Тащит меня к вертолету,
летим к морю. Оказывается, от моих переживаний все девчонки в Замке
плачут, особенно грудные. Погода под стать настроению. Свинцовые валы
неторопливо обрушиваются на берег. Серое небо, серое море, пожухлая трава.
Лира требует, чтоб я объяснил, что со мной происходит. Расправляю правое
крыло с бахромой сорванной перепонки. Потом рассказываю об открытии Анны и
опасности войны людей с драконами. О всех прелестях односторонней эмпатии,
когда все чувствуют твои эмоции, а ты - нет.
- Коша, нужно держаться, - заявляет Лира.
- А я что делаю?
- А ты страдаешь, - шмыгает носом. - И от этого все страдают.
- Хорошо. Выстрою себе берлогу у Волчьих гор, перееду туда. Будешь
навещать меня по выходным.
- Коша, тебе сейчас никак нельзя уезжать. Без тебя все развалится.
- Почему? Все налажено, все работает. Никто на нас не охотится,
церкачи не докучают.
- А взгляд Дракона?
- Что взгляд дракона?
- Ты серьезно не знаешь?
- Я же тебе говорил, мыслей читать не умею.
- Мы с Анной думали, ты знаешь. Когда ты рядом, никто врать не может.
Ну не то, чтобы совсем не может, просто очень стыдно. Анна говорит, такое
впечатление, будто все знают, что ты врешь, только в глаза плюнуть
стесняются. Мы решили, что это и есть то, что в легендах называют "взгляд
дракона". Коша, а ты не можешь передавать свои чувства послабее, как
раньше?
Опять все вокруг знают про меня больше, чем я сам. Почему так?
- Расскажи об этом поподробнее.
- Ну, раньше, до того, как меня Деттервиль похитил, я тебя еле
чувствовала. Только когда ты рядом был. Сэм тебя и рядом не чувствовал. А
теперь я тебя за километр чую. А Сэм, Тит и другие мужчины - если вы в
одной комнате.
Что произошло за это время? Во первых, с кем произошло? Сэм не
менялся, а я опять головкой стукнулся. Значит, со мной. Теперь - что
произошло. Я поломал все косточки, которые смог, и начал регенерировать. В
крови появились какие-то гормоны, управляющие регенерацией. Нейроны,
видимо, решили, что их это тоже касается и наладили дополнительные связи.
Нет, чтобы умнее стать, так я начал, как хорошая радиостанция,
транслировать в эфир свои эмоции. Если еще раз стукнусь, меня, наверно, и
в Литмунде услышат. Или все смогут читать мои мысли. Буратино, ты сам себе
враг. Анна говорит, у меня девять жизней. Тогда эта - третья? Господи,
каким монстром я в девятой жизни буду...
Лира просит перевести то, что я машинально нацарапал на песке. LIVE -
EVIL. Жить - зло. Англичане - мудрые люди. Как в детской загадке - ответ
тут же, написан задом наперед. Перевожу.
- Но почему, Коша? Ведь все идет, как ты задумал. Мы строим новые
базы, учим людей. С церкачами поладили. А крыло у тебя новое вырастет.
- Наверно, потому, что мечта драконов заключается вовсе не в
строительстве новых баз. Я сейчас даже не помню, о чем мечтал до того, как
Тита на болоте встретил. О чем думал, помню, а о чем мечтал - нет. У тебя
есть мечта?
- Конечно, есть. Раньше я мечтала стать леди. Потом - отомстить
магистру. А теперь мне надо продолжить род Тэриблов. Чтоб совсем не угас.
Я ведь последняя осталась.
- Вот-вот.
- Ой, Коша, прости! Ты ведь тоже последний... А ты точно уверен, что
драконов не было в XXI веке?
- Точно.
- А в XXII?
- На 90 процентов.
- А в XXIII?
- Не помню.
- Значит, в XXIII веке драконы могут быть. А десяток драконов в XXI
веке погоды не испортят! Ты сам говорил, людей - миллиарды, а драконов
будет совсем немного. С исторической точки зрения никто и не заметит.
- Ничего это не значит. Это значит только то, что я не знаю.
Повелители уже пытались обмануть время. Сама видишь, чем кончилось.
- По-моему, ты просто трусишь.
- Правильно. Трушу. Мне нельзя рисковать. Если б дело меня одного
касалось...
- Ага, Блудвил то же самое говорил: "Я не за себя боюсь, а за сына".
А кто трусит, тот никогда не побеждает.
- Глупенькая, может я как раз и боюсь победить. Человеческая самка
сколько детенышей может родить за свою жизнь? Меньше двух десятков. А
драконская? По два каждый год. И это так, между делом. Никаких неприятных
ощущений и родовых мук. Ты знаешь, сколько лет живут драконы? Никто не
знает. Компьютер так и не обнаружил предела. Живут, пока не надоест. И
каждый год по два дракончика. А у тех через десять - пятнадцать лет - еще
по два дракончика. Уяснила, сколько нас может стать к XXIII веку?
- Коша, я не знала. Но все равно, за счастье нужно бороться. Ты сам
так говорил.
- Все правильно. Тебе нужно бороться. Это твое время, твоя планета. А
я здесь - как заноза в пятке. Выполню свое предназначение и исчезну без
следа. Вот послушай:
На Земле мы не навсегда.
Только на время.
- По-моему, это из японской поэзии. Правда, красиво?
- Не знаю. Ты любого переспоришь, но ты не прав! Мы с Анной
обязательно что-нибудь придумаем. А еще я хотела тебе предложить сшить
перепонку из брезента, если тебе вертолет не нравится.
- Перепонка из брезента... Перепонка... Если ее надеть на крыло, как
перчатку, пристегнуть у хвоста... Лира! Ты умница! Нет, спереди тоже надо
пристегнуть... Если сползет, я опять шлепнусь. Получается сбруя, как на
лошади. Ремень под крылом - и к хвосту... Летим скорей назад!
Подходим к моей комнате и обнаруживаем, что к двери крест-накрест
приварены два солидных швеллера. Смотрю на Лиру, она на меня. Отлавливаю
кибера и спрашиваю, что это значит. Кибер не в курсе. Главный компьютер
информационной централи тоже не в курсе. Компьютер инженерной базы выделил
трех киберов-ремонтников на тридцать минут для монтажно-сварочных работ по
приказу человека. Какого человека, что за работы, не знает. Компьютер
склада выдал два швеллера киберам. Ищем киберов. Все трое ничего не
помнят. Видимо, получили приказ забыть. Даю задание прочитать содержимое
черных ящиков нашкодивших киберов. Черные ящики пусты. Записи стерты около
часа назад. Выясняем, кто стер содержимое черных ящиков. По косвенным
уликам находим еще одного кибера. Сам он тоже ничего не помнит, но в его
черном ящике сохранилась запись, что приказ стереть черные ящики
злоумышленников исходил от одного из них. Что называется, концы в воду.
Видимо, кто-то из вундеркиндов подшутил. Вот они все, из-за угла
выглядывают. Иначе чего бы они здесь столпились? Приказываю киберам
срезать швеллеры и открыть двери. На столе фотокопия записки:
"Эх, Мастер! Ну нельзя же быть таким беспечным!
Анна."
И силуэт драконочки, нарисованный одним движением пера.
Интересно получается. Детишек куда не надо не пускаю, а любой церкач
может... В системе безопасности базы огромная дыра. Анна, со свойственной
ей деликатностью, тонко намекнула...
- Здорово! Как ей это удалось? - спрашивает Лира.
- Через узел связи. Вызвала кибера и объяснила ему, что делать. Твой
магистр из нас мокрое место бы сделал.
- Нет, это понятно. Как она дракона нарисовала!
С брезентовым протезом перепонки оказалось все далеко не так просто,
как хотелось. Во-первых, прочность материала. Во-вторых, упряжь, которая
должна одеваться на меня, чтобы удерживать перепонку. В третьих, протез не
должен мешать нарастать настоящей перепонке. Пришлось пойти на крайний шаг
- продырявить левую, здоровую перепонку в трех, а растущую правую - в семи
местах. Иначе упряжь скользила и не удерживала перепонку так, как надо.
Чтоб дырки не зарастали, в них вшили кольца из пластика с губчатой
окантовкой. Жду с нетерпением, когда кольца врастут в ткань перепонки.
Шляюсь по замку, заглядываю во все двери, и ни на чем не могу
сосредоточиться. Обнаружил в одной аудитории электроорган, настроенный под
клавесин. Попробовал на нем играть. Пальцы что-то помнят, только клавиши
такие маленькие, что нажимаю на три сразу. Заказал на инженерной базе
инструмент моих габаритов.
Вторые сутки не могу оторваться от электрооргана. Играю все подряд.
Встроенный в орган процессор ведет нотную запись и передает все в главный
компьютер. Иногда я вспоминаю композитора, год написания, название и
диктую в микрофон, иногда историю написания произведения, чаще только
название или композитора. О некоторых вещах ничего не помню, кроме самой
музыки. Не успеваю кончить одну, как в мозгу уже звучит следующая. Вчера
играл классику. Баха, Моцарта, Вивальди, Чайковского. Переключал орган с
клавесина на скрипку, с рояля на семиструнную гитару. Орган - чудо! Одно
движение хвоста (регистры удобней переключать хвостом), и виола помпеза
превращается в арфу, саксофон, английский рожок или барабан. Сегодня
попробовал записывать произведения для нескольких инструментов или голоса
и сопровождения. Записываю сначала один инструмент. Потом пускаю запись на
наушники, записываю следующий. Подпрыгивая от нетерпения, играю 142 такта
паузы на последнем, каком-нибудь геликоне. А в висках уже стучит новая
мелодия.
Пятый день музыкального запоя. Только что записал песню голосом
Барбары Стрэйзон. Где-то семидесятые или восьмидесятые годы XX века. Даже
названия толком не помню. Что-то насчет женщины и любви. Прослушал, хотел
подправить одно место, и сорвал голос. Подошел к зеркалу, увидел себя.
Глаза ввалились, красные. Нос сухой. Левое веко дергается. Когда же я спал
последний раз? Напиваюсь воды из-под крана и ложусь. Прямо на пол, не
отходя от умывальника. Последняя мысль - хорошо, что линолеум мягкий.
БИОРОБОТ
- Лира, не буди меня, пожалуйста. Я устал.
Это мой голос? Сипение проколотой шины.
- Мастер, с тобой все в порядке?
- Анна? Ты? Что случилось? Эпидемия? - поднимаю голову и оглядываюсь.
Анна в легком скафандре, как космонавт. Стоит передо мной на коленях. За
ней - Лира. Мордашка заревана, опухшая. Тут же встревоженный Тит. Двери
вскрыты с помощью сварочного пистолета. Были двери... Ах, да, я же их
запер изнутри, чтоб не мешали записывать. И отключил все каналы связи. За
дверьми - столпотворение. Мерлин пытается отогнать любопытных.
- Ты заперся неделю назад. Ни на что не отзывался. Мы стучали и в
дверь и в стены. Сначала от тебя шла в компьютер информация, а последние
два дня совсем ничего.
- Я записывал музыку и очень устал. Кажется, четыре дня не спал. Или
пять. А почему ты в скафандре?
- Ты разве забыл? Карантин. С тобой точно все в порядке?
- Не совсем. Голос сорвал.
Анна встает, поднимает Лиру и тянет за собой в коридор.
- Ты слышала? Он устал! Мы себе места не находим, а он дрыхнет!
Крокодил пернатый! Ух, что я с ним сделаю! Он у меня будет на коленях
прощения просить! И не получит!
- Анна, ты не понимаешь, тут какая-то тайна. Коша пять дней без
перерыва работал, я чувствовала. Значит, это очень важно.
Голоса удаляются по коридору. Выходит, я пять суток работал, потом
двое спал. Подхожу к зеркалу. Ребра болят. Отлежал. Кожа свисает
складками, мослы выпирают.
- Ну и напугал ты нас, - говорит Тит. - Ломаем дверь, а ты на полу
лежишь как мертвый. Лира третий день не спит, с ума сходит. Это на самом
деле так срочно было, то, что ты делал?
- Подожди, Тит, дай подумать. Нет, конечно, нет. Времени - вагон. Что
же со мной было? Как с цепи сорвался... Дай, я сначала поем, подумаю, а
потом все расскажу.
Идем в столовую. Какая-то добрая душа уже накрыла для меня стол.
Вызываю главный компьютер, включаю запись своей музыки и начинаю есть.
Точнее - жрать. С сопением, урчанием и чавканием. В дверях - толпа. Знаю,
что веду себя неприлично, но ничего не могу поделать. Глотаю все подряд,
обжигаясь и не прожевывая. Выхожу из столовой с набитым брюхом и
неутоленным чувством голода. В коридоре ждут Анна с Лирой.
- Наелся, куцехвостый? Идем, отчитываться будешь. - Анна хватает меня
за складку шкуры и тащит в экранный зал.
- Так чем же ты пять суток занимался? - начинает она допрос, когда
все рассаживаются.
- Музыку записывал, - выясняю у компьютера, что за пять с небольшим
суток я записал 53 часа непрерывного звучания. Если учесть, что в
некоторых вещах было четыре инструмента и два голоса, это просто
невероятная цифра. Включаю наугад запись. Вивальди. Лира слушает, открыв
рот. Титу в детстве медведь на ухо наступил. Или мамонт.
- Это, конечно, здорово, но сколько времени мы будем слушать? - Анну
нелегко сбить с курса.
- Пятьдесят три часа с минутами, - переключаю на другую запись. Бах.
Орган. Как раз то, что нужно.
- Коша, это все ты сам придумал?
- Нет, к сожалению. Это написал Иоганн Себастьян Бах.
- Мастер, я никогда не слышала о таком композиторе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
летим к морю. Оказывается, от моих переживаний все девчонки в Замке
плачут, особенно грудные. Погода под стать настроению. Свинцовые валы
неторопливо обрушиваются на берег. Серое небо, серое море, пожухлая трава.
Лира требует, чтоб я объяснил, что со мной происходит. Расправляю правое
крыло с бахромой сорванной перепонки. Потом рассказываю об открытии Анны и
опасности войны людей с драконами. О всех прелестях односторонней эмпатии,
когда все чувствуют твои эмоции, а ты - нет.
- Коша, нужно держаться, - заявляет Лира.
- А я что делаю?
- А ты страдаешь, - шмыгает носом. - И от этого все страдают.
- Хорошо. Выстрою себе берлогу у Волчьих гор, перееду туда. Будешь
навещать меня по выходным.
- Коша, тебе сейчас никак нельзя уезжать. Без тебя все развалится.
- Почему? Все налажено, все работает. Никто на нас не охотится,
церкачи не докучают.
- А взгляд Дракона?
- Что взгляд дракона?
- Ты серьезно не знаешь?
- Я же тебе говорил, мыслей читать не умею.
- Мы с Анной думали, ты знаешь. Когда ты рядом, никто врать не может.
Ну не то, чтобы совсем не может, просто очень стыдно. Анна говорит, такое
впечатление, будто все знают, что ты врешь, только в глаза плюнуть
стесняются. Мы решили, что это и есть то, что в легендах называют "взгляд
дракона". Коша, а ты не можешь передавать свои чувства послабее, как
раньше?
Опять все вокруг знают про меня больше, чем я сам. Почему так?
- Расскажи об этом поподробнее.
- Ну, раньше, до того, как меня Деттервиль похитил, я тебя еле
чувствовала. Только когда ты рядом был. Сэм тебя и рядом не чувствовал. А
теперь я тебя за километр чую. А Сэм, Тит и другие мужчины - если вы в
одной комнате.
Что произошло за это время? Во первых, с кем произошло? Сэм не
менялся, а я опять головкой стукнулся. Значит, со мной. Теперь - что
произошло. Я поломал все косточки, которые смог, и начал регенерировать. В
крови появились какие-то гормоны, управляющие регенерацией. Нейроны,
видимо, решили, что их это тоже касается и наладили дополнительные связи.
Нет, чтобы умнее стать, так я начал, как хорошая радиостанция,
транслировать в эфир свои эмоции. Если еще раз стукнусь, меня, наверно, и
в Литмунде услышат. Или все смогут читать мои мысли. Буратино, ты сам себе
враг. Анна говорит, у меня девять жизней. Тогда эта - третья? Господи,
каким монстром я в девятой жизни буду...
Лира просит перевести то, что я машинально нацарапал на песке. LIVE -
EVIL. Жить - зло. Англичане - мудрые люди. Как в детской загадке - ответ
тут же, написан задом наперед. Перевожу.
- Но почему, Коша? Ведь все идет, как ты задумал. Мы строим новые
базы, учим людей. С церкачами поладили. А крыло у тебя новое вырастет.
- Наверно, потому, что мечта драконов заключается вовсе не в
строительстве новых баз. Я сейчас даже не помню, о чем мечтал до того, как
Тита на болоте встретил. О чем думал, помню, а о чем мечтал - нет. У тебя
есть мечта?
- Конечно, есть. Раньше я мечтала стать леди. Потом - отомстить
магистру. А теперь мне надо продолжить род Тэриблов. Чтоб совсем не угас.
Я ведь последняя осталась.
- Вот-вот.
- Ой, Коша, прости! Ты ведь тоже последний... А ты точно уверен, что
драконов не было в XXI веке?
- Точно.
- А в XXII?
- На 90 процентов.
- А в XXIII?
- Не помню.
- Значит, в XXIII веке драконы могут быть. А десяток драконов в XXI
веке погоды не испортят! Ты сам говорил, людей - миллиарды, а драконов
будет совсем немного. С исторической точки зрения никто и не заметит.
- Ничего это не значит. Это значит только то, что я не знаю.
Повелители уже пытались обмануть время. Сама видишь, чем кончилось.
- По-моему, ты просто трусишь.
- Правильно. Трушу. Мне нельзя рисковать. Если б дело меня одного
касалось...
- Ага, Блудвил то же самое говорил: "Я не за себя боюсь, а за сына".
А кто трусит, тот никогда не побеждает.
- Глупенькая, может я как раз и боюсь победить. Человеческая самка
сколько детенышей может родить за свою жизнь? Меньше двух десятков. А
драконская? По два каждый год. И это так, между делом. Никаких неприятных
ощущений и родовых мук. Ты знаешь, сколько лет живут драконы? Никто не
знает. Компьютер так и не обнаружил предела. Живут, пока не надоест. И
каждый год по два дракончика. А у тех через десять - пятнадцать лет - еще
по два дракончика. Уяснила, сколько нас может стать к XXIII веку?
- Коша, я не знала. Но все равно, за счастье нужно бороться. Ты сам
так говорил.
- Все правильно. Тебе нужно бороться. Это твое время, твоя планета. А
я здесь - как заноза в пятке. Выполню свое предназначение и исчезну без
следа. Вот послушай:
На Земле мы не навсегда.
Только на время.
- По-моему, это из японской поэзии. Правда, красиво?
- Не знаю. Ты любого переспоришь, но ты не прав! Мы с Анной
обязательно что-нибудь придумаем. А еще я хотела тебе предложить сшить
перепонку из брезента, если тебе вертолет не нравится.
- Перепонка из брезента... Перепонка... Если ее надеть на крыло, как
перчатку, пристегнуть у хвоста... Лира! Ты умница! Нет, спереди тоже надо
пристегнуть... Если сползет, я опять шлепнусь. Получается сбруя, как на
лошади. Ремень под крылом - и к хвосту... Летим скорей назад!
Подходим к моей комнате и обнаруживаем, что к двери крест-накрест
приварены два солидных швеллера. Смотрю на Лиру, она на меня. Отлавливаю
кибера и спрашиваю, что это значит. Кибер не в курсе. Главный компьютер
информационной централи тоже не в курсе. Компьютер инженерной базы выделил
трех киберов-ремонтников на тридцать минут для монтажно-сварочных работ по
приказу человека. Какого человека, что за работы, не знает. Компьютер
склада выдал два швеллера киберам. Ищем киберов. Все трое ничего не
помнят. Видимо, получили приказ забыть. Даю задание прочитать содержимое
черных ящиков нашкодивших киберов. Черные ящики пусты. Записи стерты около
часа назад. Выясняем, кто стер содержимое черных ящиков. По косвенным
уликам находим еще одного кибера. Сам он тоже ничего не помнит, но в его
черном ящике сохранилась запись, что приказ стереть черные ящики
злоумышленников исходил от одного из них. Что называется, концы в воду.
Видимо, кто-то из вундеркиндов подшутил. Вот они все, из-за угла
выглядывают. Иначе чего бы они здесь столпились? Приказываю киберам
срезать швеллеры и открыть двери. На столе фотокопия записки:
"Эх, Мастер! Ну нельзя же быть таким беспечным!
Анна."
И силуэт драконочки, нарисованный одним движением пера.
Интересно получается. Детишек куда не надо не пускаю, а любой церкач
может... В системе безопасности базы огромная дыра. Анна, со свойственной
ей деликатностью, тонко намекнула...
- Здорово! Как ей это удалось? - спрашивает Лира.
- Через узел связи. Вызвала кибера и объяснила ему, что делать. Твой
магистр из нас мокрое место бы сделал.
- Нет, это понятно. Как она дракона нарисовала!
С брезентовым протезом перепонки оказалось все далеко не так просто,
как хотелось. Во-первых, прочность материала. Во-вторых, упряжь, которая
должна одеваться на меня, чтобы удерживать перепонку. В третьих, протез не
должен мешать нарастать настоящей перепонке. Пришлось пойти на крайний шаг
- продырявить левую, здоровую перепонку в трех, а растущую правую - в семи
местах. Иначе упряжь скользила и не удерживала перепонку так, как надо.
Чтоб дырки не зарастали, в них вшили кольца из пластика с губчатой
окантовкой. Жду с нетерпением, когда кольца врастут в ткань перепонки.
Шляюсь по замку, заглядываю во все двери, и ни на чем не могу
сосредоточиться. Обнаружил в одной аудитории электроорган, настроенный под
клавесин. Попробовал на нем играть. Пальцы что-то помнят, только клавиши
такие маленькие, что нажимаю на три сразу. Заказал на инженерной базе
инструмент моих габаритов.
Вторые сутки не могу оторваться от электрооргана. Играю все подряд.
Встроенный в орган процессор ведет нотную запись и передает все в главный
компьютер. Иногда я вспоминаю композитора, год написания, название и
диктую в микрофон, иногда историю написания произведения, чаще только
название или композитора. О некоторых вещах ничего не помню, кроме самой
музыки. Не успеваю кончить одну, как в мозгу уже звучит следующая. Вчера
играл классику. Баха, Моцарта, Вивальди, Чайковского. Переключал орган с
клавесина на скрипку, с рояля на семиструнную гитару. Орган - чудо! Одно
движение хвоста (регистры удобней переключать хвостом), и виола помпеза
превращается в арфу, саксофон, английский рожок или барабан. Сегодня
попробовал записывать произведения для нескольких инструментов или голоса
и сопровождения. Записываю сначала один инструмент. Потом пускаю запись на
наушники, записываю следующий. Подпрыгивая от нетерпения, играю 142 такта
паузы на последнем, каком-нибудь геликоне. А в висках уже стучит новая
мелодия.
Пятый день музыкального запоя. Только что записал песню голосом
Барбары Стрэйзон. Где-то семидесятые или восьмидесятые годы XX века. Даже
названия толком не помню. Что-то насчет женщины и любви. Прослушал, хотел
подправить одно место, и сорвал голос. Подошел к зеркалу, увидел себя.
Глаза ввалились, красные. Нос сухой. Левое веко дергается. Когда же я спал
последний раз? Напиваюсь воды из-под крана и ложусь. Прямо на пол, не
отходя от умывальника. Последняя мысль - хорошо, что линолеум мягкий.
БИОРОБОТ
- Лира, не буди меня, пожалуйста. Я устал.
Это мой голос? Сипение проколотой шины.
- Мастер, с тобой все в порядке?
- Анна? Ты? Что случилось? Эпидемия? - поднимаю голову и оглядываюсь.
Анна в легком скафандре, как космонавт. Стоит передо мной на коленях. За
ней - Лира. Мордашка заревана, опухшая. Тут же встревоженный Тит. Двери
вскрыты с помощью сварочного пистолета. Были двери... Ах, да, я же их
запер изнутри, чтоб не мешали записывать. И отключил все каналы связи. За
дверьми - столпотворение. Мерлин пытается отогнать любопытных.
- Ты заперся неделю назад. Ни на что не отзывался. Мы стучали и в
дверь и в стены. Сначала от тебя шла в компьютер информация, а последние
два дня совсем ничего.
- Я записывал музыку и очень устал. Кажется, четыре дня не спал. Или
пять. А почему ты в скафандре?
- Ты разве забыл? Карантин. С тобой точно все в порядке?
- Не совсем. Голос сорвал.
Анна встает, поднимает Лиру и тянет за собой в коридор.
- Ты слышала? Он устал! Мы себе места не находим, а он дрыхнет!
Крокодил пернатый! Ух, что я с ним сделаю! Он у меня будет на коленях
прощения просить! И не получит!
- Анна, ты не понимаешь, тут какая-то тайна. Коша пять дней без
перерыва работал, я чувствовала. Значит, это очень важно.
Голоса удаляются по коридору. Выходит, я пять суток работал, потом
двое спал. Подхожу к зеркалу. Ребра болят. Отлежал. Кожа свисает
складками, мослы выпирают.
- Ну и напугал ты нас, - говорит Тит. - Ломаем дверь, а ты на полу
лежишь как мертвый. Лира третий день не спит, с ума сходит. Это на самом
деле так срочно было, то, что ты делал?
- Подожди, Тит, дай подумать. Нет, конечно, нет. Времени - вагон. Что
же со мной было? Как с цепи сорвался... Дай, я сначала поем, подумаю, а
потом все расскажу.
Идем в столовую. Какая-то добрая душа уже накрыла для меня стол.
Вызываю главный компьютер, включаю запись своей музыки и начинаю есть.
Точнее - жрать. С сопением, урчанием и чавканием. В дверях - толпа. Знаю,
что веду себя неприлично, но ничего не могу поделать. Глотаю все подряд,
обжигаясь и не прожевывая. Выхожу из столовой с набитым брюхом и
неутоленным чувством голода. В коридоре ждут Анна с Лирой.
- Наелся, куцехвостый? Идем, отчитываться будешь. - Анна хватает меня
за складку шкуры и тащит в экранный зал.
- Так чем же ты пять суток занимался? - начинает она допрос, когда
все рассаживаются.
- Музыку записывал, - выясняю у компьютера, что за пять с небольшим
суток я записал 53 часа непрерывного звучания. Если учесть, что в
некоторых вещах было четыре инструмента и два голоса, это просто
невероятная цифра. Включаю наугад запись. Вивальди. Лира слушает, открыв
рот. Титу в детстве медведь на ухо наступил. Или мамонт.
- Это, конечно, здорово, но сколько времени мы будем слушать? - Анну
нелегко сбить с курса.
- Пятьдесят три часа с минутами, - переключаю на другую запись. Бах.
Орган. Как раз то, что нужно.
- Коша, это все ты сам придумал?
- Нет, к сожалению. Это написал Иоганн Себастьян Бах.
- Мастер, я никогда не слышала о таком композиторе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34