А девушка, принесшая ему возмездие из мехремских степей, бесшумно подкрадывалась к другому негодяю.
Судя по обличью, этот человек родился в полупустыне Шема: окладистая вьющаяся борода, густая шевелюра цвета воронова крыла, крупный нос и полные чувственные губы. Он умывался на крыльце прохладной водой из кадки, блаженно покряхтывал, ополаскивая дряблые волосатые подмышки. Он опустил голову, замотал ею под водой, по-детски пуская пузыри, а когда выпрямился и разлепил веки, у него отвисла челюсть от изумления и ужаса. В пяти шагах от него стояла молодая женщина и целилась из арбалета.
Раздался щелчок, и шемит опустил глаза, оторопело уставился на кончик стрелы, почти на всю длину утонувшей в его громадном животе. Не дожидаясь, пока он упадет, девушка метнулась прочь, но крики умирающего шемита понеслись за ней по пятам, насторожили всех бандитов в деревне, и двое заметили ее, бросились ловить; укрывшись в каком-то закутке, она торопливо перезарядила арбалет, и тут же выскочила на широкий двор и выстрелила навскидку. Ее и на этот раз не подвела рука, бандит, раненный в икру, закричал и остановился, но другой припустил что было мочи – тертый калач, поняла Юйсары, знает, как уязвим арбалетчик в рукопашном бою.
Она отшвырнула бесполезное оружие и схватилась за кинжал, но разбойника это не обескуражило, он быстро загнал Юйсары в угол двора и приставил длинный меч к горлу. На его ликующий зов со всей деревни сбежались бандиты, добрая дюжина, отобрали у девушки кинжал, в кровь разбили губы и нос, а затем повалили ее на землю и разодрали подол платья.
Один из них ростом и телосложением напоминал утес, и никто не осмелился перечить, когда он с ревом накинулся на девушку. Ему даже помогли: прижали к земле ее руки и ноги, а один подонок поставил ей на лицо подошву, выпачканную в навозе и крови. Она закричала от боли и омерзения, когда мужская плоть грубо вторглась в ее тело, заерзала со скотской жестокостью и ненасытностью, и насильник рычал и скрежетал зубами, входя в раж, и Юйсары дергалась под ним, вскрикивала и стонала, и вдруг что-то отвлекло человека, который держал ее правую руку, с возгласами «Братва! Чего это там?» он бросился на улицу, а Юйсары, обретя вдруг невероятное, нечеловеческое хладнокровие, залепила пальцем узкий накладной кармашек на плече, рванула, а затем нащупала выпавшую на землю бронзовую обоюдоострую пластинку, подарок Конана.
Никто из бандитов этого не заметил, их отвлекли тревожные крики с улицы, всех, кроме насильника, а он все сопел, и рычал, и сквернословил, пока Юйсары, глядя в упор на его могучую шею, не подняла руку и не рассекла лезвием сонную артерию. Бандит крякнул, недоуменно посмотрел на собственную кровь, вмиг забрызгавшую смуглое лицо девушки, и заорал от бешенства.
Но остальным было не до него, на них во весь опор неслись по деревенской улице сверкающие всадники, настигали, пронзали копьями, сбивали конями. Через плетень командир всадников увидел во дворе девушку в разорванном платье, за ней гонялся здоровенный бандит; в правой руке он держал меч, а левой зажимал рану на шее. Один из когирских лучников, заметивший верзилу одновременно с Конаном, вытянулся на стременах, поднял лук, и увесистая длинная стрела проткнула бандита, как гнилую тыкву. Конан спрыгнул с коня и бросился во двор.
Уронив голову на его старый обшарпанный нагрудник, Юйсары разрыдалась.
– Конан! – Слезы бежали ручьями, смывали на обнаженную грудь кровь со щек и подбородка. – Конан, почему ты сразу не пошел со мной? Ну, почему?
Глава 5
Командир гарнизона Ягафья-Гход лучезарно улыбался, предвкушая скорую победу. Чужеземный отряд обречен, бесстрашные кшатрии надежно заперли его в селе среди холмов. Вражеские лучники пока удерживают господствующие высоты, но Раджай не сомневается, что его спешенные воины сбросят их одной яростной атакой, а затем с трех сторон в село хлынет конница и покончит с уцелевшими бандитами.
На стороне вендийцев было численное превосходство. Пятнадцать против одного.
Большая часть отряда Конана стояла на деревенской площади в конном строю, готовая отразить натиск вендийцев. Во всяком случае, попытаться – когирцам досталась крайне невыгодная позиция. Даже триста-четыреста всадников могли бы запереть их здесь наглухо, что уж говорить о полутора тысячах.
Кшатрии ждали сигнала к атаке. Раджай дал знак ординарцу, тот снял с плеча рожок на кожаном ремешке, поднес к губам, и замер от окрика командира:
– Э-э, постой-ка!
По извилистой дороге, тут и там взбегавшей на пологие склоны холмов, неторопливо ехали несколько всадников в когирских доспехах. Раджая сразу заворожил их странный облик: полуопущенные головы, сгорбленные спины, руки, висящие плетьми. Казалось, они спали или дремали в седлах. Перед ними ступал высокий старик, тощий, высохший, – этакая жердь в лохмотьях, огородное пугало. Каждый его шаг сопровождался мелодичным бряцанием – звенела короткая зеленая цепь, свисавшая с запястья. Массивный сверкающий обруч на ее конце то и дело задевал за ухабы. Старик еле переставлял ноги и шатался, как былинка на ветру, и все же каким-то непостижимым образом он ухитрялся обгонять наездников.
– Это что еще за диво дивное? – произнес Раджай.
– Должно быть, парламентеры, ваша доблесть, – предположил ординарец. – Решили обговорить условия сдачи в плен.
– Сдачи в плен? – Раджай фыркнул. – И это – хваленые когирские рыцари? Хотят лишить меня удовольствия помериться с ними силами? Ну, уж нет! Если они всерьез намерены сдаться, то вот мое условие: пусть каждый отрубит себе правую руку. Ту, что проливала кровь невинных людей.
Тощие босые ноги старика месили пыль. Моталась голова, болтались руки. Парламентеры – или кто бы они ни были – приближались к ровным шеренгам отборных вендийских воинов, и Раджай явственно услышал храп.
– Да они и впрямь спят! – воскликнул он.
Старец остановился в восьми или десяти шагах от него. И в тот же миг застыли, как вкопанные, когирские всадники. Раджай переводил изумленный взгляд с одного на другого. Смеженные веки, приоткрытые рты, слюна на подбородках. И дружный храп, как ночью на привале.
– Раджа-ай! – услыхал он замогильный голос. И содрогнулся, едва посмотрел на старика и не увидел у него глаз. Только провалы глазниц, точно черные жерла потухших вулканов.
– Ты знаешь меня, старик? – спросил он, превозмогая смятение.
Старец протянул в его сторону трясущуюся руку. Бронзовый обруч под ней заходил кругами.
– Раджай, я не желаю тебе зла. Уходи. Забирай своих воинов и возвращайся в Ягафья-Гход. И тогда останешься жив.
– Вот как? – Раджай набычился. – Ты смеешь угрожать, пугало? Да кто ты такой к откуда взялся? Ты что, из местных? Заложник? Тебя Конан прислал?
– Нет, Раджай, – пришел ответ, казалось, из недр земля. – Я не здешний и не заложник. Я – Тот, Кто Не Возвращается. В незапамятные времена я посеял семена большой беды, а после захотел выполоть всходы. Но не сумел, а оттого помрачился рассудком и посадил себя на цепь. Кажется, я поступил неправильно. Беда созрела на благодатной почве, и если я не вмешаюсь, ее семена, легкие, как пух, разлетятся по всему свету. Я решил вернуться, Раджай. И выручить Конана. Ибо только он может защитить этот мир от великой напасти.
Голос старца навевал жуть, но слова показались Раджаю настолько нелепыми, что он рассмеялся.
– Сущий бред, клянусь сединой моей почтенной матушки! Старик, ты и впрямь безумен. Не знаю, откуда ты взялся, ну, да какой спрос с юродивого? Ступай на все четыре стороны, а лучше возвращайся в деревню и передай Конану, что его уже ничто не спасет.
Старик отрицательно покачал головой.
– Нет, Раджай. Признаюсь, я и не надеялся тебя убедить. Просто решил поговорить с тобой для очистки совести, ибо мне давным-давно разонравилось проливать кровь. Но уж коли речь идет о судьбе мира… Умри, Раджай. Умри, как жил – достойно. И не страшись погибели, ибо на том свете воинов, верных своему долгу, всегда судят беспристрастно. Но я хочу, чтобы ты знал уже сейчас, на пороге гибели: Конан пришел в Вендию не ради разбоя. Он не убивал мирных селян. Под его именем здесь орудует хитрый и ловкий бандит, его заклятый недруг.
– Сумасшедший боров! – рассердился Раджай, – Я не верю ни одному лживому слову! Лучники Конана подло обстреляли из засады моих людей, я потерял четверых! Если он ни в чем не виновен, то почему убегает и прячется от вендийской армии, почему не сдастся на милость губернатора и короля? В наших селах лютует киммерийский бродяга Конан, я встречал десятки свидетелей его зверств. Почему он сам не вышел ко мне, а? Отвечай, кладбищенский жупел! Почему отправил тебя?
Старец затряс пепельными космами, обруч задергался, цепь зазвенела громче. Безумец смеялся.
– Кхи-кхи-хи… Конан тоже не поверил мне. Кхи-кхи-хи… И тоже обозвал пугалом. Чуть не умер со смеху, когда я предложил спасти его и киммерийский отряд. Кхи-кхи-хи… Но видел бы ты его лицо, когда всех его воинов вдруг сморил сон. Он разъярился и хотел раскроить мне череп, но вдруг обнаружил, что и сам спит! Все видит и слышит, но тело ему не подчиняется, а из горла рвется наружу оглушительный храп. Кхи-кхи-хи… Магия! Мой природный талант… Когда-то я был силен по части волшебства, но однажды раскаялся и зарекся колдовать. И хранил обет, пока мой древний владыка спал в своем подземном логове. Да, Раджай, да! Ему поклоняются народы, приносят жертвы в его кумирнях, враждуют с соседними племенами, пытаются навязать им свою религию, а Нергал спит и ухом не ведет! И будет спать, пока кто-нибудь из его смертных адептов не обретет могущество, достойное пробуждения грозного бога! А до тех пор делами земными будут ведать Эшеркигаль, жена подземного властелина, и ее легкомысленная сестра Инанна. Сестры живут в вечной сваре, и пока она длится, мир предоставлен самому себе. Горе ему, если помирятся богини! И воистину ужасные бедствия обрушатся на него по пробуждении Нергала.
Старец опять поднял костлявую руку и ткнул пальцем в сторону Раджая.
– Магия! Да, когда-то я был силен, но то было давно. Ты прав, Раджай, я и впрямь похож на пугало. Я еще способен усыпить ненадолго сотню усталых воинов, но для полутора тысяч свежих кшатриев моего колдовства маловато. Когда-то у меня были тысячи непобедимых бойцов, принёсших мне клятву верности, готовых спуститься за мной в бездну любого ада. Я отпустил их, и где они теперь? Горстка, жалкая горстка вернулась на мой зов с серых равнин. Бледные призраки моих доблестных богатырей. Я вселил их в тела этих воинов, – брякнув цепью, старец указал на свою конную свиту, – и они пока спят, берегут силы. Сейчас я прикажу им проснуться, но ты, Раджай, уже не увидишь, что они сделают с твоей армией. Ты умрешь от моей руки. Прости, но я не могу оставить тебя в живых. Мои магические силы на пределе, а время сейчас решает все. Если усыпить тебя на время, что от этого изменится? Ты азартен и честолюбив, и хочешь любой ценой добыть голову знаменитого Конана. Ты проснешься и сразу бросишься в погоню. Нет, Раджай. Я снова на войне, и ты для меня – вражеский полководец. Твоя смерть может решить исход сражения. Ты не младенец и знал, покидая Ягафья-Гход, на что шел. Защищайся, Раджай.
– Защищаться? – Раджай оглушительно расхохотался, глядя на ходячий скелет в грязном рубище. – Старый полоумный осел! Кем ты себя возомнил? Да я одним ударом кулака вгоню тебя в землю, прямо в берлогу твоего поганого Нергала!
Он действительно занес кулак в латной рукавице и вывернул ступни, чтобы пришпорить коня. И замер от изумления. Бронзовый обруч со свистом рассек воздух над головой старика, и еще раз, и еще. Он вращался с огромной скоростью, он ловил и отбрасывал слепящий жар солнечных лучей; казалось, над человеком в рубище висит сплошной блистающий нимб. Яркий круг стал расширяться на глазах, цепь удлинялась, а старик все тряс головой, все хихикал, и Раджай с ужасом глядел, как сверкающий нимб приближается к его лицу. Когда до края нимба оставалось не больше двух локтей, Раджай спохватился и выхватил саблю; от страшного удара бронзового обруча булатный клинок со звоном разлетелся на куски.
Раджай недоуменно огляделся по сторонам – почему никто не спешит заслонить его своим телом и расправиться со стариком, пока не случилось беды? Несколько воинов справа и слева от него не шевелились, на их лицах застыло крайнее равнодушие. «Магия, – осенило era – Старик их заколдован, а остальные кшатрии надеются на них и не решаются вмешаться».
– На помощь! – выкрикнул Раджай во всю силу легких. – Убейте этого демона.
– Они не слышат тебя, Раджай, – раздался нежный женский голос позади него. – Они тебя уже потеряли.
Раджай резко повернулся на голос и не увидел своих людей. Перед ним стояла высокая женщина средних лет в длинном желто-коричневом платье. Ее прекрасные черные волосы рассыпались на покатых плечах и высокой груди, губы, алые как маков цвет, застыли в неестественной, но и незлой улыбке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49