Командир эскадрильи
Гросс, бывший летчик Королевских военно-воздушных сил, а ныне заместитель
командующего авиацией султана, выбежал им навстречу и остановился, без
слов глядя на три взлетающих с ближней полосы почти один за другим
истребителя. Капли пота стекали по его чисто выбритому, но перепачканному
пылью лицу.
- Я слышал выстрелы, - сказал он, как только стих грохот взлетающих
"скайвипов". - Что случилось?
Чарлтон поерзал на сиденье и, глядя на свои руки, сжимающие руль,
ответил:
- Они стреляли в нас, сэр. Один из местных... э-э-э... он выскочил
перед машиной, когда я проезжал ворота.
- Мертв?
- Он совсем старик.
- Доверяй тебе после этого, Чарлтон, - с горечью произнес Гросс. - О
господи! Как будто у нас без этого мало неприятностей!
Чарлтон прочистил горло.
- Мне удалось найти Снука, сэр. Он согласился переправить "летающий
грузовик".
- Их осталось только два, и те уже никуда не полетят. - Гросс махнул
рукой в сумрак ближайшего ангара, где стояли два старых неуклюжих грузовых
самолета. Правый пропеллер одного вгрызся в крыло другого - видимо, в
результате неумелого разворота в узком пространстве.
Снук выпрыгнул на горячий асфальт.
- Я осмотрю повреждения.
- Нет. Весь гражданский персонал я перевожу на север до тех пор, пока
здесь не поутихнет. Тебе лучше отправиться с Чарлтоном на его "скайвипе".
- Гросс смерил Чарлтона недружелюбным взглядом. - Счастливого пути.
- Благодарю. - Снук повернулся и побежал за Чарлтоном, который был
уже на полпути к ожидающему его самолету. Забравшись на заднее сиденье,
Снук тут же нацепил наушники интеркома, а Чарлтон тем временем завел
двигатель. Самолет рванулся вперед почти сразу, жестко подпрыгивая на
шасси, потом вырулил на взлетную полосу. Снук все еще дергал ремни
безопасности, когда прекратившиеся толчки подсказали ему, что они уже в
воздухе. Он вспомнил о своей одежде и поразился, сколь неуместно
темно-голубая рубашка, голубые шорты и легкие сандалии выглядят на фоне
многочисленных приборов управления в кабине самолета. Часы показывали
01.06. Выходит, всего каких-то девять минут назад он сидел за столиком в
баре отеля со стаканом разбавленного джина.
Даже Гилу Снуку, человеку-нейтрино, абсолютно свободной микрочастице
человечества, такая скорость смены событий показалась слишком высокой. Он
застегнул наконец последнюю пряжку, поднял голову и тут же понял, что они
летят на юг. Решив убедиться, что он не ошибается, Снук подождал, пока
самолет без изменения курса не набрал высоту 7000 метров, и только тогда
обратился к пилоту.
- В чем дело, Чак? - холодно спросил он.
Ясный голос Чарлтона в наушниках не оставлял никаких сомнений в
преднамеренности его действий.
- Слушай, что я тебе скажу. Мы оба конченные люди в Малакке. У этого
старого пугала, что выскочило на дорогу перед машиной, не меньше тридцати
или сорока сыновей и племянников. Куда бы ты ни пошел, они будут пытаться
прикончить тебя из своих "мартини" и "ли-энфилдов". Большинство из них
стрелки паршивые, но когда-нибудь они подберутся достаточно близко и едва
ли станут рассуждать, что ты был всего лишь пассажиром. Поверь мне, я эти
дела знаю.
- И куда мы теперь?
- В любом случае я больше не летаю у Госса. Нас называют "ударной
группировкой", но все, что мы делаем...
- Я спросил: куда мы летим?
Над верхним краем катапультирующего механизма появилась рука Чарлтона
и ткнула указательным пальцем в направлении полета.
- Перед нами вся Африка. Можем выбирать.
Снук недоверчиво покачал головой.
- Мой паспорт остался в отеле. А твой?
- Тоже дома. - Тем не менее голос Чарлтона звучал уверенно. - Ни о
чем не беспокойся. В нашем радиусе действия по крайней мере шесть
свежеиспеченных республик, где нам с радостью предоставят политическое
убежище. В обмен на самолет, разумеется.
- Разумеется.
Снук, нахмурившись, взглянул на восточный небосклон. Планета
Торнтона, хотя невидимая и нереальная, уже сыграла роль дурного знамения,
как любое другое небесное явление.

3
К весне 1996 года прохождение Планеты Торнтона уже почти исчезло из
памяти тех людей, которые были наиболее встревожены ее приближением к
Земле. Планета прошла в "космическое игольное ушко", представлявшее собой
пространство между Землей и Луной, но, как и предсказывали эксперты, на
человека это не оказало никакого физического воздействия. Пока объект
удалялся, уменьшаясь до размеров обычной планеты из тех, что видны на
небосклоне, с такой же быстротой уменьшалось и значение этого явления для
среднего человека, перед которым по-прежнему стояла задача выжить в этом
все более голодном и раздробленном мире. Планету Торнтона до сих пор мог
увидеть любой, кто наденет магнитолюктовые очки и потратит время, чтобы
отыскать ее, но даже тот удивительный факт, что иногда можно было
посмотреть под ноги и увидеть новую звезду, просвечивающую сквозь толщу
Земли, казался всего лишь трюком. От этого не было, как говорится, ни
тепло, ни холодно, и вообще никак с практической точки зрения. Поэтому
планету очень быстро занесли в тот же разряд астрономических чудес, к
которому причисляют северное сияние и падающие звезды.
Для ученых же всего мира ситуация складывалась иная. Сама природа
небесного пришельца в какой-то степени препятствовала его наблюдению и
изучению, но еще задолго до того, как Планета Торнтона пронеслась мимо
Земли, стало ясно, что она захвачена притяжением Солнца. Войдя под углом в
плоскость эклиптики, она нырнула внутрь орбиты Меркурия, постоянно набирая
скорость, обернулась вокруг Солнца, а затем опять ушла к границам
Солнечной системы. Ее поведение несколько отличалось от поведения планеты
из нормальной адронной материи, но вычисления показывали, что она теперь
движется по сильно вытянутой прецессирующей эллиптической орбите с
периодом обращения вокруг Солнца чуть больше двадцати четырех лет.
Элементы орбиты позволяли считать, что Планета Торнтона вновь окажется в
окрестностях Земли только через четыре оборота, то есть примерно через сто
лет после первого ее появления.
Информация встретила различный прием среди ученых, но все они,
окажись в их распоряжении начальные данные в качестве теоретического
упражнения, в один голос заявили бы, что антинейтринное тело должно пройти
сквозь Солнечную систему по прямой и притяжение Солнца не может влиять на
него никоим образом. Большинство при виде угрозы бастионам земной науки,
вызванной случайным беспечным пришельцем из бесконечности, впали в
отчаянье. Другие приняли новый вызов человеческому интеллекту с восторгом.
И лишь немногие наотрез отказывались как-то интерпретировать полученные
данные, утверждая, что Планета Торнтона вообще не является объективной
реальностью.

Гилберту Снуку, со своей стороны, не приходилось сомневаться в
реальности Планеты Торнтона. Он видел ее бледно-голубое слепое лицо и
ощутил, как рушится вся его жизнь.
В его новой карьере в республике Баранди, существующей всего девять
лет, многое было ему не по душе, хотя справедливости ради он признавал,
что большинство трудностей создал себе сам. Первая возможность для этого
представилась через какую-то минуту после того, как истребитель "скайвип"
совершил посадку на главном военном аэродроме Баранди, располагавшемся на
северном берегу озера Виктория.
После коротких переговоров на местной волне лейтенант Чарлтон
договорился о благоприятном приеме для себя. А когда внизу поняли, что он
преподносит в дар Баранди боевой самолет, предназначенный для карательных
операций, плюс свои услуги в качестве пилота, прием вырос до размеров
миниатюрной государственной церемонии с присутствием нескольких
высокопоставленных офицеров и их жен.
Запоздалое открытие алмазов в западной Кении резко обострило идущий в
этом регионе процесс дробления стран мелкими сепаратистскими
группировками. Сильное централизованное управление тем временем
становилось все проблематичнее. Баранди, одно из крохотных новых
государств, образовавшихся в этом регионе, существовало, как и все
остальные, на грани законного признания, и там готовы были принять любую
боевую технику, которая помогла бы республике укрепиться. Поэтому прием
происходил в атмосфере самопоздравлений и веселья среди группы
высокопоставленных лиц, собравшихся поприветствовать своих благодетелей,
спустившихся с северных небес.
К несчастью, Снук испортил торжество. Едва оказавшись на земле, он
набросился на Чарлтона, и врезал ему так, как он никогда никого не бил.
Если бы ему хотелось просто лишить Чарлтона сознания, он бы, наверное,
ударил его в солнечное сплетение или в подбородок, но Снука охватило
ошеломляющее желание оставить пилоту след на физиономии, и он врезал ему
прямо по переносице. В результате Чарлтон заполучил два черных пятна
вокруг глаз, как у гималайского медведя, и чудовищно распухший нос, что в
значительной степени подпортило образ молодого привлекательного
воздухоплавателя.
Это произошло почти три года назад, но в те дни, когда на душе у
Снука скребли кошки, воспоминание о том, как первая неделя светской
деятельности Чарлтона в приютившей его стране была начисто загублена
безобразными синяками на физиономии, помогало ему справиться с тоской.
Его же собственная жизнь после этого происшествия сильно осложнилась.
Два дня, пока Чарлтон решал, мстить или нет, Снука продержали в тюрьме,
потом целый день допрашивали с целью выяснения его политических настроений
и еще на месяц продлили заключение после того, как он наотрез отказался
обслуживать и "скайвип", и любой другой барандийский самолет. В конце
концов его выпустили, запретили покидать страну, и, зная о его инженерных
способностях, заставили обучать неграмотных африканцев, работавших в
глубоких шахтах к западу от Кисуму.
Снук считал, что его пост просто фикция, часть плана, цель которого
придать Баранди хотя бы видимость статуса в глазах ЮНЕСКО, но тем не менее
ему удалось наладить вполне приемлемые отношения с окружавшими его людьми
и даже обнаружить некоторые стороны жизни, делавшие ее приятной. Одной из
них оказался огромный запас превосходного арабского кофе, и Снук завел
привычку выпивать каждое утро по четыре большие чашки. Только после кофе
он начинал думать о работе.
Именно в это время, на заре, Снук получал от жизни наибольшее
удовольствие, и поэтому, когда до него донесся какой-то шум у входа в
шахту, он спокойно продолжал допивать четвертую чашку. Неприятности, в чем
бы они там ни заключались, не казались ему достаточно серьезными. В общем
гомоне голосов выделялся один высокий крик - видимо, кто-то впал в
истерику. Снук решил, что этот кто-то либо заболел лихорадкой, либо просто
перепил. Ни то ни другое его не касалось: вшей в Баранде всегда хватало, а
валяющиеся на улицах пьяные тоже никого не удивляли.
Мысль об алкоголе напомнила Снуку о его собственном вчерашнем
переборе. Переходя из маленькой кухни его бунгало в жилую комнату, он
обнаружил две пустые бутылки из-под джина и стакан. Вид второй бутылки
вызвал у него мгновенный приступ отвращения к себе: Снуку казалось, что
вчера обе бутылки были уже неполные, но какие-то сомнения все же
оставались, и это доказывало, что пить он стал слишком много. Видимо,
пришла пора двигаться куда-нибудь в другое место, невзирая на отсутствие
паспорта и прочие трудности.
Снук прошел за дом и во время ставшего уже церемониальным битья
зеленых бутылок о гору блестящих осколков в баке для отходов вдруг понял,
что до сих пор слышит вдали одинокий голос, и только сейчас уловил
звучащие в нем нотки страха. Снова в нем шевельнулось знакомое, но каждый
раз пугающее ощущение, что он уже знает будущее. С другой стороны дома
донесся звук торопливых шагов, и Снук увидел Джорджа Мерфи, мастера с
шахты. Мерфи был кенийцем по происхождению, но новое правительство Баранди
не поощряло использование древних имен народа суахили, слишком тесно
связанных с прошлым, как, впрочем, и ритуальные танцы, и вырезание
деревянных фигурок для туристов. Каждый житель страны получил новое имя на
английский манер.
- Доброе утро, Гил, - слова приветствия Мерфи произнес спокойно, но
по тому, как вздымалась под отсвечивающей серебряными нитями рубашкой его
грудь, Снук понял, что Мерфи бежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30