А то бедненький глупенький император ждет нас с тобой, не дождется.
Он подбросил попугая, тот захлопал крыльями, и отшельник невесомо, как пушинка одуванчика, взмыл над горящим дворцом.
Глава 3
Словно моровое поветрие пронеслось по многолюдным кварталам величественной агадейской столицы. Личным указом Абакомо распорядился выселить в окрестные села светское население; даже весь его двор, за исключением жрецов, спешно перебрался в загородную резиденцию императора.
Шетра готовилась встретить божество.
Никакой иной город или село Междугорья, уже не говоря о монастырях с полигонами, специально предназначенными для всевозможных катастроф (а разве не чревато катастрофой приглашение в мир живых божества такого пошиба?), не годились для приема верховного бога агадейского пантеона. Столица облачилась в торжественно-праздничный наряд: море цветов, государственные флаги на каждом фасаде, зеленые и желто-коричневые процессии жрецов, парадные мундиры на тысячах солдат горной гвардии. Все священнослужители и воины Междугорья собирались на городской площади и строились в безупречные шеренги вдоль монументальных мраморных стен подиума из шлифованных мраморных блоков, на котором возвышался циклопический позолоченный трон с расширяющейся кверху спинкой и закругленными подлокотниками.
Король, надевший сообразно случаю мундир тысяцкого горной гвардии, ждал как на иголках, когда последние священники и гвардейцы займут свои места в строю. Его вельможи и адъютанты несколько ночей не смыкали глаз, готовя столицу к великому событию, к переломному моменту в истории Агадеи (да что там Агадеи – всего мира!), и теперь едва держались на ногах от усталости.
Преподобные Кеф и Магрух смахивали на оживших мертвецов, им досталась самая сложная работа: поиск безотказного средства для вызова божества. Они переворошили библиотеки всех храмов, закопались в окаменелые пласты фольклора, не побрезговали даже языческой эзотерикой, но отыскали, в конце концов, способ, который вчера, на испытании в Храме Откровения Инанны, за северной околицей Шетры дал ощутимый и зримый результат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49